Глава 65 (1/1)

***Элеонора, притихшая и полная молчаливого восхищения, сидела у детской кроватки, любуясь безмятежно спящим сыном. Крохотные кулачки крепко сжаты. Такой же крохотный носик сладко посапывает. Из-под пастельно-зелёного чепчика выбивается светлая, карамельного цвета, прядка волос. От взгляда на него у молодой матери замирает сердце и перехватывает дыхание. Вот он, совсем-совсем рядом, такой долгожданный, такой родной и такой до боли любимый. Сегодня второй день, как их выписали из роддома, а она не может налюбоваться этим мальчишкой ещё с первых минут. С первой встречи. А ведь ему уже почти неделя отроду.Элеонора наслаждается каждой секундой с ним рядом. Утопает в любви, когда держит его на руках, когда кормит, когда укачивает и когда поднимается по требовательному крику среди ночи. Обожает то, как внимательно каждый раз глядят на неё в свете раннего утра слегка косящие изумрудно-зелёные глаза. Она будто смотрится в зеркало, когда встречается с ним взглядом. Потому что знает, что её глаза совсем такие же. Она видит в нём настоящую часть себя?— и гордится этим. Им с Теодором многое пришлось преодолеть, чтобы теперь с благоговением и отрадой заявлять всему миру, что отныне они?— родители. Мама и папа. После стольких лет неудачных попыток, мучений, слёз и отчаяния.Они знают: счастье есть. Счастье явило себя этой семье на прошлой неделе, шестого июля. И его зовут Тайлер.Также они знают, что их счастье порой очень плаксивое и требовательное. Вот как сейчас. Тишину и атмосферность, повисшие в воздухе на последние два часа, внезапно разрезал плач новорождённого. Элеоноре пришлось прервать сеанс любования, подняться с кровати и взять проснувшегося сына на руки. Нежным движением загладив светлую детскую чёлку, ещё совсем реденькую, на правый бок, она улыбнулась и аккуратно провела пальцем по влажным губам. Малыш притих, несколько раз причмокнул в ответ на это действие и скосил на мать прищуренные глаза. Бурундушка расстегнула верхние пуговицы домашней туники и приложила сына к груди, довольно отмечая то, как быстро ей удалось его успокоить.В комнату заглянул Теодор. Улыбнулся, наблюдая сцену единения матери и ребёнка, и остался стоять в дверях, не желая нарушить идиллию.?Боже, у неё на руках наша сбывшаяся мечта?,?— пронеслось в голове бегущей строкой. Защемило сердце. Как же он счастлив.Взрослый бурундук вошёл в комнату лишь после того, как жена закончила кормить и осторожно уложила Тайлера на плечо, начав поглаживать по спинке.—?Моё солнышко,?— улыбнулся Теодор, подходя ближе.Элеонора вздрогнула, неожиданно услышав голос, но в ту же секунду успокоилась. Усмехнулась:—?У нас акт срыгивания.—?Он всё равно солнышко,?— развёл руками Теодор. —?И когда срыгивает, и когда кричит?— солнышко.—?И даже когда ты меняешь ему подгузники?— всё равно солнышко? —?Элеонора хихикнула. Через секунду Тайлер на её плече громко икнул. Потом срыгнул. Потом зевнул и прикрыл веки.—?Угу,?— усмехнулся Теодор, наблюдая за этой чередой действий.Казалось, что этим двоим и вправду вовсе не в тягость было выполнять рутинные действия по уходу за новорождённым сыном, а в свои роли родителей они вжились почти моментально. Действительно?— когда можешь похвастаться двумя племянниками и довольно активным участием в их воспитании едва ли не с пелёнок?— не напугает никакая рутина. И уж особенно явно это заметно бывает тогда, когда собственный отпрыск?— долгожданное событие в семье.Приказав Элеоноре немедленно ложиться отдыхать, Теодор забрал у неё сына, несмотря на возражения.—?Я не устала,?— донеслось откуда-то из недр пуховой подушки недовольное бурчание.—?Ну, знаешь,?