Глава II (1/1)

Похороны любимой Анны Львовны прошли для Александры как в тумане. Каждый раз, видя хотя бы краешек блестящего из-за лакового покрытия гроба, девушка чувствовала, как ее глаза застилает пелена слез. Ее аристократично-бледные пальцы тут же сжимали до побеления костяшек траурный букет кроваво-красных роз, кои так любила покойная. Черное платье и легкий, такой же черный платок, укрывавший ее голову с такими же черными кудрявыми волосами, чуть колыхался на летнем ветру. Вся она состоит из траура. Родилась с черными глазами, черными волосами и черной душой, где есть лишь одно маленькое оконце, в которое проникал яркий солнечный свет и не давал ей захлебнуться в этой тьме. И это и без того маленькое окно со светом стало еще меньше после похорон и взгляд Александры стал еще более печальным, чем раньше.Когда наступило время поминок, кусок в горло девушке не лез. Она сидела, слушая вполуха речи гостей и вновь захлебывалась горькими слезами, что так и норовили вылезти из глаз, задыхалась невышедшими из горла рыданиями. Она привыкла с детства никому, кроме Анны Львовны, да четы Дорошенко не доверять. Алекс не любила слез на публике, только если это не было частью домашнего спектакля. Она обязана держаться, как бы трудно это не было, закусывать губу до крови с неприятными металлическим вкусом и ощущать такую же неприятную острую боль, когда острие зуба проткнуло нежную кожу нижней губы. Лишь бы держать марку и не выглядеть слишком чувствительной.Гости постепенно расходились. Все обнимали несчастную Алекс, сочувствовали их горю, будто они с Петром были настоящей семьей. Вот он, эффект поговорки ?Нечего сор из избы выносить?.Когда за окном уже вовсю вечерело, Вербицкая зашла в свою спальню, чтобы, наконец, отдохнуть от этого неимоверно тяжелого дня. И только здесь девушка могла, наконец, дать волю чувствам и расплакаться. Но очень тихо, прикладывая тонкую ручку ко рту, постоянно утирая слезы или же прикрывая лицо траурным платком. Она попыталась расслабиться в кресле, но ничего не выходило. Словно бы ее разум подсказывал ей, что теперь, без протекции Анны Львовны, она, Александра, точно отправится из этого имения куда подальше, со всеми своими вещами. Ее снова покинут. Снова предадут. Боже, почему у ее судьбы какая-то нездоровая любовь к предательствам?Внезапно дверь распахнулась?— и в спальню тут же зашел Петр Иванович. Взгляд его сначала забегал по комнате, а после, уловив ее черные глаза, пылающие огнем ненависти к нему, он усмехнулся. И опять в этой усмешке не было ничего святого. Только расчет и злость. В руках у него была какая-то бумага.—?Пришли сказать мне, что я должна покинуть это поместье? —?догадалась Александра, не отводя своих смешливых, но, в то же время, полных горечи, черных очей.—?Ты практически угадала. —?в свойственной ему в общении с ней холодной и властной манере произнес Петр. —?Лидия Ивановна, голубушка! Что же вы стоите в дверях? —?он повернулся в сторону коридора, еле виднеющегося за его спиной, а девушка напряглась в ожидании нового удара судьбы.В спальню зашла прекрасная дама, в пышном траурном платье. Ее тонкие руки скрывали за плотными черными перчатками, а волосы, такие же черные, как у самой Алекс, только не кудрявые, уложены в элегантную прическу. Эта мадемуазель производила впечатление холодной леди, твердой, непоколебимой и властной.Женщина приблизилась к Александре и осмотрела ее со всех сторон, будто оценивала. У девушки все тотчас же сжалось внутри. Свиток в руках Червинского, эта мадемуазель… Неужели ее худшие догадки подтвердились?—?Наконец-то ты вернешься на свое законное место… —?победоносно произнес Петр Иванович, разворачивая свиток. —?Семнадцать лет прожила за наш счет, как пани, а теперь ты, наконец-то, будешь жить так, как положено таким крепостным, как ты.—?Вы не можете со мной так поступить! —?вскрикнула девушка, вставая с кресла. Семнадцать лет она терпела издевательства и высокомерие со стороны родного деда, а теперь же стоило показать свой характер, дабы не отправиться к этой женщине, да еще и в качестве крепостной.—?Увы, но я так уже поступил. —?саркастично выдал он, подавая Александре бумагу.Посмотрев на нее и бегло прочитав содержание, девушка дрожащими руками отдавая ее ухмыляющемуся сквозь усы Петру Ивановичу.Тысяча рублей… Эта цена гремела набатом в голове Александры. Именно за такую сумму ее продали этой женщине, Лидии Ивановне Шефер. Семнадцать лет она жила в спокойствии, в любви со стороны бабушки и всеобщем восхищении ее артистичностью. Она мечтала стать актрисой, сцена была призванием Александры, танцы, спектакли, букеты цветов и поклонники. Приятно пахнущие свеженапечатанные на бумаге ее слова в какой-нибудь пьесе, фортепьяно, на котором она обязательно должна была сыграть в каком-нибудь театральном этюде. Все это должно было воплотиться в ее жизнь совсем скоро, но теперь… Эта женщина не даст ей вольную просто так. Да и вообще, она, наверное, никому из своих крестьян вольной никогда не давала. Уж слишком властолюбива, это стало понятно сразу же, при первом зрительном знакомстве.—?Я не крепостная. —?тихо выдала она. —?