1 (1/1)

Июньской ночью тепло.Цикады стрекочут где-то вдали, будто струны плохо настроенной гитары; Дереку невольно хочется попросить их сыграть на тональность выше, а заодно заткнуть, наконец, того идиота, что идёт во вступлении третьим по счёту — он постоянно фальшивит.Дерек сидит на веранде, накинув на плечи куртку, косится украдкой на кухонную дверь; осторожно заправляет за ухо прядь тёмно-каштановых волос — и снова вглядывается в густо-синее небо, запятнанное молочными каплями звёзд.Бэт выскальзывает из дома бесшумно, точно призрак; Дерек слышит её тихие шаги, только когда она оказывается совсем близко — и вздрогнул бы, должно быть, если б сам не ждал её появления. Бэт садится с ним рядом; не желает доброй ночи, вообще ничего не говорит; между ними — какая-то треклятая пара сантиметров.Они молчат — минуту, две, десять; а потом ладонь Дерека осторожно ложится на её шею, и подушечки пальцев парой едва уловимых движений гладят мочку уха; его рука движется медленно, медленно, медленно — и в какой-то момент будто рвётся невидимая нить, и чёртова пара сантиметров, разделявшая их, тает в густой чернильной прохладе.Бэт Кэмпбелл пахнет корицей, цветочным шампунем и дешёвой жевательной резинкой.Дереку кажется иногда, что он сошёл с ума; он и сам не может понять, как с ними могло всё это случиться.***А ведь когда-то всё было просто и понятно; ?Iron Weasel? играли в мелких клубах — но это было определённо лучше, чем ничего; определённо лучше, чем то, что было у них до встречи с Трипом. Дерек выходил на сцену, залитую неровным светом дешёвых софитов, и чувствовал в теле знакомую дрожь, и мир был до безумия прекрасным, удивительным и завораживающе-ярким, а уж он сам, Дерек Джупитер, и вовсе казался себе великолепным. В такие минуты было не важно, что беснующиеся фанатки больше не прорывали оцепление, не бросали на сцену бельё, визжа на весь зал — лишь небольшая толпа местных рокеров колыхалась в такт музыке; в такие минуты Дерек об этом не думал.В такие минуты Дерек вообще не мог ни о чём думать — Дерек пел, Дерек бегал по сцене, подпрыгивал и тряс волосами, не осознавая даже толком, куда и как он движется. Дерек сливался с музыкой, Дерек и музыка становились единым целым — и Дерек просто делал то, что чувствовал и как чувствовал, не задумываясь вообще ни о чём. Думать он начинал, только выходя из тесненькой гримёрки, где они с ребятами ютились вчетвером, и запах подмышек Бургера настойчиво забивался в ноздри; думать он начинал, когда фургон встречал своих обитателей, и их вечные шутки, сопровождаемые громким смехом, ненадолго стихали в салоне.После концерта уставали все — это была невероятно приятная усталость, лучшая усталость на свете; эйфория щекотными искрами разливалась по телу, и хотелось закрыть глаза и замереть, наслаждаясь умиротворённым спокойствием. Дерек откидывался на спину автобусного сиденья и наклонял голову набок, следя из-под полуприкрытых век за тем, как мелькают мимо них столбы электропередач, глянцево-пёстрые здания торговых центров, горделиво светящиеся в ночи, и тускнеющие на их фоне скучные махины многоэтажек; Дерек прикрывал глаза, расслабляясь; думал о том, что он, солист группы ?Iron Weasel?...Что-то начинало тихо, тяжело ворочаться в сердце; перед глазами вставали картины из прошлого — огромные сверкающие залы, толпы беснующихся фанаток, контракты с продюсерами и турне по всей стране. Улыбка сползала с губ Дерека; становилось немного стыдно перед друзьями, и он нарочно отворачивался к окну, чтобы выражения его лица никто не мог увидеть.Дерек Джупитер хотел внимания; понимал, что радоваться нужно и текущему положению вещей — но слишком хорошо помнил, как жадно его могут обожать; как искренне могут восхищаться. То, что было сейчас — напоминало жалкую пародию на прошлое; Дерек чертовски не любил об этом думать — но после концертов такие мысли мрачными тенями оплетали разум, и ничего не получалось с этим сделать.Дереку было стыдно.***В такие моменты он покидал друзей; чувствовал, что ему будет тяжело с ними сейчас — расслабленными, довольными и счастливыми. Дерек не хотел оказываться под градом добродушных вечерних шуток и ленивых глупостей, и бежал — бежал в прохладную ночь, бежал к своим собственным мыслям.Хотя больше предпочёл бы, конечно, бежать от них.Нет, Бургер и Эш тоже скучали по былым временам, и это было заметно — но той сосуще-горькой жажды внимания, что терзала Дерека, они практически не знали; он, признаться, даже завидовал. Им было искренне весело; их глаза светились счастьем, и горькие, колючие искорки тоски по былым временам почти не омрачали этого света.Дерек бежал.Дерек не хотел выглядеть слабым — а бессмысленная, пустая тоска казалась ему проявлением слабости. Дерек нырял в ночь, застёгивая поплотнее куртку, и гараж приветствовал его, гостеприимно скрежеща дверями; инструменты, ещё недавно сверкавшие на сцене, стояли в темноте, затаившись — но Дерек приходил не за ними. Похожий на огромного печального пса мотоцикл дожидался его в углу, прикрытый плотной чёрной тканью; Дерек выкатывал его наружу, с нежностью гладя прохладную кожу седла, и оглядывал потемневшие улицы.Они звали, и он бросался на зов; и прохладный ветер высвистывал в ушах бравурные марши, выдувая из головы все ненужные мысли. Дерек возвращался домой с растрёпанными волосами, пахнущими пряно-прокуренным городом, и горделивой улыбкой на губах; возвращался — и засыпал быстро и спокойно, на прощание обменявшись с друзьями парочкой колкостей.Но однажды появилась Бэт.