Море зовёт за собой (2/2)

Разве не нормально — счастливая здоровая, любящая семья? Даже, если, родители одного пола? Нет? Тогда, нормально, когда ребёнка воспитывает бабушка и мама? Разве — не однополые родители? А… градация… мама и бабушка, а не мама и мама… А когда ребёнок в слезах, в синяках, без мечты и надежды, это нормально? Нормально, когда отец не может позаботится ни о чём, кроме как найти где нальют, а свет в маяке бросает на маленького сына?

Чимин откидывается на заднюю спинку стула, смотря в потолок. Там за окном лёгкий ветер, холодный довольно, последние лепестки маков срывает с полей и склон скал.

— Нормальность — ненормальна.

Звук нескольких падающих карандашей, а учитель поднимает свои глаза на ученика, отрываясь от своей работы.

— Мистер Пак, вы что-то хотели? До звонка осталось пару минут.

Все смотрят на него. Почти как в первый день, только ни любопытства, ни восхищения — презрение, смешанное со страхом. Даже смешно.

Чимин встал со своего места, цепляя сумку за собой.

— Это вам всем здесь сдохнуть нужно… — Пак не обращая внимание на слова учителя и поднявшийся шум в классе, молча вышел, не оглядываясь, не видя даже толком ничего перед собой. Отчего-то в глазах слишком щиплет, наверное, линзы менять пора. Единственное движение, которое он себе позволил, помимо самовольного ухода из класса, провести рукой по такой же пустой парте, как его соседняя, той, что стояла в соседнем ряду.

Звонок звенит уже тогда, когда он успевает дойти до выхода из здания. И опять — шум, разговоры, топот ног, люди отовсюду. Не только за соседней партой пусто, место на парковке рядом с машиной Чимина также пустует. Один раз, всего один раз машина его и брата стояли тут рядом, гордо, точно также как они заходили в эту самую школу, из которой сейчас он выходит совсем один. Чимин идёт по парковке закуривая ментоловую сигарету, а его тем временем провожают сотни любопытных глаз, смотрящих из окон школы и с крыльца. Там за спиной разговор, как водорослей в море после сильного шторма, муть, а он садится за руль и заводит мотор.

Надо бы линзы снять, а то совсем глаза слезятся. Чимин приехал в этот маленький городок, напоминающий ему старую деревушку из крупной столицы, вместе с родителями и дедушкой. Он привык тусоваться по клубам, есть в ресторанах, одеваться в брендовых магазинах. А ещё привык к тому, что люди — мрази. Не твари, нет-нет, а мрази. И всё же линзы сняты. У Пак Чимина глубокие карие глаза. Они не чёрные, и в них нет золотистого свечения. Их глубина, всё равно что вход в глубокую пещеру внутри скалы.

Тёмная кайма вокруг радужки, а следом за ней, всё глубже, карий. Они манят, как при входе в пещеру, хочется пройти дальше, в самую глубь. Поэтому он и привык носить линзы. Чтобы не впускать никого. Он свою душу представляет домом, и дом этот уже занят. Занят родными ему людьми. Там его мамы, те, что любовь и заботу ему подарили в разы больше, нежели родители его новых одноклассников. Там друзья, сколько они знакомы? Пару месяцев? Больше уже? Но они уже поселились внутри. Больше места нет никому.

Были те, кто пытался войти внутрь. Девушки, что уже в столь юном возрасте понимали цену деньгам, но ещё не успели осознать, что цена эта выше, чем их тела, так быстро наскучивающие рукам Пака. Парни, что легко велись на поведение, весёлое, лёгкое, ничего не влекущее за собой, на взгляд, улыбку… Перед ним никто не в силах устоять. Он в глазах одних ангел, в других демон, а в собственных — человек со своими шрамами.

Никто не знает до конца, что и у него внутри свои бури бывают, свои штили. А те кто знают… Чимин не едет домой, он выруливает на, теперь столь знакомую, улочку, ведущую к маяку. Хлопает дверью и идёт вперёд. Не спешит двигаться к тропинке, уводящей вниз к пляжу, он проходит мимо маяка, к самому обрыву. Здесь ветер куда сильнее, трепет волосы, лишая их аккуратной укладки, подгоняет в спину и манит, манит взглянуть вниз, где волны разбиваются о скалу. Спрыгнув отсюда — точно разобьёшься, хоть на сколько ты умей плавать, так ему кажется. Неудивительно, что однажды отсюда спрыгнул человек.

