Глава 2. Почти боги (2/2)

— А Йазу был только мой, — вздохнул Лоз и провел куцей рукой полукруг в песке на полу. И в изогнутой форме линии, в виноватом молчании Рено он неожиданно увидел ответ.— Правильно. Я его заберу.— Что?— Я заберу Йазу, — Лоз всем телом поднялся на ноги, молодой, могучий, упрямый. — И он опять будет только мой.— Сомневаюсь, что он поедет.— Значит, заберу силой.Есть вещи, на которые никогда не пойдет по настоящему верный турк. Рено был по настоящему верным турком. И все же…— Слушай, а ты молодец! Жаль, я не могу так вот сделать. Но, знаешь, пожалуй, я помогу тебе.

— Правда?— Правда.— Спасибо, Рено.— Брось. Считай это чистым эгоизмом. Я ведь помогаю и себе тоже, — Рено подмигнул, поднялся со своего места. Запанибратски оперся о плечо Лоза. — Кстати, я же тебе не до конца прочел стихотворение, — и с шутливой улыбкой турк продекламировал. – «Если мальчик плачет, значит, есть причина. Если слезы прячет, значит, он мужчина».

Левой рукой Рено вытащил платок и небрежно вытер им лицо Лоза.

– Добро пожаловать во взрослую жизнь.— Ты насмехаешься? – чуть насупился Лоз, но принятое им решение и неожиданно обретенный союзник уже наполнили все тело радостью, расправляя плечи, выпрямляя спину, поднимая голову выше.

— Совсем чуть-чуть, — подмигнул Рено и серьезно добавил: — Кстати, прими к сведению, мне кажется, твоему брату дают какой-то наркотик. Это может создать дополнительные трудности.— Ничего, я справлюсь.

Теперь, когда у Лоза была цель, он не сомневался в успехе.

Рено только коротко хмыкнул.

***Подготовка к побегу из роскошной цитадели новой веры заняла чуть менее суток. Рено сдержал слово: организовал машину, продукты, карты и свободный коридор, чтобы быстро покинуть город. По сравнению с этим от Лоза требовалось совсем немного.— Поднимайся.Йазу, как обычно, валялся на белой шкуре, в полудреме покуривая кальян. Обросшая челка полностью скрывала глаза, во всем его теле едва заметно шевелились одни лишь бледные губы. Лоз поморщился от приторного привкуса дыма, плавающего по комнате.Не дождавшись никакой реакции, он решительно подошел к Йазу, навис над ним всем своим ростом.— Поднимайся, пошли.Брат выдохнул новую порцию сладковатого запаха, туманные глаза смотрели на Лоза и сквозь него. Блаженная улыбка ни на минуту не сходила с лица.— Йазу, поднимайся. Мы уходим отсюда.И снова никакой реакции. Лоз не знал, что можно просто пнуть брата ногой. Ему даже в голову не пришло. Поэтому, дребезжа и подпрыгивая по полу, к окну отлетел кальян.Шкуры оказалось изрядно много. Вполне достаточно, чтобы с головой завернуть в нее брата. Вялые, безвольные конечности и тощее, ставшее невероятно легким тело, и пугающе пустые глаза, и тусклое серебро волос – все исчезло под белым мехом. Взвалив бесформенный куль на плечо, Лоз решительным шагом покинул помещение, так долго служившее им домом. Он ни о чем не жалел. Они не были здесь счастливы. А все, что было нужно ему для счастья, он уносил с собой.В гараже под храмом их уже ждали Рено и большой фургон с тонированными стеклами.Не замечая показной чопорности, с которой турк открыл переднюю пассажирскую дверь, Лоз свалил свою покорную ношу на сиденье. Дверь захлопнулась, скрывая внутри драгоценную добычу.— Считай, часов восемь форы у тебя есть, — будто скаковую лошадь похлопывая машину по темному боку, сверкнул зубами рыжий турк. — И все-таки советую ногу с газа не снимать. Топлива хватит до побережья.— Спасибо, — просто ответил Лоз.Синие глаза Рено блеснули двумя озорными, веселыми огнями. Шаг вперед — и ментоловое дыхание на лице, беспардонно смелые губы на губах. Ладони Рено, теплые, жесткие, зарылись в волосы Лоза, удерживая его голову. Но шинентай и не подумал смутиться и отпрянуть. В своей жизни Рено и сам не мог посчитать, сколько раз он целовался с людьми, которых называл, а иногда и считал своими друзьями. В благодарности ответного поцелуя Лоза он впервые почувствовал, как целуют друзья.Отпрянув, Рено засмеялся, запрокидывая голову. Почему бы нет? Ведь это смешно. Целовать любовника любовника твоего любовника.Ревность – такая странная вещь.Ревность свойственна даже шлюхам.— Рено, — Лоз нахмурился, – с тобой точно все будет в порядке?— Да что со мной может случиться?— Руфус может узнать, что это ты нам помог.Смех сосуществует неразделимо с Рено. Смех бегает по его коже, как беспокоят собаку блохи. Нет, даже не так. Если разрушить его тело, сорвать телесную оболочку, вместо души от Рено останется смех.Лоз не уверен, что такой ответ его успокоил.— Рено, тебе точно ничего не сделают?— Расслабься, горилла. У меня задница из титана, мне вообще все по фиг.На этот раз Лоз крепко обнимает и целует его уже сам.В вывернутом мире шинентай выражение «братская любовь» имеет совершенно другой смысл. Но в мире Рено это, наверно, могло бы называться именно так.— Прощай, рыжий.— Прощай, горилла. Попутного ветра. Удачи вам.***Гнать на полной скорости приятно и хорошо. Постройки, деревья, холмы, люди, редкие встречные машины и мотоциклисты мелькают банальным, неинтересным фоном. Радость клокочет в груди.

