Часть 5 (1/1)

Они прибывают на остров в полдень. Погода для местной весны жарковата, но грех не признать, что солнце очень к лицу окружающей их посаженной зелени, гряде компактных коттеджей и ослепительно белому зданию администрации.София всё это уже видела, но её отставшие спутники явно не торопятся идти следом. Они постоянно о чем-то переговариваются, куда-то тычут пальцем, то смеются, то хмурятся. Её это раздражает. Ей скорее хочется добраться до их домика, проинструктировать их по поводу ближайшей недели, а затем взяться за тревожные сообщения, скапливающиеся почте с пугающей скоростью. В Абстерго, конечно, принято мутить воду с незапамятных времен, но в последние дни всё пахнет уж слишком скверно.Ей это не нравится.К моменту когда Кэл и Лара добираются до коттеджа, София уже успевает расположиться. Не откладывая первоочередные дела в долгий ящик, она вытаскивает пузырьки с таблетками непонятного пастельного цвета и ровным рядом раскладывает их на столике перед собой.— София.Она читает состав препарата, который вот-вот должен принять Кэл. В её голове картой раскинулась схема его мозга, и каждое вещество, о которое она спотыкается взглядом после очередной запятой, ложится на эту карту яркой, цветной канцелярской кнопкой.Не зная почему, она вспоминает, что отец раньше отмечал так штабы ассасинов в городе.— София.Процедура на самом деле лишняя. Она прекрасно помнит и эту карту, и состав препарата. И не менее прекрасно она слышит Лару, которая повторяет её имя нарочито-безэмоциональным голосом равнодушного подростка. София интуитивно чувствует, что ничего дельного та говорить не собиралась и не собирается, и потому прикидывается очень занятой.— Мам.— Что?София реагирует мгновенно не из какого-то родительского принципа — её просто разозлило, что Лара возомнила, будто так удастся завладеть её вниманием — вниманием приемной матери, от которой торжественно отказались.Ох уж эта ирония.— Дай послушать свой плеер.Глаза Софии опускаются на руки девочки. В них уже зажат проигрыватель, о котором идет речь, и из его наушников уже орет незнакомая музыка.София терпеть не может констатировать очевидное, но Лара её вынуждает.— Ты уже его взяла.— Я знаю, — пожимает плечами девочка. — Я спросила так, для протокола. Чтобы не пропадала видимость того, что у тебя все под контролем.София запрещает себе стискивать зубы.София запрещает себе стискивать зубы. София запрещает себе стискивать зубы.— Спасибо, — наконец говорит она, не имея в виду под этим словом ни капли благодарности; этим словом она заканчивает разговор, изгоняет назойливого чертенка из своего личного пространства.Или во всяком случае пытается.— Ма-а-ам, — все тем же ровным голосом вновь говорит Лара, — а что ты делаешь?Не боясь показаться бессердечной и черствой, — в конце концов, все равно именно таковой её и видят, — она смотрит Ларе прямо в глаза и признается:— Игнорирую тебя.Эта девочка — в чем-то и впрямь её дочь. Она реагирует лишь легким, почти незаметным вскидыванием бровей. Если Софию когда-нибудь вообще спросят, то эта каменная невозмутимость досталась Ларе именно от неё, от приемной матери.— И как? Получается? — спрашивает девочка. Лучше спроси, получается ли у меня не сорваться на тебе.Вместо ответа София отворачивается и демонстративно переводит взгляд на состав препарата. Игра, должно быть, уже надоедает Ларе — она затыкает уши наушниками, изрыгающими басы попсовой песенки, и наконец оставляет свою мать в покое.В такие моменты Софии трудно не поверить в Бога.Зря Кэл попросил её снова стать матерью для этой девчонки, пусть даже только на публике. На Софию уже пытались возложить эту роль. Справилась она настолько плохо, что навряд ли какому-нибудь разумному существу взбрело бы в голову просить её об этом ещё раз. Кто бы знал.В комнату входит Кэл в явно приподнятом настроении. Подобно ребёнку он с разбегу плюхается на кровать, на которой она сидит, и на миг весь мир Софии заходится пружинистыми волнами.К кому бы обратиться с жалобой, что она подписывалась на роль терапевта, а не нянечки?— Кровать-то у тебя мягкая! — восклицает он, раскинув руки по сторонам.— Меняться я не собираюсь.Она подбрасывает Кэлу первый пузырек с таблетками непонятного пастельного цвета, и он безошибочным мгновенным выбросом руки ловит его. Она всё ещё не знает, когда именно он набрался таких рефлексов: на беспощадной улице или под её заботливым крылышком, но, во всяком случае, они не могут не впечатлить.Каллум приползает к краю кровати с пузырьком в руке.— Это то, что избавит меня от галлюцинаций? — спрашивает он.— Если нам повезёт.Он кивает на остальные препараты, выстроенные в терпеливую очередь, и говорит:— А это ты взяла с собой на случай, если нам не повезёт?— Если нам не повезёт, ты окажешься до конца своих дней прикован к кровати, и единственный, кто будет тебя навещать — это твоя Лара. Ты каждый день будешь заново вспоминать, кто она такая, и каждый день это будет разбивать ей сердце.Кэл напускает на себя комично-расстроенный вид. Он спрашивает:— И, что, ты даже не навестишь меня? Ни разу?— Только когда не найду другого способа поднять себе настроение, — отвечает она.