Всё что скрывают пески дна поднимается с волнами (1/2)
Tommee Profitt & Liv Ash — A Storm Is Coming</p>
Вода рвавшаяся внутрь, стекала по ступенькам, постепенно всё больше угрожая затопить маленькую комнатушку, используемую как камеру для заключения. Сверху была слышна ругань шерифа, пока не раздался громкий хлопок, а за ним тишина принесла лишь рёв моря снаружи. Хосок, осунувшийся от долгого нахождения в четырёх стенах, лежал на небольшом, сильнее и сильнее промокающем, матраце. В этом полумраке, где нет и малейшего лучика света, единственное солнце были его волосы. Рыже-красным огнём, ярко выделяющиеся на фоне серых стен, будто продолжали беречь солнце внутри парня, не давая сердцу замёрзнуть в отчаянии и страхе своего столь не радужного теперь будущего. Здесь не будет адвокатов. Не будет громкого суда. На «большой земле» скорее всего даже и не знают о том, что произошло в этом маленьком городке. Никто не в курсе, что есть паренёк, оказавшийся не в том месте не в то время. Хосок-то здесь всё ещё торчит только лишь, потому что его некуда больше девать. Шериф не раз говорил о том, что он так и сгниёт здесь, в этих четырёх стенах. Если только, конечно, всё же до них не доедут люди с боле важными погонами, чтобы потом также, на эти же погоны, нацепить ещё одну звёздочку, да покрупнее. У них нет улик… Нет доказательств… Хосок просто прибежал на помощь, но опоздал… Однако…
К парню кое-кто приходил, всё же, заставив поверить в то, что слово «надежда» придумано не зря.
Женщина, приходившая к нему накануне вечером, показалась очень знакомой, её лицо Чон точно уже видел, и всю эту ночь рылся на самом дне собственных воспоминаний, лишь бы ухватить память в том месте, где он её видел. Отражение собственных глаз, до чёрного глубоко карих, с таким разрезом, что острее любого ножа мясника. И море всю ночь не спало, бушуя наравне с его мыслями, поднимая с самого дна давно утерянные вещи. И надежда, зарождалась и поднималась всё сильнее в душе, будто ящик Пандоры до этого открыли, прямо в сердце этого городка, высыпав на него помимо ракушек огромное количество несчастья, утаив на собственном дне некий секрет.
Сказать, что за этот месяц жуткая картина представшая перед его глазами в том проклятом классе испарилась? Точно нельзя. Она иногда всплывала вместо нужных воспоминаний, но легенды отпускали её, а Хосок повторял про себя: «Сами виноваты…»; продолжая до этого дня блуждать в двух шагах, от стены к стене, становясь то верующим, то атеистом.
И пускай никто не знал правду, друзья, приходившие к нему, верили в невиновность сидящего за решёткой друга, стараясь даже не представлять, что там могло произойти. И Тэхён верил, хоть и не приходил ни разу, но Хосок точно знает, младший сейчас сам нуждается в помощи, даже больше, чем он… И только мысли о его Тэ-Тэ, об их цели уехать как можно дальше отсюда, ещё согревали и не давали зачахнут тут окончательно, до прихода этой самой женщины. Чон и сейчас думает о ней, хотя надо бы о другом.
Очередная волна ударила по берегу особенно сильно, что парень подскочил на своём мокром, теперь уже насквозь, матраце. Вода хлынула сильнее, огромными ручьями спускаясь по ступенькам вниз, и сплошным потоком, проникая под дверь, как если бы маленький участок шерифа стал самим Титаником, поглощаемым водами океана после столкновения с айсбергом. Внутри подступала тревога, пускай и более медленно, но всё же она кралась вслед за подступающей всё быстрее водой. Не может такого быть, чтобы он прямо сейчас оказался в столь опасной ситуации, как умереть, захлебнувшись в закрытой комнате! Здесь не то что легенды, это нелепо до не возможности помыслить о подобном.
— Эй! — попытался привлечь внимание парень, хрипло крикнув куда-то наверх. — Шериф! Воды уже слишком много!
Но в ответ не было ни единого признака человека наверху, вместо него только новый сильный удар от моря, отвечающего Хосоку вместо Шерифа, заставляя парня содрогнуться всем телом, ощущая силу бури за стенами. Его тело бьёт крупная дрожь от холода, и парень начинает метаться по «камере», не представляя, что же ему сейчас делать.
Холодная, хотя ещё можно привыкнуть, если уж очень захочется купаться, вода внутри камеры доходила уже до колена. Она кажется чёрной, как будто внизу на самом деле нет ни пола, ни дна, а сплошная бездна, и Хосок от безысходности начинает уже стучать в дверь сразу двумя кулаками, продолжая кричать охрипшим голосом, с ужасом смотря на то, как вода всё прибывает.
