Смятение... (1/1)

Они оба расположились на диване, стоящем возле дверей в зале?— Лера и Глеб?— и о чём-то вполголоса беседовали. Они сидели вполоборота друг к другу, их колени едва соприкасались, и от этого Глебу было так жарко… Лера в слегка возбуждённом состоянии что-то рассказывала, периодически выразительно жестикулируя, но Глеб не слышал (да и не слушал), о чём она говорила… Он смотрел на её лицо, и в его глазах было столько восхищения и счастья, что казалось, все существующие слова нежности и любви можно прочитать в его глазах в виде бегущей строки, как в глазах кота Тома в мультфильме ?Том и Джерри?… Глеб пришёл в себя только тогда, когда его рука потянулась к Леркиной руке, лежащей у неё на колене, и его ладонь накрыла её пальцы. Лерка на мгновение запнулась и пристально посмотрела на Лобова.?— Лера… Я хотел тебе сказать… —?Лобов смутился, на мгновение опустил голову и повторил снова,?— хотел тебе сказать… что… я люблю тебя… И после небольшой паузы выдохнул:?— Ну, вот… сказал…Он с надеждой и плохо скрываемым страхом посмотрел на Лерку. Она молчала, смотрела на него с ожиданием, и Глебу показалось, что ?сестра? слегка подалась вперёд?— неуверенно, словно боясь, что её не правильно поймут и остановят. Это её еле уловимое движение на мгновение придало Лобову уверенности, и так же, не отпуская её руки, Глеб пересел вплотную к Лерке, а затем, обхватив её затылок свободной ладонью, осторожно, но уверенно притянул её голову к своему лицу. Теперь они были близко так, что их дыхания смешивались в одно и при лёгком наклоне головы губы слегка соприкасались, вводя их обоих в ощущение нереальности. Не встретив сопротивления, Глеб нежно коснулся своими губами Леркиных губ, и всё вокруг закружилось в странных ощущениях, которые вместо восторга вызывали тревогу и что-то ещё едва уловимое, заставившее его вздрогнуть и прийти в себя… … Глеб лежал на диване в своей комнате и в первые секунды не мог понять, где он находится и как он здесь оказался, если всего мгновение назад он нежно и трепетно целовал ту, о которой мечтал долгое время и ради которой был готов на многое, если не на всё?— даже жизнь отдать. И вот теперь он снова лежит у себя в комнате и в очередной раз переживает тот поцелуй, которым они обменялись с Леркой тогда, когда, прогуливаясь по парку, она в шутку предложила разыграть своего Сашку, сымитировав с ним, с Глебом, поцелуй. Только тогда для Лерки это была шутка, игра, целью которой было вызвать у Саши приступ ревности, а вот для Глеба… Этот сон приходил к нему не впервые, и каждый раз он так же вздрагивал во сне и просыпался от тревоги, долго потом приходя в себя и бесконечное множество раз прокручивая этот волнующий эпизод… Потянувшись к бра, висевшему почти над головой, он щёлкнул выключателем, и комнату наполнил мягкий жёлтый свет. Из темноты выступили привычные предметы мебели и его вещи. Глеб, постепенно успокаиваясь, обвёл глазами комнату, и его взгляд остановился на фотографии, стоящей на письменном столе между подставкой для канцелярских принадлежностей и электронными часами. Из полумрака комнаты ему улыбалась Лерка: стоя вполоборота к фотографу, сдержанно-задорно смотрела в сторону объектива. Эту фотографию сделал он сам тогда?— перед тем самым их поцелуем… Она так и осталась стоять на его столе и после его отъезда. Глеб долго, не отрываясь, смотрел на эту фотографию. Сначала без эмоций и мыслей?— просто смотрел. Постепенно в его мозгу стали появляться строчки: он не помнил, где и когда он их читал, а поди ж ты?— оказывается, запомнились и вспомнились легко и сразу:Я говорю с тобой во сне.Я глажу нежно твои пальцы…И кто сказал, что на землеНичто не повторяется?Осколки неба небом стали,Души осколки?