Глава 30 (1/1)

Практически вся площадь перед Нежинским театром была запружена экипажами: газеты не врали и не преувеличивали?— полный аншлаг. Поправляя на ходу шляпку, Люба поднималась по ступенькам. Время от времени она озиралась по сторонам и слушала Лару, которая шла рядом, опираясь на руку Василия. Последний весело переговаривался с Григорием Петровичем, уверяя того, что де премьера пройдет сегодня на ура, и завтра газеты взахлеб будут писать об этом грандиозном событии.—?Справится ли новая дебютантка, вот в чем вопрос? —?усмехнулась Лара.—?Верно,?— согласилась Лариса Викторовна,?— ей придется нелегко. Но с другой стороны, для актрисы это неизбежно, если она хочет остаться на большой сцене, разумеется. Однажды должен состояться вот такой дебют, после которого ее либо вознесут на вершину, либо…—?У вас, маменька, он тоже был, дебют? —?улыбнулась Лара.Они вошли в фойе, и Люба с интересом принялась разглядывать яркие афиши, тяжелые кованые канделябры и ковры: все вместе это напоминало сказочный дворец.—?Как там было-то? —?оживился вдруг Григорий Петрович. —?Мне даже дышать трудно, когда его рядом нет! Подайте мне лучше воды, в горле пересохло, так и умереть недолго!?— процитировал он.Лариса Викторовна рассмеялась:—?Ожидание невыносимо! Ах, когда же он наконец придет??— томно произнесла она, опустив ресницы. После чего усмехнулась и, повернувшись к недоуменно переглянувшимся Любе и Ларе, пояснила:—?Вот это и был мой дебют. Не слишком удачная и вовсе не интересная пьеса про любовные приключения знатной дамы, бедного странствующего рыцаря и служанки-завистницы.—?Но вы имели успех,?— сказал Григорий Петрович. —?Во всяком случае, если я правильно помню, газеты потом довольно долго писали, что только благодаря молодой, но чрезвычайно талантливой мадемуазель Яхонтовой эта пьеса не провалилась.—?Может быть,?— пожала плечами Лариса Викторовна. —?Да только в той пьеске даже последняя бездарность, и та заблестела бы!—?Увы, такого добра всегда было предостаточно,?— вздохнула Лара. —?Но ведь актерам выбирать не приходится. А кроме того, талантливая игра уже сама по себе способна преобразить даже самую посредственную пьесу. Так что, думается мне, вы, маменька, недооценивали себя.—?Но сегодня,?— кивнув на афишу сказала Лариса Викторовна,?— это не какая-то неизвестная пьеса сомнительного качества, а ?Отелло?. Так что юной дебютантке,?— она заглянула в программку,?— мадемуазель Вере Цветковой придется приложить все силы дабы не ударить в грязь лицом. Тем более рядом с таким мэтром, как господин Батурин.—?Не говоря уж о мадам Райской,?— поддержала ее Лара.Григорий Петрович при этих словах довольно улыбнулся и кивнул, а Люба опустила глаза: нетрудно догадаться, почему он чуть не светится от радости при одном только упоминании имени Катерины Степановны. Кажется, их теплые, дружеские отношения ни для кого уже не секрет, да ко всему прочему, этого никто и не скрывает. Правда, Левушка третьего дня сказал, что де ?Катерина Степановна и Григорий Петрович ведут себя точно дети малые?, но если подумать, вести себя по-иному они не могут. Во всяком случае, сейчас положение вещей именно таково, и менять что-то кардинальным образом?— ни к чему. Это слова самой Катерины Степановны Райской. Мамы. Люба в очередной раз почувствовала, как сделалось легко и тепло на душе, стоило назвать мадам Райскую матерью. Просто невероятно, но… это?— правда.Как причудливы бывают порой сюрпризы, что преподносит нам жизнь, думала Люба, усаживаясь на свое место в ложе.