Шторм и не кончался (1/2)
</p>
polnalyubvi — Забери Солнце Моё</p>
Комната была почти переполнена дымом от сигарет трёх курящих людей. Отмахиваясь от очередного выпущенного седого облака, Хё Чжин наклонилась к Тэхёну, в очередной раз проводя рукой по высветленным прядям парня, в надежде передать как можно больше материнского тепла, которого по её мнению сейчас так не хватает избитому мальчишке, который неровно дышит из-за боли от сломанных ребёр.
— Да может хватит уже?! — не выдержала По Ён, возмущаясь на Юнги и Намджуна по большей части, которые курили в разы чаще, чем старший Пак. — Задохнуться можно, а из-за шторма и форточки не откроешь!
— Будет тебе, дочка, — дедушка Пак всё не отводил взгляда от лица Тэхёна, покрытого ссадинами, которые стали постепенно покрываться корочками от засыхающей крови. Слишком до боли знакомое лицо…
— Если шторм не прекратиться, что же нам делать? — Хё Чжин обернулась на Чимина, сидящего рядом в кресле с откинутой головой.
Один глаз парня был прикрыт, залитый красно-фиолетовым оттенком после точного удара чужого локтя.
— Чонгук не звонил? — уточнил парень, косясь в сторону стола, где сидели старшие. — Где он там?
— Не случится ничего с твоим Чонгуком! Дома сидит наверное, тушку греет.
— Ты ничего не знаешь, Нам — Чимин говорил с паузами, разбитая губа неприятно горела вокруг раны. — А гле Хо?
— Что? — Юнги уже и забыл, что Чимин должен был сообщить и Хосоку тоже о потасовке в школе. — Сейчас наберу ему…
Тишину, которая образовалась после слов Мина, нарушали только резкие порывы ветра за окном, вперемешку с жутким рёвом волн, который толи призывал выйти к морю, толи бежать как можно дальше от этого проклятого места.
— Не берёт, — понуро произнёс Юнги, отбрасывая телефон на стол и переводя взгляд на Чимина.
— К морю… надо… — внезапно севшим голосом произнёс Тэхён, возвращая всё внимание к себе. — Море…
— Тише, тише, — Хё Чжин, отвлёкшаяся на Юнги, пока тот пробовал дозвониться до Хосока, снова стала гладить парня по голове.
— Кому что, а этому лишь бы поплескаться, — попробовал улыбнуться Чимин. — Сейчас, только шорты наденем, и пойдём, Тэ.
— Минни… — По Ён укоризненно посмотрела на сына.
— Будет вам, не на похоронах же, — Чимин оторвал голову от спинки кресла, наклоняясь вперёд и складывая руки в замок перед собой. — Может, и не так всё страшно. А вот то, что от Хосока и Чонгука известий нет, вот это напрягает.
— Да с чего бы?! Нахуй они сдались тебе?! — Намджун, всё это время сжимающий свой и джинов телефоны в руках, резко встал из-за стола. — Ты избит, Джин не лучше, этот вообще в полусознательном состоянии.
— А то, что Чонгук остался там! Хосок может туда же пришёл после нашего ухода! Нас трое было! Ты не думал, что с ними хуже может получится?!!!
Чимин начал кричать в ответ, морщась от боли разбитой губы, но тут же забывая про неё, как только раздался звонок, оповещающий, что за дверями кто-то стоит.
***</p>
polnalyubvi — Девочка и Море</p>
Тишина, образовавшаяся в новом открывшемся царстве мёртвых заглушала вой за окном. Капли, падающие с потолка на бескрайние лужи, оказывались в разы громче тех, что стучали по окнам. Красный цвет вокруг был ярче, чем вечные маки на склонах скал маленького городка.
То место, которое утром служило классом для проведения уроков, где выпускники сидели со скучающим видом, наблюдая за серостью за окном, сейчас было окрашено кровавым красным цветом. Кровь была повсюду, Хосок сидел, упав на пол, в луже из крови, она капала с потолка и стекала по стенам. Кровь и то, что явно было телами двадцати с лишнем человек, хотя теперь больше походило на разбросанные куски мяса, которое плохо провернули через мясорубку.
