Легенды пришли не из тумана, они из бурь (1/2)

— Хватит! — голос Тэхёна уже был севшим от криков. Тело и без того болело, а удары не прекращались и всё, о чём он думал, это чтобы поскорее уже потерять сознание и не чувствовать боли, но оно предательски держалось.

***</p>

Katie Garfgield — Who Will Save You (feat. OBEDS)</p>

Новый день, новая неделя, новый учебный год и теперь с полноценной неделей, теперь с полным окунанием в учёбу. Календарь по привычке переворачивается, на кухне как всегда давящая пустота и только музыка в наушниках, когда выкатывается велосипед за калитку.

Тэхён прекрасно провёл выходные. Нашёл нового друга, познакомился с другом Хосока, впервые выпил алкоголь, побывал на битве рэперов где смог лицезреть и услышать Мин Юнги в качестве исполнителя. Он даже с ним вместе выпивал тогда. Старший учил младшего как пить крепкий алкоголь. А Тэхён проникался уважением, а после услышанного ещё и восхищением.

И воскресенье, пускай пропало из-за длительного сна после бурной ночи, всё равно было тёплым и уютным. Да и вообще, весь этот сентябрь становился для него тёплым и уютным, даже не смотря на второй день затянутого неба.

«Я чуть опоздаю, езжай сам. Потом узнаешь!

Тебе понравится!»</p>

Ни серое небо, ни сообщение от Чимина, с его дурацкими смайликами поцелуйчиками, не расстраивают. Тэхён только педали крутит, да на небо смотрит, и без того зная наизусть дорогу.

А там наверху своя борьба. Белый смешивается с серым, но вместо светлых оттенков всё становится только темнее. Гонимые ветром облака, что трепали осветлённую чёлку, напоминали волны, которые прямо сейчас бьются о скалы. Природные войны — они другие. Ещё ожесточённее, но от того прекраснее. А главное, школьные учебники, да энциклопедии, всегда объяснят причины такого конфликта, в отличие от человеческих. Ненависть людей не объяснит ничто.

Тэхён как всегда машет рукой старушке, что вышла во двор своего дома на другом конце улицы, которая ведёт к маяку. Крикнув про то, что зайдёт обязательно вечером и расскажет про выходные, он отмечает про себя, что у него ещё осталось немного денег после покупки одежды, и он обязательно заедет в магазин к Хосоку и купит что-нибудь к чаю.

А ветер всё также, пускай пока тёплыми порывами, но ожесточённо сопротивляется, дуя в лицо, заставляя щуриться. Словно не пуская, говоря остановись.

А Тэхён думает. Здорово осень начинается, возможно он даже полюбит это время года, но даже наличие друзей никогда не спасёт его от этого мира. Мира, который более чёрными тучами сгущается над макушкой, который не принимает его яркую запоминающуюся улыбку, способную делать счастливыми всех, кто видит её теплоту. Не принимает, того, кем он является не по своему выбору, а кем был рождён и кем принял себя сам. И пока кто-то ведёт внутреннюю борьбу, как Мин Юнги, вечно борящийся с собой, а после бара теперь и вдвойне, или как такую борьбу вёл Вонхо когда-то, Тэхён ведёт борьбу с миром.

Мелькающие дома мимо — против него, дорога, по которой через центр в школу, где сейчас машин чуть больше обычного, оповещая — понедельник, — против него. И пускай у него теперь целых два солнца в виде Хосока и Чимина, пускай тёплые морщинистые ладони, обхватывающее лицо, называя как и в детстве родная бабушка Медовым Мишкой, Тэхён всё ещё — против мира.

«Кто тебя спасёт?» — вторит парень словам песни, а сам улыбается навстречу ветру. Море всё тише от расстояния. Вот оно, его главное спасение — там, где другой мир. Где тоже борьба, но такая явная. Где удары волн вытряхивают из тебя все мысли, накрывая с головой. И он уже представляет, как вечером поедет на их пляж с Чимином. Туда, где брызги от скал да ракушки на песке.

Велосипед на замок, а рюкзак на одно плечо. Он смотрит из-под чёлки на окружающих его. Иногда ему даже кажется, что не он один ведёт борьбу против мира. Не один ищет спасения. Может даже Намджун на самом деле нуждается в помощи? Может и он, борется с самим собой или с этим миром?