Они убежали. Они убежали снова. Он снова вытащил их с Йазу. И машина уносит их прочь, и он уже привык обходиться без рук, и совершенно не важно, что там будет дальше.

Все дальше от города, прочь от всего, что было. Прочь от того, что сотворили с ними, и того, что сделали они сами.

Кадаж, прости, если тебе нравилась новая вера.

Сефирос, ты велик и без нас. Твоя память и слава переживут нас всех.Мама, я никогда не знал и не слышал тебя. Я думаю, ты не будешь на меня сердиться. Я взрослый человек, я могу решать сам.Очнувшийся Йазу заворочался на соседнем сиденье, кое-как выбираясь из шкуры, долго пытался отдышаться. Потом, наконец, восстановив дыхание и набрав достаточно воздуха в легкие, принялся ругаться так изобретательно и страстно, что Лоз еще сильнее уверился, что поступил правильно.Йазу был возмущен. Йазу требовал отвезти его обратно. Йазу обзывался и бранил Лоза. Йазу угрожал и приказывал. Йазу хотел свой кальян. Йазу несколько раз ударил Лоза по руке и один раз в бок, но все удары получились откровенно жалкими и желанного результата не принесли. В итоге, получив указание, где взять воды и напившись, Йазу поставил ультиматум, что не будет разговаривать с Лозом, пока тот не отвезет его обратно.Ничего подобного Лоз не планировал, а упрямство вполне можно было считать их общей фамильной чертой. Так что теперь они ехали молча.Их, наверняка, уже искали, но Лоз не собирался терять преимущество в скорости. Останавливаясь по необходимости, он даже не глушил машину. Он не боялся, что брат воспользуется передышкой и развернет фургон в обратную сторону. Во-первых, при всей его браваде было очевидно — Йазу слишком слаб, чтобы предпринять настолько сложные действия. Он мучился, буквально физически страдал без своего идиотского кальяна, это Лоз ощущал на собственной шкуре. Но поскольку брат не разговаривал со своим спасителем, Лоз с ним тоже не разговаривал. Во-вторых, Лоз не сомневался, что, несмотря на их ссору, Йазу вряд ли захочет возвращаться туда один. Без него Йазу не уедет.

