Схватка (2/2)
Спуск в подвал она нашла сразу же. Запах теплой дичи, помета, сена и прелых опилок ударил в ноздри даже раньше, чем она сунулась в узкий лаз обитой железом двери. Ах, Макавити, Макавити, люди сделали этот лаз, чтобы ты защищал кроликов от крыс, а ты вместо этого таскал крольчат, охмуряя очередную пассию. Вот уж Бомба похохочет над тобой, как узнает. Подвал – вернее, малая его часть – освещался слабенькой лампочкой, бросавшей тусклый свет на деревянную выгородку и полтора десятка поставленных друг на друга клеток. В клетках шелестело, шуршало и хрумкало. В другой раз мысль о жирном крольчонке показалась бы Деметре весьма соблазнительной, но сейчас она быстрой трусцой побежала вдоль всего освещенного участка, озираясь и принюхиваясь.
- Мисто, - окликнула она негромко. – Где ты? И из темноты донеслось так же тихо, но бесконечно радостно: - Здесь! Деметра, милая, я здесь! Это ведь ты, да? Я не ошибся? Она кинулась на голос и наткнулась на большой ящик, задвинутый за перегородку. Старая клетка, уложенная дверцей и сетчатой стороной вниз. Да, бандиты знали, что делали, потому и спали так спокойно в своем логове. Мистофелис смог бы открыть любой хитроумный запор, но не перевернуть в одиночку тяжеленный деревянный ящик. - Я, - выдохнула она, прижавшись носом к крохотной щелке между досками. – Сейчас придут наши. Все хорошо, Мисто, все будет… - …замечательно, - бархатный, вкрадчивый голос из ее кошмаров прозвучал одновременно со звуком приземления на ящик тяжелого тела. Отпрянув, Деметра вскинула голову. Макавити щурился на нее сверху, не скрывая удовольствия. Передние лапы у него были поджаты, мускулы перекатывались под взъерошенной шерстью.
- Но не для тебя, дорогая, - заключил он. Вот теперь Деметра воистину смотрела в глаза своему страху – в суженные, злые желто-зеленые глаза, которые когда-то казались ей самыми прекрасными на свете. Она смотрела и улыбалась, свободная, счастливая, уверенно зная, что как бы ни повернулось дело дальше – Макавити ничего не добился. Он ведь тоже не сможет перевернуть клетку в одиночку, а значит, Мисто в безопасности. Джелли примчатся с минуты на минуту, они освободят пленника, а она… даже если ей уже не суждено этого увидеть, как же радостно знать, что будет так и никак иначе!
- Беги! – крикнул Мистофелис. - Ну что ж, любимый, - промурлыкала она, - потанцуем! Макавити бросился молча и стремительно, но она уже отскочила к клеткам, взлетела по сетке на самый верх, прыгнула на перегородку, оттуда на противоположную стену, спружинила, вернулась на пол, снова на клетки – рыжая смерть настигала, она чувствовала ее дыхание подушечками задних лап в каждом прыжке, но раз за разом отвоевывала у нее долю секунды, еще один вдох, еще один удар сердца. Она не знала, сколько сможет выдержать эту бешеную гонку, но бежала из последних сил, окрыленная единственной надеждой: дожить до появления Манкустрапа, успеть сказать ему, как виновата перед ним и как сильно, всем сердцем и каждой клеточкой тела, его любит. Пусть он хотя бы напоследок увидит ее настоящую, разбившую наконец скорлупу безумия – свою прежнюю бесстрашную, любящую и счастливую Деметру.
Легкое дуновение ветра откуда-то сверху коснулось ее пересохшего носа. Оконце подвального продуха?