Не видя посреди двора знакомую светловолосую макушку, Тэхён слегка понуро направляется по коридору в класс. Чимин же написал, что опоздает. Нужно предупредить учителя, чтобы ему не досталось. Тэхён чуть ускоряет шаг, ещё раз повторяя «Кто спасёт тебя.» и тут же исчезает за дверью туалета, мимо которого проходил и куда его затаскивают хватая грубо за локоть.

***</p>

— А где же свита Его Величества? — спрашивает Юнги, протягивая одну из сигарет Намджуну.

Тот лишь фыркает на вопрос старшего.

— Что я, бегать за ними буду?

На задворках территории школы всегда курили, и, как смеются про себя курящие, курят и будут курить. Сюда даже учителя иногда сбегают сделать быстрые затяжки после нервирующих учеников.

Юнги всегда спокойный, смотрит на друга, а сам в голове вертит картины из бара и думает, что же стало так резко меняться? Погода что-ли?

Он поворачивается к Намджуну, чтобы сказать ему, но его прерывает какой-то парень забежавший за угол.

— Там педика в туалете бьют! — безумный возглас с непонятным восхищением или же радостью, с которой обычно призывают посмотреть на что-то стоящее, он тут же скрывается.

Сигарета из губ Юнги выпадает, и он краем глаза замечает, что не только он бросает курить, Намджун срывается вместе с ним.

***</p>

Within Temptation — Endless War (Single Edit)</p>

Тэхёна просто зашвыривают внутрь тут же ударяя спиной и затылком о стену. Рюкзак слетает и падает в ноги, а удар в живот заставляет согнуться.

— Ты ни чё не попутал пидорас?! — следующий удар куда-то в скулу, возникшее чувство сдирания кожи о выступающее кольцо бьющего обжигает щёку, и его хватают за отросшую чёлку, дёргая голову на себя и резко опуская вниз, призывая упасть на колени. — А?

Тэхён старается не теряться от неожиданной боли и происходящего. В глазах всё мельтешит. Он цепляется за руку, которая вцепилась в волосы, тут же брыкается ногой, чуть сгибаясь, но его пинают с правой стороны по бедру, а следом кулаком бьют в бок. Он шипит от боли, но не даёт коленям согнуться, как бы голову не тянули вниз, а ноги не дрожали.

Кровь закипает. Она быстрее бежит по телу, сердце учащается, а от адреналина в глазах всё темнеет.

— Да что я вам сделал?! — его крик оглушает, выходит с рычанием.

— Охуел! — слева тоже бьют в бок и тело начинает ломить сильнее. У него и так синяки не заживают, а сейчас бьют со всех сторон, целенаправленно на то, чтобы повалить, чтобы Тэхён окончательно согнулся, а не подпирал своей задницей стену, на которую пытался облокотиться.

Если бы он повернул голову, то увидел бы, как двери раскрыты на распашку, а на крики уже стали сходится любопытные. Вот только помощи не жди. Повсюду камеры телефонов.

— Давай, мочи его! — крики собравшихся только подбадривают тех, кто напал исподтишка. — Сдохни пидр!

Тэхён пытается отодрать руку, которая мешает поднять взгляд, он выворачивается, чувствуя, как с острым жжением оставляет несколько прядей волос в пальцах. Перед ним появляется кулак и он закрывает лицо, подставляя локти, тут же ударяя в ответ. Но его дёргают за плечо, а занесённую руку хватают. Теперь в живот уже пнули, а следом снова по лицу, Тэхён падает и понимает — это конец.

— Хватит! — кричит он, не в силах уже терпеть то, как его пинают, попадая по телу куда-попало. Он пытается свернуться, закрыть живот, закрывает голову, спиной сильнее прижимается к стене. Кроме собственных криков уже и не слышит ничего.

Его и раньше били. Ставили подножки, могли ударить, просто проходя мимо. Избивали толпой, но такие избиения были в присутствие его личного кошмара, с которого всё и началось. Намджун начал травлю, а остальные последовали. Намджун бил — остальные повторяли. Но рядом с Намджуном Юнги, который в такие моменты как сейчас, когда Тэ падал на землю и не мог уже защищаться, старший оттаскивал друга.

У него разбит нос, ссадины на скулах от перстней с которыми били, тело уже не выдерживает и он мечтает только лишь об одном — отключиться. Забыться. Но сознание упрямо держит его, от чего он скулит от очередного удара куда-то по бедру от опустившейся ноги сверху.