Плавать-то он умеет, но куда поплывёшь в четырёх стенах? Не держал он никогда рыбок в аквариуме, слишком против такого надругательства над свободными обитателями моря, но сам сейчас не лучше тех рыбок, что тычутся в стены. Да и рыбой не является, жабр всё-таки не имеет…
Собираясь с силами, Чон, как можно сильнее толкает дверь плечом, прямо как в фильмах, когда герои не могут откуда-то выбраться, или же наоборот, попасть внутрь. Но все попытки проваливались, а крики наверху разносили обезумившие чайки да бакланы, явно кружившие прямо над маленьким домиком участка Шерифа. Чуют, где скоро будет корм.
Вода уже выше колена, вот-вот дойдёт до пояса, а у Хосока в глазах только несбывшиеся мечты, да образ смеющегося Тэхёна всплывает. Даже слёз нет, он слишком устал, его сил еле хватает, чтобы дышать и продолжать пытаться хоть что-нибудь предпринять. Он, как заведённый продолжает дёргать ручку двери, колотить в неё и пытаться выбить, не обращая внимание на ноющую боль в плече, уходящей во всю руку. Психует, кричит, бьётся всё сильнее, но умирать, вот просто так, захлебнувшись в каком-то подвале, точно не собирается. Хосок прожил не самую лучшую жизнь. Хотя в ней и был такой лучик солнца, как Тэхён. Он познал предательство лучшего друга в лице Намджуна. Не помнит лица собственной матери, брошенный на попечение пьяницы-отца. Только познакомился с таким человеком, как Чимин. А ещё осознал, что… влюбился. Так глупо, так просто, но влюбился и даже ни разу не сказал о своих чувствах. Не показал их. Просто крутился рядом, когда была возможность застать его одного. Исправно, благодаря Вонхо, ходил на все баттлы и вечеринки, чтобы поддержать его. И лицо матери… Он не ненавидит её и не обвиняет ни в чём. Хосоку бы только жить! Он хочет жить! Даже вот такой, ничтожной в глазах других жизнью, он хочет жить!
Силы берутся из ниоткуда. Поднимая мокрый, ставший в несколько раз тяжелее матрац, он прислоняет его к стене, двигаясь, словно в замедленной съёмке, от мешающей воды, норовящей захлестнуть грудь парня.
Главное правильно оттолкнуться от стены и не сдаться, выбить уже эту чёртову дверь — проносится в голове. Грудь внутри пылает огнём от физической нагрузки и страха, а в голове перед самым толчком ещё одно глупое воспоминание и обещание…
— Тот, кто из нас первый лишится девственности, ведёт второго в ресторан в соседнем городе! — Тэхён улыбался, у мальчишки только пубертат наступил, а мысли совсем не об учёбе давным давно. </p>
Шум воды, заполняющей комнатушку заглушал тяжёлое дыхание с быстрым сердцебиением, проникая до самого дальнего кусочка души. Нельзя ему так умирать, нельзя бросить всё не попробовав даже на кончике языка слово «жизнь». Пальцы отрываются от стены вместе со всем телом, бросая остатки сил на толчок ногой, устремляя тело сквозь водный барьер прямо на дверь.
Вы же знаете, мы всегда вас поддержим, Оушен, Рокк. Я рад за вас, уезжайте отсюда скорее. </p>
Дверь слетела с петел, как от взрыва, когда целая волна ворвалась прямо навстречу Хосоку, сбивая его с ног, закручивая внутрь водоворота, из которого не выберется даже сам олимпийский чемпион по плаванию. Воздух выбивается из лёгких сразу же с ударом воды, а вместе с ним и запечатлённый в памяти момент: бордовая макушка, отливающая оттенками нежно-розового и ярко-красного, посреди океана полевых цветов. Тот самый тихий хрипловатый смех и отражённый солнечный свет в глазах напротив. У Хосока в его предсмертный миг такой нелепой и странной смерти видится не тот, кого оберегает и кем дорожит, а человек столь далёкий для него, но такой яркий, как бы не пытался он стать бесцветным в тени солнечного парня. Юнги для Хосока всегда будет образом жаркого солнца здешнего лета и тёплой зимы. И только эхом разносимые слова на подкорках сознания затмили образ, напоминая о когда-то, видимо, нарушенной клятве, данной в прошлой жизни, что сдержать необходимо хотя бы сейчас.
***</p>
Conan Gray — The Story</p>
1951-й год
Рокк лежал головой прямо на голом торсе Оушена, лениво играясь уголками распахнутой рубашки, то связывая их, тем самым привязывая сею же к нему, то развязывая. За окошками башни маяка солнце медленно садилось, призывая своими последними лучами подняться ленивых влюблённых и включить путеводный для моряков свет. Но ни один, ни другой, растворяясь в идиллии нежности собственного убежища из старых подушек, не торопился вставать. Оранжевый свет заполнял маленькое пространство, так же игриво лаская тонкие пальцы и золотом утопая в пшеничных волосах.