Но Чимина никто не предавал, ему нечего отсюда прыгать. Как тот факт, что нет понятия «нормально» в едином мире, он принял и то, что люди не предают его, они предают себя, своё отношение, свои возможности, но не его. Кто такие люди? Чимин оборачивается, смотря на высокий маяк. Люди всего лишь люди. Ни хорошие, ни плохие. Они где-то там, внизу, копошатся в своих делах. А сколько людей сейчас думает о чём-то подобном? Они что сейчас думают?

Чимин приехал сюда чтобы прокричаться, но так и не смог, опять уйдя глубоко в свои размышления. Сев обратно в машину, Пак посмотрел в свои глаза в зеркало заднего вида. Глубокие карие. Женским глазам посвящают песни, мужским вроде бы тоже… А, что можно дать глазам, которые уводят в глубь скалы?

***</p>

— Мне нужно домой, — Хосок лежал на диване, его голова покоилась на коленях Юнги, сосредоточенного на своём телефоне. — Хочу забрать остаток вещей. У тебя конечно гардероб ничего так, но Вонхо, ты же просто огромный дом на ножках! Я в них как в мешках.

Бармен, пересчитывающий свои запасы, выглянул из-за бара.

— Начни качаться, глядишь выносливее будешь, — двусмысленное подмигивание не ушло от внимания и Юнги.

Мин медленно перевёл взгляд на лицо парня на своих коленях и сглотнул, вспоминая мышцы загорелой спины Чона.

— Есть вести от Чимина? — тут же перевёл он тему. — Что там в школе? У него всё в порядке?

— Ага, — отозвался Вонхо, вновь углубляясь в ящике с бутылками. — Скучно, говорит, одному, должен будет приехать скоро.

Ни Юнги, ни Хосок не видели улыбки, с которой бармен проговорил последнюю фразу.

Тэхён и Чонгук не появлялись в школе. И в баре их тоже так и не было.

***</p>

Тусклый свет из-за туч проникал в грот. Небольшие волны захлёстывали внутрь, омывая края скалы, как мать поглаживает своё дитя по голове перед долгим сном, вечным покоем, каплями-слезами оседая на камнях.

Та, что вчера явилась в бар «Скала», вновь обернулась старухой. Как будто и не было этих моментов лёгкого просветления и омоложения. Седые волосы были распущены и трепались ветром, когда старушка с небольшим узелком и старой гитарой покидала свой дом. Она не оглянулась на море, провожающее своим шумом её в путь, не оглядела скалы, укрывающие маленький пляж от посторонних глаз, только тихо заскрипела старую песню… Над её головой тучи всё гуще, всё серее, почти в чёрный окрасились. Её фигура незаметна для этого мира, она лишь отражается в чёрных глазах, выглядывающих из воды. Её провожают взглядом, как она неуклюже, с большим трудом карабкается по тропинке наверх. Одна волна сильнее поднялась при взмахе чёрного хвоста, ударяясь о скалу с маяком на вершине. Но старуха не обращает внимание.

Чимин, отъезжавший от маяка, где забирал вещи Хосока, тоже не заметил фигуру, поднимающуюся с тропинки. Знал бы, что старуха будет держать путь к его дому, может подвёз, хотя после услышанного вряд ли. Он единственный, кто ночью в баре просто тихо пил, а сегодня как не в чём не бывало пришёл в школу. Ничего непонятно, слишком запутано, но так просто.

Старуха делает шаг за шагом, как Пак раскидывает то, что узнал в своей голове.

В этом маленьком городке, шестьдесят девять лет назад, в 1951-м году, жили такие же обычные ребята, как они сейчас. Из разных семей, со своими мечтами и своими жизнями. Один влюбился в другого и получил любовь в ответ. Другой влюбился в третьего, но так и не успел признаться в чувствах.