От увиденной картины парень стал пытаться как можно быстрее встать на ноги, но те скользили по жиже, быстро впитывающейся в одежду, волосы, кожу… Оскальзываясь, падая и снова поднимаясь, Хосоку удаётся встать. Бешенные глаза бегали по кабинету, а тело вертелось словно волчок, отрицая в глубине мозга то, что стоит перед глазами. Крупная дрожь стала пронизывать его, и не понятно, толи это от могильного холода морского дна, витающего в воздухе, толи это от страха, что среди этого может оказаться родной человек.
— Т. Т. Тэ… — дрожащие губы никак не давали произнести имя, пока в ознобе руки стали ощупывать карманы в поисках телефона.
Топот нескольких пар ног, врывающиеся люди, громкие возгласы, поднимающаяся паника, чьи-то чужие руки, которые хватали под локти, снова скользящие ноги по крови, Чон, как сломанная игрушка, утягиваемый преподавателями, которые смогли устоять после того, как переступили порог, только и повторял имя одного человека.
— Юнги~я… — двух человек.
***</p>
Tommee Profitt feat. Fleurie — Wake Me Up</p>
Яркий свет аккуратно проникал сквозь неподвижные шторы, освещая всю комнату, заполняя собой. Крики чаек, неугомонных птиц, вечно ищущих чем бы поживиться, пробуждал сильнее любого будильника, и длинные ресницы, тихонько трепещущие от нежелания раскрываться, всё же разомкнулись.
Смуглая кожа, покрытая шрамами на более светлых запястьях, была теперь чистой, разве что местами теперь появятся новые небольшие шрамики. Чуть отросшие волосы рассыпались по подушке высветленными прядями, тёмные корни которых сильно выделялись, отливая тёмно-коричневым оттенком в лучах солнца. Широкая ладонь одной руки чуть сильнее сжалась, и Тэхён почувствовал в своих пальцах чужие спутанные жёсткие волосы.
Приподнимаясь на локтях в больничной кровати, парень сразу обратил внимание на чёрную макушку, спящего парня. Чонгук сидел на полу, облокотившись руками на край кровати и положив на них голову, которую как раз и гладил во сне Тэхён.
Кривясь от яркого света и появившейся тяжести в голове, Ким огляделся, понимая что находится в больнице соседнего, от родного места, города. Месяц… Он лежит здесь уже месяц. Сегодня должен быть день выписки…
Все эти дни туманом рассеивались на осколках памяти. Очередной день в школе, смех Чимина, крутка Юнги на плечах, хранившая в себе тепло хозяина и запах его яркого успокаивающего парфюма в перемешку с остатками дыма сигарет, Чонгук, чью куртку хотелось бы увидеть на себе на самом деле… Чонгук!
Тэхён снова опустил свой взгляд на спящего друга.
Голова восстанавливала память, раскладывая каждое мгновение по полочкам, усиливая боль, кажется теперь не только в теле, но и во всём мире, если конечно этот проклятый мир вообще может чувствовать хоть что-то, в подкидывающихся криках Джина из воспоминаний.
Кабинет старшеклассников, окружённый старший и… дальше Ким не хочет вспоминать. Это выше его сил, но и в тоже время не так, ведь тело помнит. Оно каждый удар навсегда сохранит в сердце юноши, желающего птицей летать в облаках, а лучше свободным дельфинам в волнах океана.
Но потом из ниоткуда непроглядная тьма… А дальше только суета родных людей вокруг. Родных… Тэхён снова смотрит на более светлые руки, подогнутые под черноволосую голову Чона… Он помнит как приехали его родители, помнит как звенел звонок в доме Паков, как его привезли сюда и помнит как Чимин приходил каждый день, чтобы навестить друга. Помнит Юнги, курящего в форточку, чтобы меньше дыма попадало в палату, иначе медсестра больше не впустит его. Помнит даже слёзы…
Если бы Ким Тэхёну, молодому человеку, гею, сказали, что Ким Намджун будет плакать на коленях, подниматься, ругаться матом, а потом снова падать на колени, хватая его за руки и вымаливая прощения… Он бы сам пришёл в психбольницу и сдал бы себя как крайне сумасшедшего и, возможно даже, опасного для общества. Ведь, когда Намджун извинялся за всё то, что творил до этого, у бедного Кима было слишком много чувств и слов, что всё что он мог делать это молчать. А хотелось крушить всё вокруг, хотелось в ответ матом кричать на Намджуна и тут же плакать, причитая, что он может понять… Пускай и странно такое понимание, но Тэхён поймёт. Понял и принял. Потому что Намджун как первая любовь, да и почему как? Именно Ким Намджун дал Тэхёну понять: кто он есть. А ещё отлично показал предательство всего мира, но затем то, что люди могут поменяться. Пускай с трудом, пускай при помощи других. Но могут. Даже, если ещё не до конца и терзая самих себя, разрываясь на кусочки. Но могут. Ради любви наверное все всё могут? И души могут встретиться вновь в следующих жизнях, чтобы наконец-то обрести эту любовь?
