Человек (1/1)

Геральт совершает сейчас очень плохой поступок. Геральт – предатель. Дело своей жизни предаёт, да и жалкие остатки человечества – тоже, если задуматься. Привязанный к широкому багажнику его мотоцикла, извивается и мычит длинный чёрный свёрток. Пока живой.На своём пути Геральт свернул не туда уже третий раз. Три безумства: каждое следующее – страшнее. Все – обратимые. Пока что. Пока не затянется окончательно петля ошибок – уже совсем скоро. Поворачивать назад и что-либо исправлять Геральт не собирается. ***Ошибка первая: полюбить человека того же пола.Когда восемьдесят процентов населения Земли бродит повсюду в виде безмозглых вечно голодных зомбей, а оставшиеся двадцать – отсиживаются за многометровыми баррикадами, любить кого-то и не размножаться – непозволительная глупость. Даже преступление. Особенно в консервативных общинах вроде N, где уже много лет успешно истребляют как мертвяков всех мастей, так и пороки общества вроде извращений и наркотиков. Лютик был местной знаменитостью. Жил за счёт своих песен: даже в постапокалипсисе людям нужно что-то прекрасное, чтоб продолжать быть людьми. Геральт не был ценителем прекрасного. Он и людей-то не особо жаловал, и в городе стремился бывать не дольше, чем требовала служба: рейд в больницу, рейд по старикам, закупиться необходимым – и домой, на выселки. Разве что смотрел иногда по пятницам старые фильмы, которые крутили в единственном оставшемся кинотеатре… А бренчания в баре – век бы не слышал.Но однажды бренчавший паренёк прицепился сам. Геральт был тогда не один – с компанией сослуживцев: отмечали день рождения старины Эскеля. Ради своих ребят раз пять-шесть в год можно и потерпеть шум да однообразные байки…- …Смотрю я, значит, а на меня мертвяк прёт! – повествовал виновник торжества – с кружкой пенного в руке, шрамы побагровели на раскрасневшейся физиономии. – Ровненько так, будто по проспекту, и руки задрал. И говорит он мне…- Ты сколько перед этим тяпнул, брат? – хлопнул его по плечу Ламберт. – Где это видано, чтоб мертвяки говорили?- Тихо! Потому и рассказываю, что есть чего рассказать! И говорит он: "Я сдаюсь. Пожалуйста, опустите оружие"… Культурно так говорит, понимаете! Будто человек, не равняючи, только в рванине и синюшный, ну, мертвяк же…- Да ну?! А ты?- А я чё? Я ему бошку раз – и снёс! Пиздеть мне ещё зомбьё всякое будет…Компания разразилась дружным хохотом; Геральт скептически прикрыл глаза. Конечно же, подпившему имениннику никто не поверил ни на секунду. Это лицемерие было слишком уж шумным. Бормотнув "отолью", Геральт выбрался из-за стола – и тут-то, у барной стойки, ему навстречу двинулся вычурно наряженный бард (теперь деятелей струн и вокала называли именно так, хотя Геральт звал их исключительно хуеплётами).- Мрачный парень, привет! – вот неудача – таращился он прямо на Геральта. – Да, именно ты, с белыми волосами… Я не исчезну, если меня игнорировать! Это так не работает. – И, добившись наконец взгляда в глаза, с умильной улыбочкой попросил: – Расскажи мне о своём ремесле! Для песен нужно.- Там ещё пятеро ведьмаков, – Геральт кивнул себе за спину. – Баек тебе на год хватит.- Нет! Мне нужна именно твоя история, – бойкий гадёныш не унимался. – Я тебя давно приметил, ты бываешь в разных барах…- И ухожу каждый раз, как становится шумно, тебе это ни на что не намекает?Геральт попытался протиснуться мимо, но бард оказался на удивление юрким. И настойчивым, нельзя не признать. Ведьмак и сам не заметил, как так вышло, что они оказались за одним столиком.- Понимаешь, рассказы вояк слушают с куда бОльшим интересом, чем песни. Они же – все оттуда, из-за баррикад! – бард активно жестикулировал, перекрикивая шум. – Они о сражениях, о геройстве! Вот я и решил совместить. Хочу воспеть тех, кто защищает живых от мёртвых! Мне нужно вдохновение, а вам – больше признания… Популярности! Где популярность, там и заработка больше… Кстати, я Лютик. А тебя как зовут?Что ж, Геральт вложил в рассказ о ведьмаках всё возможное, чтоб этот настырный цветок отвял. Рассказал про обычный день охотника на нежить: плановый обход стариков и укреплённого больничного морга, куда сбрасывают свежие трупы, выезды по вызовам, рейды за город… Рубишь головы зомбям и всё тут. Вонища, гниль и никакой романтики. Но бард сверкал глазами с каждой минутой всё сильнее да быстро строчил что-то на помятых салфетках.