— вновь душой:Как будто не с тобой я не былИ знаю?— вечно буду твой!Но постепенно просыпаясь,Былая боль вернулась мне…И понимаю безнадежно,Что говорил с тобой во сне… Снова накатило… Глеб даже разозлился на себя. Эти сны раздражали его, словно водянка, натёртая обувью на пятке: нудная, монотонно пронзающая нарастающей болью в одной точке и постепенно сводящая с ума…Нехотя он вылез из постели и направился в кухню, прямо к стойке бара. Достал из шкафчика бутылку и плеснул жидкость в стеклянный прозрачный стакан. Не отходя от стойки, опрокинул его содержимое в рот. Всё сразу, не смакуя. Поморщился и, передёрнув плечами, поставил стакан на стол. Засунув руки в карманы пижамных брюк, Глеб стоял у стола, перекатываясь с пяток на носки, и опустив голову, смотрел на поверхность стола, не отрываясь и не отводя взгляд от чего-то, видимого только ему. О чём думал он в эти минуты?.. Ещё два дня назад в полном одиночестве он стоял на самом верху крутых ступеней, ведущих к неширокому песочному морскому пляжу?— всего в паре часов езды от Тулузы. Смотрел в одну точку на горизонте и нервно курил. Уже вторую сигарету за несколько минут. На полном автомате. Во рту было горько и подташнивало от едкого послевкусия дорогого табака, но рука с сигаретой раз за разом тянулась ко рту?— как у робота на конвейере. Он должен был завтра ехать к родителям. Мама очень просила, чтобы он приехал, хотя и знала, что по ряду причин это сложно, да и Олег Викторович, как никогда, был добродушен и словоохотлив, разговаривая с ним по телефону?— он всё же любил его, скучал, несмотря на прошлые разногласия. Глеб давно взял себя в руки и довольно успешно продвигался на своём поприще, за что Лобов-старший испытывал невероятную гордость и удовлетворение, граничащие с плохо контролируемой сентиментальностью. Впрочем, Олег Викторович всегда любил сына, очень сильно любил. Он особенно остро это ощутил той ночью, когда они с Аллой едва не потеряли его…. А теперь он ещё и?— старший сын…А Глеб… В последний свой вынужденный приезд был так измотан психологически, что?— куда подевался его здоровый цинизм и здравомыслие? —?по-настоящему боялся. Боялся возвращаться домой… Что он тогда получил от того приезда? Приехал Лере помочь. И помог. Силы Небесные?— чего это ему стоило!.. Но правильно, что помог…А по возвращению из Реутова, он так же стоял на этом, полюбившемся ему месте, и смотрел на безмятежный штиль?— до самого горизонта. И многократно проигрывая в памяти события прошедшей недели, как никогда остро ощущал своё одиночество после многократно загорающейся надежды, которая каждый раз разбивалась об острые камни реальности, доводя его до изнеможения и отчаяния. И тогда он принял решение. Он сделал всё, что мог,?— для Леры… В тот момент он считал, что так будет правильно.Он вспомнил, как тогда ещё, психологически измотанный, медленно вставил в уши фирменные наушники и включил ?Русское радио??— надо же, работало и здесь… Не сразу дошло?— знакомая мелодия и слова… Аж хрипло рассмеялся, и, закинув голову и театрально разведя в стороны руки, зажав между пальцами дымящую сигарету, негромко, с горечью, произнес вслух куда-то в небо: —?Даааа, Лобов… И это всё?— о нём!.. То есть?— обо мне…И, глубоко затянувшись сигаретным дымом, глотая его и прищуривая слезящийся глаз, подпел про себя:Так бесконечна морская гладь,Как одиночество мое.Здесь от себя мне не убежать,И не забыться сладким сном.У этой жизниНет новых берегов,И ветер рвет остатки парусовЯ прикоснулся к мечтам твоим,И был недобрым этот миг?