Тэхён помнит, прекрасно помнит, весь этот месяц. Помнит родителей, которые кричали, обвиняли его. Зачем полез в драку… Как мог дать себя избить… Наверное его отец действительно разочарован в нём, раз собственный сын не смог выстоять против… а сколько их там было-то?
Возможно, если бы Тэхёну эти люди не причиняли бы столько боли, то он бы передёрнулся, вспоминая новости, которые увидел по телевизору, стоящему в его палате. Двадцать с лишним закрытых гробов… Кто вообще хоронит пустые гробы, когда от целого класса остались одни ошмётки?
Киму весь этот месяц было плевать как такое могло произойти. Им всем было плевать. Хоть вся их компания и хотела по своему разобраться в происходящем, расспросить Ба, но есть одна вещь, которая заставляет всех только приходить к Тэхёну, навещая его в больнице, поддерживая как только можно. Всех… кроме одного.
Чимин, Юнги, Джин, Намджун и, конечно же, не отлипающий и часто ночующий, Чон Чонгук, приходили к Тэхёну, чтобы поддержать его. Все кроме Хосока, который находился в тюрьме, обвиняемый в массовом особо жестоком убийстве…
В злополучный день, когда, по словам Чонгука, Чимина и Тэхёна увезли Юнги и Намджун, сам Чон только и смог, что наорать на всех и побежать в полицию. Он отобрал телефоны тех, кто снимал все избиения на них и побежал с ними к их шерифу. Сам не помнил половины, подхватив сильную простуду из-за ужасной погоды, но он точно был у шерифа, отдав тому видео-доказательства, хотя тот отказывается от этого, ведь… написанного заявления нет. Чонгук не совершеннолетний…
А вот Хосок прибежал по сообщению Чимина, как только смог. Бросив работу, помчавшись на велосипеде, практически сбиваемый и ослеплённый мощным ливнем, он добрался до школы, где в классе его ждала самая страшная картина в жизни… Вот только к тому моменту как раз сбежались учителя… там и шериф подъехал проверить слова подростка Чонгука… а там Хосок, весь в крови, с безумными глазами, который только и делал, что крутился на месте.
Чон Хосок, восемнадцатилетний… Чимин говорил Тэхёну, что никто не хочет даже вникать в масштабы такого убийства. Ким Тэхёна избили, а его лучший друг на месте преступления совершенно один… Этот городок слишком переполнен безумцами. Они в Чоне только фамилию слышат. Чон. Чон Оушен…
— Ты проснулся? — хриплый ото сна голос заставил дёрнуться Тэхёна от неожиданности.
— Гукк~и, ты опять уснул здесь… — Ким мягко улыбнулся.
Если бы не его друзья и Чонгук, он бы с ума сошёл от новости, наверное…
— Ты опять думаешь… Тэ, мы вытащим его, — Чонгук поднялся с пола, потягиваясь и разминаясь после неудобного сна. — Мама Джина обещала помочь…
— Я просто тут подумал, — Тэхён отвернулся от Чона. — Как вообще такое могло произойти? Столько людей… такая картина… Чонгук, а если легенды действительно настоящие? Если Оушен видит во мне Рокка… все ведь говорят, что я очень похож на деда.
Чонгук непроизвольно дёрнулся от произнесённого имени любимым, смахивая с рук что-то невидимое… Словно руки испачкал в чём-то.
— Мы со всем разберёмся, Тэ. Обязательно. Но, сначала нужно вытащить Хосока. Ты тоже всё равно до конца не восстановился. Намджун звонил, он с Джином и его мамой сейчас занимаются этим. Чимин скоро приедет, чтобы забрать нас…
— Они снова заняты, — горько усмехнулся Тэхён.
