Глава 6. Флоренс (1/1)

?Ты не умеешь чувствовать, Флоренс?.Надоедливый голос Хаас, полный презрения и едкости, все повторяет и повторяет заученные слова. Он словно пытается достучаться до меня, барабанит в дверь, а я сижу, поджав колени, с обратной стороны и изо всех сил пытаюсь не дать ему ворваться ко мне. Как маленькая и слишком трусливая девочка.Плевать, что она думает обо мне. Когда это волновало меня? Ответ прост?— никогда.Я шумно выдыхаю и мотаю головой, отгоняя непрошенные мысли, что никак не покинут больной разум. Я плохо спала. Точнее, вряд ли можно назвать сном то, что я ворочалась в кровати до самого утра, пока не услышала звук будильника. Полночи я провела в попытке закрыть глаза и не встретиться с полным горечи взглядом золотисто-медовых глаз. Оказалось, это не так просто. Я жмурилась до боли, до расплывающихся, разноцветных бликов под сомкнутыми веками, но стоило мне расслабиться, как я снова видела знакомые радужки, которые теряли свое тепло, превращаясь в бездонную черноту, наполненную разочарованием. Я так хотела причинить ему боль, но после всех сказанных мной слов, я?— именно та, кто мучается, купаясь в презрении к себе, точно в реке с сильным течением, которое сбивает тебя с ног всякий раз, как ты пытаешься доплыть до берега и вылезти из этой боли.Ты не сделала ничего плохого, Флоренс.Ничего, за что тебе должно быть стыдно.Ни-че-го.Почему, черт побери, ты скулишь, как зверек, пойманный в капкан?Я высоко поднимаю голову и иду дальше по коридору, направляясь в столовую, где меня должна ждать Сэм.—?Флоренс!Смит машет мне рукой из-за столика, потягивая колу и болтая соломинкой в напитке. Я мягко улыбаюсь ей, хотя настроение совсем не улыбчивое, как раз наоборот.—?Где твой обед? —?любезно интересуется Сэм, не переставая внимательно разглядывать меня.—?Я не голодна,?— коротко отвечаю, игнорируя приступ тошноты от одной мысли о еде. —?Тебя не было на английской литературе,?— перевожу тему, пытаясь придать себе расслабленность в голосе. —?Ты не могла пропустить занятия с мистером Роджерсом просто так, поэтому рассказывай.Она кусает губу, и я замечаю, что ее глаза невольно находят столик на другом конце столовой, за которым сидит Адам со своими друзьями. Кажется, он замечает, что я разглядываю его, и весело подмигивает мне. Я улыбаюсь уголками губ, кажется, второй раз за день, а затем поворачиваюсь обратно к Смит.Твою мать.Осознание накатывает на меня мгновение спустя, когда я понимаю, что подмигивал Адам вовсе не мне.—?Что случилось после того, как я ушла с вечеринки?—?Ты имеешь в виду после того, как ты сравняла Эванса с землей и убежала оттуда, как ошпаренная?—?Сэм,?— предупреждаю ее я.—?Ладно, ты не хочешь говорить об этом, я поняла. Просто знай, что если вдруг захочешь, то я умею очень хорошо слушать.Я благодарна ей за эти слова и за то, что она не торопит меня?— как я могу что-то объяснить кому-то, когда сама ни черта не понимаю. Все же, рано или поздно мне придется с кем-то поговорить об этом. И скорее всего, этот кто-то будет именно Сэм. Ну, а кто еще?—?Спасибо.Пока я не хочу снова запутывать мысли историей прошлого вечера, а также своим (его) поведением. Я хочу узнать, почему Адам Томас подмигивает моей подруге, словно у них есть свой маленький секрет. Поэтому выгибаю бровь и вопросительно смотрю на брюнетку напротив, предлагая снова представить мне пояснения.К моему сожалению, а может, и нет, она лишь пожимает плечами и загадочно улыбается, словно особо сказать и нечего. Хотя я вижу, как в ее глазах горят огоньки, которые, уверена, кто-то зажег в них. И почему-то мне кажется, что это дело рук Томаса.—?Если что, я тоже отлично умею слушать,?— отвечаю я, не прося от нее больше, чем сама даю ей.Занятие по мировой истории я решаюсь пропустить, списывая себе этот пропуск на то, что я и так неплоха в ней?— у меня один из лучших баллов, я могу себе позволить пропустить одну лекцию. Поэтому я выхожу из университета и иду к стадиону, где разминается наша футбольная команда. У меня будет полтора часа для того, чтобы набить руку и доделать рисунок, который мы обещали закончить к следующему занятию в школе искусств.