***Любе показалось, что она умрет на месте, когда она увидела тот поцелуй Левушки и Катерины Степановны. Боже правый, думала она, как такое может быть?! Какой стыд! Женщина в летах, актриса, которую публика готова на руках носить, и вдруг?— такое. Как теперь смотреть ей в глаза, да и можно ли простить столь страшное предательство и вероломство? Ведь Люба доверяла Райской, и однажды даже почти призналась, что Левушка ей нравится. А он? Почему он поддался чарам этой женщины? Неужели же не может понять, что Люба готова отдать ему свое сердце, свою кровь, плоть, жизнь свою?! Она готова на смерть за него пойти. Она… любит его! С самой первой встречи, стоило только ей взглянуть ему в глаза, Люба поняла: ее жизнь и гроша медного не стоит без него. Она радовалась, точно ребенок рождественской елке, каждой встрече с ним, мимолетному взгляду, случайному прикосновению его руки. Иногда Любе снилось, будто они с Львом остались одни на берегу реки или же в бальном зале ее собственного дома. Она смотрела любимому в глаза, а он брал ее за руки, обнимал, и Люба просыпалась в прекрасном настроении. Ей казалось, что сон тот вещий, и однажды Лев Червинский и наяву признается ей в любви. Она даже подумывала о том, чтобы самой сделать первый шаг, пусть это и было верхом неприличия, и Вольдемар наверняка бы сказал, что она ведет себя точно продажная девка, но какая, в сущности, разница. До Вольдемара Любе давно уж не было никакого дела: слава богу, после того скандала дядюшка увез братца куда подальше. Хорошо бы, он больше никогда не вернулся сюда…Люба же осталась здесь, в имении, не только потому, что появилась возможность отделаться от назойливого Вольдемара, но и из-за Льва Петровича. Люба решила, что чем ближе к нему, тем больше возможностей стать ближе. И вполне возможно, он наконец заметит ее чувства, оценит преданность и ответит на ее любовь.От счастья Люба точно на крыльях летала: Лев стал часто навещать ее, с радостью принял приглашение на праздничный вечер, и вдруг…Она выгнала тогда госпожу Райскую, заявив, что никогда больше не пустит ее на порог, а Льва Петровича и вовсе поклялась вырвать из своего сердца. Она призывала все мыслимые и немыслимые кары на головы двух этих нечестивцев: пусть бы обоих этих предателей молнией убило, думала она. Поделом подлецам и мука!Однако же, Лев Петрович приехал к ней уже через день после того жуткого вечера. Он выглядел пристыженным, стоял, опустив глаза. Люба хотела было самым решительным образом указать ему на дверь, но стоило только Льву поднять на нее взгляд и тихо попросить выслушать его, как вся злость мигом исчезла. Она уже больше не испытывала негодования и раздражения, ей не хотелось ?отплатить ему за все зло?, как мечталось прежде долгими бессонными ночами. Теперь ей хотелось одного: чтобы он не покидал ее.—?Любовь Андреевна,?— начал Лев,?— молю, выслушайте же меня!—?Признаться,?— голос ее дрогнул, она не в силах была сдержать слез,?— я думала, вы предпочли бы компанию этой бесстыжей женщины, нежели мое скромное общество. —?Ей хотелось уязвить Льва, сделать ему больно.—?Вы ошибаетесь,?— произнес он, чуть покачав головой. —?Поверьте, Любовь Андреевна, между мною и Катериной Степановной ничего нет. И попросту не может быть.—?Неужели? —?с горькой усмешкой воскликнула Люба. —?А мне послышалось, будто вы безумно любите ее и не представляете жизни без нее. Она?— ваша истинная страсть!—?Вы… не так поняли, Любовь Андреевна! —?Лев мягко взял ее за руку.—?Да что же тут непонятного? —?она чувствовала, что вот-вот расплачется.—?Любовь Андреевна,?— Лев поцеловал ей руку и вновь взглянул прямо в глаза,?— позвольте мне все объяснить.Она могла лишь молча кивнуть в ответ.—?