— Теодор хмыкнул вполголоса, боясь разбудить дремлющего ребёнка,?— учитывая то, что ещё в среду ты валялась с температурой…—?Да ты посмотри на меня! —?бурундушка перешла на громкий шёпот: в полный голос своё крайнее возмущение высказывать было нельзя. —?Я здорова как никогда. Это был просто упадок сил. Послеродовой кризис. Я всю беременность сидела на таблетках для снижения иммунитета, помнишь? Иначе произошло бы отторжение плода. —?от последних слов Элеонору неприятно передёрнуло. —?Когда я родила, организм испытал сильный стресс и ослаб. Пониженному иммунитету нужно было восстановиться, и поэтому я слегка приболела.—?Это всё твой сквозняк,?— укоризненно сказал Теодор, укладывая сына в кровать. —??Мне жарко, Теодор, открой окно?! А на улице ведь ужасный ветер был. —?укор на лице вдруг сменился улыбкой. —?Эх ты, пылкая моя.—?Ну ещё бы. —?бурундушка хихикнула. Присев, протянула к мужу руку и, когда он протянул свою в ответ, сцепилась с ним пальцами. А затем потянула на себя, вынуждая его мягко приземлиться рядом.Больше она не говорила ни слова. Просто сидела безмолвно, в его сильных руках?— и наслаждалась.Она скучала по всему этому. Скучала по тому, что они рядом. Скучала по той блаженной тишине, когда кажется, что весь мир на мгновение замер и они остались совсем одни. Скучала по родным глазам цвета кофе, искрящимся нежностью и любовью,?— скучала, пусть и видела их каждый день даже до этого момента. До момента, когда снова осознаёт, как любит его. Как ей хорошо с ним. Ведь именно с ним и ни с кем другим она познала настоящие чувства, терпение и поддержку в любом начинании. Именно он показал ей, что она может ему доверять. Доверять всё, начиная от личных вещей и заканчивая интимными чувствами. Слишком интимными для того, чтобы демонстрировать их кому-то ещё. Наверное, только он и видел её в слезах, такую слабую, сломленную и потерявшую всякую надежду на лучшее. Никому больше она не доверила бы этих чувств. Чувств, на которые, как эта бурундушка когда-то очень давно думала, она и не способна вовсе.Он тоже скучал. И осознавал это сейчас, когда её голова покоится у него на груди, а сам он вдыхает такой родной запах?— запах луговой ромашки. Ромашка проста и свободна. Ей не нужно быть вычурно-красивой, чтобы понравиться. Её замечают не все. Но если замечают?— влюбляются с первой минуты. Элеонора полностью олицетворяла собой свой природный аромат?— такой привычный, знакомый, простой, но такой чертовски божественный. Она словно бы сама была ромашкой?— на первый взгляд неприметной, но вольной, сильной, обладающей высокой приспособляемостью к любым обстоятельствам. А он… Он был тем, кто странствует в поисках своего идеала. Он нашёл свой идеал совсем близко от себя. И влюбился с первой минуты. Потому что его идеал?— в простоте и искренности, в силе и выносливости, в спокойствии и такой безумной, страстной любви к этой жизни. В этих изумрудных глазах, всегда горящих задором и готовностью к любым фокусам, какие выкинет переменчивая судьба. В этих золотистых волосах, которые он так любит перебирать и в которые ему так нравится утыкаться носом. Прямо в самую макушку. Утыкаться?— и дышать, дышать, дышать… Как сейчас.Как сейчас, когда они вместе; когда на расстоянии вытянутой руки спокойно спит сын и когда над Лос-Анджелесом вздымается солнце.Это рассвет нового дня. Это рассвет новой жизни. Их новой жизни. Той, о которой они когда-то мечтали. Всего несколько лет назад это была лишь мечта?— а теперь у этой мечты есть начало.***В пять утра Бриттани не спала. И, к собственному удивлению, пока была единственной в этом доме, кому полчаса назад сон сказал ?до свидания?. Она чувствовала себя вполне бодро. Не разбито, как это обычно бывает с вечера предыдущего дня?