Деньги (1/1)
Джудас любит деньги, это все знают.Джудас, говорят, вор. Джудас казначей. Джудас к Джизасу близок за неизвестно какие заслуги и ради лепты, говорят, удавится.Джудас рычит тихонько и даже не пытается изображать улыбку. Благодаря Джудасу им удаётся держаться на плаву и видеть пищу чаще чем раз в пару дней, когда расщедрится кто-нибудь из внимающих очередной проповеди. Благодаря Джудасу им удаётся находить кров и не спать под открытым небом в ненастную погоду. Благодаря Джудасу они живы.Джудас не очень-то верит в манну небесную и помощь свыше. Джудас лишь в Джизаса верит — отчаянно и слепо.И любит. Так же отчаянно.Так же, наверное, слепо.Джудас, говорят, только деньги любить умеет. Джудас, говорят, вообще не умеет любить. Джудас, говорят, продал бы родную мать (или Джизаса, что ещё хуже).Джудас к его ногам упасть готов, не то рыдая, не то молясь. Общее недоверие его потихоньку убивает.Джизас чувствует это, конечно. Джизас иногда, пока никто не видит и есть время, тянет его головой на свои колени и сидит подолгу, перебирая жёсткие тёмные волосы, которые никогда не лежат аккуратно; позволяя дрожать и скулить тихонько от непривычной ласки, в живот утыкаться, едва не плача. Джизас говорит ему тихо — ?я знаю?, и ?я верю тебе?, и ?я здесь?; от его голоса и ласковых рук становится легче. Джудас засыпает, успокаиваясь; Джизас говорит ему грустно, что даже во сне у него не разглаживается залёгшая меж бровей глубокая складка.Джудас, говорят, его всё-таки продал. Джудас, говорят, торговался, лишь бы получить побольше. Джудас, говорят, в тридцать монет Джизаса оценил.Джудасу деньги ладонь жгут почти зримо — вот-вот кожа пойдёт волдырями, затрещит, лопаясь. Джудас их под ноги священникам швыряет — те отшатываются от злости и отчаяния на его лице.Джудас, говорят, удавился всё же.Джудас, говорят с неохотой, может быть, всё-таки любил.***Сашу шутки, что у него, мол, с деньгами любовь большая и светлая, заебали до звёздочек перед глазами. Саша пашет, как проклятый, забивая расписание до упора, и пытается ни на кого внимания не обращать — получается, спойлер, так себе.Почему-то именно эти шутки царапают больнее всего. Саша пытается отшучиваться, потом отмалчиваться, потом как-то пресекать неприятную тему; у Саши мерзкой пустотой тянет под рёбрами и вечное ощущение, что он что-то забыл.Когда Ярик ляпает что-то вроде ?да ладно тебе так вкалывать, Саш, всех денег не заработаешь?, Сашу прорывает.— И ты туда же? — шипит он.— Саш, ты чего? — Ярик съёживается, столкнувшись с его взглядом. — Шутка же…— Очень смешно, да, — машет рукой Саша, отворачиваясь. — Казьмин любит деньги, Казьмин женат на деньгах, Казьмин продаться готов за оговоренную сумму, Казьмин мать родную продаст, Казьмин…?…говорят, Джизаса продать готов?.?Это не так?.?Я знаю, я верю, что это не так, я верю тебе?.?Джудас, я верю тебе?.— Саш? — пробивается сквозь наваждение знакомый голос.?…продал?.?Ради денег?.?За тридцать монет продал?.— Саш! — его встряхивают за плечи. — Саш, ты чего?Саша за тонкие руки хватается, будто удержаться пытаясь — в сознании, в этом мире, в себе самом; мысли пополам раскалываются, двоясь.Он сошёл с ума. Он точно сошёл с ума. Он…?…с ума сошёл и повесился?.?На осине, говорят, повесился?.?Проклинал, говорят, Его перед смертью?.— Саша!