Я… не скрою, талант, божественный голос и обходительные манеры актрисы Райской покорили меня. Это правда. Я с нею ведь знакомство свел еще когда в Петербурге жил… Вы знаете, у каждой выдающейся актрисы много почитателей, тут уж ничего не попишешь. Вот и я?— пленился ею, мне отрадно видеть госпожу Райскую на сцене, слышать, как она поет, как играет. Я люблю ее, но только как актрису! Как любой преданный почитатель воздает должное кумиру?— не более того. Об этом я и говорил ей, Любовь Андреевна, поверьте мне! А что до поцелуя, то… это тоже был лишь порыв, вызванный моею излишней эмоциональностью. Я просто забылся. Нельзя было этого делать. Да и Катерине Степановне это было не слишком-то приятно. Она не терпит подобной фамильярности от поклонников.Люба почувствовала, что у нее мгновенно стало легче на душе, безумно хотелось поверить ему.—?Это правда? —?тихо спросила она.—?Я клянусь вам своею жизнью! —?отозвался он, вновь целуя ее руки. —?То, что было с Райской?— ребячество, как выражается моя маменька. Глупая мальчишеская выходка! Но вы… Любовь Андреевна, простите меня! Один ваш благосклонный взгляд?— лучшая награда для меня. Смените гнев на милость, умоляю!—?Я… ох, Лев Петрович… —?Люба улыбнулась ему сквозь слезы и осторожно погладила по щеке. —?Для меня слова ваши значат так много! Вы меня к жизни возвращаете.—?Так значит… Я могу надеяться?—?А вам, Лев Петрович,?— по тому, как стало жарко щекам, Люба поняла, что и к гадалке не ходи, она покраснела до корней волос,?— разве и без того не ясно? Вы для меня?— самое лучшее и самое дорогое, что только может быть у человека в жизни.—?Любовь Андреевна, вы сделали меня счастливым!А потом он обнял ее, совсем как во сне, поцеловал и поклялся, что отныне они не расстанутся. Люба готова была всему свету прокричать, как она счастлива: он любит ее по-настоящему! И они всегда будут вместе, не расстанутся до конца дней.Через несколько дней Лев Петрович сказал, что намерен просить ее руки, и если Люба согласна, то его матушка с радостью напишет дядюшке Мишелю, дабы он дал свое благословение. Разумеется, Люба тут же сказала ?да?.—?Не слишком ли спешит этот юный паныч, ясочка моя? —?строго спросила Аглая Кондратьевна. Она, казалось, вовсе не рада, и лишь недоверчиво хмыкнула, услышав рассказ Любы.—?Он знает, что я очень люблю его, няня, вот и все,?— Люба обняла ее и поцеловала в щеку. —?И он любит меня.—?Что ж,?— вздохнула Аглая Кондратьевна,?— если подумать, то… когда-нибудь это должно было случиться. Надеюсь, по крайней мере, он достойный молодой человек, и ты будешь счастлива за ним.От дядюшки Мишеля вскоре пришло письмо, где он сообщил, что не против брака племянницы с молодым Червинским, и пообещал как можно скорее приехать в Нежин, дабы обсудить с Ларисой Викторовной свадьбу Любы и Льва Петровича.О Катерине Степановне Люба тогда уже и не думала, но тут Григорий Петрович нанес ей визит, дабы, как он сам выразился, поздравить, а заодно и ?серьезно поговорить?. Люба к этому человеку испытывала искреннюю симпатию, он всегда был добр к ней и к остальным. Скажем, на том празднике, когда госпожа Райская потеряла сознание, он помог ей, сам отнес в комнату, где она могла бы отдохнуть, позвал врача… И потом, на несостоявшейся свадьбе Люды и Василия Федоровича первым бросился на помощь Ларисе Петровне, когда она пострадала, упав с лестницы. Да и всякий раз, когда доводилось Любе с ним встречаться, он был преисполнен участия, и она чувствовала: этому человеку можно доверять. Когда он попросил простить Катерину Степановну, Люба пришла в негодование: как можно просить за эту лицемерку? Но потом, уже после ее примирения с Левушкой, Григорию Петровичу удалось убедить Любу, что нельзя быть столь нетерпимой.