Я располагаюсь на самом верху трибун, скидывая рюкзак и вытаскивая альбом. Когда пальцы касаются чистых листов, на мгновение приходит воспоминание, что здесь могло бы быть синее небо, темное, но не устрашающее и бездонное, а такое, смотря на которое, ты хочешь погрузиться в свои мечты. И звезды. Очень много звезд, наполняющих своим сиянием каждую такую мечту. Лишь секунду я с горечью думаю об этом, а потом беру в руки карандаш и нахожу незаконченный рисунок с прошлых занятий. Звездное небо, кажется, потеряло для меня свою красоту. Оно не только заставляет тебя обратиться к своим желаниям и мечтам. Оно еще и рушит их. Не имеет значения, как высоко синяя гладь, не имеет значения, как завораживающе светят звезды, каждую ночь случается что-то хорошее, но каждую ночь случается и что-то плохое тоже.Спустя сорок минут я понимаю, что это безнадежно. Я безнадежна. На душе скребутся кошки, чувство стыда и гордости борются во мне. В сотый раз я переворачиваю альбомный лист и начинаю сначала. Снова и снова. Пока не позволяю рукам чертить хрупкие линии, стирая твердые углы кончиком пальца, делая их мягче, потому что в нем нет резких штрихов. В нем все плавное, тягучее, как сладкий полевой мед. Почему при мысли о нем я всегда чувствую запах меда и вкус сахара на своих губах? Внутри точно распускается цветок, что сию секунду теряет все свои лепестки, которые так быстро увядают?— они даже не цепляются за жизнь, та просто утекает из этого прекрасного цветка.Я отрываю голову от рисунка и вырываю его. Порвать к чертовой матери. Порвать на клочья и выкинуть. На маленькие-маленькие клочки каждую линию, что дает ему оболочку: глаза, ямочки на щеках, родинки. Но я слабая. Хотя всегда считала себя довольно сильной. Слабая и глупая, поэтому молча захлопываю альбом.—?Ты со всем так обращаешься, да?Голос Вероники раздается в моих ушах целый день, поэтому сначала я думаю, что это очередной приступ самобичевания и не обращаю внимания, пока ее тень не падает на меня.—?Не бережешь, не ценишь,?— продолжает она, когда я упираю свой взгляд в нее. Вероника машет головой в сторону альбома у меня в руках.—?Чего тебе, Хаас? —?довольно резко спрашиваю я. —?Мы уже поболтали утром, тебе мало?—?А у тебя лимит на общение?—?У меня лимит на встречи с тобой. Никогда?— мне бы подошло.—?Мне бы тоже много чего подошло, Хилл.Я игнорирую ее и встаю со скамейки, намереваясь убраться отсюда.—?Я действительно не горю желанием сегодня общаться с тобой. Поэтому, если только, конечно, ты не пришла, чтобы все же извиниться за свои тупые мысли?— разбить мне машину, то иди к черту, Хаас,?— я выплевываю ее фамилию также, как она мою.—?Никуда ты не уйдешь, пока мы не поговорим!Она хватает меня за руку с альбомом, который я собиралась убрать в рюкзак, и в этот момент одинокий листочек вылетает из массы остальных, что крепко держатся за свой корешок.Нет. Нет. Нет.Мы наблюдаем, как ветер подхватывает его и уносит на соседнюю скамейку, что в ряду перед нами, он медленно опускается на нее, и я впервые в жизни проклинаю себя за то, что умею рисовать. Потому что на нас смотрит слишком знакомое лицо. Я слышу, как Вероника задерживает дыхание, и только сейчас сама понимаю, что не дышу. Ветер колышет края бумаги, но лист остается на месте. Я разрушила свой секрет. Хаас не просто теперь знает, что я рисую. Она знает, что среди этих изображений есть он. Боже, за что ты наказываешь меня?Как в замедленной съемке я вижу, что она спускается на один ряд ниже и поднимает портрет. Ее глаза внимательно изучают рисунок, а затем поднимаются и встречаются с моими. Я сцепляю зубы.—?Ты,?— она не понимает, хлопает ресницами и снова смотрит на руки с рисунком.Да, Вероника, я тоже не понимаю. Но это не твое собачье дело. С меня хватит. Хватит унижений. Пора вспомнить, какого это?— быть сильной.—?Я что? —?равнодушно спрашиваю я, думая, стоит ли вырвать этот лист у нее из рук или просто уйти, наплевав.Выбираю второе. Нельзя дать понять, как я напугана. Нельзя дать ей возможность зацепиться за эту мелочь.—?Можешь оставить себе. Мне он не нужен,?— вру я, надеясь, что звучу достаточно убедительно. Я должна была порвать его сразу, как подумала об этом.