Никто не остановит троих здоровых парней избивающих мальчишку на год младше. Любой учитель завидев толпу сначала рванёт в их сторону, но услышав крики, тут же поспешит исчезнуть с поля зрения. Этот чёртов маленький городок, где все знают друг друга, где все знают, Ким Тэхён — гей, родившийся в семье, история которых, словно окутала туманом это проклятое место.

Очередной сильный удар ногой и ему кажется, что тело отрывает от пола туалета, а лопатки сильнее вжимаются в стену, жемчужина подлетает, попадая на раскрытые в немом крике губы, Тэхён даже слабое «Спаси» уже не может выдавить.

Он не слышит. Не слышит как в толпе разносится знакомый голос с криками, чтобы пропустили. Не видит как собравшихся расталкивают в стороны. Как с одной стороны в дверь влетает красноволосая голова, тут же хватающая со спины пнувшего. Как блондинистые пряди рассыпаются из укладки от резких движений.

— А ну отвалили от него! — голос Юнги и без того всегда хриплый, а сейчас ещё и звериный.

— Вам, что, блядь, сказано?! — у Чимина лицо красное от гнева.

Тэхён смотрит сквозь сжатые над головой локти, но не видит. Не видит как спокойно заходит Намджун. Не слышит как тот коленом бьёт одному из обидчиков по лицу, нагибая того, схватив за волосы, как только что хватали Тэхёна.

— Я вас, суки тупые, просил это делать? — драконьи глаза сжигают своим пламенем. — Какого хуя вы устроили?

Чимин уже склонился к Тэхёну, пытаясь понять, в сознании ли тот.

— Хён, он в субботу в «Скале» был. С этими, и ещё с тем бичом, — один из напавших стоял у стены, словно перед расстрелом.

— И чё бля? — Намджун знал, что сейчас позади среди уже расходившейся толпы на него смотрят. Пристально, оценивая поведение. — Пошли прочь!

Капитан разворачивается, смотря сверху вниз. Тэхён в сознании. Его глаза стеклянные, но он всё ещё здесь, не отключился.

— Блять! — выругивается Намджун, тут же сплёвывая всё что вертится в голове и на языке рядом с телом на полу и выходит. Звонок, прозвеневший, когда они влетели в туалет разогнал остатки толпы, только один человек остался.

— Умница, Джуни, — Джин повернул голову, слегка запрокидывая её на бок. — Можешь ведь быть и нормальным человеком.

— Сука, — цедит только Намджун сквозь зубы на ядовитую ухмылку. Ему бы по этой роже врезать, чтобы подправить эти идеальные черты лица. Да только угрозы про школу, про то, что здесь Джину не поздоровится, были пустыми, как оказалось. Теперь у Намджуна вдвойне связаны руки. Сначала их связали капитанским значком, а теперь и старшим.

***</p>

— Тэ… — Чимин и Юнги аккуратно опускают младшего на кушетку в кабинете медсестры. Женщина, чуть в возрасте, охает когда полубессознательного парня затаскивают под руки к ней и тут же хватается за ватку и обеззараживающий раствор.

— Опять он?! Я так директору пожалуюсь! — женщина негодовала.

— Не нужно… — голос Тэхёна был севший, а через разбитые губы тяжело говорить. — Просто обработайте как всегда.

— Тэхён! — Чимин и так был зол, а сейчас, перед ним была такая картина. Нет, неженкой он не был, да и понимал, что парню тут достаётся и не слабо. Но всё же, должен же быть предел.

А Тэхён только пытается криво улыбаться, отчего даже на безумца становится похожим.

Женщина принимается протирать лицо ваткой, смоченной чем-то спиртовым, и парень морщится, чуть стонет, но и в себя быстрее приходит. Голова болит от лёгкого сотрясения. Живот — кажется будто внутри всё разорвано. Ноги и руки налиты свинцом, делая невозможными движения.

— Юнги-хён, — Тэхён обратил взгляд на старшего, оставшегося стоять в дверях перед ними. — Спасибо.

Глаза напротив наполнены болью. Тэхён даже может сказать, что возможно жалостью и тем, что напоминает слёзы сожаления. Юнги отворачивает голову, ставя одну ногу на носок и упираясь плечом на стену, тут же складывая руки на груди. А когда поворачивает то смотрит на спину в чёрной футболке. Оказывается Чимин неплохо бьёт. А ещё смотрится, словно голливудский актёр из боевика, когда замахивается. Его привычное ангельское личико меняется, взгляд исподлобья способен свалить наповал.