—?Возможно, у нее тоже были свои причины, Любовь Андреевна,?— убеждал он ее. —?И вероятно, все совсем не так, как вы себе вообразили. Я хочу сказать, что Китти, то есть, простите, Катерина Степановна вовсе не желала показаться в ваших глазах столь легкомысленной и даже подлой.Люба, стоит заметить, и сама начала сомневаться, а помимо всего прочего, она уже и не сердилась на Райскую, ведь Лев Петрович все разъяснил ей, и они теперь вместе.—?Вы так полагаете? —?спросила она у Григория Петровича.—?Убежден. Да ведь и вы уже помирились с моим братом, меж вами все предельно ясно,?— прибавил он, озвучив тем самым ее мысли.—?Ну что ж,?— кивнула она,?— вы правы, думается мне, Григорий Петрович. Я встречусь с Катериной Степановной. Мне бы и самой хотелось увидеться и побеседовать с нею.Госпожа Райская приехала к ней аккурат к завтраку. Люба все-таки чувствовала себя немного не в своей тарелке, впрочем, Катерина Степановна также явно волновалась. Она старалась не смотреть Любе в глаза, комкала тонкий батистовый платок, без конца теребила его,?— словом, никак не могла совладать со своими чувствами.Люба робко улыбнулась, пожала плечами и спокойно произнесла:—?Катерина Степановна, право, я должна принести вам свои извинения. Я была излишне груба с вами. Простите меня!—?Ах, Любушка,?— со слезами в голосе проговорила Катерина Степановна,?— что ты! Не нужно, дитя мое, не стоит извиняться передо мной, ибо это я одна виновата.—?Лев Петрович все мне рассказал. Я сделала поспешные выводы, поэтому…—?Ты любишь его, да? —?быстро спросила Катерина Степановна.Люба молча кивнула.—?Что ж,?— сказала Катерина Степановна,?— пусть Господь даст вам счастья, убережет от всех бед. И ты никогда не разочаруешься…—?Мы со Львом Петровичем любим друг друга.—?Да будет так! —?Катерина Степановна подавила вздох, помолчала несколько мгновений. Вне всяких сомнений, она собиралась с силами, потому как хотела сказать еще что-то. —?Впрочем,?— произнесла наконец она,?— я намеревалась поговорить о другом.—?О чем же? —?Люба указала Катерине Степановне на кресло, сама села подле нее и приготовилась слушать.—?О чем? —?переспросила госпожа Райская. —?О своей жизни; и рассказ этот будет долгим, дитя мое. Начать с того, что настоящая фамилия моя?— Вербицкая, и родилась я в Червинке. Родители же мои, как, разумеется, и я сама были крепостными и принадлежали отцу твоего будущего супруга.Люба слушала, затаив дыхание, казалось, госпожа Райская пересказывает ей какой-нибудь роман или пьесу, а между тем, все это случилось на самом деле. Родители Катерины Степановны умерли, когда она была совсем крошкой, ее воспитала мать Григория Петровича. Она дала Катерине образование, любила, как родную. Потом Катерина Степановна влюбилась в сына соседей, старшего брата Василия Федоровича Косача, он ответил ей взаимностью, но им не суждено было быть вместе. После трагической гибели жениха, хозяин продал Катерину соседке, жившей в имении, которое теперь принадлежит дядюшке Мишелю. Потом Катерине удалось оттуда бежать, она долго скрывалась, познакомилась с одним честным и благородным человеком, который в итоге и помог ей обрести свободу, излечил ее раненое сердце, стал в итоге законным мужем. У них родилась дочь, а потом на бедную госпожу Райскую вновь посыпались неприятности. Сначала умер муж, а потом ее обманул человек, которому она поверила и была готова полюбить. Он пообещал жениться на ней, но вместо этого попросту сбежал. Выяснилось, что он женат, и вовсе не собирался уходить от жены. А незадолго до того стало известно, что ребенок Катерины Степановны погиб при пожаре.