Глава 48 (1/1)
АлексисВидимо, Дмитрий в таком шоке от увиденного, что еще скоро не заговорит со мной…Как бы то ни было, после урока истории я побежала в административный корпус, прихватив на ходу куртку. В начале года я была частой гостьей этого строгого бетонного здания, в котором постоянно гуляют сквозняки, но со временем все проблемы урегулировались, и в последний раз я встретилась с директором после того, как сломала окно в церкви.
Обычно здесь пустынно и неуютно, а из-за закрытых дверей то и дело, что раздаются телефонные звонки. На этот раз, однако, людей было полным-полно. Повсюду были разбросаны листы, кто-то кого-то искал, отовсюду тянуло холодом открытых окон, а мне пришлось проталкиваться в неизвестное направление. Очень просто сказать «придти в административный корпус», но учитывая, что величиной он с наши общежития, то отец превратился в иголку в стоге сена. Я вглядывалась в лица высоких статных мужчин и женщин, одетых в черное и с короткими волосами, и замечала одинаковые татуировки у них на шее.Кажется, у папы тоже есть такие, но у него стрижка длиннее. Никто не обратил на меня внимания, и я, отчаявшись найти папу, села на скамью и стала дожидаться, когда он придет за мной.
- Гуттенберг!- крикнул кто-то, и я узнала нашего смотрителя, от которого так часто приходилось прятаться в кладовых, чтоб не спалил с алкоголем.- Тебя ждут в директорской.
Я сглотнула, но делать было нечего – направилась на второй этаж и зашла в секретариат. Здесь тоже царил балаган, но директор быстро заметил меня и позвал к себе.- Страж Лангерман сейчас придет,- произнес он, вновь углубившись в какие-то бумаги.
-Директор,- шепнула я осторожно,- а что здесь происходит?- Да с этим визитом возимся,- буркнул он,- для королевы готовим покои и стражу.
- Коро…- А вот и ты,- перебил меня отец, стремительно зайдя в комнату,- пошли?Кивнув, я молчаливо вышла и поплелась за папой, словно ледокол прорывавший себе путь через толпу. Частенько его останавливали, чтобы поговорить, но он отнекивался и продолжал свой путь, а стражи отворачивались, не замечая меня. Я не считаю себя низкой – 170 см, все-таки, но среди этих великанов во главе с папой я ощутила себя малюсенькой мухой. Такой серенькой мошкой, дрозофилой…
Наконец-то выйдя из здания, мы направились к озеру, пустынному в учебное время. Луна ярко освещала шероховатый лед, сковавший его черные воды, и редкий скул разносился эхом по снежному лесу. Хотя на улице конец апреля, оттепель все равно наступает только днем, а ночью все опять замерзает. Поэтому в последнее время мы с Ирой перестали идти в курилку, предпочитая этому душевую с включенной вентиляцией.
Бесспорно, было красиво – было около десяти вечера, и на небосклоне ярко блестели звезды. Такой красоты я видела только в берлинском планетарии…- Хочу поговорить с тобой без лишних ушей, Лекси,- заговорил отец на немецком.- О чем?- спросила я, остановившись у бортика и взглянув вверх.- О том, что предстоит,- я кивнула, и он продолжил:- Думаю, тебе надо объяснить, зачем была переведена в Академию Святого Василия.- Да, было бы неплохо,- буркнула я.- В последнее время участились случай нападения стригоев на людей. В Германии было введено чрезвычайное положение несколько дней после твоего уезда. Ночи стали небезопасными, люди пропадают без вести. Поэтому мы с Сергеем решили, что будет лучше, если ты уедешь в место, где тебя научат приемам самозащиты.- С Сергеем? Дроздовым?- я прищурилась.- О, так вы с отцом друзья, оказывается?- Скажем так, мы две грани одной медали.- И медаль, разумеется, я,- закончила я, пнув камушек.- А что, в Германии было мало школ, где меня могли бы обучить приемам карате? В конце концов, ты мог научить меня!- Я ведь постоянно в командировках, Алексис!- Скажи мне честно, кто ты?- резко произнесла я, взглянув ему в глаза.
Папе этот вопрос не понравился. Конечно, пятнадцать лет ничего не говорил. Он сжал кулаки, но остался спокоен. Я знаю, он мне не может соврать, но правда, видимо, тоже нелицеприятная.- Кто. Ты,- повторила я.- Почему тебя называют Лангерманом, хотя у тебя фамилия Гуттенберг? Почему все тебя так уважают? Скажи мне, пап,- пожала я плечами, но заметила, что напряжена.- ГОВОРИ!Отец вздрогнул и тяжко вздохнул. Вот и все, я его схватила за яйца, и теперь он не может отвертеться…- Я Генрих Гуттенберг-Лангерман,- произнес он медленно,- вторая фамилия – моей матери. Меня так записали в школе, и я с тех пор не стал что-либо менять. Я страж Ее Королевского Высочества Татьяны Ивашковой и приехал сюда, чтобы приготовить ее визит.Мне стало больно. И тошно. И неприятно. И не по себе. В человеке передо мной было трудно узнать моего папу. Я заметила темные круги под глазами, начавшие седеть волосы, но не это было важно. Этот мужчина никак не был способен любить… не меня, по крайней мере. Его глаза были холодны и безразличны, жесты слишком сдержанные – словом, мой последний островок спокойствия стал рушиться.- Я дампир,- продолжил он,- и должен защитить мороев от стригоев. Надеюсь, в школе тебе объяснили, кто и как. Вся моя сила заключается в этом,- неизвестно откуда, он вытащил длинный и заостренный с конца предмет, похожий на кол. На лунном свете темнели углубления узоров.- Что это?- осторожно спросила я, коснувшись холодного металла.- Это серебряный кол, заряженный всеми стихиями: землей, водой, огнем, воздухом и духом.- Это уже перебор,- прошипела я, взяв в руки предмет,- колы, вампиры, королевы… ты за кого меня держишь, за дуру?!- Это правда, Алексис!- Правда в том,- закричала я,- что вам не терпелось избавиться от меня и сделать вашей марионеткой! Вы из меня решили сделать сторожевого пса!- Алексис…- Ненавижу тебя,- прошипела я и выбросила кол в озеро.Послушался треск потончавшего льда, и предмет был поглощен черной водой.