У нее не было времени ни как следует всмотреться, ни рассчитать прыжок. Почти наугад она рванулась вверх, навстречу струе свежего воздуха – и влетела точно в узенький продух. Но на этом везение закончилось. Что-то острое – видимо, обломок решетки – вонзилось ей в лопатку и пробороздило весь бок; взвизгнув от резкой боли, она дернулась, потеряла равновесие и неловко вывалилась наружу. Макавити не заставил себя ждать. Деметра едва коснулась земли спиной и боком, когда он одним плавным и сильным движением выскочил из продуха. Он даже не запыхался, и в глазах у него не было ни торжества, ни азарта – только спокойная сосредоточенность убийцы. Вот и все, удивительно легко подумала Деметра, словно во сне наблюдая, как сжимается и расправляется в последнем прыжке мускулистое, не знающее усталости тело. Но ни зуб, ни коготь так и не коснулись ее: что-то крупное с силой врезалось Макавити в бок прямо в воздухе; тот лишь коротко рявкнул от удара и рухнул на землю, едва успевая перегруппироваться для защиты. Деметра несколько раз осоловело моргнула, потрясла головой и только потом вспомнила, что живым кошкам весьма полезно дышать. Хотя бы через раз. Живым. Она жива. Пусть сердце колотится где-то в горле, пусть с длинной царапины на боку капает кровь, но она жива, и под лапами у нее разбитый асфальт, а не тропинка туманного Пограничья. Все тот же асфальт, все тот же двор, только канава теперь с другой стороны. А в нескольких шагах сцепились, слились, спаялись в смертельной схватке два кота. Взволнованные родные голоса приближались, наплывали, захлестывали ее теплой волной, она закутывалась в их звуки, как в детстве куталась в пуховое одеяло своих людей: Манкустрап, Бомба, Мистофелис, Алонзо, Таггер – вот они, совсем рядом, ее племя, ее плоть и кровь, - но не могла отвести взгляда от поединка.
- Предатель, - звонко и гневно проговорил Мистофелис. – Как он оказался здесь, с вами? Рядом с сородичами магия вернулась к нему, и, кажется, он всерьез задумывал применить ее против обоих сражающихся. Манкустрап заметил это первым и мягко тронул его лапу: - Мисто, нет. Твое волшебство сейчас куда нужнее на Свалке. - Если он победит… - Таггер не закончил мысль, но ее тут же подхватил Алонзо: - У банды будет новый главарь!
Какая разница, подумала Деметра, только бы победил. Она забыла о собственных ранах, едва чувствовала ласковое прикосновение Манкустрапа; ей владела только одна надежда: пусть Макавити проиграет. Пусть наконец он, попортивший Джелли столько крови, получит по справедливости. Дрожа от волнения, едва дыша, она молча следила за схваткой, и рядом с ней так же замерла, вытянулась в струнку Бомбалурина. У рыжего Макавити шерсть – огонь, темный и опасный. У рыжего Мангоджерри – веселое золото осеннего кленового листа. Но клочья, разлетающиеся вокруг, никто не опознает и при дневном свете: они тяжелые, липкие и одинаково выкрашены кровью.*** По грудь увязшая в грязи, побежденная, сломленная, Гриддлбон потеряла все свое великолепие, но не присутствие духа. Она понимала, что обречена, однако не издала ни звука. О пощаде пусть просит кто угодно, только не она. Мангоджерри проводил взглядом удаляющуюся Деметру и спрыгнул в канаву, на вывороченный кусок бетона. Не то чтобы он специально хотел подольше промучить Гридллбон ожиданием расправы, - нет, он просто сам нуждался в передышке, хотя и старался это скрыть. Драка с двумя здоровяками, которых она привела, оказалась довольно-таки выматывающей. Пожалуй, если бы не Электра, несколькими царапинами он бы не отделался. Но эта юная кошечка, прежде не выходившая из тени своего распрекрасного Таггера, неожиданно оказалась отличной напарницей – смелой, быстрой и готовой мгновенно исполнять команды. Спасибо Бомбе еще раз. Гриддлбон ждала, и в ее прекрасных льдистых глазах стыла ненависть. Даже в своем унижении она оставалась гордой, очень гордой. Немного переведя дух, Мангоджерри окинул взглядом ее голову, на которой под слоем грязи уже никто не разглядел бы рыжих пятен, взъерошенную шерсть, напряженно замерший хвост, и встал. Следовало просто покончить с ней, как он покончил с одним из ее подручных и тем серым котом на кухне. Раз ты уже убийца, какая разница – трупом больше или меньше. Сейчас особенно удобно, пока она беспомощна, даже не придется особо напрягаться. А котята… ну что котята. Может, выживут как-нибудь, не новорожденные же.