—Песком сквозь пальцы мои скользилТот мир, что был открыт двоим…Я здесь! Где стынет свет и покой,Я снова здесь! Я слышу имя твое…Из вечности лет летит забытый голос,Чтобы упасть с ночных небесХолодным огнемЯ думал, время сотрет твой след,И не ловил в толпе твой взгляд…В чужих объятьях искал ответ,И не искал пути назад…Все забывая,Жизнь начинал опять,Но видел, как пуста морская гладь…И вот теперь он снова дома…Приехал вчера позже, чем мог бы. Особо не торопился?— хотелось приехать под вечер, чтобы все были дома: и отец, и Денис, и мама с младшим братом. Боялся остаться один в большом доме, где ничего не изменилось с тех пор… И кто бы мог подумать, что он, который не боялся совершать не всегда благовидные поступки, будет бояться самого себя. И сколько уже можно?— столько времени прошло, а ведь торкает до сих пор…Так почти и получилось. Рано темнело, на улице было сыро и промозгло. В Москве народу полно, не взирая на погоду. Суета везде. Где бы ни находился, все куда-то несутся, словно хотят успеть до наступления комендантского часа. На лицах совсем мало эмоций. И никому ни до кого нет дела. Человеческие фигуры пролетают мимо молча и сосредоточенно. А в Реутове размеренно и спокойно. Да и погода не благоволит к прогулкам?— все по домам сидят.Глеб достал ключи и, стараясь не напугать домашних, открыл дверь, одновременно окликая всех по очереди. В доме стояла звенящая тишина, словно его жильцы давно съехали, сделав главной распорядительницей помещений тишину. Потом в глубине комнат послышался шорох, который очень быстро становился громче и ближе, и, наконец, в прихожую из-за угла кухни вылетел Денис. Домашние тёплые тапочки на войлоке беззвучно скользили, как коньки по льду, и последние пару шагов он буквально подъехал к Глебу. С размаху уткнулся в него всем телом, едва не лишив равновесия, обхватил руками вокруг туловища. Денис заметно вытянулся за последние полгода, и стал крепче?— мужает. Глеб подхватил его и устоял на ногах.—?Ух, ты, Глеб! А мы тебя ждём с утра! —?Денис восторженно заглянул в лицо Глебу и не давал ему опомниться:?— А Алла Евгеньевна сейчас с Игорем в ванной. Ты когда позвонил, что к вечеру будешь, так она готовила долго, а потом решили с малым прогуляться, чтобы спал лучше, а он… того… ну… памперс испачкал. Ну, вот отмывают в ванной. А Олег Викторович звонил, спрашивал, не приехал ли ты. А ты ещё не приехал тогда. —?Денис уже оторвался от Глеба, но не отпускал совсем, хватал его за рукава и эмоционально подёргивал, слегка подпрыгивая на носках от нетерпения, и автоматной очередью выпаливал всё, что приходило в голову?— как тот акын.Глеб слушал Дениса и был рад, что первым, кто его встретил, был именно Денис. Ему как раз сейчас не хватало такого вот движения?— бурного, не дающего опомниться, чтобы заполнить психологический вакуум и избавить от непонятных ощущений, которые его охватили, когда он зашёл в тихий и, казалось, пустой дом.Алла Евгеньевна вышла из ванны спустя несколько минут после приезда Глеба. На руках держала довольно-таки увесистый свёрток из махрового полотенца?— Глеб видел такое полотенце в прошлый свой приезд. Почти простынь, тяжёлое.А дом постепенно стал наполняться звуками, оживать. Впрочем, Глеб немного слукавил, отмечая, что он казался абсолютно пустынным: уже в прихожей он услышал запах. Домашний, родной. Вкусный. Так пахло всегда, с самого детства, когда мама была дома и готовила свои фирменные блюда. Особенно остро ощущалось присутствие мамы в доме после долгой разлуки, когда надышался разными ?ароматами? в общежитии, в клинике, на чужих улицах, к которым уже привык и, казалось, пропитался ими. А вот дома ощущения иные, и эти домашние запахи вкупе с привычной, родной с детства, обстановкой доводят его, закоренелого циника, до приступов сентиментальности…Алла Евгеньевна уже догадалась о приезде сына по звукам из холла и жадно высматривала его, выходя из ванной комнаты. Увидела и радостно защебетала:—?