Родители Кима были в больнице два раза… Нет, он не винит их. Они работают и зарабатывают деньги, как могут, чтобы он же мог купить себе новые джинсы и футболку, раз старые пришли в негодность. Да и это даже хорошо, что его кровная семья не появлялась здесь, иначе как бы он объяснил им, что какой-то парень ночует и практически живёт с ним. Обнимает, иногда невесомо целуя в щёки, в лоб, в макушку, когда думает, что Ким уже спит… Правильно, никак. Тэхён — гей. Парень, влюблённый в парня, принимающий любовь в ответ, пускай они ещё и не готовы до конца открыться друг другу. Но, что на это скажут люди? Что подумают про их семью? Этот городок слишком застрял в прошлом, кажется, навечно окутанный туманом, пришедшим проклятием с моря, расплачиваясь теперь за то, что так и не может дать любви существовать.
***</p>
Ruelle — Take It All</p>
На блондине, стоявшем, облокотившись о капот машины, была кожаная куртка, скрывающая под замком такую же чёрную футболку, небрежно заправленную в не менее чёрные джинсы, облегающие плотные бёдра, показывающие миру чуть загоревшие колени. Чимин уже месяц как ходит в чёрном, словно показывая всю мрачность, которая теперь опустилась на их маленький городок, куда он сам недавно прибыл, став маленьким лучиком света для одного парня.
— Ты смотри-ка, что, он опять ночевал у тебя? — видя двух друзей, парень не сдерживает улыбки. Только она-то и осталась напоминанием о том, что Пак всё ещё светлый человек, который всего лишь один из попавших под негодность правил этого мира. — Чонгук, тебе пора уже просто начать жить с ним и всего делов-то.
— А где Юнги? — Чон всегда теперь сразу спрашивал про старшего у Чимина, заметив однажды то, какими глазами Мин смотрит на блондина, видя в них знакомый блеск.
— Мне откуда знать? Тэхён, ты… готов вернуться? — у Чимина самого шрамы теперь не скоро сойдут, хотя лицо и вернуло прежнюю красоту.
— А есть выбор? Поехали, Минни, давай сразу к пляжу, я соскучился по морю…
— С ума сошёл? На улице всего плюс пятнадцать! Ноябрь месяц на носу, а тебе купаться приспичило? Да и это… море с тех пор постоянно неспокойное, Тэ. Не думаю, что это хорошая идея…
Тэхён не стал ничего отвечать, понимая что бесполезно. Лучше он потом ночью опять выберется. У него за этот месяц было ещё кое-что важное, что парень хорошенько обдумывал, периодически теряясь в чёрных глазах, то в своих снах-воспоминаниях, то в реальных, что всегда были напротив него.
Серое небо нал головой, да опадающая листва с деревьев, действительно ознаменовали приход настоящих холодов. Тэхён только и мог, что откинуться на спинку переднего сиденья и смотреть в окно. Надоевшие пейзажи города, которые он каждый день наблюдал из окна наконец-то скрывались, сменяясь на скалы и море, где белая пена от плещущих волн не давала разглядеть точный цвет воды и то, что скрыто под этой толщей. Казалось, Тэхёна не было не месяц, а всю жизнь…
Одно только здесь не меняется из года в год уже на протяжении почти семидесяти лет, маки, которые вечными огнями в полях, да на обрывах скал, трепещутся своими изнеженными лепестками на порывах ветров, стойко хватаясь за стебель, не опадая, как сам Тэхён цепляется за жизнь. Они парню только одно напоминают — красную макушку, волосы переливающиеся всеми цветами огня, такого же яркого и стойкого человека, как сами маки, Чон Хосока, который сейчас рядом необходим чуть больше чем воздух, ведь воздухом его и так наполняет уже Чонгук.
Тэхён не заметил как машина плавно въехала на улицу его дома, сопровождаемая по дороге десятками взглядов, буровящих черты лица, увековеченные в памяти старых жильцов, которые теперь до каждого маленького шрама идеально походили на то лицо, которое умывалось на краю обрыва слезами по умершему любимому, где до сих пор стоит старый маяк. До ровной даты в шестьдесят девять лет остаётся всё меньше времени, а Ким Тэхён теперь имеет новый взгляд из-под длинных ресниц. Он больше не запуган до смерти, в нём что-то совершенно новое плещется, нежели было в глазах Рокка, это ещё дедушка Пак заметил, при встречи когда забирал Ба из больницы и зашёл к Тэ в палату, проведать паренька.
