II (1/2)
?На улице было так солнечно. Кажется, война совсем не мешала природе жить дальше. Но природе ведь ничего помешать не может. Ничто не сможет её погубить.
Наши войска всё же отступили, отдав город немцам. Теперь рядом с нашим небольшим домом живут немецкие солдаты и три офицера, которые смотрят за нашим домом и этим городом. Все их боятся. У них есть оружие, и на вид они кажутся всем очень страшными. И что странно, вид солдат пугает наших соседей больше, чем вид их автоматов.?Командир немецкого полка, захватившего этим днём город, выхаживая чётким шагом, отчитывал солдат, выстроенных в идеально ровные шеренги перед ним. Лучи холодного осеннего солнца скользили по его кожаному плащу, очерчивая линии широких плеч и спины. Картавящий немецкий приказ переносился от солдата к солдату. Этот человек не привык орать на подчинённых, чтобы донести до них суть своего задания. Он не надрывал голос, но все всегда отлично понимали, что малейшее непослушание может закончиться более чем печально.
С ним было два офицера младших по званию, помогавших командиру следить за порядком.К полудню было решено собрать жителей дома в строй и показать им нового надзирателя. Люди должны знать, чего и кого бояться. Слепой страх имеет много власти, но всё же не столько, сколько живой, видящий ужасы во всей красе.
- Теперь командование в городе держу я, и каждый из вас будет слушаться моих приказов. – Достаточно чистый русский в его речи поражал. Яркий, назойливый немецкий акцент и угловатая манера разговора почти не ощущались, и оттого этот человек казался простым русским людям ещё ужаснее. Будто их земляк в чёрном кожаном плаще и с крестом вермахта. Честный русский командир в лице беспощадного немца. – Неподчинение будет жестоко и беспромедлительно караться. – На солнце лениво блеснул пистолет в руках одного из подчинённых немецкого офицера, и ужас застыл в лицах жителей дома.
- А вам не жарко в и кожаном плаще, и в кителе? – В повисшей тишине звонко раздался тонкий девичий голосок.
На мгновение оторопев, мужчина подошел к низенькой девчушке, лет восьми, и, наклонившись, внимательным взором окинул её лицо.
В глазах не было ни капли страха. Она смотрела на него абсолютно спокойно и прямо в лицо. Не боясь, всматривалась в глаза, будто пытаясь разглядеть структуру радужки. Её губы были сдержанно сомкнуты, их уголки не дрожали. В отличие от своих соседей, сверстников и взрослых, она не боялась ни капли и даже проявляла какой-то неописуемый интерес к этому человеку.
- Жарко. Ты права, нужно снять. – Чуть улыбнувшись девочке, он выпрямился и, стянув с себя плащ, отбросил его в руки одного из своих подчинённых. – Пойдем к нам в гости. – Учтиво улыбнувшись, мужчина протянул девочке большую огрубевшую ладонь. – Разойтись. – Холодно ударил приказ по ушам жителей, и с разрешения надзирателя люди рассыпались по своим домам.
Тонкая, худощавая женщина с рыжими волнистыми волосами длиной до середины шеи осталась стоять на месте. Её светлые руки с худыми, жилистыми пальцами дрогнули и сжались в кулаки. Она решительным твёрдым шагом подошла к офицеру в сером немецком кителе ровными линиями вычерченном по фигуре его обладателя. Немец всё еще стоял, держа за руку маленькую девочку, внимательным взглядом изучая подошедшую женщину.
Её лицо было ещё молодым, но местами его царапали мелкие усталые морщинки. Яркие на почти белой коже веснушки рассыпались по её щекам. Тонкие губы матово розовели. Острые, тонкие скулы очерчивали её лицо.- Зачем вам девочка? – Взглянув на мужчину, спросила она, но в голосе её не мелькнуло ни единой ноты неуверенности.
- Не беспокойтесь, с ней все будет в порядке. – Так же спокойно ответил ей немец, увлекая девочку за собой.
Низкая двухэтажная коммуналка с побитыми окнами на первом этаже была старой и потрёпанной. Покрошившийся красный кирпич, из которого были возведены стены, местами высыпался; стены были в глубоких трещинах, возникших от постоянных бомбардировок города. Висевшая на одной петле металлическая дверь вела в узкий подъезд, по одной стороне которого расположились ржавые трубы отопления, а под ними мокрые пятна на засыпанном землёй полу. Трубы безнадёжно протекали, оттого воздух в маленьком помещении был очень влажен и тяжёл. Голубая краска на стенах потрескалась от сырости и отошла от неровных стен большими лоскутами. Низкие и узкие ступеньки лестничного пролёта были скользкими и гладкими, их отполировали десятки ног спускавшихся и поднимавшихся здесь жителей шумных квартир, когда город были ещё тих и спокоен.