На лице прохладные ладони. Тонкие осторожные пальцы — знакомо, знакомо, знакомо! — зарываются в волосы, баюкая; над ухом голос родной, сбивчивый очень:— Нет! Нет-нет-нет… Держись, ты держись только, Саш, Саша, оставайся со мной, пожалуйста, только оставайся собой, умоляю, держись, ты Саша, ты не…Саша чувствует, как его голову прижимают к груди, обняв и будто руками тонкими от всего мира загородить пытаясь. Голос вдруг взлетает, обретая новые какие-то — и тоже слишком, слишком знакомые! — интонации:— Отец! Ведь ты обещал!В голосе, кажется, звенят слёзы. Саша не понимает ничего; не пытается даже, сходя с ума от головной боли и мечущихся не своих мыслей. Страшно так, что хочется в голос взвыть — он, до слёз зажмурившись, утыкается в Яра, его запястья стиснув отчаянно.— Отец, ведь он и так… ведь ты обещал — с чистого листа, не вспомнит! Останови это, ты ведь обещал!Он говорит что-то ещё; больше всего это похоже на молитву, слова которой Саша не может разобрать. От прижатых к его голове тонких ладоней растекается вдруг тепло; оно спокойствие дарит какое-то неестественное, стирая все мысли — и сашины, и чужие; остаётся только ощущение п о к о я, будто толща воды смыкается над головой. Саша отстранённо чувствует, как разжимаются собственные пальцы. Слышит тихий всхлип над ухом.Проваливается в темноту.Когда он приходит в себя, открыть глаза с первого раза не удаётся — веки кажутся невероятно тяжёлыми. Саша оставляет эту идею. Прислушивается к себе.Лежит — наверное, на полу, для чего-то другого слишком твёрдо. Голова на чьих-то коленях. Кто-то — очень родной и близкий кто-то — одной рукой гладит его по волосам. Вторая знакомая ладонь накрывает сашины сложенные на груди руки.Саша слегка пожимает тонкие пальцы. Человек дёргается, касается сашиного виска:— Ты со мной?Саша прижимается щекой к его ладони.— Что случилось? — бормочет.— Ты… в обморок упал. Минут пять провалялся, — голос немного дрожит. — Я испугался за тебя.Почему-то упорно кажется, что Ярик говорит не совсем правду или не всю правду, но задумываться об этом у Саши сейчас нет сил. Он устало перекатывается головой по его бедру, заставляет себя разлепить всё-таки ресницы. Ярик ему улыбается неуверенно; у него по щекам почему-то дорожки слёз и глаза заплаканные. Саша крепче сжимает его ладонь. Ярик снова вплетает пальцы в его волосы, успокаивая и успокаиваясь понемногу.— Я же говорил, ты себя так загонишь, если будешь продолжать в том же духе.— Я… — Саша прикрывает глаза, пытаясь восстановить в памяти разговор перед обмороком, — не ради денег. Я этим живу. Я не умею по-другому. Я… не пытаюсь… хотел бы денег — не шёл бы в актёры.Саша не понимает, почему у Ярика начинают так сильно дрожать руки на его словах. Мысль вертится где-то на краю сознания, вызывая лёгкую головную боль и раздражающий зуд под черепом, но ускользает от прикосновения прохладных пальцев к виску.— Я знаю, Саш, — у Яра голос вдруг звучит почти грустно. — Я знаю, прости меня, если… — и хмыкает невесело: — Я херню ляпнул, знаю. Просто… оставайся со мной, ладно? Пока мы можем… ведь сейчас мы можем — без… всякого, — заканчивает он совсем невпопад.— Да куда я от тебя денусь, — бормочет Саша, снова закрывая глаза. — Не помру, не беспокойся.Ощущение, что Яр имел в виду что-то другое, не отпускает. Ощущение, что важное что-то выпало из памяти; ощущение, что он вот-вот что-то вспомнит т а к о е, что жизнь в прежнюю колею не вернётся уже никогда…На лоб ложится прохладная ладонь, и всё это пропадает.Ночью Саше снится мешочек с монетами, брошенный на пол храма, и боль в обожжённых ладонях. Саша с утра морщится устало и зарывается лбом в подушку, списывая всё на переутомление.Яр — не совсем Яр — хмурится, прикидывая, сколько ещё продержится блок в его сознании.И впервые за долгое время м о л и т с я.