—?Какой ужас! —?воскликнула Люба. —?Знаете, когда я была маленькой, то в нашем доме случился пожар.—?Ты помнишь?! —?воскликнула Катерина Степановна.—?Я помню только дым. Мне было нечем дышать… Кругом бегали люди: прислуга, управляющий… Было безумно страшно, так что даже плакать сил не осталось! А потом я очнулась уже в каком-то незнакомом месте, за мной ухаживали, кажется, монахини. Поэтому я могу представить, каково было вашей дочурке. Бедняжка!Слезы так и хлынули из глаз Катерины Степановны:—?Господи… Люба…—?Ну, что вы,?— у Любы защемило сердце, она протянула руку и погладила Катерину Степановну по руке,?— не плачьте! Я понимаю, вам очень больно вспоминать, но…—?Это еще не все,?— тихо проговорила Катерина Степановна. —?Моя дочь не умерла. Это мне так сказали! Тот… человек инсценировал пожар, а потом спрятал девочку в приюте для сирот. После он и его жена забрали ее оттуда и объявили своей дочерью.—?Подлец! —?вырвалось у Любы. —?Это же бесчеловечно! Разлучить мать и дитя?— страшный грех.—?Не знаю, почему он поступил так со мною,?— вздохнула Катерина Степановна. —?Может быть, ему нужны были деньги Андрея, моего мужа, может быть, хотел отделаться от меня… Я ничего не знала и много лет оплакивала своего ребенка. И вот совсем недавно я узнала всю правду. А помогли мне в этом Лев и Григорий Червинские.—?Вот как?—?Григорию Петровичу показалось, что случайно встреченная им девушка чем-то похожа на меня в юности… Собственно, вот и вся моя история.—?А ваша дочь знает правду?—?Пока еще нет. Я никак не могу решиться рассказать ей обо всем. Боюсь, что она станет ненавидеть меня!—?Но за что?—?За то, что не я воспитала ее, не была рядом с нею, отказалась от нее.—?Вы же не виноваты в этом. Тот низкий и подлый человек обманул вас!—?Я еще не назвала тебе имен,?— на глазах Катерины Степановны вновь выступили слезы. —?Дочку свою я назвала Любовью. В честь любви, что соединила меня и Андрюшу. Любовь Андреевна Жадан… А того, как ты сказала, подлеца тоже звали Андреем. Андреем Александровичем Тихвинским.Она замолчала и посмотрела Любе в лицо. Люба же сидела точно оглушенная:—?Любовь… Жадан. Тихвинский. Получается… —?прошептала она.—?Ты?— та самая девочка, которую отнял у меня Андрей Александрович. Твои воспоминания о пожаре?— лишнее тому подтверждение. Ты?— моя дочь, Любушка. Прости же меня, если можешь! Я должна была быть рядом с тобой каждый твой день. Но увы, я не видела, как ты растешь. Единственное, что мне осталось?— это старая песня, которую я пела, качая твою колыбельку. Я вспоминала об этом и всякий раз словно возвращалась в прошлое… Если ты мне не веришь, то можешь спросить свою нянюшку. Аглая Кондратьевна служила нам с Андрюшей, она ухаживала за тобой с пеленок. Потом, когда Андрей умер, я рассчитала ее, вернее, она сама меня об этом попросила. А через некоторое время, когда я сошлась с Тихвинским, то обнаружила, что она служит в его семье. Андрей Александрович сказал, что она ухаживает за его племянником.—?Она тоже знала обо всем?—?Думаю, догадывалась. Когда совсем недавно мы встретились с нею, она пыталась мне намекнуть, что воспитывала дочь Тихвинского, как прежде мою Любушку. Она же не могла не видеть сходства. Но у нее попросту не было доказательств! Впрочем, это лишь мои догадки. А в сущности, теперь оно не играет никакой роли.—?Так значит… песня про терновник?.. —?Люба и сама уже не замечала, что щеки ее стали мокрыми от слез.—?Да. Ты слушала и улыбалась, тянула ко мне ручонки…—?Выходит,?— всхлипнула Люба,?— мне ничего не приснилось! —?