- Слушай! Раз такое дело… – убедившись, что ведьмак иссяк, Лютик спрятал свои кривые записи в чехол для гитары. – Может, возьмёшь меня завтра в рейд? Ради вдохновения! Я буду тихим, как мышенька!- Ты ебанулся что ли, бард? Какой тебе рейд, ты посмотри на себя! – Геральт кивнул на предельно щегольские для постапокалипсиса шмотки и неестественно чистые сапоги. – Ты в грязищу-то вступить боишься. А как мертвечиной запахнет – наблюёшь, как пить дать.- Ну пожалуйста-а-а! – не знавшие труда ручонки сложились в умоляющем жесте, а холёная мордашка сделалась настолько жалостной, что Геральту почти противно стало. – Я буду очень осторожным и оденусь как надо! Только возьми меня, а?.. Я в дороге на рейд заскучать не дам! И вообще, если подвиг воочию увижу, то смогу воспеть живее! Соглашайся!Геральт понятия не имел, какая муха его укусила, когда он буркнул: "Ладно. Завтра утром. Здесь", – бросив на барную стойку несколько монет. Только и приметил напоследок, что сияющие счастьем голубые глаза.Насколько нужно было задурить ведьмаку голову, чтоб он на такое согласился?.. Откупоривая дома на кровати бутыль вермута, Геральт не мог ответить себе на этот вопрос. Да ещё и радостная физиономия хуеплёта не желала уходить из мыслей.***Возвращаясь привычными тропами в город, Геральт искренне надеялся, что барда с дурацкой кличкой под стенами бара не увидит. Проспал там, ну или одумался за ночь, протрезвев… Он даже успел обрадоваться, увидев поначалу только спины своих ребят. Но слишком поздно понял, что не зря те полукругом толпятся: в центре внимания был тот самый хуеплёт. Хорошо хоть без бренчалки… Единственное, что удивляло во всей этой ситуации, а не бесило до скрипа зубов, – так это внешний вид временного члена команды. Камуфляж, берцы… Этот дурак даже боевой раскрас себе сделал в виде четырёх полосочек болотного цвета на щеках, как в старых фильмах. Всё смотрелось на нём странным образом гармонично, штаны-карго и китель сидели идеально. Даже слишком, будто за ночь на заказ пошили. И, чёрт возьми, бард был даже красив, залитый лучами яркого утреннего солнца. Подойдя ближе, Геральт буркнул в ответ на громкие приветствия тихое "Здарова" и протянул прихваченное для барда оружие. Довольно увесистый топор с рукоятью из углепластика, добротный… Нехорошо будет, если Лютик его выронит со страху где-нибудь в лесу или запустит товарищу в голову. Подойдёт он исключительно для двух рук – чтоб деятель искусства ни на что не отвлекался и быстрее устал. Этот топор – чистенький, новый, мертвяков им не рубили из-за неудобства конструкции – бесцеремонно прижался к груди Геральта, когда Лютик обхватил его поперёк тела, оседлав багажник мотоцикла.- Что?.. – возмутился профилактически. – Как ещё мне держаться с этой штукой в руке?Геральт понятия не имел как. Его вообще впервые за чёрт знает сколько лет обнял настоящий живой человек. Двусмысленно звучит в мире, где тебя в любой момент с радостью "обнимет" кто-нибудь мёртвый… - Почему мы не за город едем? – забеспокоился Лютик тем временем. – Выездная дорога в другой стороне! - Мы едем через мой личный ход, – неохотно буркнул Геральт. – Не хочу на пропускном с тобой показываться – хватило, что перед ребятами засветился.Лютик если и смутился, то ненадолго: тут же принялся разглагольствовать о планах на будущие баллады, для которых нужно набраться вдохновения: "ведьмак в окружении", "команда ведьмаков спасает семью из окружённого дома", "ведьмак один на один без оружия с особо опасным зомбем"… Даже топор чуть не выронил, пытаясь что-то показывать руками. Тогда Геральт ещё не понимал, чего в нём больше: раздражения на болтливый балласт или беспокойства за неумеху. Но безразличия уж точно не было. А ещё ведьмак постиг простую истину: Лютик не треплется, только пока слушает его. И при первой же просьбе рассказать побольше про рейды Геральт ухватился за эту возможность. - Мы ездим на них каждый день, поодиночке или парами. Зомби всегда попадаются: тянет их к людям… Конечно, можно было бы ограничиться теми, что восстают в городе, и не париться лишней работой. Но, когда я истребляю их по ту сторону баррикад, то верю, что мир становится чуть чище…Спешившись у заграждений, Геральт повозился и отодвинул неподъёмную с виду плиту на скрытых рельсах. - Ненавидишь их? – спросил вдруг Лютик – сочувственно как-то, понимающе.