Ультиматум... (1/1)

POV Андрей Жданов.Боже мой! Ни в чем не повинного человека обвинили в таком страшном преступлении, это ужасно! У меня у самого началась дрожь, представляю, каково было Ларисе Сергеевне, но она мужественно продолжала свой рассказ.Ве-чером то-го дня, ког-да я по-няла, что я жду ре-бен-ка, ?он? был пь-ян и ус-нул рань-ше обыч-но-го, а я уго-вори-ла ма-му от-пустить ме-ня к Ире. Знаешь, детка, если бы не Ирочка, тебя вообще бы не было. Я все ей честно рассказала.—?Ты зачем пришла? За абортом? Это не ко мне. Я сама жду ребенка и убивать другого не стану. Ларочка, проси, что хочешь, но аборт я сделать тебе не смогу.—?Ты тоже? Ты тоже ждешь маленького? —?почему-то обрадовалась я. —?Нет, Ира, что ты? Как я могу убить Диминого малыша? Нет. Я пришла, чтобы ты… ну… А может я и не беременная. Я знать хочу.—?Поняла. Пойдем посмотрю. Только сейчас сложно диагностировать беременность. Слишком маленький срок. Я у тебя кровь возьму, а завтра отдам в лабораторию. Сможешь прийти послезавтра?—?Я постараюсь.И мне удалось вырваться, правда всего минут на десять. Ира подтвердила то, в чем я уже и без нее была уверена?— я была в положении. Первое, что я сделала?— позвонила Диме. Благо это была Ирина квартира и никто меня не подслушивал.—?Димочка, нам нужно поговорить.—?Как хорошо, что ты позвонила. У меня есть новости. Кажется нам удастся устроить тебя в интернат. Геннадий Антонович помогает. Ты прости, но я ему все рассказал.—?Что все? О нас?—?Нет. О тебе. О твоей жизни в родительском доме.—?Боюсь, что с интернатом ничего не получится, Димочка. Не возьмут меня в интернат.—?Почему ты так думаешь?—?Потому что у меня… я… у нас… Я беременна, Димочка.—?Что?! Это правда?—?Да.Он замолчал, а я очень испугалась, Катенька. Я так испугалась, что даже дышать перестала. Меня ведь ?этот? с детства пугал тем, что ни один мужик на себя ответственность не возьмет, что я своей головой должна думать, что если не буду достойной и недоступной, то все только будут пользоваться мной. Я испугалась, что ?он? прав.—?Ларочка, ты здесь?—?Да,?— ответила я из последних сил сдерживая слезы.—?Так это же здорово! Теперь тебе никакой интернат не нужен. Ты только должна взять справку у гинеколога и нас поженят. И переедешь ко мне. К нам. Я уверен, что мама возражать не будет.—?Ты хочешь на мне жениться?—?Конечно, я же тебе говорил. Ну, не плачь, тебе нельзя плакать, подумай о маленьком.—?Я так тебя подвела.—?Ну, что ты, глупенькая. Представляешь, мы будем еще совсем молодыми, а у нас уже будет взрослый сын. Это же так здорово.—?А если девочка? Девочку ты не хочешь?—?Очень хочу. Маленькую Ларочку с невозможно-зелеными глазами. Девочка даже еще лучше. Мы будем покупать ей платьица и плести косички. И назовем ее Дашенькой. Тебе нравится имя Дашенька?—?Дарья Дмитриевна. Красиво.Лариса даже не расплакалась, она разрыдалась, а рядом с ней так же горько рыдала моя девочка, пытаясь при этом успокоить мать.—?Ну, хочешь, я имя поменяю? Хочешь? Чтобы было все, как вы с папой планировали. Хочешь, мамочка? И отчество папино возьму. Хочешь?—?Я ведь тогда говорила с ним в последний раз, Катенька. Нет, вру, была еще очная ставка. И все. Все, девочка! И Димочка сам полез в петлю. Я никогда бы его не выдала, никогда. Веришь мне, Катенька? Веришь?Слушать это было невыносимо, сердце разрывалось просто на части. Но, оказалось, что это еще цветочки.