А когда мне озвучат приговор, хватит ли у меня сил принять его не дрогнув, как принимает она? Я увяз в своем предательстве, как Гриддлбон – в грязи. Разница только в том, что от грязи отмыться куда проще. Но даже меня все-таки кто-то ждет – хотя бы сестра, которая сейчас беззащитнее любого котенка. Дались же мне эти котята, а!.. Гриддлбон ждала. - Когда будешь возвращаться, - сказал он негромко, - стащи где-нибудь для своих мелких самую мягкую подушку и вылижи их до последней шерстинки. Они тебе сегодня дважды жизнь спасли.
И выпрыгнул наверх, не оборачиваясь.
Забавно, но в положении смертника есть свои плюсы: например, можно спокойно оставить за спиной непримиримого врага. Гриддлбон никогда не забудет унижения, но какое ему до того дело? Его задача – только как-то уговорить Мистофелиса поспешить на Свалку и помочь Тизе. Найти слова, чтобы тот хотя бы выслушал. Тиза действительно знать не знала о готовящемся похищении, но кто же в это поверит? Двойняшки всегда все делают сообща, для племени это такая же истина, как то, что трава мягкая, бетон жесткий, а вода мокрая.
Невольно он замедлял шаги, пока не остановился совсем. Рыская по городу, строя планы и сражаясь вместе с племенем, он на время словно бы опять стал одним из Джелли. Да что там: сегодня он был более Джелли, чем за всю предыдущую жизнь. Распоряжение Дьютерономи и просто благоразумие участников похода подарило недолгое перемирие: в самом деле, что толку постоянно тыкать преступника носом в его предательство, когда он может принести вполне ощутимую пользу? Но Мистофелис ничего не знает о последних событиях, он оскорблен, крайне возмущен и справедливо жаждет отмщения. И ему наплевать на Тизу – тоже, в общем-то, совершенно справедливо. Мангоджерри снова сделал несколько шагов и снова замер. Нужно срочно собраться с мыслями, но мыслей осталось негусто. Предложить Мистофелису собственную жизнь в обмен на жизнь сестры казалось самым логичным вариантом, но согласится ли тот?
Несомненно, это была слабость, но ему не хотелось оказываться в числе первых, кто перевернет клетку. Он уже попытался сгоряча и немедленно услышал предсказуемо яростное шипение. Проведястолько дней в плену, волшебник ничуть не растерял боевой дух и готов был расправиться с предателем немедленно. В какой-то момент Мангоджерривсерьез испугался, что между досок клетки сейчас вылетит смертоносная молния: всякие огненные трюки всегда получались у Мисто отменно. Так что пусть его вызволят другие – те, кого тот совершенно точно будет счастлив видеть. А он подойдет чуть позже, ну хотя бы на полминуты – когда Мисто уже будет готов выслушать несколько слов, прежде чем соберется испепелить на месте. На секунду вдруг остро, мучительно, почти до слез захотелось увидеть сестру – здоровой, беззаботной, весело гоняющей по полу хрустальную подвеску от люстры. Среди груды сверкающих трофеев эта подвеска занимала в сердце Тизы особое место. Во-первых, ее было удобно катать, во-вторых, в проникающих на чердак лучах закатного солнца она разбрызгивала тысячи веселых огоньков, а в третьих и главных, ею было так весело дразнить брата, который от мельтешения разноцветных искр непременно просыпался и начинал громко возмущаться. Как бы он хотел сейчас проснуться от этих раздражающих огоньков и понять, что ему все приснилось, что Тиза жива и здорова, Мистофелис мурлычет на коленях у своего человека или развлекает фокусами котят на Свалке, а в чистых глазах Джемаймы нет даже тени разочарования и слез. И ведь всего лишь неделю назад все это было – именно так, до мелочей. И подвеска, и озорной смех сестры, и веселый взгляд забежавшей в гости Джемаймы… если бы он тогда просто сбегал на Свалку, нашел Манкустрапа и во всем признался! Но ему и в голову не приходило искать защиты у Джелли. Ему вообще не приходило в голову искать защиты. Ладно, одернул он себя, толку-то распускать сопли. Какая разница, от чьих лап погибнуть? Важно только одно – чтобы Мистофелис спас Тизу. Остальное мелочи. К лазу в подвал самый быстрый путь был через двор наискосок, но он побежал вдоль дома – и чтобы оказаться там чуть позже остальных, и чтобы не сталкиваться вновь с выбирающейся из канавы Гриддлбон. Половина пути осталась позади, как вдруг из оконца продуха возле самого угла раздался болезненный вскрик, а секундой спустя наружубоком, неловко и нелепо вывалилась Деметра. Мангоджерри застыл на месте, чувствуя, как улегшаяся было шерсть снова встает дыбом. Что-то явно шло не по плану, совсем не по плану.
