Там, где море повстречало степь (1/2)
Jean-Marc Staehle — Memories of Atlantis</p>
С каждым новым шагом буря стихала. Та, что волнами своими буйствует, нервируя поверхность бескрайнего моря с его глубинами, переливаясь от тёмно-синего к серому, подсвечиваясь голубым неоном, взявшимся с тёмных глубин той магией, что таит в себе только лишь море под кружевом белой пены. В душах людей бури не стихают никогда… Одна волна больше другой, точно так же как шторм уходит от берега в обратном порядке, усмиряя свой пыл. Море сдерживать не нужно. Оно лучше людей знает когда нужно успокоиться. И только его нервозность трудно скрыть под всё ещё недовольное ворчание прибрежных волн.
Метр за метром, вслед движению двух машин, волны, одна за другой, забирали с собой обратно всё то, что выплеснули в этот вечер, не оставив и следа о том, что был шторм. Что зверь сегодня рвал и метал, разрушая чужие оковы, освобождая брата своего меньшего. Даже водоросли, что потом чистят местные дворники с пляжей, ругаясь себе под нос, и те за собой уволокло. Всё подчистило море, как лучший преступник, не давая возможности здешним сплетникам пускать слухи. Море оставило лишь одно — разрушенный участок Шерифа, затопив подвальные помещения до потолков и вымыв из него все возможные бумаги с папками документов. И компьютер не пригоден больше. А с ним и в морской пучине затерялась неотправленная информация на большую землю. Чон Хосок словно и не попадал сюда. Да и за решёткой так называемой камеры — пусто. Ни тела, ни единого следа, кроме разве что, внизу, на стене в углу, где лежит матрац, несколько царапин, складывающихся в буквы чужого языка, буквы забытого этим городком иностранного имени того, кто к луне уходил в воду и на зов любимого возвращался.
***</p>
1951-й год
— Оушен, — Сан сидел собрав ноги и обхватив руками колени, утопая стопами в песке маленького пляжа. — А как ты понял, что именно влюблён в Рокка?
До этого друзья ни разу не спрашивали влюблённых в друг друга юношей о подобном. А, если и были вопросы, то они скорее о беспокойстве, о переживаниях дальнейшей жизни в мире столь неправильном, как сам мир говорит о людях называя их и чувства таковыми.
— Трудно сказать… — Оушен сверкнул чёрными глазами, бросая взгляд на притихшего друга. — Как-то же люди понимают, что они влюбляются… Просто… Я полюбил парня, а он меня. Не думаю, что смогу объяснить лучше.
Пловец улыбнулся, вырисовывая образ Рокка перед глазами. Их первый день личного знакомства, как они обсуждали помощь друг другу и как впервые не могли отвести глаз со взгляда напротив, не обращая внимания на весь мир вокруг, как бы тот не старался своими яркими красками отвлечь тех, что навсегда утонули для остальных. Растворились посреди синей бездны моря.
По сей день и до конца времён мира будут тонуть. Они уверены. Ведь они рядом…</p>
— Ты просто будь рядом, если тебе этого достаточно, — снова заговорил Оушен. — А, если поймёшь, что готов признаться в своих чувствах, то расскажи Далю о них. Ты лучше нас всех его знаешь, даже лучше Рокка. Он часто крутится где-то рядом с тобой, наблюдает со стороны. Может, он боиться тебе сказать о том же самом?
— Что? — удивился Сан.
Он совсем не замечал Даля в те моменты, пока его друг напрямую не покажется перед ним, поздоровается, заговорит. Казалось, Даль хоть и его лучший друг, всегда где-то далеко от него и смотрит уж точно не на Сана…
— А если он… — начал Сан, но его тут же перебили.
— А если Даль отвергнет твои чувства? — догадался Оушен. — И что? Лучше признаться и получить свой ответ. Он может сначала испугаться, а может и вправду не поймёт этого. Но и мучать себя не нужно. Получи ответ и живи дальше. Может и ты ошибаешься? Может вы оба? Чувства до сложного просты.
Парень задумался. Рыжие волосы трепал ветер, наполняя просторы летним настроением посреди холодов. И ведь действительно… Сколько людей терзают себя недосказанностью, разрушая то, что не успело даже начаться, предаваясь собственной мнимой гордости.