Ой, Глебушка, ну наконец-то! Ждали тебя весь день, а всё равно ты так неожиданно приехал, что мне даже не удалось тебя встретить как положено! Ты уж прости, я закрутилась немного… —?она удобнее умостила в руках большой свёрток, который едва заметно шевелился.Глеб смотрел на неё изумлённо-сдержанно:—?Мам, ну ты прям как Мадонна, хоть картину с тебя пиши, даже моложе выглядишь. Ну дай, я хоть наследника-младшего подержу… Думал, уже привык к мысли что вы с папой?— родители. Ошибался… —?хмыкнул и иронично продолжил?— надеюсь, я первый на очереди на наследство и титул?Алла Евгеньевна непонимающе посмотрела на Глеба.—?Ну, в том смысле, что я?— старший сын своего отца,?— поднял брови и ткнул себя пальцем в грудь,?— и его наследство переходит мне, а также его титул?— Главврач Всея Хирургического Центра! —?и засмеялся, довольный, увидев, как расслабилось лицо матери от его шутки.Денис, наблюдавший за их диалогом со стороны, едва слышно прыснул и снова сделал серьёзное лицо. Глеб подошёл к Алле Евгеньевне сбоку и заглянул в свёрток, слегка отогнув край полотенца.Пристально посмотрел на того, кто находился внутри махрового кокона и деланно-грустно захныкал:—?Мааам, теперь я больше не твой фаворит? А я могу рассчитывать хотя бы на компенсацию в виде того, что так вкусно пахнет по всему дому? —?и подмигнул Денису, который как маленький щенок с восторгом наблюдал за каждым движением и ловил каждое слово домашних, что приводило его, изголодавшегося по общению со старшим ?братом?, в полнейший экстаз.—?Глебушка, ты с дороги, устал, наверное… Может, ты переоденешься, руки помоешь… Опять же?— голодный… А потом уже будете знакомиться. —?Алла просительной интонацией попыталась скрыть своё волнение перед первым знакомством братьев. Впрочем, Глеб ещё ранее, по скайпу, успел увидеть Лобова-младшего, но это общение по ряду причин было очень недолгим и вряд ли могло считаться полноценным.—?Глебушка, иди, переодевайся, дорогой! Мне нужно вот наследника-младшего после купания одеть?— он пока ещё сам не научился,?— и засмеялась своей шутке. —?Скоро отец придёт, я хочу, чтобы мы были готовы все вместе поужинать! —?затем, придержав одной рукой конверт, другой немного суетливо сжала кисть Глеба. Видно было, что она хотела бы сейчас остаться со старшим сыном и позаботиться о нём, но конверт начал активно шевелиться, и ей нужно было спешить.—?Мам! Ты поосторожнее, давай я тебе помогу! —?Глеб попытался ей помочь, подхватив свёрток и оберегая его от возможного падения.Денис тоже не растерялся и с лёгким возгласом тоже подскочил к Алле Евгеньевне, подставив руки под махровый кокон.—?Ой, мальчики, что-то я совсем уже… —?Алла растерянно прикоснулась пальцами левой руки с шикарным маникюром ко лбу. Второй рукой она ещё придерживала конверт с младенцем, но в этом уже не было необходимости: Денис и Глеб надёжно его подстраховывали, поддерживая руками.—?Так, всё! Глеб?— переодеваться и мыть руки! Денис, на тебе кухня?— тарелки, вилки, хлеб нарезать. А я в конце?концов, займусь Игорем, а то мы так до прихода отца не управимся. —?Это снова была прежняя Алла, собранная и волевая.Подхватила свёрток с младшеньким и быстро ушла с ним в бывшую Леркину комнату, расположенную тут же, на первом этаже рядом с кухней. Мальчишки переглянулись, и Глеб прищёлкнул языком, театрально изобразив удивление:—?Вот так вот… Я руки мыть и переодеваться…Денис развернулся и ?ушуршал? на своих войлочных тапочках в кухню?— хозяйничать.На несколько минут в доме снова наступила тишина, но она не была уже такой звенящей и пугающе-одинокой?— дом был живой.Глеб вышел из ванной, переоделся у себя и, воспользовавшись свободной минутой, спустился вниз, к "Леркиной" комнате, из которой доносилось воркование матери.