Глава 8 (1/1)

Двадцатое ноября. Лесли стоял, прислонившись к стенке лифта, и слушал, как тихо гудит механизм, поднимавший его на четырнадцатый этаж. Из зеркала, занимавшего всю противоположную стену, смотрел бледный парень с небрежно зачёсанными назад волосами, в чёрной кожаной куртке и скучных классических джинсах. Ничего нового. А меж тем сегодня двадцатое ноября. Лесли весь день избегал мысли о том, что этот день наступил, мозг с этой целью даже настроился на лекции по истории права, и всё же истина так или иначе должна была его настигнуть. Потому что уже почти восемь вечера, он возвращается домой после университета и бесконечного часа у доктора Бишопа. И, войдя в подъезд, наконец, позволяет себе вспомнить, что сегодня гребанное двадцатое ноября. Квартира Ноланов занимала половину этажа, и за отсутствием соседей они здесь были пока единственными хозяевами. Дверь открыла Мария, Лесли дежурно поздоровался, отказался от ужина и уже готов был немедленно свернуть из коридора налево, туда, где за закрытой дверью своей комнаты можно было наконец скрыться. Но он этого не сделал. Глубоко вздохнув, как перед прыжком с тарзанки, Лесли медленно пошёл вперёд по коридору, в котором из освещения били только свечи, расставленные на полу вдоль стены. А в конце коридора, из гостиной, звучал тихий плач фортепиано. Реджина Нолан сидела без света, на фортепьяно перед ней горели несколько свечей, отражавшихся в бокале с красным вином. Реджина перебирала пальцами клавиши, Лунная соната струилась из-под её рук, обволакивала воздух, стены, всё пространство, и умирала, растворяясь за дверью. Лесли прижался виском к дверному косяку из лакированного дерева и всмотрелся в фигуру матери, в её напряжённые плечи, обтянутые чёрной тканью строгого платья. Её волосы были собраны в высокую причёску на затылке, довершая образ. Лесли готов был поклясться, что глаза Реджины в это мгновение были закрыты, и она играла без нот, по памяти, как и семь лет назад. Вот её пальцы взяли последний аккорд, и она с силой выдохнула, когда подошедший со спины сын обнял её, прижавшись лбом к плечу. — Так время летит, да? — голос Реджины прозвучал сипло, должно быть, от вина, или потому что в горле пересохло от чувств. — Уверена, ей бы понравилось, что мы сейчас здесь.— Конечно, мам, ‐ Лесли сжал руку матери и посмотрела прямо перед собой.Там, среди свечей стояла фотография в тёмной деревянной рамке. На ней юная счастливая девушка сидела на фоне океана и улыбалась. Солнце играло на её лице, рыжие волосы пышной копной лежали на плечах, и Лесли, погружаясь в её взгляд, как в собственный, ощутил лютую обжигающую горечь. Нет, ей бы это не понравилось. Совершенно точно не понравилось бы. Роксане было семнадцать лет, она любила лазить по горам и подпевать Offspring, Бетховен вгонял её в тоску, и от того, что с Лунной сонатой она выиграла очередной музыкальный конкурс, фортепьяно ей милее не стало. Но Реджина считала иначе. С маниакальным упорством она снова и снова играла то последнее, что прозвучало из-под пальцев Роксаны, и так происходило каждый год, двадцатого ноября, в день, когда семь лет назад автомобильная авария в центре Нью-Йорка унесла жизнь Роксаны Нолан. И всякий раз Лесли чувствовал, что предаёт память сестры, подыгрывая матери, но кому бы стало легче, заяви он об этом? Реджина была убита горем, никаких лет не хватило бы, чтобы это исправить, и, едва не потеряв ещё и сына, она стала той, кого Лесли теперь видел каждый день. Вечная маска благопристойности и полного довольствия жизнью, забота о своём ребенке, словно тому всё ещё пять лет. И проблески сжигавшей её изнутри боли. Поэтому вино, поэтому шумные приёмы. Возможно, редкие любовники. Что угодно, лишь бы жизнь звенела, не давая опомниться.Реджина закрыла крышку фортепьяно и развернулась, её ладони мягко гладили пальцы сына, присевшего перед ней на корточки. Другой рукой она коснулась его волос.— С доктором Бишопом всё удачно, дорогой?Лесли кивнул. А как ещё могло быть с человеком, который уже давно перетряс всю личность своего пациента вдоль и поперёк и теперь должен был лишь поддерживать уверенность мистера и миссис Нолан, что в голове их сына и близко нет суицидальных мыслей. Но Реджина всегда об этом спрашивала и Лесли неизменно отвечал. — Звонил твой отец. Похоже, этот День благодарения придётся нам встретить без него, он улетает в Канаду. — Ясно. Ну, разнообразия ради, можем и дома остаться, разве нет? — Лесли присел на стул возле матери и стянул с плеч свою куртку. Ещё одна ежегодная традиция, но не такая печальная, как двадцатое ноября, это летать на День благодарения на тихоокеанское побережье и проводить неделю в их доме на бульваре Санта Моника. Приятность, напрочь убитая традиционным официозом и никому не нужным приёмом.Реджина покачала головой и поднесла к губам бокал с вином.— Ну что ты, милый, мы обязательно полетим. Нам обоим не повредит солнце и океан, к тому же это ведь День благодарения...Почему этот самый День благодарения нельзя было отметить в Нью-Йорке, Лесли решительно не понимал, учитывая, что Манхэттен намного ближе к месту основания Плимутской колонии в 1621 году, чем западное побережье. Но опять же, стоило ли спорить? А поскольку в этом году поездка должна была состояться без отца, быть может, Санта Моника могла бы подарить Лесли немного свободы.—... к тому же я обсудила с твоим отцом ещё один вопрос, и мы решили, что Джону непременно следует поехать с нами. Это было уж слишком стремительное переключение темы, и Лесли, решив, что ослышался, уставился на мать. Реджина же продолжала как ни в чём не бывало.— Это ведь отличная идея, правда, сынок? Нам в любом случае там нужен водитель, а у Джона будет шанс повидать брата в Голливуде. Уверена, его эта новость обрадует. — Подожди, мам, ну нельзя же просто поставить человека перед фактом, что он летит с нами. Может быть, у него другие планы.— Ну так я прямо сейчас ему и сообщу, и он сможет свои планы изменить. В конце концов, он же на работе. У тебя есть его телефон? Я так и не внесла его в контакты...Набирая на смартфоне матери рабочий номер Джона Брукса и потом глядя, как та отходит к окну, ожидая ответа их водителя, Лесли пришёл к двум выводам. Во-первых, это весьма скверно, когда ты в курсе поднаготной жизни тех, кто на тебя работает, пусть это и звучит по-скотски. Ещё недавно можно было бы плюнуть на идею матери взять Брукса с собой, да пусть зовёт кого хочет, хоть портье. Но сейчас Лесли знал, что у Джона есть веская причина не покидать Нью-Йорк. И между радостью от встречи с братом и последствиями от прогула очередной встречи с офицером по удо выбора не стояло. Но, как ни крути, у них с Бруксом был уговор. Поэтому Лесли, не дожидаясь, пока Реджина закончит разговор, пошёл в свою комнату, прикидывая свой будущий звонок офицеру Фишеру. В конце концов, что может быть надёжнее, чем поручительство Нолана?И всё было бы хорошо, если бы на этом выводы кончались, но оставалось ещё и во-вторых. И Лесли оно беспокоило больше. Потому что взгляд матери, когда та заговорила о Бруксе, не предвещал ничего хорошего. Реджина хотела их водителя. И это могло стать ахренительно большой проблемой.