А тем временем ландшафт за окнами изменился, в открытое окно повеяло тухловатым запахом океана. Еще пара таблеток против усталости, существенная взятка угрюмому капитану (большая часть тех денег, которые дал ему в дорогу Рено), и утром они вместе с машиной уже переправлялись на пароме на один из маленьких островов на севере. Ни возрождающаяся корпорация, ни новая вера еще не имели там власти. Во всяком случае, Лоз очень надеялся на это.Йазу часто дрожал, а, засыпая, бредил, бормоча что-то совсем уже непонятное. Глаза его запали, лицо вытянулось. Волосы напоминали паутину. Лоз старался лишний раз не приглядываться к лицу брата. Он знал, что не ошибся, забрав его у Шин-Ра. Он твердо это знал.***Лоз продержался на таблетках почти неделю. К концу шестых суток он вылез из фургона, чтобы долить топлива и заснул прямо возле открытого бака машины. У него больше не было сил.Все случилось в лощине, где дорога, устав нырять между холмами, раздваивалась, чтобы обогнуть особо неприветливые скалы. Люди давно уже не жили в этих местах.

Поэтому четыре мотоцикла и джип, осторожно приблизившиеся к фургону, явно следовали за ним от портового города.

Это были не турки, не военные и даже не местная полиция. Но это были профессионалы.

Спящий Лоз даже не вздрогнул, получив несколько охотничьих дротиков с сильным снотворным в плечо и в шею.

Есть такие охотники – на людей. И есть такая работа, которую всегда лучше перепоручить подобного рода специалистам. Чтобы не мараться самим. Особенно, если у тебя есть деньги.— Один готов. Это что и есть та самая шлюха, которую трахал Шин-Ра?— Нет. Посмотри в машине.— Блядь. Ну и страхолюдина. Как мертвяк.— Заткнись, это божественный брат, которому мистер Шин-Ра засаживал по полной программе.— Похоже, он тайный некрофил.

— Там, на большой земле, все не как у людей. Строят храмы рехнувшимся Солджерам и трахают их костлявых клонов.

— А вот я бы, пожалуй, попробовал.— Аврал. Среди нас – пидор!Под дружный гогот еле живого Йазу вываливают из машины вместе с белой шкурой.— Нет, я серьезно. Сами посмотрите, какая блядская штучка.

— С этими-то обрубками? Гадость. Такое только извращенцу понравится.Подошва ботинка прижимает куцое запястье к земле.— Неужели неинтересно попробовать?Мужчины стоят над простертым на земле Йазу, их ноздри подрагивают. Добыча беспомощна перед охотником, и это будит древний инстинкт, доставшийся людям со времен далеких и первобытных.В то же самое время еще двое возятся с Лозом. Наручники бесполезны, когда нет кистей рук. Но надежная веревка тоже не так плоха, если надо скрутить за спиной вывернутые локти, а затем по кивку главаря привязать человека к заднему колесу фургона.

— Ну, что, так хотите развлечься с этой шлюхой? — лидер охотников брезгливо сплевывает на простертую у них под ногами жертву.

Смешки, ухмылки, ищущий взгляд, который тут же переводят, если посмотреть прямо в лицо.— А вы, похотливые собаки, знаете, что есть только одна вещь, которую я ненавижу больше, чем вонючих, богатеньких ублюдков, которые могут купить себе любую забаву? Больше них я ненавижу блядей, которые раздвигают ноги по первому их свистку. И особенно пидорасов.