Оушен и Рокк, так сильно любившие друг друга, оказалось, являются дедушкой Тэхёна и дядей Чонгука с Хосоком. Сиа, маленькая сестрёнка Оушена, мать Хосока и Чонгука. Она родила Хосока здесь, в этом городке, от обычного мужчины, но сбежала, только, не испугавшись проклятия, а своего мужа. Чонгука она родила через год, и чёрт её знает, как складывалась жизнь этой женщины, до возвращения сюда. Своего старшего сына она бросила…

Сан и Даль, ещё одна печальная история, не столь известная даже местным жителям из-за того, что Сан так и не успел признаться Далю. О чувствах парня знали только он сам, да Оушен. Как узнала цыганка, остаётся гадать, разве что море ей рассказало. Даль, брат Рокка, дедушка Юнги. Именно из-за беременности бабушки Мина, Сан погиб…

Вонхо… загадка этих степей, рождённый от ещё одного проклятия, которое цыганка оставила не по своей воле, по просьбе, деда. То, что он их сын Чимин тоже принял, он наверное просто всё ещё в шоке после того, как Намджуна избили. Или ещё с того момента, как узнал, что Ким его брат. А может, он так и остался в своём сознании прикованный к пескам этого чёртового пляжа после встречи со старухой в первый день знакомства с Тэхёном?

Тэхён…

— Где же ты, — Пак выехал за границу городка, в который раз проезжая по узкой дороге вдоль обрыва скалы, теряя маяк из вида зеркал автомобиля…

***</p>

— Время пришло, — Мэй сидела на кухне вместе с мистером Паком. — Кажется нам пора…

— Дети, мы ещё не можем оставить их одних, — старик, чьи морщины теперь были глубже, чем в прежние дни, глянул в окно. — Люди в городе, слишком тихо Мэй, как тогда, когда я приехал сюда и совершил эту ошибку.

— Твой сын не ошибка, нам нужно было продлить свой век, — их голоса не были больше такими яркими, как ещё пару дней назад. — Это было её условие, беременность.

— И от Тэхёна так и нет вестей, — продолжил старик.

— Пойдём, не будем заставлять её ждать, — женщина поднялась со стула, ещё раз пальцами проведя по одному из конвертов, что лежали на столе.

— Идём, — мужчина также кинул взгляд на стол.

Столь огромное имущество, деньги, а всё уместилось в пару листов и один конверт в качестве завещания на несколько имён.

Тучи настолько наполнились водой, что ливень мог обрушится, если их перевернуть, как ведро, наполненное водой. Улицу накрыла темнота, без включённых фонарей, для которых ещё слишком рано. Ветер только блуждал от дома к дому, неся весточку волнам. Этот ветер разнёс по всей округе об уходящих трёх фигурах, что виднелись вдали. Он вихрем прошёл по пляжу за домами, собирая песчинки и перекидывая их на несколько метро вперёд, наводя собственный порядок. Обогнул своей осенней прохладой все скалы, спускаясь и заглядывая внутрь старого грота, где теперь было пусто и о жизни внутри говорило лишь одеяло, накрывшее тело избитого паренька. На его лице лежали водоросли, залечивая раны, а собственная грудь еле вздымалась от кроткого дыхания в долгом сне.

Мистер Пак отдал свой долг, указав в завещании не только дочерей и внука, но и собственного сына, приложив тест ДНК. Бабушка Мэй отплатила своей подруге, продолжив воспитывать Тэхёна и продолжая дарить ему недостающую любовь, до прихода новых людей в его жизнь. Цыганка отплатила Рокку, на последних силах собственного отвара, затащив мальчишку внутрь грота и обработав раны, после того, как мальчишка в слезах сорвался с тропы, пока бежал на пляж к Чонгуку… Фотография в баре «Скала» навсегда сохранит их улыбки, той самой большой встречи друзей, накануне ошибки ревности одной, слабости другого и страха третьей.

Сиа сидела перед окном в кухне точно так же, как когда-то в детстве. Ни слов, ни слёз. Она молча печатал сообщение, рассылая один и тот же текст на недавно забитые номера в телефонной книге.

«Теперь ты знаешь, что это не просто легенда. Оушен здесь. Возвращайтесь домой»</p>

Отправить: Пак Чимин; Пак Намджун; Ким Сокджин; Ли Хосок; Мин Юнги; мой старший сын

— Будь что будет… — женщина поднялась со стула, где недавно сидели старики, разворачиваясь лицом к Хё Чжин и По Ён. — Собирайте вещи. Я к родителям Тэхёна.