Софию раздражает его неуместный флирт. Хватит с неё того, что она носит дешёвую безделушку на безымянном пальце. Хватит с неё того, что за дверью коттеджа они должны изображать семью.Хватит с неё того, что она не может оторвать взгляда с рельефа его мышц, когда он этого не видит.Она говорит:— То, что у тебя в руке — чертовски действенная штука. Загвоздка в том, — София специально делает паузу для эффекта, — что она может тебя убить.— Как очаровательно.Он больше не улыбается и не шутит. София вспоминает, как он не хотел расставаться с жизнью, как он боролся за каждый последний стук сердца в смертной камере. Если он до сих пор ценит свою жизнь, то ещё не всё потеряно. Она уже боялась, что ей придется провести неделю с ассасином-фанатиком.— По таблетке после еды, — инструктирует она. — Помогать начнёт не сразу, но завтра уже должно стать легче. А теперь, — наконец говорит она, деликатно кивнув в сторону своего ноутбука, — не мог бы ты оставить меня одну?***За весь день София покидает свою комнату лишь однажды — когда приносят обед. Лара громко зовёт её всё тем же раздражающим криком “Ма-а-ам!”, чтобы она расплатилась с молодым мужчиной, осуществляющим доставку, и, когда всё уже разложено на небольшом круглом кухонном столике, София берет в спальню лишь пару бутербродов и стакан воды.Хотя сейчас бы ей куда больше помог стакан водки.Пара надёжных источников сообщили о слухах, которые с разной достоверностью указывают на проверки счетов компании. Чёрт бы с тем, что их проводят, не оповестив заранее гендиректора — куда хуже то, что выяснилось, что средства уходили на возможный счёт Уильяма Майлза, ассасина, который уже очень давно сидит в печенках Абстерго.И, в довершение всего, сообщают всё те же источники, в совете тонко намекают, что София может оказаться одной из подозреваемых.До первого апреля ещё далеко, но с ней уже разыгрывают несмешные шутки. Она так и знала, что с Кей лучше было держать рот на замке.София не успевает придумать, как объяснить Кэлу и Ларе, что ей придется их покинуть раньше срока, как слышит за дверью грохот. Она не исключает того, что это может быть ударная группа Ордена, что её могут увидеть с Кэлом не те люди, или что она может попасть под перекрестный огонь, но когда София представляет Кэла, беззащитного и нуждающегося в её помощи, на короткий миг всё остальное почему-то перестает иметь значение.Он лежит на полу, но сразили его не тамплиеры — во всяком случае, не те, на которых она подумала. Его глаза закрыты, а веки дергаются так, будто он не может их открыть. Его всего трясет, он захлебывается в собственной блевотине, которая с каждым кашлем выплескивается из его рта небольшой лужицей. София опускается на пол рядом с ним и пытается помочь ему перевернуться, но Кэл, больно схватив её за рукав пиджака, то ли отталкивает её, то ли просто держит на безопасном расстоянии.— Я помочь тебе стараюсь, — говорит София и, с трудом вырвавшись, еле поворачивает Кэла на бок. — Дыши, — говорит она, — и не оставляй ничего.На шум прибегает Лара. Она пулей срывается со второго этажа и, чего и следовало от неё ожидать, понимает все неправильно.— Какого черта ты с ним делаешь? — кричит она.Лара злится на Софию, но, стоит отдать девочке должное, она понимает, что помочь Кэлу важнее, чем начинать ссору с приемной матерью. Она переворачивает его на живот, помогает встать на четвереньки, и София не может не заметить, что от неё помощь Кэл принимает спокойно. Как будто так и должно быть. Как будто он только Лару и ждал.София запрещает себе ревновать.София запрещает себе ревновать.София запрещает себе ревновать.Она встает с пола и вспоминает всё то, чему её учили, когда она, шестнадцатилетняя, устроилась на летнюю подработку в медперсонал Абстерго. В конце концов, Кэл — такой же пациент, как и те, что тогда её окружали, и доверия он испытывал к ней ровно столько же.Когда она заканчивает убирать, Лара уже успевает уложить Кэла на диван. Время уже позднее и в комнате стало очень темно, но ни один из них не включил свет. Они о чем-то переговариваются полушепотом, и каждый раз, когда к ним приближается София, голоса утихают. Кажется, им вполне комфортно вдвоем, и София, впервые за очень долгое время, вновь чувствует себя не просто одинокой — она чувствует себя лишней.Она несколько раз открывает рот, но не может заставить себя произнести ни слова. Говорить что-либо кажется столь же преступно, как если бы она включила в церкви во время службы плеер на всю громкость. То, что она никогда не знала такого доверия, ещё не дает ей права вторгаться в их компанию непрошенной гостьей, и потому София безмолвно удаляется в спальню.На этот раз она выходит оттуда глубоко ночью. На ней дорожный костюм, а на локте висит сумка с документами и деньгами. Лара спит в придвинутом к дивану кресле в позе, которая обещает к утру неизбежную ломоту во всем теле. Кэл заботливо укрыт одеялом, а на тумбочке у подлокотника, ставшего изголовьем, стоит недопитый стакан воды. К нему она добавляет другой пузырек с таблетками другого непонятного пастельного цвета и прикладывает записку.В этой записке он утром прочитает: “Пей по таблетке после еды”.И затем: “Мне жаль, что нам не везет”.