Разгадка не заставила себя ждать: почти сразу же из продуха показалась знакомая голова с крупными чуткими ушами и сединой до середины морды. Неуловимый Макавити все же решил выйти на сцену под самый финал. Мангоджерри не успел подумать, откуда взялся главарь, что случилось в подвале, жив ли Мистофелис, почему Деметра оказалась одна. Он ясно понял только одно: еще одной жертвы Макавити не получит. Они взвились в воздух одновременно; Мангоджерри находился слишком далеко, чтобы успеть загородить собой Деметру, а потому просто всем весом ударил врага в бок, сбивая его в сторону. Прыжок вышел поспешным и недостаточно точным, так что воспользоваться преимуществами внезапного нападения не получилось, но главная цель была достигнута: Деметра осталась невредима.
Если внезапный удар и ошеломил Макавити, то лишь на долю мгновенья. Хотя онне любил рисковать шкурой попусту и в основном предпочитал бросать в драку телохранителей, но все же справедливо считался исключительно сильным, опытным и опасным бойцом. Если уж ему приходилось сражаться лично, исход был предсказуем заранее. Макавити не знал поражений. Сейчас, вывернувшись и одним текучим движением оказавшись на всех четырех лапах, он быстрой злой усмешкой поприветствовал своего неверного подчиненного – и немедленно атаковал. Он был стар, но ничуть не дряхл, вдобавок сытно поужинал и хорошо отдохнул. Мангоджерри всю ночь носился по городу, дрался с сильными и злобными котами, с утра не выпил ни глотка воды, а не ел вообще сутки. Так что он даже не пытался увернуться, грудью встретил атаку и лишь пригнулся, подставляя затылок – первый же удар всеми выпущенными когтями был нацелен ему в глаза. Голову обожгла боль, в правом ухе противно захлюпало,зато теперь Макавити не мог держать дистанцию: приняв удар, Мангоджерри впился клыками в его плечо и повалился на бок, увлекая противника за собой. Так хотя бы разница в росте не давала Макавити преимущества.
…Однажды, еще будучи котятами, двойняшки подслушали разговор Дьютерономи с Гусом. Не то чтобы степенные беседы старых котов были им особенно интересны, но они только что спрятали в салоне ржавого автомобиля – излюбленном месте отдыха обитателей Свалки – тухлую селедочную голову, и выдать свое присутствие было никак нельзя. Пришлось затаиться и ждать, когда старики проследуют дальше, а те как назло прилегли в отбрасываемой машиной тени отдохнуть. - История прямо просится на сцену, - мечтательно сказал Гус, явно продолжая ранее начатый разговор. – Какая драма, какой накал! Дьютерономи тяжело вздохнул: - Прости, дружище, не очень-то я разбираюсь в этой твоей сцене. Отлеживался я после драки сутки – толком поранить он меня не смог, но вымотал порядочно. А на душе было скверно куда дольше, да и сейчас, знаешь, все еще саднит. Зачем он все это затеял, что ему в голову взбрело… Молодой, сильный, боец превосходный – живи себе и наслаждайся жизнью. С чего он решил, что у меня какая-то власть есть, которую можно отнять? Вся моя власть – это возраст и опыт. А дар… Его не отнимешь и даже добровольно не отдашь. С этим даром можно только родиться. Он тогда ничего не понимал, глупый котенок… - Мораль, вот о чем я говорю. Молодой, сильный, превосходный боец проиграл, потому что правда была за тобой.
- Потому что за мной было племя, Гус. Я был обязан победить ради Джелли. Макавити со временем показал себя хорошим вожаком, но – бандитов. Джелли с ним не по пути.