—?Ма-ам! К тебе можно?—?Конечно можно, Глебушка, что же ты спрашиваешь?Глеб с замиранием сердца вошёл вовнутрь... С момента его последнего пребывания здесь почти ничего не изменилось. Почти. Только в самом тёплом углу комнаты стояла детская деревянная кроватка, а рядом?— широкая полочка-этажерка с детскими вещами, погремушками, бутылочками.Алла стояла, наклонившись над новой двуспальной кроватью, которая теперь заменила Леркину полуторку... Лобов-младший лежал на голубом байковом квадрате, уже почти ?упакованный? в ползунки и распашонку, и, сонно кряхча, подкатывал глазки, обмякая ручками и ножками. Глеб медленно осмотрелся по сторонам, цепляясь взглядом за каждый метр родного до боли пространства, связанного с Ней. Немного защемило где-то за грудиной и знакомое чувство накатывающейся пустоты грозило застать его врасплох при свидетелях...Глеб усилием воли заставил себя отвести глаза от ящика стола, в котором Лерка некогда прятала свои секреты, не подозревая, что некоторые из них были им обнаружены в результате самого банального и где-то даже подлого "обыска". - Мам, а почему ты здесь?Всё так же, наклонившись над новорожденным и заканчивая его переодевания Алла вперемежку с сюсюканьем нараспев ответила: - Ну как же... Сынок... На второй этаж тяжело с ним - ступени излишне крутые. Да и от кухни далеко, попробуй побегай - каждые три часа разогрей еду, накорми... Да и оставлять одного наверху без присмотра пока я на кухне... А нам ещё ванная нужна. Вот и переехали вниз. Комната маловата, конечно, но это временно... Вырастет - снова к себе на второй этаж переберёмся...Алла наконец выпрямилась, повернулась к Глебу и виновато попросила:—?Сынок, ты побудь с ним здесь, понаблюдай, а мне нужно на кухню на пару минут. Кормить пора, а ещё разогреть нужно… Я сейчас, я быстро…Алла вышла, закрыв за собою дверь, а Глеб присел прямо на пол возле кровати и, облокотившись одной рукой на поверхность кровати, другой поправил слегка сбившееся байковое одеяло, на котором лежал новорожденный. Лобов?— теперь уже второй?— испытывал странные ощущения и не мог их понять. Всю свою сознательную жизнь он прожил со своими родителями. Был единственным сыном в семье и даже мысли не допускал, что мог бы с кем-то делить дом, вещи, родителей, слепую мамину любовь к нему и вытекающие отсюда выгоды для себя. К тому же, мать была для него целым миром, и их связь не смогли бы прервать даже её неблаговидные поступки, узнай Глеб об оных… Потом в их жизни появились Лера и Денис. И если Лера так и не смогла (или не захотела) стать полноправным членом их семьи, то Денис в силу мягкости и дипломатичности своего характера, со временем сблизился с Глебом. Глеб даже относился к нему как младшему брату, уделяя их общению достаточно много времени. Найдя общие с Денисом интересы, они частенько проводили вечера за играми или просто разговорами. Но даже и тогда Глеб оставался единственным и любимым сыном своих родителей. Всегда и при любых обстоятельствах он мог рассчитывать на помощь и поддержку, если не отца, то матери безоговорочно.Со временем, живя в другой стране и став совершенно самостоятельным, он знал, что он?— единственный любимый сын в семье, а вот теперь их уже двое… любимых. Нет, он не ревновал, он был даже рад, что у него появился родной брат, и он со странными смешанными чувствами смотрел на этого маленького человечка, хотя уже привык к факту его существования… Теперь, увидев брата воочию, а не через веб-камеру, осознал, насколько же он его старше, и на мгновение почувствовал себя слишком взрослым, даже старым… Усмехнулся и прихватил двумя пальцами ползунки в том месте, где угадывалась крошечная стопа Игоря…