Оушен, чьи ноги на самом деле давно затекли от одного положения, обхватил талию парня на себе, и, напрягая сильные рельефные руки, приподнял Рокка, подтягивая ноги к себе и складывая их в позу лотоса, чуть приподнимаясь спиной на подушках, меняя положение Кима, усаживая того теперь боком. Тот и не дёрнулся, давно привыкнув к этим рукам и возможной крепкой хватке. Рокк только вынужденно отпустил края распахнутой рубахи, смотря в глубь чёрных глаз. Там, в самой глубине, мелькнуло отражение заката, как если бы драгоценность на самом дне заблестела под морской водой.
— Ты очень красивый, — в который раз говорит парень, кладя свою руку на плечо Оушена. — Даже закат тебе завидует, смотри как разошёлся сегодня на яркие краски.
Черноглазый на это легко хохотнул, плавно скользя ладонями по спине под рубашкой парня на нём, заставляя того оседлать свои бёдра, тут же приближаясь к лицу напротив, прямо к губам, не смея отвести взгляда от глаз напротив.
— Ни один закат не сравниться с тобой, это ты слишком красивый, — парень даже не успел податься вперёд, как миллиметры расстояния между губ сократил сам Рокк, нежно касаясь своими губами Оушена, прижимаясь ими, всё увереннее и увереннее, ощущая как изменились касания по его спине.
Теперь ладони отдавали не успокоением, а жаром, обжигая кожу и тут же проливая невидимый охлаждающий бальзам, заставляя тело вздрогнуть от смены температур и покрыться мурашками. Собственные пальцы зарылись в чёрные волосы, не давая возможности разорвать поцелуй, который и не собирался прекращаться, становясь более глубоким. Оушен жадный на поцелуи, а Рокк слишком полюбил это занятие. Ему хоть до глубокой ночи вот так сидеть, ощущать руки на своём теле, чувствовать жар тела и самого начинать его своими пальцами исследовать, ведя по мощным ключицам к плечам и сцепляясь в замок за головой.
Одно лёгкое покачивание Рокка на чужих бёдрах, как Оушен резко раскрывает глаза, всё же прекращая затянувшийся поцелуй.
— Я думал об этом, — тяжёлое дыхание Кима выдавало его не меньше, чем раскрасневшееся лицо, которое он пытался спрятать на груди Оушена. — Давай я буду снизу для первого раза? Тебе ведь не будет так страшно тогда, верно?
Светло-карие глаза смотрели не в душу, они как пески океана таили в себе сокровища мира и его же опасности, пока не разразиться шторм и не поднимет всё, выплёскивая волнами на берег. И сейчас также, Рокк прятал свои глаза, а Оушен утопал в сокровищах от сказанных слов.
— Я же говорил тебе, — парень поднял лицо Кима за подбородок, чтобы смотреть в глаза. — Давай дождёмся совершеннолетия, уедем отсюда и тогда…
— А вдруг тебе не понравиться! — Рокк не торопился слезать с бёдер, понимая насколько его действия сильно влияют на состояние Оушена. Он это собственным телом сейчас чувствует, даже сквозь брюки.
— Понравится, — Оушен снова разлёгся на подушках, утягивая парня на нём за собой. — И тебе понравиться, так ведь?
-Угу, — на широкой груди удобно и парень приложил ухо к груди, наслаждаясь быстрым сердцебиением своего любимого, которое ещё не успело успокоиться. — Уверен.
— Уверен?
-Ты со мной, и я уверен.
— Э! На дворе темень, а они тут нежатся! А маяк я значит должен включать? — идиллию угасающего заката нарушил громкий топот по лестнице и ввалившиеся издаваемые весь шум друзья.
Их больше не смущали моменты, когда кто-нибудь из друзей двух влюблённых заставал парочку за чем-то нежным. По началу конечно и краснели и не знали как реагировать, а потом стали воспринимать как любую другую парочку, что обнимается и целуется, спрятавшись от чужих глаз. Разве что беспокоились, чтобы кто другой не узнал. И старший брат Рокка в том числе.
— Да ладно, не мешай им, и так, то учёба, то домашние дела. Давай уже просто зажжём маяк и пойдём отсюда, — похлопал старшего Кима по плечу его лучший друг. — А вы ребята идите вниз, там Сиа одна сидит, родители же сегодня у всех умотали до полуночи.
— Ага, и оставить маяк вам? — вздохнув поднялся Оушен, застёгивая рубашку и пряча небольшое красное пятнышко оставленное Рокком ещё с момента, как они сюда поднялись.
— Он сегодня рыбачить идёт в ночь, а вдруг ураган? Шторм? А вы не уследите за маяком и мой любименький канет в пучине морской без спасительного света! — наигранно начал кричать лучший друг старшего Кима. Рыжие волосы смешно растрепались в таких же оранжевых лучах утопающего в водной глади солнца. — Давайте, идите вниз, я всё равно хотел закончить сегодня.