***</p>

polnalyubvi — Цветы</p>

Юнги уволакивает Чимина после слов медсестры, что Тэхён останется на этот урок здесь.

— Сообщи Хо, о том что случилось, — он слегка подталкивает младшего к дверям их класса. Проследив, как блондин скрывается и слышно «Здравствуйте, извините за опоздание, можно пройти», Юнги тяжело вздыхает и двигается по пустому коридору в сторону выхода из школы. Сегодня он прогуляет. Слишком много мыслей в голове, что даже писать тексты нет желания.

Стоило ему выйти за территорию, как сигарета сразу попадает в рот, делается затяжка, а дым выпускается на волю тут же подхватываемый сильным ветром и уносимый, растворяясь. Смотря на чернеющие тучи, Юнги накинул капюшон и медленно пошёл по главной дороге, в сторону пляжа за домом мэра, предвкушая, что в такую погоду, там никого нет.

А тучи сгущались, похожие на губки для мытья посуды, впитавшие в себя воду, к ним только прикоснись пальцами, чуть сожми, как тут же прольётся всё то, что копилось внутри так долго, собираясь ещё с ночи. Сильный ветер перестаёт быть порывистым и становится постоянным, не давая сделать спокойный вдох, норовя прихватить с собой все мысли в головах прохожих. А люди суетливы. Они спешат в магазин, спешат на работу, чуть ли не бегом в парикмахерскую, где хозяйка ждёт с чашкой чая в горошек и новой сплетней.

До пляжа за домом мэра от школы не так уж и далеко, когда у тебя сигарета за сигаретой сушит и без того сухие обветренный губы. Не замечается, как выйдя за территорию учебного заведения, через часть городка, ты уже стоишь на ровном песке, а брызги от бушующих волн попадают в лицо, стоили только приблизится к пляжу. Здесь нет скал или камней, даже травинки не найдёшь — идеальный пляж. Но волны здесь, о, море пытается ими выдавить песок, показать всю свою мощь на ровной земле, закручиваясь в немыслимые горизонтальные водовороты и обрушиваясь белой пеной.

А Юнги всё думает. У него мысли ветер не выдувает, кажется наоборот, задувает всё больше и больше, заставляя метаться где-то там внутри. Возможно, если бы он умел плавать, то сейчас, прямо так, бросился бы в эти волны, но такой тяги, как у Тэхёна и Хосока к воде у него не было. И не было отца, который бы не спросив записал в команду по плаванию, обязывая быть лучшим в этом, а потому вроде как и незачем было учиться подобному. Ему лучше в тени, которая сейчас и не нужна даже из-за затянутого неба, вот так, на корточках или на собственном рюкзаке и наблюдать за тем, как вода становится в цвет неба, размывая линию горизонта.

Волна в очередной раз бьёт прямо в песок, будто сброситься пытается со своей же высоты, а в голове мысли, что хоть к скалам беги и бросайся в эту пучину, хоть к самому монстру морскому, хоть на самое дно, лишь бы выпрыгнуть из омыта собственных мыслей, который не хуже волн закручивает, топит где-то внутри, рвёт душу на части и не знаешь, как собраться обратно, не знаешь, что из мыслей правильнее, да и откуда взялись чуждые мысли… Или, они изначально были, а сейчас появилась возможность их впустить в голову?

Да нет уж, думает Юнги, лучше пулю в висок, или как у легенд рэпа, сорок в грудь, только бы не думать, не знать, что тебя разрывает. Не видеть причины и не осознавать, что такие мысли значат.

Или он знал? Знал давно, но когда? Или это соль на лице, что с моря, покрывает кожу, точно также, как хочется покрыть своими губами…

— Сука, — ругается себе под нос Юнги, вспоминая чуть приоткрытый рот, тяжёлое дыхание после резких движений и бега, вырывающиеся из пухлых губ. Да чёрт возьми, Юнги их считает похожими на лепестки роз, да кто не посчитает?

Но губы у Чимина действительно такие. Пухлые, нежные и оттенок такой, розоватый. И это сравнение в голове Юнги никак не сравнимо с теми, что бывают в песенках о любви, да в романах, которые читают домохозяйки их городка, где у авторов просто нет других образов для сравнения.