Запихиваю альбом в рюкзак. Ухожу. Я только что допустила главную ошибку?— я дала своему врагу то, что может меня уязвить. Мне остается молиться, что ей хватит мозгов не рассказывать Эвансу об этом. Она ведь ненавидит меня. Она ведь не даст ему то, за что он сможет зацепиться в своих чувствах ко мне, если те вообще есть. После прошлой ночи, я все еще не уверена в этом. После прошлой ночи я чувствую себя стервой, которая наговорила кучу дерьма. Вот почему мне захотелось нарисовать его. Вот почему я это сделала. Мне нужно было, чтобы он посмотрел на меня как всегда, как обычно?— с игривостью и добротой. И он посмотрел, даже доставил мне удовольствие, показав свои ямочки на щеках. Мне было приятно рисовать их.Я быстро сбегаю по лестнице, не слушая, что Хаас пытается кричать мне вдогонку. Возможно, стоит сказать ей спасибо. Возможно, именно из-за того, что произошло сейчас, я выискиваю его в коридорах. Почему, когда он нужен, его нигде нет, но, когда я хочу, чтобы он меня не трогал?— он повсюду.Я уже прошла пару этажей, но так и не увидела его. Видимо, судьба намекает мне, что это не лучшее время. Что ж, в этот раз я послушаю ее. Будет и другой случай. Пусть это произойдет само собой. Я просто извинюсь за ту грубость. Извинюсь, что была резкой, но только за это. Не за то, что он играет со мной. Не за то, что он флиртует со мной, говоря о каких-то чувствах, а потом упивается болтовнёй с симпатичной рыженькой девицей, которая играет с его волосами. От неприятных воспоминаний я ощущаю лёгкую дрожь. Друзьями. Да, я могла бы быть его другом. Он хотел вчера быть им. Пусть Хаас подавится тем, что я отвечу ему на его дружбу.Я разворачиваюсь, решая пойти домой и прекратить поиски, вытаскиваю телефон и набираю номер Сэм, готовая наконец поделиться тем, о чем она просила. Может, она даст совет, ей всегда удается подобрать нужные слова. Почти свернув из коридора на лестницу, краем уха слышу чей-то шепот. На этом этаже не проводят занятия, тут находятся двери в актовый зал, где проходят мероприятия и библиотечный комплекс, поэтому в создавшейся тишине, шепот режет слух достаточно звонко.Подхожу к одной из дверей, что ведет в секцию балконов зала, там выключен свет, ведь сейчас им никто не пользуется, поэтому я остаюсь снаружи, стараясь не закрыть линию естественного освещения из коридора, что падает в тот темный закуток.Какого черта я творю,?— проносится в моих мыслях, но ноги сами несут меня так же, как руки и все мое сознание будто движутся неосознанно, желая понять.Я слышу прерывистое дыхание, и ядовитый страх жжет мою кожу. С каждой секундой я все больше сомневаюсь в правильности своих действий, а потом различаю в полоске света сильную спину и руки, что, кажется, путаются в копне огненных волос, оттягивая голову девушки назад. Я вижу, как парень начинает целовать ее шею, и она блаженно урчит ему в ответ на ласку. И, в тот момент, когда свет падает на его лицо, я понимаю, что на самом деле знала… знала еще тогда, когда услышала хриплый голос, доносившийся шепотом. Как не узнать, когда всю ночь в ушах раздавался настойчивый шепот:?Скажи, когда надоест?,?Я знаю, что тебя тянет ко мне?,?Ты знаешь, что я чувствую?.Шепот затих.В эту ночь я буду спокойно спать.Больше волноваться не о чем.Моя гордость не пострадает.Мое сердце не пострадает.Потому что теперь я действительно ничего не чувствую. Только пустота. Странно, я думала, что должно быть больно. Вчера было больно. Вчера была агония. А сейчас внутри тишина, словно там что-то случилось, и теперь все исчезло. Сквозняк и только.Губы отчего-то складываются в улыбку, но она будто больная. Девочка, что сидела, прижимая колени к груди и не позволяя словам Вероники прорваться к ней, встала и открыла эту дверь, встречая с той самой улыбкой каждое злобно сказанное слово:тынеумеешьчувствовать,Флоренс.тынеумеешьчувствовать,Флоренс.Теперь не Хаас произносит эти слова. Девочка сама повторяет их. Каждый раз все настойчивее и настойчивее.—?Флоренс?Обеспокоенный голос отвлекает меня, он не дает услышать маленькую девочку еще раз.