Удивительным образом, у нее вдруг словно гора с плеч свалилась. Она всегда чувствовала, что отец, тот человек, которого она считала своим отцом, что-то недоговаривал. А еще он всю жизнь был словно чужой, Люба иной раз физически ощущала исходящий от него холод. Она отмахивалась, мол, ерунда, и даже винила себя: не подобает думать так о своем отце. А правда оказалась такой простой!—?Я помнила это! —?воскликнула Люба. —?Помнила, как мама мне пела. Но когда я спрашивала об этом у отца, он всегда говорил, что это глупости. Мол, мать не любила и не умела петь. А она и впрямь частенько повторяла, что все песни?— от лукавого… И отец… он играл со мной! Мы бегали с ним наперегонки в огромном-преогромном зале. Я всегда поражалась, как же так: отец раньше, когда я была совсем крохой, был такой добрый. С ним всегда было весело, но потом он почему-то изменился. Никогда не улыбался. И твердил, что я все придумала. Выходит… он лгал! Вот только у меня все перемешалось в голове.—?Ты была слишком мала.—?И я всегда помнила своих родителей, но считала, что это были Тихвинские. На самом же деле это не Андрей Александрович играл со мной, а родной мой отец. И пела мне не Анна, а… вы!—?Андрюша обожал играть с тобой, и вы оба смеялись, счастливые. Господи! —?Катерина Степановна закрыла лицо ладонями и разрыдалась.—?Не надо,?— спокойно проговорила Люба,?— не плачьте… матушка! Теперь все позади!Катерина Степановна резко вскинула голову, подалась вперед и обняла Любу. Чуть ли не четверть часа сидели они вот так, обнявшись, и плакали.—?Теперь все будет хорошо,?— без конца повторяла Катерина Степановна. Мама. —?Мы с тобою наконец-то нашли друг друга.Ну, а дальше события понеслись просто с головокружительной быстротой, во весь опор, точно быстрая, лихая тройка. Люба сразу предложила Катерине Степановне переехать к ней, однако же, та отказалась, сославшись на то, что дом все же принадлежит дядюшке Мишелю, и он наверняка не обрадуется ее присутствию. Интересно, знал ли дядя обо всем, что натворил его брат? Аглая Кондратьевна уверена, что всех подробностей он знать не мог, но Люба твердо решила при случае расспросить его об этом. Она готова была всему свету объявить, что Катерина Степановна?— ее настоящая мать. Ей не хотелось разлучаться с ней, наверстать упущенное время, но Катерина Степановна настояла, чтобы пока никто, кроме Червинских, разумеется, не знал об этом. Это де вызовет ненужный никому скандал, поэтому пока пусть все идет как идет. Они и без того будут часто видеться, никто не может запретить Любе называть Катерину Степановну матерью, а потом, возможно, они найдут способ открыть правду всем. И сделать это по закону. Григорий Петрович поддержал матушку, да и Левушка был вынужден с ними согласиться.Дядюшка Мишель так и не смог приехать, как обещал, он написал, что его вынуждают задержаться в Петербурге срочные дела, но он, как и говорил ранее, согласен на брак племянницы со Львом Червинским и отдает ей в приданое Белоцерковку. Люба была несказанно рада: в том доме она провела детство, пока дядюшка Мишель не забрал ее к себе. Теперь же дом тот будет по праву принадлежать ей. Правда, Левушка сказал, что жить они будут в Червинке, и Люба с радостью согласилась, она уже привыкла к этим местам, и ей не хотелось покидать их. Однако же, если Белоцерковка принадлежит ей, и она может ею распоряжаться по своему усмотрению, то она отдаст ее матери! И той больше не нужно будет выходить на сцену. Госпожа Райская, вернее, госпожа Жадан займет наконец то место, которого заслуживает.