— ведь уложить Алекса ей стоит титанических усилий,?— а бодро. Справа от неё спал Элвин. Янтарные волосы взъерошены и разметались по подушке?— ему бы не помешало привести свою гриву в порядок в парикмахерской, но разве ж он послушает? Не послушает, да ещё и обидится. В шутку, конечно. К тому же, Бриттани нравится трепать его непослушную чёлку, что бы она там ни думала. Спонтанное желание зарыться пальцами в мягкие волосы бурундушка подавлять не стала: аккуратно провела подушечками от затылка ко лбу и плавно убрала руку. Под её прикосновениями Элвин заулыбался. Бриттани думала, что во сне, но голубые глаза вдруг приоткрылись.—?Доброе утро,?— негромко произнесла Бриттани. —?Я тебя разбудила?..—?Это было самое приятное пробуждение,?— чуть хрипло спросонья ответил Элвин, привстав в постели и опершись на локоть. —?Я бы хотел, чтобы ты будила меня так как можно чаще.Бритт улыбнулась, ощутив невесомый поцелуй в лоб. Мягкие и такие родные губы Элвина методично очерчивали контуры её лица, пока наконец не коснулись её собственных. Коснулись так невинно, словно они снова подростки, снова между ними всё впервые, только-только начинается?— так робко, но так упорно и с таким обоюдным желанием…Она поддалась. Это было слишком нежно и чувственно сейчас. Это напоминало ей о том, как всё было раньше. И о том, как Элвин Севилл целовал её. Так, как он не умел. Так, как не целовал никого до неё. Так, как не должен был. Потому что обычно целуется рьяно, напористо и глубоко, так, что земля уходит из-под ног, а живот скручивает сладкой истомой. Бриттани испытала эти чувства позднее. Ей это понравилось. Но она понимала, как правильно между ними всё началось. Элвин был другим с ней, совсем другим и совсем не похожим на себя. Не говорил всяких приторных нежностей, не заставлял краснеть и смущаться, не награждал томным взглядом. Только глупо шутил, раздражал, вызывал желание растерзать. И постепенно, шаг за шагом подводил их обоих к тому, ради чего это всё вообще затевалось. Только после он показал ей, что может быть таким, каким его не ожидал узнать и увидеть никто: нежным, обходительным, ласковым и заботливым. Боже, как же она его любит.Она вспомнила столько всего?— и это благодаря лишь одному поцелую в свете раннего утра. Поцелую столь мягкому, словно её губ коснулись лёгоньким пёрышком.Элвин отпрянул. Потом приблизился снова. И на этот раз поцеловал так, как привык целовать. Горячо, страстно, до мурашек и вспыхнувшего пожаром лица.—?Боже, Элвин,?— прошептала Бриттани, почти задыхаясь,?— ну не сейчас же!Она намекающе повела взглядом в сторону и вниз, затем снова посмотрела мужу в глаза. Эти глаза горели. А там, куда она указала без слов, спал сын. Сегодня ночью он пришёл к ним в кровать, проснувшийся от кошмара и, умостившись посередине, остался спать до утра. Бриттани очень не хотелось бы сейчас, в начале шестого, его разбудить. Ещё слишком рано и, в конце концов, они с Элвином не так часто бывают наедине друг с другом. Ей сейчас даже не нужен был секс. Ей просто хотелось быть рядом. Целовать его легко и невинно, совсем как тогда, перебирать волосы и тонуть в глазах цвета неба. Ей сейчас этого будет более, чем достаточно.Снова покосилась на пламенную макушку, сопящую ей куда-то в живот. Улыбнулась и аккуратно, чтоб уж точно не разбудить?— сон у Алекса чуткий, даже слишком,?— пригладила непослушные вихры. Затем подняла голову и поцеловала Элвина ещё раз. Ей сегодня было мало его. И то, что сын спит между ними, сужает границы дозволенного как раз до той степени, до которой ей нужно.Просто быть рядом. Просто наслаждаться тем, что у неё есть семья. Её самые лучшие мальчики на свете.