Мы с Димочкой договорились, что встретимся на тренировке через три недели, и все обсудим. Раньше никак не получалось, назавтра он вылетал на сборы. Увы, даже этого не получилось. Через две недели, как назло, у меня начался токсикоз. Первые несколько дней мне удавалось это скрывать, а потом меня вывернуло наизнанку практически за столом. ?Он? даже не предположил ничего, кроме беременности, и меня потащили в поликлинику.?Милая, добрая? тетенька-врач, тут же подтвердила ?ему?, что я беременна, что нынешняя молодежь это сплошные проститутки, воры и алкоголики, и они даже договорились, что сделают мне через день аборт, нужно только сдать все анализы. Ах, как же она, эта гадина, растерялась, когда я заорала, что она не врач, а убийца и человеконенавистник, что по ней гестапо плачет. Что я никаких абортов делать не собираюсь, а если она мне хоть что-то сделает насильно, то я ее засужу, что видела, как ?он? сунул ей полтинник.*Наверное, именно бешенство помогло мне от ?него? сбежать, и я прямиком направилась к Ирочке. Она пошла к нам вместе со мной.—?Валерий Сергеевич,?— заявила Ира с порога,?— ваши действия противозаконны. У меня дома лежит Ларино заявление, что она категорически отказывается делать аборт. Более того, я беру ее на учет к себе и если вы только посмеете отвести девочку к другому врачу или опоить чем-нибудь, вызывающим самопроизвольный выкидыш, даю вам честное слово, вы у меня сядете. Я знаю, что у вас есть всякие связи, только и меня не пальцем делали, дочка Гришина у меня, между прочим, наблюдается. Я на полставки в спецполиклинике работаю. Ясно? Вояка, блядь, с детьми! —?с этими словами Ира выскочила за двери, ее саму токсикоз измучил.Скорее всего, она блефовала, но этот солдафон никогда не был хорошим игроком и всегда отступал на всякий случай.Он начал меня пытать, кто отец, но я молчала. Ничего ?ему? не помогло. Ни крики, ни скандалы, ни даже то, что он бил меня. Бил подло, больно, но так, чтобы не оставить следов и не повредить ребенку, ** мокрым полотенцем по пяткам и по ногам. Больно было очень, но я все равно молчала. —?Господи! ?Он? бил тебя беременную? А мама-то куда смотрела? Как она могла позволить ?ему? такое?Я обратил внимание, что и Катюша перестала называть Валерия отцом.—?Катенька, о маме мы еще поговорим. Раздавил ?он? ее, растоптал и уничтожил, как личность. Но меня в ее присутствии ?он? никогда не бил, знал, что и у раздавленного человека иногда выпрямляется хребет.Ничего от меня не добившись ?он? отправился в Спорткомитет. Ох, доченька, если бы ты могла себе представить, что это были за времена. Через много лет Гена мне рассказал, что устроил ?этот? в комитете. Это же ЧП союзного масштаба?— шестнадцатилетняя спортсменка беременеет во время поездки за границу. Геннадия под страхом увольнения заставляли назвать имя соблазнителя, но он не назвал, сказал, что понятия не имеет и что я все время была только с девочками. Как ни странно, но и ГБшник не назвал Диму, хотя прекрасно видел, что мы всегда вместе были. Даже не знаю, почему он это скрыл. Может, пытался представить дело так, что я могла залететь и вовсе не на чемпионате. Ну зачем ему проблемы на его голову, правильно?Меня вышвырнули из сборной СССР, что было предсказуемо, я же стала позором, а не гордостью. Правда предложили по-тихому сделать аборт, тогда, мол, и в сборной оставят, но когда отец рассказал о визите Ирины, эту мысль отбросили. Геннадий отделался строгим выговором.