Свадьбы, Любы с Левушкой и Василия Федоровича Косача с Ларой Червинской сыграли в феврале. На большом семейном совете решили, что откладывать дальше не имеет смысла, ведь весна уже близко, а все приготовления завершены. Праздник был поистине грандиозным: была приглашена вся округа, все соседи и знакомые. Из Петербурга приехали приятели Льва и генерал Кадочников, старый друг семьи и супруг лучшей подруги Лары. Из-за границы прибыла семья Дорошенко, с которой, как объяснил Любе Лев, и Червинских, и Косачей также связывали дружеские отношения. Николай Александрович, полный, почти уже совсем седой мужчина со старомодными бакенбардами и его жена, красивая, высокая блондинка, несказанно обрадовались, увидев Катерину Степановну. Видимо, они были знакомы с давних пор, и у них нашлось много тем для разговоров. Со стороны Любы гостей было не слишком много: несколько подруг по пансиону, двоюродные сестры приемной матери, которые много лет не давали о себе знать, а узнав о свадьбе, тут же написали Любе, заверив ее в родственных чувствах. Вольдемар по понятным причинам не приехал, да его никто и не приглашал. Разумеется, был и дядюшка Мишель, именно он отвел Любу к алтарю.—?Он заменил тебе отца,?— сказала матушка,?— так что это справедливо.—?Я всегда любила его,?— согласилась Люба.Правда, теперь ей хотелось бы, чтоб в церковь ее вел Григорий Петрович, в конце концов, именно он помог матушке узнать правду и настоял на их разговоре с Любой. Ну, а кроме того, он все эти дни, что шла подготовка к свадьбе, не отходил от матушки. Люба уже тогда начала подозревать, что их связывает нечто больше, нежели просто дружба. Но матушка сказала, что, во-первых, не след обижать дядюшку Мишеля, а во-вторых, Григорий Петрович пообещал Ларочке, что поведет ее к алтарю. ?Как-никак,?— заявил он,?— это мой долг старшего брата!?Матушка нашла Любе самого лучшего портного, выписала его ажно из Киева, сказав, что это?— ее скромный подарок на свадьбу. Люба безумно обрадовалась: она и сама собиралась попросить матушку об этом. Ей хотелось, чтобы ее платье было пышнее и роскошнее, чем у Лары. Портной и впрямь расстарался, и Люба была, по всеобщему признанию, неотразима в расшитом жемчугом платье с длинным шлейфом. Впрочем, Ларочка от нее все равно не отстала: она была диво, как хороша в своем подвенечном наряде.—?Ты?— моя королева! —?восхищенно глядя на Любу, произнес Левушка. —?Самая красивая! Ты затмишь всех, любовь моя.—?Я счастлива! —?только и могла ответить Люба, обнимая жениха.Он преподнес Любе бриллиантовую брошь в подарок:—?По традиции нужно дарить что-то из семейных драгоценностей, и вот?— это подарок моего отца?моей матери. Он купил ей эту брошь в Париже, а сегодня маменька дарит ее тебе, невесте сына. С тем, чтобы ты хранила и берегла сей подарок, как залог моей любви.—?Благодарю тебя,?— улыбнулась Люба. —?Я буду беречь твой подарок. А потом, даст Бог, передам невесте нашего с тобой сына, когда придет время.Торжество удалось на славу. Все друзья и знакомые были единодушны во мнении: такого пышного праздника Нежинский уезд давно уже не помнил. Люба же видела перед собой только Льва: его глаза, что смотрели на нее с радостью, его улыбку, которая так шла ему. Она чувствовала, как его руки обнимали ее за талию, когда он вел ее в танце, и ей хотелось бы вечно вальсировать с ним, смеяться от счастья и понимать: теперь жизнь будет наполнена одной только радостью. Рядом кружились в вальсе Лара и Василий, но Лев то и дело шептал Любе на ухо, что Вася танцует точно слон в посудной лавке, а потому сестра с мужем им не конкуренты. Люба же снисходительно замечала, что Левушка, пожалуй, слишком строг к Ларочке.После свадьбы Лара и Василий Федорович уехали в столицу, они решили провести свой медовый месяц там.—?Думаю,?