«Я не буду подходить первая…»
«Я не буду бегать за ней…»
«Мы так и не поговорили, и я не знаю, что он/он думает о нас…»
До сложного просто. Сложно, потому что только кажется, что если ты подойдёшь к человеку первым, значит ты сломаешь себя. Какие глупые стереотипы. Подойди, поговори. Всё верно. В конце концов, всегда лучше точно знать ответ. Что люди теряют от разговоров? От простого предложения с вопросом? Ничего. Они только наконец-то могут поставить для себя какой-то знак препинания в отношениях, будь это точка с отказом, являющаяся освобождением от собственных тягостных дум, или же целое многоточие для перевёрнутой страницы с новой главой…
Сан всё смотрел вперёд, туда, где шёпотом волн сказаны все простые истины, усложнённые людьми неизвестно для чьей прихоти от скучной жизни. Юноше и невдомёк, что спустя десятилетия люди научаться ещё большему страху. Вместо подойти — написать простое сообщение… До сложного просто.
— А ты? Ты бы смог без Рокка?
Оушен покачал головой.
— Вот и я о том же… А вдруг он моя судьба? — не унимался рыжеволосый, упуская все мысли непереводимых чаек и немых рыб о лёгкости души после простого предложения вслух.
— Ну, а если это судьба… — Оушен чуть нахмурился, стараясь быть серьёзным. — То, если вам не суждено быть парой в этой жизни только потому что, между вами стоит проблема одного пола, то значит в следующей точно будете. Мне очень нравится ваш знак фиолетового света маяка… Он всегда на него возвращается к тебе. Ты главное не забывай об этом и в следующей жизни позови его.
Оушен тоже не читает мысли рыб, но сердце отданное человеку на дне морском вырвало и клочок души, навсегда запрятав его у подножия Адских ворот родных земель. И кто знает как давно оно отдано, это сердце. Парень улыбается, прикрывая глаза, поддаваясь ласкам ветру. У них тут свой мир, спрятанный от чужих глаз. У них тут скалы укрывают от всего мира, а море одеялом укрывает ноги, щекоча лёгкой пеной. Там наверху степи, вечные маки и поля. Одно маленькое дерево прямо на скале у тропинки, что ведёт на этот пляж и время, сменяющее эпохи, обрастающее легендами.
Чёрные глаза блеснули на лучах солнца, как блестели в его прошлых жизнях и как будут ещё не раз блестеть после перерождений.
2020-й год
Местные скажут — «утоп». А чайки своими криками не смогут перевести, что сколько бы не летали, уворачиваясь от бакланов, так и не нашли чем поживиться в тот день. Ни трупом, ни рыбёшкой мелкой. И только подводный мир продолжает в своих песках скрывать тайны, песчинки на дне перебирая, да так и не находя пропавшей месяц назад жемчужины, не видя её в отражении волн на знакомой шее болтающейся. Русал на сушу вышел и весь мир из забытья легенд поднял. Рассёк, как водную гладь, туманы, обнажая новые ужасы и страхи жителей. Здесь не игра и не ужастик, тут не сбегают просто так из-за решёток и не тонут в море от неумения плавать.
Старики не поверят — «сбежал» — скажут, пряча под подушку от собственных же внуков свою пенсию.
А в глазах Юнги фиолетовый луч, зовущий прийти как можно скорее.
***</p>
Ветер, до этого норовивший вырвать деревья с корнем и унести за собой крыши домов, стал наполнителем для парусов, отправляя как можно скорее вперёд, к лучшему другу, если бы вместо машин были корабли. Дождь больше не размывает вид перед глазами, а весь город словно где-то позади, два автомобиля и не через него едут вовсе. Люди, ужаснувшись грядущей бури всё сидят по своим домам, и, кажется никто кроме смотрящих вперёд глаз и идущих на зов, как рыбак бы спешил вернуться к другу, не видит фиолетовый луч взывающего к себе маяка.
