Джессика/Леонард - "Шрамы на холсте" (1/1)

Он оставляет пылающие дорожки от расплавленной свечи на ее руках, пока она, прекрасная в своей беспомощности, тихо стонет в ожидании других, более активных действий. Ее тело — чистый холст для него, и только он вправе оставлять на нем те краски, которые считает нужными. А еще он вправе добиваться от своего полотна полной неподвижности — ах, спасибо прошедшим королевским скачкам за множество лент, оставшихся неиспользованными! Руки герцогини Ферокс, так покорно открывающей для него все, чего он просит, от запястья до локтя уже целиком покрыты бледными разводами воска, а кожа под ними в ближайшие несколько дней будет выглядеть чуть хуже, чем обычно. А это значит, что о футболках и платьях с коротким рукавом ей придется забыть. Она готова простить ему эту маленькую шалость, во имя своей великой цели. Молодой человек с ангельскими кудрями и дьявольскими намерениями продолжает свою игру, и то выражение лица, с которым он это делает, поистине прекрасно.О да, он любит причинять ей боль.Она неспешно оставляет мелкие, поначалу невидимые синяки на его шее, пока прижимается к нему бедрами, дразня его плоть так, чтобы тело болезненно отзывалось на каждое ее прикосновение. Так, чтобы он умолял. Чтобы дал ей почувствовать себя ведущей, а не ведомой.Он вынужден сжимать одеяло в руках от той болезненной истомы внизу живота, когда она покрывает поцелуями его живот, спускаясь все ниже. Наслаждаясь его прерывистым дыханием, сопряженным с дрожью в теле. Когда она прикасается к самому чувствительному месту губами, член королевской семьи больше не может сдерживать стона. Нарочито медленно, растягивая собственное удовольствие, она проводит по нему языком, оставляя влажную дорожку, приближающую его к долгожданной и столь необходимой разрядке. Она с завидной скоростью перехватывает его руку, когда он пытается дотронуться до себя, дабы облегчить это истязание. А забираясь на него сверху, словно на скаковую лошадь (чертовски породистую и дорогую, стоит подметить), лишь продолжает с измором тереться о его набухшее и готовое вот-вот лопнуть королевское достоинство.— Думаешь, все так просто, малыш?Он разочарованно морщится, когда не получает то, чего хочет, и она ускоряет темп. Увеличивая силу трения между ними. По-прежнему властвуя над будущим властителем. А почувствовав через несколько мгновений, что он вот-вот приблизится к финалу, как ни в чем не бывало покидает свое импровизированное седло и подбирает с пола небрежно сброшенную одежду. Она спешно натягивает скромное платье в цветочек и походкойпобедителя направляется на обеденный чай к королеве, оставляя его наедине с шумом крови в ушах и чувством ненависти. Если месть принято подавать холодной, то Джессика это делает с точностью до наоборот.О да, они любят причинять друг другу боль.— Ты согласна стать моей королевой?Кольцо из черного опала очаровательно выглядит на тонком безымянном пальце, а гамма эмоций, сменившихся за последнюю минуту на лице герцогини Ферокс, напоминают будущему королю переливание драгоценного камня на солнце. Ее согласия ему не требовалось спрашивать — все давно написано в ее глазах. И то, как эти глаза смотрят на него, когда он мучительно медленно входит в нее, не оставляя надежды на снисхождение, из раза в раз подогревают его интерес.С точь-в-точь таким же упоением он смотрит на выражение лица своего сводного брата, когда рассказывает ему о предстоящей женитьбе. Хьюз, маячивший рядом, в мгновение превращается в закипающий чайник, готовый вот-вот выплеснуть свой гнев наружу, но Леонард лишь довольно ухмыляется, когда рука Ричарда перехватывает кулак телохранителя, занесенный для атаки.— Адам, не нужно. Он не заслужил.Он не заслужил. Как и не заслужил сам прямой наследник нынешнего престарелого монарха управлять государством. У этого сопляка духу не хватило даже кусок чертового Ахара присоединить под шумок, как вообще можно доверить ему что-то масштабное?Он по-хозяйски кладет руку на талию Джессики, что стоит сейчас рядом, и Хьюз становится все более похожим на быка, ведомого тореадором. И за эти эмоции, отражающиеся на физиономиях тех, кто мешал ему в полной мере расправить свои крылья — огромные черные крылья, так давно мешающие ему спокойно спать по ночам, он когда-то был готов отдать что угодно, но на деле же ему практически ничего не пришлось делать.Он настолько увлечен своим змеиным удовлетворением и самолюбованием, что не замечает, как тело женщины, попавшей в его цепкие объятия, почему-то исходит мелкой дрожью.О да, он любит причинять другим боль.— Согласны ли вы, леди Джессика, взять в мужья Леонарда, герцога Ланширрского, хранить ему верность и быть опорой до конца дней своих?Джессика улыбается своей самой очаровательной улыбкой, оттягивая столь сладкое и долгожданное мгновение. Сотни людских глаз, фотокамер и репортеров с нетерпением ждут, когда эта милая, хрупкая леди перевернет страницу своей истории и истории Сагара, дабы начать новую, прекрасную главу. Но для этого она должна поставить точку в своей старой жизни.И она ее ставит.— Нет.Гробовое молчание, последовавшее за столь коротким и твердым словом, обескураживает всех зевак, находящихся в здании церкви. Священник, у которого челюсть сейчас отвисла на метр, в непонимании переводит взгляд с Леонарда на герцогиню Ферокс. Юная леди же продолжает пристально впиваться в наследного принца глазами, и то выражение лица, с которым она это делает, поистине прекрасно.?Ваши действия разрушили жизнь Леонарда?.Она не отрывает взгляда до того момента, пока будущий король Сагара, под нарастающее перешептывание публики, не удаляется из храма божьего. Под редкие поначалу, а затем все более наглые вспышки фотокамер. Под неуловимое для человеческого слуха торжество справедливости.О да, она любит причинять ему боль.