— поддержал их дядюшка Мишель,?— это очень верное решение. Там они и в свет выезжать смогут, и в театры, ежели захотят, ну и вообще?— столичная жизнь имеет свои преимущества. Думаю, вы тоже могли бы, Любушка.—?Мы поедем позже, дядя,?— объяснила Люба.Они с Левушкой приняли решение отправиться на юг, к морю, а для этого лучше подождать поздней весны или лета. Кроме того, Левушка написал письмо своему командиру с просьбой о продлении отпуска, и теперь следовало дождаться ответа. Пока же Люба переселилась в Червинку и привыкала к новой для себя роли?— молодой хозяйки.Время шло своим чередом, весна вступила в свои права, стаял на полях снег, распустились почки, вот-вот уже должны зацвести вишни и яблони…Лара с мужем вернулись из столицы, и теперь они почти каждый день наведывались в Червинку. Лара без конца рассказывала матери и брату, как весело они с Василием проводили время. Люба же вдруг начала чувствовать по утрам легкое недомогание.—?Неужели это произошло? —?с замиранием сердца спросила она у своей матери.—?А что же тут удивительного,?— улыбнулась та,?— ведь ты?— замужняя женщина. Это, знаешь ли, в порядке вещей. Тебя, я вижу, можно поздравить!—?Это чудо, матушка! —?рассмеялась Люба. —?Ведь муж мой и я, и все семейство мечтает о наследнике. Но мне бы не хотелось… сглазить. Поэтому вы пока никому не говорите. Я хочу убедиться окончательно.Вчера доктор ей подтвердил: никаких сомнений. Люба была на седьмом небе от счастья, осталось теперь только улучить удобный момент и рассказать об этом всем. Люба решила, что семейный обед, который должен был состояться в ближайшее время в Червинке, и куда были приглашены ее мать и Григорий Петрович, подойдет как нельзя лучше.***—?Ну, как спектакль? —?спросил за завтраком Левушка. Вчера он не поехал в театр, сославшись на то, что ему необходимо закончить дела. В последнее время он много занимался поместьем.—?Постановка неплохая,?— ответила Лара. —?Однако же, новая дебютантка меня вовсе не впечатлила.—?Да,?— согласилась с ней Лариса Викторовна,?— девушка была несколько скованна. Впрочем, это можно списать на волнение, может статься, со временем, она станет хорошей актрисой.—?На фоне господина Батурина и госпожи Райской она совершенно потерялась,?— махнула рукой Лара.—?Значит, я ничего не потерял,?— обрадовался Лев. —?Надеюсь, дорогая,?— повернулся он к Любе,?— ты не скучала.—?Вовсе нет,?— улыбнулась она. —?Я же обожаю театр, ты знаешь.—?Что Григорий Петрович и Катерина Степановна,?— спросила между тем Лара,?— приедут на обед?—?Обещали,?— отозвалась Лариса Викторовна.—?Вот и славно! —?улыбнулась Люба. Интересно, подумала она, какова будет реакция, когда они узнают… Хоть бы родился мальчик!В эту минуту лакей бесшумно вошел в столовую, приблизился к Левушке и поклонился:—?Срочная корреспонденция, пан! —?он протянул ему запечатанный конверт.—?О, вот наконец-то и письмо, которого я так жду,?— обрадовался Левушка. —?Надеюсь,?— проговорил он, распечатывая письмо,?— просьбу мою удовлетворили. И мы с тобой,?— подмигнул он Любе,?— отправимся в скором времени в Массандру.Он начал читать и улыбка тут же исчезла с его лица, вмиг оно сделалось хмурым и серьезным.—?Что-то не так? —?встревожилась Лариса Викторовна, от нее также не ускользнула резкая перемена настроения Льва.Он медленно поднял голову, посмотрел по очереди на мать, Любу и Лару.—?Велено вернуться в полк. Незамедлительно. Указ Государя Императора. Мы вступаем в войну с турками.—?Господи! —?прошептала Лара.Звякнув, упала на паркет серебряная ложка, которую Люба, громко вскрикнув, выронила из дрогнувшей руки, а Лариса Викторовна медленно перекрестилась.