Восемнадцатого мая Дима шагнул навстречу своей смерти… Он пришел к нам вместе со своей мамой просить моей руки. Кажется, чего большего мог бы желать этот солдафон? Дочка выходит замуж и рожает в законном браке. Чего еще, правда же? Нет! Неправда! А что скажут люди? А люди скажут, что в шестнадцать лет выходят замуж только по залету, да еще и срок посчитают. А ?его? брат? Его старший брат, у которого дети порядочные? Что он подумает? А на работе? Как смогут ему доверять воспитание солдат, прапорщиков, лейтенантов, если он и дочь-то свою воспитать не сумел? А то, что при этом он сломает жизнь мне, Диме и тебе, Катенька, так это такие пустяки.Меня к Диме и его маме даже не выпустили. Я как сидела в своей комнате запертая, так и продолжала сидеть. Но сидела тихо, потому что ?этот? разыграл целый спектакль, делая вид, что радуется приходу гостей и тому, что все так удачно разрешилось. А сам… сам позвонил своему приятелю менту и Диму взяли прямо на выходе из нашего подъезда…—?Прости, девочка, не могу я больше. Не могу. Сейчас не могу, может потом, когда-нибудь. А сейчас я тебе в двух словах расскажу, чем кончилась история с Димочкой. Хорошо.—?Конечно, мама. Я понимаю.—?В общем, меня заставляли писать на него заявление, я не написала, потом меня вызвали на очную ставку, я и там сказала, что меня никто не насиловал, я вообще заявила, что жду ребенка не от него, а он… Он просто очень благородный и очень меня любит, поэтому и хочет жениться на мне. Меня никто не слышал. Только Димочка привстал, попросил разрешения у следователя и крепко меня обнял.—?Бедный папа,?— прошептала Катюша.—?Как только у меня начал расти живот, меня отправили к ?его? приятелю в Рязань. Тоже та еще тюрьма была. Ни охнуть, ни вздохнуть без позволения. Единственное, что мне позволялось, это раз в неделю звонить Ире, чтобы та не устроила скандала. Позже я узнала, что все это время мама ходила с накладным животом. Двадцатого декабря у меня были ложные схватки и буквально назавтра приехали мама и ?этот?. А сейчас, доченька, самое трудное…Лариса надолго замолчала, покусывая губы.—?Катенька, если ты меня осудишь, я не обижусь. Наверное, меня и в самом деле есть за что осуждать. Но я прошу тебя, прежде, чем ты решишь вышвырнуть меня из своей жизни, дослушай меня до конца. Ладно?—?Я только что тебя нашла, мама. Неужели ты думаешь, что я… Что бы ты тогда не сделала, ты была всего лишь маленькой девочкой, пережившей такое, что иному хватит на всю жизнь.—?Спасибо, доченька. Беременность у меня была очень тяжелой, с токсикозом, отеками, пиелонефритом, да еще и постоянными стрессами, каждый день ревела. Женщины поправляются, а у меня только живот рос, а руки, ноги, лицо?— все худело. Роды были тоже не приведи Господь, почти трое суток рожала. Вымоталась, устала. Тут ко мне ?этот? в палату и вошел, я почему-то одна в послеродовой лежала. Он велел мне написать отказ от ребенка в их пользу. Я только рассмеялась ему в лицо. Тогда он наклонился и злобно так прошипел:—?Напишешь отказ, я заберу заявление на этого твоего, его отпустят. Не напишешь?— твой пойдет в тюрьму, а там сама знаешь, что делают с насильниками. И домой можешь не возвращаться, живи, как хочешь. Жри, что хочешь, чем хочешь, тем дочку и корми.—?Значит, дочка?! Ты не можешь не пустить меня в дом, я там прописана.—?Правильно, прописана, только кормить я тебя не обязан. Взрослая, чтобы рожать, значит взрослая, чтобы позаботиться о питании. Я тебе такую жизнь устрою, что сама сбежишь, только тогда уж я твою дочку не приму, в детдом сдам. Десять минут даю тебе на размышление. Потом мы с матерью уезжаем...