Если бы у Мангоджерри было время вспомнить тот разговор, наверное, он бы оценил иронию происходящего: ведь теперь племя было за ним, преступником и смертником. В случае удачного исхода поединка он мог навсегда избавить Джелли от их заклятого врага – подвиг, который пока что не удавался никому. Но он не привык думать о племени, не думал о нем и сейчас. Он просто превратился в сгусток бешеной ненависти, и единственной его целью было успеть добраться до горла противника, пока еще не закончились сила в мускулах и воздух в легких. Макавити должен на собственной шкуре испытать все, что испытала Тиза, кровь за кровь, боль за боль, вот такая простая арифметика. Ему было уже все равно, какие раны получает он сам, он старался защищать лишь живот и шею, чтобы не сойти с дистанции раньше срока, и, когда мощные когти Макавити пропахали ему правую заднюю лапу до самой кости, раздирая связки и сухожилия, только с досадой дернул хвостом: кровь потекла слишком обильно, это скверно, потому что чревато быстрой потерей сил.
Асфальт и небо, стены и темный провал арки, горящие глаза Джелли и уцелевших бандитов – все слилось в бесконечную круговерть, в одну смазанную полосу, закрутившуюся вокруг сражающихся подобно кокону. Мангоджерри чувствовал, что слабеет, но ему наконец удалось захватить складку кожи на шее Макавити, и он медленно, но верно продвигался выше – к горлу. Успеть бы. Только бы успеть. Не потерять сознание, не разжать зубы.
Но слабел и Макавити. Может быть, именно сегодня возраст дал о себе знать, а может, ему впервые достался противник, которому была безразлична собственная жизнь. Мангоджерри, вцепившийся пиявкой, получил еще несколько быстрых ударов – теперь когти прошли сквозь шкуру и мышцы на боку, проскребли по ребрам, - и молча передвинул захват еще чуть выше. Он дрался не как нормальный кот, он дрался, как собака. Как чокнутый бульдог. Смертнику терять нечего. И Макавити отчаянным рывком скрутился вбок, одновременно снова быстро и сильно полоснув его по раненой лапе. В этот раз боль была такой оглушающей, что в глазах потемнело, накатила обморочная слабость – на один удар сердца, не дольше, но Макавити этого хватило: он вывернулся из захвата. Почти вслепую Мангоджерри рванулся за ним, но чьи-то зубы ухватили его за шкирку, спину придавила мягкая тяжесть, и голос Манкустрапа донесся сквозь шум и хлюпанье крови в ушах: - Джерри, все! Хватит! Он пытался вырваться, но его держали крепко. Кое-как разлепив залитые кровью глаза, он увидел прямо перед собой сдвинутую крышку канализационного люка, на которой недавно – или страшно давно, еще до штурма квартиры – так горделиво восседал Таггер. Макавити прыгнул вниз? Он дернулся снова, хрипя и мотая головой, но не продвинулся вперед ни на дюйм. - Джерри, не дури! – еще одно тело навалилось сверху, перед носом мелькнула длинная лапа Бомбалурины. – Что мы Тизе скажем, что ты победил Макавити и от радости героически утопился в канализации? - Какое ?победил??! Он жив, идиоты! – выдохнул он, но никто даже не подумал его отпустить. - Конечно, жив, - рассмеялся Таггер. – Тут глубины никакой, разве лапы промочить. Но идиот среди нас только один, и это ты. Ты вообще в курсе, что такое репутация? Смотри! – Он взмахнул хвостом, предлагая обозреть окрестности. Мангоджерри смутно различил силуэты на крышах и карнизах – похоже, сюда подтянулось изрядное количество кошачьего населения Клеркенуэлла, - но по-прежнему не понимал, что тут веселого и какого пса ему не дают добраться до врага. Таггер закатил глаза:
- Нет, ты безнадежен. Объясняю для совсем тупых. Он жив, но на глазах кучи свидетелей позорно бежал, да еще в этот колодец. Обратно ему никак не выбраться. Будет там сидеть и орать, пока его люди не вызволят. И уже через несколько часов, уж поверь, об этом будут знать коты всего Лондона. Великий Макавити! – и снова захохотал. Репутация, с бессильной злостью подумал Мангоджерри. Какое мне дело до какой-торепутации, если я так и не убил эту тварь?!
- Бомба, отвали, - прохрипел он сквозь зубы. – Манкустрап, ты тоже. Я дышать хочу. Хотя бы дышать мне еще позволено? Бомбалурина презрительно фыркнула и поднялась, встряхнув каждой лапой по очереди. - Таггер, ты прав. Он безнадежен.