Я понимаю, что застыла на месте, а мне нужно идти. Прочь отсюда. Больше не хочу к этому возвращаться.—?Флоренс, подожди!Он так отчаянно произносит мое имя?— Флоренс. Куда же делась ?Фло?? Хочется спросить мне, но я молчу, упрямо шагая к выходу. Теперь я уйду правильно. Теперь меня ничего не будет мучить. Пусть он сам купается в презрении к себе, если вообще знает, что это такое.На улице дождь, я не сразу понимаю это. Для начала мне нужно попытаться вдохнуть. Вдохнуть как можно глубже. Я подставляю лицо дождю и открываю глаза каждой ледяной капле, летящей навстречу.Осень решила напомнить, что нас с ней ждут не только теплые и солнечные деньки. Вот оно мое пасмурное небо, вот его я буду любить.—?Прошу тебя,?— Эванс останавливается в паре метрах от меня. —?Фло,Фло.Как не стыдно.—?Не смей! —?кричу я сквозь капли дождя, что уже не зная пощады лупят по тротуару. —?Никогда больше не смей называть меня Фло. Слышишь меня?Я вижу, как Дилан немеет. Его футболка насквозь пропитывается водой, очерчивая каждый мускул на теле. Не хочу на него смотреть, но не могу отвести глаз. Волосы прилипают ко лбу, а глаза метаются, пытаясь поймать мой взгляд.—?Все ведь не так, Флоренс,?— аккуратно произносит, делая шаг ко мне. —?Все, твою мать, совсем не так! —?теперь уже он срывается, теперь уже он зверек, что попал в охотничий капкан. —?Ты не представляешь, что делаешь со мной. Совсем не понимаешь, ведь так? Или ты притворяешься, что не понимаешь, скажи мне?Проклятая дрожь. Опять. Почему я дрожу? Это все дождь, да. Пусть это будет дождь. Глупый дождь. Не он.—?Почему… —?он проводит ладонью по лицу, смахивая со лба волосы, что снова налипают на него, как только он опускает руку. —?Почему с нами так?—?Нет никаких ?с нами?, Дилан,?— твердо, но спокойно отвечаю я. —?Никогда не было.—?Потому что ты такая упрямая, Флоренс,?— он морщится, произнося эти слова. —?Такая упрямая! В одну секунду мне начинает казаться, что ты наконец подпускаешь меня к себе, как вчера на вечеринке, когда я коснулся тебя, и ты дала поцеловать себя, дала мне говорить тебе все те слова, и я слышал, как ты дышала, как реагировала на меня,?— он замолкает, подбирая нужные слова или просто ожидая моей реакции, но я продолжаю молчать, повторяя про себя, что во мне все пусто. —?Но потом ты срываешься, ты кричишь, чтобы я оставил тебя, а когда я пытаюсь оставить тебя, все, что у меня выходит, это то, что ты видела на верху.—?О, так мне нужно пожалеть тебя? Или что? Что это с тобой происходит, когда ты пытаешься оставить меня? —?я не узнаю свой голос. Мне нужна игла, ледяная игла, чтобы я могла воткнуть ее себе прямо под ребра, чтобы там появились морозные кристаллы, и все заросло ими.—?Все катится к чертовой матери, вот что происходит. Ты думаешь, почему я остановился? Почему захотел уйти от нее?—?Откуда мне знать? Мне надоело, что ты говоришь со мной так, словно я должна читать тебя между строк. Я ничего тебе не должна.—?Флоренс.Я не замечаю, как он оказывается всего в двух шагах от меня.—?Никто не сравнится с тобой, ты слышишь меня? Я могу пытаться обмануть себя миллион раз, я могу закрыть глаза и представить, что целую твои губы, твою ключицу, шею, что это ты обнимаешь меня, зовешь меня, но это не так, это не ты. Ведь тебе, Флоренс, я не нужен,?— мне кажется, я слышу боль в его голосе. —?Ты говоришь, что я не нужен. Повторяешь это, выкрикиваешь при всех, а потом убегаешь, когда я целую кого-то другого. Кого-то, кто нуждается во мне. Кого-то, кто действительно хочет быть со мной.—?Я не убегаю,?— все, что получается сказать ему в ответ.В голове бардак. Кожей ощущаю, как сомнение борется с доверием и еще каким-то другим неясным чувством, с которым прямо сейчас у меня нет сил разбираться.Дилан неуверенно касается моей руки, скользя по мокрым дорожкам, оставленным на коже дождем, вниз, пока осторожно не берет меня за ладонь.—?Я нужен тебе?Его пальцы касаются меня, и я роняю взгляд на наши руки. Понимаю, что не могу вынести все это. Не сейчас. Может быть, никогда.—?Я не знаю,?— произношу я и снова поднимаю глаза, встречая его карие, а потом вынимаю свою руку из его и ухожу, оставляя его стоять там, позади себя.