- А кто-то любит?! – ведьмак, закрывая тайный ход за мотоциклом, даже обернулся. – Из-за них люди за стенами сидят всю жизнь, путешествовать не могут, столько достижений потеряно и возможностей, а мне вот и вовсе приходится хуеплёта на своём байке катать…- Эй!..- Зря многие думают, что без какой-то личной трагедии мир от зомбей чистить не захочешь, – вернувшись на байк, продолжил Геральт – как видно, о наболевшем. – Я, может, идейный! Добро с кулаками.Бард фыркнул, явно не веря в такой примитивный расклад:- Что ж, так и воспоём: Добро с Кулаками! – И немедля забалаболил дальше: – Знаешь, я для погружения в образ даже не мылся вечером и сегодня утром! Вы ведь так зомбей привлекаете, запахом?.. - Ща пешком пойдёшь, – прорычал Геральт сквозь зубы. – Тут всего-то километр остался, как-нибудь топором отмахаешься своим…***Покосившиеся от времени деревенские домики у самой городской черты только казались покинутыми: зомбей там Геральт встречал регулярно. А вот Лютик, похоже, расслабился, особенно увидев впервые его оружие, извлечённое из багажа:- Меч? Двуручный? Серьёзно?! С такой бандурой удобно вообще?..- Короткую дистанцию не люблю, – буркнул Геральт, толкая первую дверь. – Держись за топор покрепче да еблетом не щёлкай. Что ж, нужно отдать Лютику должное: он не визжал при виде восставших. Хоть те и вывалились в сени кучей, едва ли не втроём за раз, все сразу кинувшись на дверь. Не визжал, даже когда одна из отрубленных голов пролетела совсем близко, кувырнувшись в воздухе, и разбила собой окно. Только прижал своё нефункциональное оружие к камуфляжным кармашкам на хилой груди да оцепенел. - Идём дальше, чего стал? – подбодрил барда Геральт и, заглянув мельком в кладовку, переступил через упокоенные останки – в следующую комнату.Они заперли за собой входную дверь во избежание сюрпризов с улицы – так что ведьмак не ожидал у себя за спиной никого, кроме Лютика. А ожидать следовало всегда. Сплоховал. Расслабился, рубя одного совсем свежего, неуклюже толкущегося в углу: мародёр, что ли, был… И, когда услышал шаги позади, даже окликнул барда: мол, ну как тебе рейд?Старая зомбь, видимо, свалилась в подпол у печи уже давно, да там и захлопнулась, но появление людей взбодрило её достаточно, чтоб суметь выбраться. Причём почти бесшумно. Однако обо всём этом ведьмак смог подумать уже потом, а в тот момент – просто резко обернулся на короткий хряск. Грузный труп в многослойных лохмотьях рухнул на пол всего в метре от Геральта – молча, с размозжённой до самых ноздрей головой. А надоедливый, бесполезный Лютик – отшвырнул изгаженный топор и наконец заверещал. Так, что оторопелый матерный комментарий ведьмака просто потонул и остался неслышным… - Это старушка! Старушка!!! Я убил старушку!.. – Лютик лихорадочно тряс руками, будто они были сплошь в густой зомбьей крови и гнилье. – Геральт! Это же была просто бабуля, а я… я окончательно её убил!..- Не убил, а упокоил! – рявкнул ведьмак чуть севшим голосом. – Это была зомбь, ты что, от людей их не отличаешь?.. Геральт совершенно точно не знал, что нужно говорить в таких случаях. Только и додумался, что за руку оттащить салагу в другую комнату, от останков подальше, да прихватить с собой топор: не пропадать же добру. Лютик, как оказалось, даже ударил не той стороной – обухом, а не лезвием… Откуда только силы взялись так череп раскрошить?!- Они безмозглые, тупее животных! – продолжил Геральт, цепко оглядывая новую комнату: не толчётся ли где ещё какой зомбь. – Только и делают, что кого-нибудь живьём жрут! Чего жалеть-то? - А вдруг их можно вылечить… А мы пока не знаем как… – едва переставляя ноги вслед за ведьмаком, бард всё ещё всхлипывал. – А я её убил без шансов вообще на что-то!.. – он горестно взвыл, вцепившись Геральту в отвороты кожанки – глазищи мокрые, большущие, боевые полоски на щеках растеклись.Противное зрелище, наверное… должно бы быть… Не малец всё-таки, четверть века точно есть за плечами. Да и слова все идиотские, наивные. Но Геральт всё таращился на чудака – едва ли не завороженно – и впитывал каждое словцо, каждый всхлип. Ни от кого он подобного не слыхал. Видел, конечно, не раз, как люди своих умерших родных даже в виде зомбей жалеть пытались, но это только работе мешало и злило. А Лютик – Лютик, без раздумий его самоуверенную жопу спасший и теперь по упокоенной зомби рыдающий, – был просто исключением из всех правил."