— У них глаза совсем не такие, какие были у нас… — в слух рассуждал тогда старик, закрывая дверь своей машины. — Эти мальчишки, буря-то, кажется, до конца не закончилась.
— Всё ещё думаешь, что нас это не коснётся и придётся нашим ребятам разбираться с прошлым? — Мэй тяжело вздохнула, оглядываясь на сидевшую позади них женщину. — Ну что, малышка. Надеюсь ты готова повторить подвиг Хё Чжин и рассказать своим сыновьям, что они братья и почему ты бросила Хосока, а второго преспокойно родила за пределами родного города?
***</p>
Джин всё время смотрел то на часы, то на потухший экран телефона. Он даже не стал открывать сообщение от Чимина, где наверняка говорилось о том, что Тэхён вернулся домой.
Искусанные пухлые губы чуть подрагивали, а пальцы то и дело впутывались в слегка отросшие собственные чёрные волосы.
Намджун уехал куда-то с Юнги, сказав, что не верит в помощь матери Джина. Месяц довольно долгий срок, а никаких точных действий до сих пор на счёт Хосока, кроме того, что Миссис Ким ездила одна в участок к шерифу, где пробыла довольно долгое время, а после весь вечер ругалась с мужем, не было.
Мэр маленького городка был обескуражен заявлением жены о требовании освобождения преступника.
В их доме давно творится чёрти что и в итоге, Джин всё чаще стал винить себя в произошедшем.
Подавленное состояние старшего сказывалось и на Намджуне. Парень всё время пропадал в соседнем доме со своей настоящей матерью и младшим братом, словно совсем забыл о том, кто ждёт хотя бы звонка от него, хотя Джин и не мог винить его, думая о той тяжести, которую несёт Намджун в одиночестве, сражаясь с самым сильным и сложным врагом — самим собой.
В очередной раз переводя взгляд по кругу от настенных часов к телефону, Джин резко встал. В голове всё ещё были слова его матери о Хосоке. О том, что как один из вариантов освободить парня — это побег. Мэр города никак не собирался отпускать шанса отыграться на их маленькой компании, оказывая давление на шерифа. Схваченная пачка ментоловых сигарет с тумбы быстро лишалась своей плёнки, когда парень выходил из комнаты, направляясь к двери, ведущей на задний двор, как главные двери дома распахнулись.
Намджун, чьи глаза сразу встретились с джиновыми, в несколько шагов оказался рядом.
У них всех голова идёт кругом, слишком много происходящего для столь молодых парней, да только чувства давно завладели ими, захлёстывая собственными волнами и отодвигая куда-то назад всё вокруг.
Ruelle — Bad Dream</p>
— Ты с ума сошёл? — ударяясь затылком о стену, схваченный за руки, Джин оказался прижатым спиной. — Ты где опять был? Где мама и твой отец? Я целый день дома сижу один! Тэхён уже должен был вернуться!
Но его слова игнорируют, а открытая, благодаря большому V-образному вырезу футболки, кожа шеи загорается от касания горячих губ. От Намджуна не пахнет алкоголем, скорее только немного запахом его старой машины и любимым Джином парфюмом, который тот подсунул ещё на рождество в качестве подарка через собственную мать, когда жил ещё в столице.
— Джун?! — от такого Намджуна дышать невозможно, а грубые руки сильнее сжимают тонкие запястья Джина, уводя их наверх за голову.
Младший не говорил не слова, только продолжая творить своими губами невозможное, переходя от шеи наверх, проходясь вскользь губами по линии челюсти и подступая к приоткрытым губам. Если это чувство, образовавшееся внутри можно сравнить с бурей, то та, что была месяц назад, покажется маленьким дуновением ветра, потому что между этими двумя слишком много недосказанного, а мир только и делал, что подкидывал совсем другие темы для небольших разговоров и заполненности мыслей.
— Я люблю тебя, — низкий, хрипловатый от крепких сигарет, голос, осел мелкими частицами перламутра внутри души. — Я… люблю… тебя…