Такие губы — грех хотя бы раз в жизни не поцеловать. Чувственные и в тоже время такие блядские, аккуратные, мягкие, бархатистые. Прямо как тексты в блокноте, который всегда при себе, покоится на дне рюкзака, и в который выливается, а то и попросту обрушивается, такими же волнами, все мысли и чувства, зарифмовавшись в строки, нуждающиеся в музыке, как брызги в разносящем их ветре.

И новые метания начинаются внутри, пока очередной окурок зарывается в песок. Да плевать кому такие губы принадлежат, пускай и парню, но ему хочется коснуться их своими. Хочется почувствовать это тепло.

Юнги снова закуривает. Но стоит сигарете задымиться, как капля уже не с моря, а откуда-то сверху, падает прямо на маленький огонёк, потушив её, даже не давая отойти дымку. Дождь срывается, словно всё же кто-то стал надавливать на эти облака, сжимая их пальцами медленно, тягуче. Пока ещё редкие, но большие капли покрывают песок, делая его темнее. Юнги оглядывается — вокруг словно серый фильтр на глазах. Солнце спряталось не так уж и давно, а кажется, здесь всегда так. Серо. И море всегда такое — тёмное, как в самих легендах, словно действительно прячет в себе тайну.

А Юнги так и сидит на месте. У него в голове только то, что кому какая разница, кто с кем. Если человек нравится, если ты любишь человека, то, разве пол важен? Да! Вот оно!

Резко выпрямляясь и вставая, бледные пальцы тут же набирают имя в контактах телефона. Экран покрывается каплями, но плевать.

— Слушаю тебя, Шуга, — отвечает голос, всё также продолжая звать его старым прозвищем, придуманным ещё давно, видимо из-за цвета кожи Юнги.

— Вонхо, — Юнги вдыхает мокрый разбитый ветром воздух. — Кажется, мне нравится парень… Я гей.

***</p>

Серый городок, серое море, серо-чёрные тучи. И вроде бы солнце здесь чаще. Полевых цветов на скалах много, да некоторые домики аккуратные и яркие. Вот только стоит небу нахмурится, как всё это покрывается слоем пыли. Пыли поднятой ветром, пыли старости и отчаяния, пыли старых легенд, что не так уж и стары, и ещё могут ожить.

Хосок читает сообщение от Чимина, его лицо постепенно становится в цвет волос, телефон сжимается в руке, а глаза сверкают молниями, которые вскоре появляются и на небе.

«Тэхёна избили. Сильно. Парни Намджуна.

Он в медпункте. Я и Юнги их остановили.» </p>

В голове Хосока проносятся только худшие мысли. Давно пора ему «поговорить» с бывшим другом.

«Намджун тоже вмешался.

Помог оттащить их»</p>

Новое сообщение слегка ослабевает хватку пальцев.

***</p>

Чимин откладывает телефон на край стола и смотрит на пустую парту рядом.

Покрытая чёрными надписями и белым корректором, разноцветными маркерами и тут же царапинами. Словно олицетворяет того, кто должен сейчас сидеть здесь, за этой деревянной исписанной плоскостью, также с учебником, прикрывая телефон от учителя, с раскрытой тетрадью, где на полях звёзды морские, да рыбы.

Чимин вздыхает и проходится пальцами по нацарапанным словам. Внутри гнев раздирает, а ещё обеспокоенность. Как давно всё это с ним происходит? Года три-четыре? А может раньше? За что? Тэхён ведь ребёнок совсем. Чистый, как капли, превратившиеся в стену из воды за распахнутым окном. Яркий, как маркеры, даже ярче. Чимин уверен, Тэхёна можно сравнить с коралловыми рифами, которые он видел на фотографиях старых знакомых, что ездили куда-то там на цветное море. И улыбка у него такая, будто он за всех пытается улыбнуться и тем самым натянуть улыбки окружающим.

Чимин облокачивается на собственную руку. Ему плевать, что там по истории сейчас рассказывают, плевать что говорят об этом городке, как он процветал, пока не случилась трагедия шестьдесят девять лет назад, унёсшая, как жизни жителей, так и рыбацкий порт, вместе с основной жизнью города. Шторм. Аномалия.

— А как же смерть Оушена?! — вдруг подрывается Чимин с места, вспоминая причину шторма по легендам.

Учитель вздрагивает от неожиданности, а одноклассники оглядываются на новичка.