Я дочь дворянина и барыня по праву рождения…Договорить Алекс не успела. Хлесткая, звучная пощечина сбила ее с ног. Девушка, немного запутавшись в полах собственного платья, упала на пол, ощущая, как горит и стремительно краснеет ее щека. Спавшим с головы платком она постаралась прикрыть место удара, но стало только хуже. Казалось, на ее щеке разразился страшный пожар.—?Ты?— крепостная! Мать твоя такой была и ты такая же! —?вцепившись в ее подбородок, прошипела Шефер. —?Ты?— бастард дворянина, а не дочь. Просто никчемный ублюдок, а не ребенок…Она держала девушку очень крепко, впиваясь собственными пальцами в ее нежную кожу, настолько крепко, что, казалось, она сейчас сломает ей челюсть. На Александру, которая теперь на своих плечах носила тяжкий груз потери любимого человека, теперь навалились унижения и рукоприкладство ее новой хозяйки.Лидия Ивановна резко, словно прокаженную, отпустила девушку и та, сглатывая всю обиду и слезы, пыталась отдышаться после такого. Алекс лежала на полу и не желала видеть перед собой никого и ничего. Ее руки растерянно скребли по полу, а сама она редко и тихо всхлипывала от боли.Она не слышала, как Петр Иванович что-то кому-то крикнул, потом о чем-то говорил с мадемуазель Шефер. Весь мир девушки, еще несколько минут назад бывшей барыней, а сейчас прост крепостной. Бесправной, словно вещь. Собственность этой жестокосердной женщины.Вдруг ее кто-то резко подхватил под руки и бесцеремонно поднял с пола. Не дав ей оправить свой внешний вид и утереть скопившиеся у глаз мутные слезы, ее поволокли прочь из спальни, в которую, она уже навряд ли вернется. Когда Александра, несколько раз моргнув, все же очистила очи, то увидела перед собой Шефер с той самой бумагой в руках. Оглядевшись вокруг, она увидела, что они уже стоят на улице, рядом с двумя каретами. Правда, одна из них действительно была каретой, а другая… Просто кибитка. Очевидно, для ее перевозки, ведь негоже барыне с крепостными ездить в одной карете. Где-то она слышала причитания крепостных, коей теперь она тоже являлась. Рядом с кибиткой стояла ревущая Павлина.—?Девонька моя! —?увидев ее, она кинулась к девушке на шею, заглушая все ее нерадостные мысли своим плачем. —?Ласточка моя! Да за что же тебя так барин-то?! Ой, Господи, за что ты так ее?.. —?Павла всхлипывала, вскидывая голову вверх и тут же смотря именно на Алекс.—?Павлусенька… —?тихо прошептала та. —?Ты не бойся. Я вернусь сюда. Клянусь.Двое мужчин, очевидно, крепостных Лидии, силой усадили Александру в кибитку и сели напротив. Тут же кортеж тронулся.***Девушка с грустью вспоминала свои черные платок и платье, которые пришлось оставить где-то на задворках бани. Этот наряд был последним напоминанием Алекс о том, кто она есть. Хотя, она есть крепостная, барыней была лишь по отцу, так ее и фамилии-то его лишили, а титулы и подавно отняли. Теперь ее удел?— рубахи, простые платья из грубой ткани и косынки. А также труд в поте лица и раны на руках от серпа или ножа.Вымывшись, она вышла в предбанник, окутанная простынью и кинула уставший взгляд на лавку. Там лежало простое платье с длинным рукавом и темно-синий сарафан. В качестве обуви?— какие-то непонятные коричневые туфли без каблука. Дабы не простыть, девушка завязала на голове косынку, а после переоделась. Зеркала в бане не было, поэтому посмотреться никуда она не могла. Да и не стоило. алекс знала, что выглядела ужасно: грубое платье и такой же сарафан, мокрые и тяжелые от влаги черные волосы, неумело убранные под платок. Но, тем не менее, ей придется привыкать к такому нехитрому быту. Баня без слуг, отсутствие привычной прически и коротковатые платья?— это теперь ее.Потерянная девушка вышла из постройки и направилась в ту избу, где ей любезно выделили место на жесткой лавке. Зайдя в дом, она увидела, как все жильцы уже готовятся ко сну, раскладывая подушки и одеяла на печи. Александра же, достав из шкафа, на который указали обитатели избы, легкое одеяло и подушку, тут же ощутила всю тяжесть крестьянского быта. Кое-как разобрав нехитрую постель, под перешептывания остальных, она улеглась, тут же чувствуя жесткую лавку под собой.Рука крепостной потянулась к кресту на шее. Тонкие пальчики, найдя его, тут же сжали в кулак. Закрыв слезящиеся глаза, Александра начала шептать то самое стихотворение Пушкина, что всегда помогало ей в трудную минуту и кое она любила больше всего, так как считала, что оно?— про нее и ее жизнь.—??Если жизнь тебя обманет,Не печалься, не сердись!В день уныния смирись:День веселья, верь, настанет.Сердце в будущем живет;Настоящее уныло:Все мгновенно, все пройдет;Что пройдет, то будет мило?.?— шептала она сквозь слезы и всхлипывания, при этом крепко сжимая в кулаке нательный крест. С каждым словом, которое, будто эхо из далекого и счастливого прошлого, ей становилось все горше и горше. Но такова цена победы?— сначала ты идешь на все ради своей цели, а после наслаждаешься плодами собственных трудов.Александра означает ?сильная?. Вот она, некогда хрупкая и миловидная панночка с легким и поэтичным характером, сейчас стала чуточку сильнее, когда столкнулась с такими трудностями. И потому это имя стоит оправдать. Вырваться из клетки и воплотить в жизнь свою мечту. Она дала клятву, что вернется в Червинку. Но вернется она в качестве настоящей панны. Обязательно.