А когда я их рубил, нормально было?" – так и не произнеслось. Геральт как вцепился в угловатые локти, плотней прижимая к себе Лютиковы руки, в грудь ему упёршиеся, – так и стоял. Смотрел не отрываясь. Да ловил краем сознания звуки вокруг дома: вот ломаются остатки штакетника под безмозглым напором, вот скребётся что-то на крыльце… Самое важное – самое лучшее и самое страшное, что всю жизнь раз и навсегда меняет, – так и делается обычно: само собой, без раздумий. Геральт потащил барда к выходу – за руку, как был, с мечом, чёрт-те где оставив топор. Смахнул головы нескольким зомбям, на дороге к байку попавшимся. Объехал ковылявших к дому. И по тому, как прижался Лютик со спины, – вцепившись, сжав его коленями, – понял окончательно, до нутра пронзающе страхом и сладостью: да. Да. Согласен. ***Лютик не спрашивал даже, где Геральт живёт; по виду его – отчаянно-шальному, на всё решившемуся – ясно было: плевать на это, плевать, пусть бы ведьмак жил даже в заброшенной недостройке вне баррикад, к которой они подъехали. Вдоль дома ковылял ободранный зомбь, через улицу ещё один – плевать было и на это. Втащив Лютика внутрь – свистящее ветром пространство, ни лестниц, ни стёкол, – Геральт дёрнул свисавший вдоль стены шпагат; упала, разворачиваясь, верёвочная лестница.- Давай, – всё ещё с дрогнувшим в голосе сомнением; Лютик полез бесстрашно, будто в прорубь ныряя.Ведьмак, стоя внизу, страховал его до самого перекрытия второго этажа, и не зря: смахнул голову мертвяку, решившему вдруг ускориться до близкой добычи. Взобрался ловко, встянул следом лесенку. И, едва успев распрямиться, оказался с Лютиком лицом к лицу. В аккуратной, но настойчивой хватке не знавших труда – способных крушить головы – рук. Что ж, в этом Лютик был решительней, чем с восставшими.И губы его – мягкие, гладенькие – были так же напористо решительны, и упоительны, и неправильны, и даже если глаза зажмурить, этого ощущения неправильности не избыть; колется едва отросшая щетина на подбородке: в образ ведьмака вживался, видно, не побрился… И каждое прикосновение к нему – к напрягшимся плечам, по груди, под камуфляжный кителёк – ломало что-то у Геральта в голове. Медленно, но верно. Тело жёсткое, худощавое – не женское. Затылок под вскинувшейся ладонью – коротко острижен. И то, как прижался – бёдра к бёдрам, твёрдо и горячо, – вместо испуга и омерзения только с ума сводит, будоражит до предела…Лютик – тёплый до одурения; молча, отчаянно – вцепился, смял кожанку, вжался – целует, выгибаясь, будто плавясь, под неловкими поглаживаниями ведьмака. Неправильно, неправильно! Узнают в городе о таком – убьют обоих… Но даже эти мысли не могли уже остановить его: не оторваться, не прекратить. Нарушить всё, до самого дна.Отчаяние – бездумное и комканое, на одном дыхании – в каждом движении: как шарит Геральт руками по телу Лютика, как рвано целует его, прикусывая, как стаскивает с него китель, лихорадочно тянет кверху чёрную футболку… Любуется мурашками, подёрнувшими кожу, выступающим краем рёбер – взахлёб, с восторгом-неверием, едва ли не страхом; мягко тискает неровно вздымающуюся тощую грудку – будто по привычке, будто с женщиной. Что делать-то с ним, с парнем? Сквозь терпко-яркое удовольствие – под тёплыми, безумящими ладонями – мешанина в голове, едва не паника. - Эй, эй… – перехватив бесцеремонные руки Лютика, спиной вжатый в стену, Геральт видел: тот просто отчаянно хочет забыться после того, что совершил. Спрятаться в более сильном, непрошибаемом, знающем, что делать – в бою, правда, не тут.А сам ведьмак хотел в Лютике потеряться. Утонуть с головой в тех эмоциях, которые тот испытал, испытывает, способен испытывать – в отличие от очерствевших вояк да безмозглых зомбей. И они понимали теперь друг друга без слов. И Геральт знал наконец, что делать. Самое простое: то же, что и с собой одинокими вечерами… Зацеловывая взахлёб. Падая-таки на самое дно.***Лютик был прекрасен. Как мечта. И сейчас, и потом, каждый день, каждый грёбаный раз. От него можно было бы отказаться в любой момент – исправить ошибку. Но Геральту даже мысль такая не пришла ни разу. Геральт его даже… даже когда совсем всё, не бросил. Но об этом – позже, об этом думать не хочется, это была уже вторая фатальная ошибка.