Отец застыл в немом изумлении, а я, сдерживая слезы, побежала к стоянке и села в машину. На мгновенье думала остаться, но залаявшие псы и бегущие в мою сторону люди полностью стерли эту мысль. Отец просто использовал меня…и Дроздов, и Гуттенберг, а мать ничего не подозревала. Что ей скажут, когда окочу школу? Что меня придавило упавшим деревом? Что утонула в озере? Черт побери, хватит думать об этом!
Внедорожник занесло на таежной дороге, я не различала, еду ли на асфальте или на скользкой грязи, лишь выворачивала руль так, чтоб не врезаться в дерево. Дорога шла вверх, в невысокую гору, оканчивающуюся резким обрывом. Меня сюда приводил Дмитрий несколько дней назад – странно, что приехала именно сюда.
Отыскав в багажнике бутылку спиртного, я подошла к обрыву и взглянула на утонувший в черной ночи горизонт. Лишь далекие-далекие возвышения указывали на окончание этого мира и начало нового. Спокойная, река лениво волокла вниз огромные куски льда, вдоль погрязших в морозном спокойствии берегов.Горячительное приятной огненной волной разлилось по горлу, проводя дорогу до желудка. Будто солнце загорелось внутри меня, и его тепло обхватывало все тело и все мысли, и даже больше – душу. Я сделала еще один большой глоток и присела на гнилое бревно. Легкий морозный ветер иглой ласкало лицо, высушивая руки и соленые ручьи слез. Эту боль не передать…она такая мощная, что кажется, будто валуном придавило грудь, а в горло засунули кляп, чтоб не кричать, но задохнуться…Как же я ненавижу этот мир! Может, взять и умереть? Вот, как раз есть место. Чего там, прыгнуть. Немного будет страшно, немного больно, но это будет стоить будущего спокойствия. И не надо мне пышных похорон и молитв в церкви, не хочу, чтоб надо мной плакали друзья – им же скоро пушечным мясом становиться…Мой чуткий слух долавливает шорох в голых кустарниках, тихий треск тоненьких сучьев и льда. Делаю еще глоток и сжимаю горлышко бутылки. Кто бы это ни был – он пожалеет, что наткнулся на меня.
Меня резко хватают за плечо так, что я едва не теряю равновесия, и приковывают к близкой лиственнице. Дыхание вышибло. Мои глаза встречаются с ярко-алыми, безумными, глазами неведомого чудовища в человеческом обличии. Его дыхание воняет падалью, от него тянет погребной сыростью и потусторонней силой. Его белые клыки неприятно клацают, приближаясь к моей шее. Собравшись, я со всей силой бью его по голове бутылкой, которая тут же раскалывается, и на нем разливается джин.
Моя прелесть! Втыкаю оставшееся горлышко в его висок, и он издает страшный крик, вытаскиваю и попадаю в щеку, разрывая мягкую ткань. Ногой оттолкнув его от себя, пускаюсь из всех сил к машине и со всей силы нажимаю на газ. Сердце безумно колотится, а джип ездит едва ли на автопилоте, потому что мной ведет только страх и безумно сильное желание жить.
Скорость не снижается и тогда, когда проявляются очертания школьного шлагбаума. Кто-то машет мне остановиться, но я лишь сильнее нажимаю на газ и проламываю его, словно спичку. Машина останавливается только тогда, когда перед ней выскакивают несколько казенных внедорожников, и я оказываюсь в окружении.
Кто-то что-то кричит, красные лазерные лучи прицелены к моей груди. Выскакиваю из машины и бегу к общежитию. Кто-то окликает меня. Голос знакомый, но понятия не имею, кто это. Вбегаю в свою комнату и хочу запереться, но мощный удар отбрасывает меня в сторону шкафа.- Алексис!- ПРОЧЬ!- ору я обезумело и бросаю в высокую фигуру стеклянный флакон с чернилами и следом – не законченную бутылку водки.
Дверь закрывается, я продолжаю кричать, пока голос не гаснет, и забиваюсь в угол, обхватив колени руками. Тогда вспоминаю песенку, которую мне пела мама, и быстро забываюсь, уткнувшись влажным лицом в стену.