Даже в слух говорить не надо, у всех в голове одно:
«Хосок»
У Юнги, сидящего за рулём чиминовой машины в голове нескончаемой бегущей строкой: хоть бы он, хоть бы цел, хоть бы он…
Тэхён, сидящий позади с Чонгуком, лишь молча смотрит вдаль. Ещё совсем чуть-чуть, они уже заезжают на его улицу, проезжают один дом за другим, прячущиеся за прозрачными заборами из невысоких досок, ещё совсем немного и…
Дверцы машин хлопают, выпуская наружу, и, в этой тьме, прямо под маяком, куда не падает его луч, несколько человек уже заходят в старые, еле держащиеся на своих петлях, двери.
Одна, две, через ступеньку Тэхён бежит впереди всех, обгоняя кажется само время, что до этого непростительно тянулось, с самого того дня, когда Ким оказался в больнице. Когда в его класс вошёл один за другим новенькие. Когда он, будучи маленьким ребёнком, сказал своему старшему друг, что тот ему нравится. Когда Тэхён родился. Когда неврученная из рук в руки жемчужина, была поднята с земли, закованная в кольцо…
Ещё одна дверца, ведущая на самый верх распахивается…
***</p>
— Тебе точно не нужно было ехать с ними? — бабушка Мэй наливала очередную кружку чая, капая туда одним из тех бальзамов, что пахнут травами и спиртом.
Сиа стояла у окна, наблюдая, как маяк всё продолжает освещать путь своим необычным лучом. Стоило свету измениться на привычный желтоватый оттенок, женщина вернула своё внимание к старикам и хозяйкам дома. На лице заиграла улыбка облегчения, когда сердце матери успокоилось, отпущенное переживаниями за своих сыновей.
— Что ворошить свежее прошлое, когда мы и так с самого дна подняли другое?
— Он твой старший сын, — покачала головой Бо Ён.
— Не я его растила… — Сиа перевела взгляд снова к окну. — Да и Хосоку сейчас лучше оказаться среди тех, кто ему ближе. Всё равно, я тему не смогу помочь.
— Но ты уверена, что всё точно хорошо и парень спасён? — мистер Пак принял долгожданный чай и в пару глотков ополовинил кружку. — До меня всё ещё не доходит, как ты вообще остаёшься такой молодой? На вид ты не старше моих дочерей.
— Но и вам не по пятьдесят, братик, — женщина ухмыльнулась, по детски выставляя указательный палец вверх, как когда-то делала в совсем юном возрасте, стараясь подчеркнуть свою правоту. — В 1951-м вам было ровно столько же сколько и им сейчас. Значит, на сегодняшний день вам не меньше восьмидесяти пяти.
Хё Чжин переглянулась с Бо Ён, под взгляды старших отправляя в мусорку последнюю из всех запасов бутылочку настойки, купленной ещё много лет назад у одной местной цыганки.
***</p>
— Хосок!
Лампа маяка была окутана непонятной тканью, пока её концы сводил руками человек в старом дождевом плаще. Казалось, для него, как и для всех жителей, буря ещё не прекратилась, и он всё также изо всех сил старается удержать подручный брезент, защищающий старую лампу от возможности разбиться. Стоило имени прозвучать, как на него сразу обернулись.
Бледнее больного лихорадкой, что аж все веснушки превратились в яркие крапинки, всё равно что Тэхён в детстве кисточкой с краской на него побрызгал, грязный и промокший насквозь не смотря на плащ, Хосок уставился перед собой.
Прямо перед Чоном его лучший друг, его младший, его сокровище во всём злом мире, а он смотрит на него пустыми глазами, как бы и не видя вовсе.
За спиной Тэхёна вырастает Намджун, а следом поднимаются друг за другом остальные, но Чон продолжает сжимать в руках фиолетовую ткань.
— Хосок, это же мы! — Тэхён уже тряс его за плечи, перекладывая руки к щекам и беря лицо парня в свои широкие ладони, не замечая как самого трясёт от истерики и страха. — Хён…
За головами всех поднявшихся мелькнула бордовая макушка…
Вернулся… ты вернулся домой…</p>
В тёмных глазах появляется крохотный отблеск, а зрачок со стоящего парня позади сдвигается в сторону глаз напротив. Даже в этой тьме, глаза Тэхёна сияют отражая миллионы спрятавшихся за тучи звёзд.
— Тэ…
То, что на самом деле Тэхён вырос давно и перегнал Хосока в росте, Чон конечно знает. Но сейчас, когда рёбра трещат от узости крепких объятий, он ещё и прочувствовал это. Младший действительно вырос.