***Когда Саймон открыл глаза, солнце уже освещало спальню лучше любой люстры, а на циферблате электронных часов зелёным горело ?8:30?. Обычно в это время начинаются занятия, и бурундук запаниковал было, что проспал на работу, но когда, втянув носом воздух, он уловил аромат кофе и свежеиспечённых тостов?— понял: сегодня выходной. И вообще он в отпуске, чёрт возьми! Он в отпуске. Дома. В том самом месте, где тепло и уютно. Где его любят и ждут. Где ему не нужно надевать маску строгого препода, но зато абсолютно точно можно быть собой: семьянином, любящим отцом и мужем. А ещё радоваться мелочам. Не употреблять в речи сложные обороты и научную терминологию. Ходить без верха и с упоением ловить на себе восхищённые взгляды жены. Дурачиться с сыном на заднем дворе. И ни о чём не думать.—?Разбуди папу, пожалуйста. И скажи, что завтрак стынет,?— донеслось вдруг до его слуха.Бурундук улыбнулся, уже слыша топот в направлении спальни. Уткнулся в подушку и притворился спящим.—?Папа, вставай! Там завтрак стынет!Саймон даже не пошевелился.—?Ну пап! —?Сэм заглянул отцу в лицо. Поняв, что глаза он так и не открыл, протянул снова:?— Па-а-ап!Саймон не выдержал?— улыбнулся. Почему-то ему всегда доставляло какое-то особое удовольствие слышать, как его зовут папой. Он гордился своим правом так называться. Это умиляло его. Радовало. Потому что у него есть сын.—?Я знаю, что ты не спишь!Пришлось открыть глаза: бурундучонок влез на живот и поднёс к лицу руку.—?Нет уж, в этот раз у тебя этот номер не пройдёт,?— улыбнулся Саймон.—?Какой? —?Сэм пожал плечами, будто бы и не помня о том, что в последние два дня поднимал отца тем, что открывал ему глаза вручную. Ну, а что? Зато действенно! Как ещё с ним бороться?—?Ты знаешь. —?взрослый бурундук зевнул и сел в постели.—?Вообще-то мама просила тебя разбудить. —?Сэм посерьёзнел и внимательно посмотрел на отца.—?И передать, что любит! —?звонко донеслось с кухни, а потом Джанетт возникла у двери. —?С добрым утром.—?С добрым утром. И да, я тоже тебя люблю.Сейчас, когда он видел жену?— с ещё более небрежным, чем обычно, пучком на голове, совершенно без косметики, в хлопковой светло-сиреневой сорочке на бретельках, которые то и дело спадали с худых плеч, будто нарочно ещё больше, чем есть, открывая выступающие, почти острые ключицы?— влюблялся с новой силой.Да, ему нравилось, когда она носила строгие рабочие костюмы. Нравилось, когда она наносила лёгкий макияж, подчёркивающий её выразительные черты лица, но нисколько не портящий их. Нравилось, когда волосы были собраны в идеальную причёску. И нравилось, когда всё привлекательное и запретное было полностью сокрыто от любых глаз,?— и от его тоже. На работе она выглядит сдержанно и неприступно, и это придаёт ей особенный шарм. А сейчас… Сейчас она?— его маленькая домашняя девочка. И только он может видеть её такой. И поэтому влюбляется всё сильнее.—?Вставай, пожалуйста. Там твои любимые тосты стынут. —?Джанетт подошла к кровати и, склонившись над Саймоном, поцеловала его в лоб.Бурундук блаженно прикрыл глаза и спросил, словно маленький:—?С джемом?—?С джемом.—?С малиновым?—?С малиновым, чудо. —?Джанетт рассмеялась.—?А давай ещё пять минут полежим, а? —?Саймон сделал просительные глаза. Это, конечно, для него нетипично, но жена не смогла ему отказать и прилегла рядом.Прикрыла глаза. В который раз улыбнулась, чувствуя, как её тело обволакивает родное тепло. Она любила это чувство. Подсознательно ей хотелось быть к нему ещё ближе. Прижиматься ещё крепче. Так крепко, чтобы казалось, что на мгновение они и правда стали двумя половинами одного целого.Джанетт нравилось, когда он обнимает её вот так. Будто она?— единственное, что у него есть. Будто она?— бесценное сокровище, которым он ни с кем никогда не поделится и которое спрячет от всего мира. Он просто обнимает её и утыкается носом в шею?— ей сейчас отчётливо слышно его ровное дыхание,?— а она уже счастлива. Просто потому, что он рядом и никуда не спешит. И наконец можно растянуть моменты блаженства на чуть более долгое, чем обычно, время. Этого ведь порой так не хватает…—?Ну вы что! Они же совсем остынут!Саймон и Джанетт, собравшиеся уже было вместе провалиться в сладкую негу сна, синхронно вздрогнули от громкого?— даже возмущённого?— детского голоса и звона тарелки от соприкосновения с деревом прикроватной тумбы.—?Мама старалась, а ты… Спишь! —?Сэм скрестил руки на груди, хмуро глядя на отца.Саймон улыбнулся, сел и потрепал сына по волосам:—?Всё хорошо, уже не сплю.—?Заботушка наша,?— вздохнула Джанетт, усаживая Сэма на колени.—?Ну вот, остыли! —?дотянувшись до тарелки с тостами и тронув один из них, разочарованно сказал он.—?Ничего. —?взяв холодный тост с тарелки, Саймон укусил его за уголок. —?У мамы они и холодные?— всё равно вкусные.—?Папа-папа. —?взобравшись к отцу на колени, бурундучонок вдруг хитро улыбнулся и… Измазал его нос в малиновом джеме.—?Эй! —?вскрикнул Саймон, тут же начиная хохотать.—?Это тебе за то, что не слушаешься!—?Ну, держись!—?Боже, осторожнее! —?предупредила Джанетт, не без улыбки наблюдая, как эти двое пытаются перемазать друг друга вязкой, сладкой субстанцией малинового цвета.—?Присоединишься?Внезапно ощутив поцелуй со вкусом малины на своих губах, Джанетт только кивнула вместо ответа. И рассмеялась, снова измазав этого хулигана?— взрослый ребёнок, право слово! —?в джеме. Да, потом явно придётся наведаться в душ?— но какая разница?Конечно, не каждое утро начинается с того, что тебя ?наказывают за непослушание? с помощью любимого сорта варенья. И не каждое (или, всё-таки, каждое?..) утро ты влюбляешься в свою благоверную ещё в десять раз сильнее, потому что она настолько милая в этой домашней одежде, что можно на месте умереть. И не каждое утро ваша спальня оглашается звонким смехом. Саймон это понимал. И поэтому ценил своё время с семьёй больше и больше с каждым разом.***Элеонора держала на руках спящего сына. Сегодня, когда всем наконец выпал выходной (а уж Саймон и вовсе был тем счастливчиком, у которого отпуск) и вероятность того, что никого точно не выдернут на работу, равнялась сотне процентов, её сёстры с мужьями приехали навестить и полюбоваться на новорождённого племянника.—?Он чудо, Элли,?— улыбнулась Бриттани сестре.—?Мне кажется, он похож на тебя. —?Джанетт присела на диван рядом.—?Время покажет, девочки. —?Элеонора вздохнула. —?Но глаза у него точно мои.—?Наша гордость,?— вполголоса произнёс Теодор, подходя к жене сзади и аккуратно кладя руки на её плечи, опершись о спинку дивана.Элвин, который до этой минуты сидел задумавшись и попеременно окидывал взглядом то одного, то другого члена своей большой семьи, вдруг поднял глаза и сказал, нарушая на мгновение повисшую тишину:—?Вы ведь понимаете, что это значит?Это был не то вопрос, не то утверждение.—?Что ты имеешь в виду? —?Саймон вопросительно вскинул бровь, глядя на брата. Видеть Элвина столь сильно погруженным в размышления ему приходилось нечасто.—?Посмотрите на них. —?Элвин пожал плечами. —?Просто посмотрите.Тайлер спокойно спал на руках у матери. Алекс и Сэм в кои-то веки мирно играли чуть поодаль ото всех, пусть каждый взрослый в этой комнате и опасался какой-нибудь внезапной драки (а драки, как всем прекрасно было известно, у этих двоих попросту не могут не сопровождаться обоюдным громогласным криком и возмущением), что было чревато тем, что самый младший представитель семьи Севилл неизбежно проснётся и расплачется.—?Элвин, может, ты донесёшь до нас свой ход мысли? —?несколько неуверенно попросила Джанетт. Остальные явно выразили негласную поддержку этих слов.—?Ну… —?средний среди братьев вздохнул,?— Вы когда-нибудь думали о том, что будет… Так?Ребята задумались. Все.Нет, они не думали об этом. Никогда не думали. Не думали, что образуют пары. Не думали, что их звёздная жизнь прервётся так больно и неожиданно. Не думали, что потеряют Дейва. И не думали, что, оставшись друг для друга единственной опорой и поддержкой, решатся создать семьи. Семью. Одну большую, крепкую, дружную семью. Где один за всех и все за одного. Где, конечно, не без раздоров, однако царят взаимопомощь и понимание. Где теперь воспитываются целых три новых жизни. Целое новое поколение.Их жизнь изменилась. Изменилась круто и очень спонтанно. Им пришлось начинать с чистого листа. Преодолевая боль и десятки преград. Преодолевая самих себя.И пусть теперь они совсем не те знаменитости, какими были когда-то?— они всё ещё есть друг у друга. Они всё ещё вместе. И теперь у них новая миссия: взрастить достойное продолжение себя.Дейв, наверное, гордился бы ими. Определённо гордился бы. Он был бы счастлив узнать, что у них всё хорошо, а сам он теперь трижды дедушка. И плевать, честно, плевать, что он не кровный отец для них?— бурундуков. Он сделал ради их блага больше, чем кто-либо когда-либо мог сделать. Именно благодаря его наставлениям, советам и верному, пусть и не без изъянов, воспитанию они стали теми, кто они есть, и не потеряли себя в момент отчаяния. И они не подведут его. Никогда. Ни за что.—?Ты прав, Элвин. —?Саймон кивнул. —?Никто из нас не думал, что будет вот так.—?Но так оно есть. И знаете?— я счастлив, что наша жизнь развернулась именно в этом направлении. Я понял одно: семья?— это самое главное.—?Я согласна,?— включилась вдруг в разговор Бриттани. —?Ведь никакая звёздная жизнь не поддержит в трудную минуту. Не протянет руку помощи. Не подскажет, как быть, когда так нужен совет. А когда есть семья?— ты всегда знаешь, к кому пойти.—?Мы многое потеряли,?— подтвердила Элеонора,?— но много и получили. —?бурундушка осторожно прижала сына к себе.—?Я надеюсь, они вырастут достойными личностями. —?Элвин снова обвёл взглядом комнату, задержавшись им то на сыне, то на каждом из племянников. —?И не совершат, чёрт возьми, наших ошибок.—?То есть ты имеешь в виду… —?начал было Теодор.—?Да,?— кивнул Элвин брату, не давая договорить,?— да, ты правильно понял. Ребята, я не хочу, чтобы они когда-нибудь узнали, кто мы такие. —?бурундук понизил голос, стараясь изо всех сил для того, чтобы Сэм и Алекс не решили вот именно сейчас задавать ненужных вопросов. Да, они оба ещё совсем малы?— Сэму едва исполнилось четыре, а Алексу только будет три в следующем месяце,?— но интереса к этому миру в них обоих не занимать. Нет, Элвин не хочет. Он не хочет, чтобы они знали правду.—?Я почему-то тоже считаю, что им это не нужно. Я боюсь за них. —?Джанетт передёрнуло от одного лишь внезапного воспоминания о прошлой жизни.—?Выходит, все за? —?Теодор поднял глаза. —?Потому что я тоже так думаю.—?Да, Тео. Определённо?— все за.—?Господи, убереги их от этой напасти. —?Элвин склонил голову. Ему было стыдно. Стыдно за своё прошлое. —?Они будут в безопасности. Я клянусь.Сейчас, в этой комнате, была дана общая клятва. Обет молчания. Прошлое теперь окончательно в прошлом. И мальчики никогда не узнают о нём.Отныне это будет самой большой тайной для семейства Севилл. Но так надо. Во имя безопасности и благополучия. Да будет так.