Не глядя, главарь берется за ремень, расстегивает брюки.— Они заслуживают то, что больше всего любят – хорошего кола глубоко в заднице.Блестящая желтая струя падает на лицо и на грудь Йазу, и он, кажется, только сейчас начинает понимать, что все происходящее с ним — реально. Он пытается закрыться свободной рукой, защитить лицо, освободиться, выскользнуть, но охотники, понявшие, что им не на что особо рассчитывать, принимаются пинать его ногами по ребрам и животу.— Слушай, разве за живых нам не обещали заплатить дороже, чем за мертвых? – волнуется тот, чей ботинок прижимает левую руку Йазу к земле.Их лидер также неторопливо заправляется, трет рукой щетинистый подбородок.— Знаешь, тут все не так просто. Вутаец, который звонил нам, явно знал, что я думаю о пидорасе, посмевшем объявить себя богом. Конечно, прямо он не сказал. Но как я понял, он лично не заинтересован, чтобы эта блядь вернулась к Шин-Ра одним куском. Так что пусть мальчики развлекутся. Эй, слышите, шпана? Разрешаю вам напоследок порадовать эту сучку так, как он и не мечтал. Полагаю, найдете, чем его трахнуть, чтобы самим не пачкаться?

— А второй?— Второго прикончим следом. Может, ему захочется посмотреть. Таких извращенцев тоже хватает.***Его тело из стекла. Это стекло все покрылось трещинами спазматической боли за последние несколько дней. Под ударами сапог и ботинок от него откалываются куски, он разлетается вдребезги. Не увернуться, не убежать. Стеклянное тело потеряло всю былую силу, всю гибкость.

Вонючие потеки мочи стекают по лицу, и хочется сблевать, но нечем. И больно, больно.С треском рвется ткань его рясы, той единственной одежды, в которой Лоз забрал его из цитадели.

— Вы только посмотрите, эта шлюшка всегда готова – вообще не носит белья.

Теперь уже двое стоят у него на руках, в то время как еще один мочится на него сверху, в пах и на живот. Обнаженное тело покусывает прохладный воздух, и моча кажется обжигающе горячей.— Переверните его, я придумал!Новая порция побоев идет обязательным сопровождением, пока его перекладывают через какую-то коробку притащенную из джипа, кверху задницей и лицом вниз.

— Пидорская жопа, — комментирует их лидер его попытки освободится и плюет в него сверху. Слюна попадает между лопаток и сползает к шее. Но это уже не важно, потому что кто-то невидимый силой уже раздвинул ему колени, и между ягодиц уперлось холодное и тупое…

«Обрез, — с тихой паникой понял Йазу. – У одного из них был обрез. Сейчас они вставят его в меня».А в следующее мгновение он уже захлебывается беззвучным воплем, когда твердое металлическое дуло с силой ворвалось в задний проход.

— Поиграл с чужой верой, сучка, — смеется командир, за волосы запрокидывая голову Йазу. – Это тебе от благодарных почитателей.Так больно, так больно. Стеклянное тело рассыпается.Сам по себе обрез не такой уж толстый, но его трахают с такой скоростью и силой, что внутренние мышцы рвутся, не выдерживая насилия.— Эй, приколись, я его даже не держу. Засунул так глубоко, что не вываливается.— Отлично, теперь пни его в жопу. Пидоры это любят.

Удар по ягодице заставляет все сжаться внутри. От новой боли слезы сами брызжут из глаз.

— Ни фига себе, эта сучка аж дымится от счастья, что ей вжарили.

— Так не отвлекайся, Мэтти. Или тебе жалко подстилку?— Шутишь? Я тебе сейчас покажу, как мне его «жалко»!От новых беспощадных рывков внутри Йазу не выдерживает, кричит уже в голос. Вот только звук получается слабым и жалким, больше похожим на вой.— Ага, давай, зажигай, сучка! Это то, что ты так сильно любишь.Кто-то еще мочится сзади ему на голову, моча стекает по вискам на лицо.— Эй, у меня тут еще ломик нашелся. Может, ему больше понравится?— Валяй, развлекайся.— Нет, нет, — хрипит Йазу, невероятно прогибаясь в спине в ответ на новую дикую боль.— Получай то, что заслужил!— ЛООООЗ!***Сотни острых ножей пронзили забытье. Как в тот день, когда они потеряли Кадажа и сами погибали под жгучим ядом дождя. Страдание брата звоном пронзило все кости в теле. Лоз рванулся, пытаясь выбраться из тяжелого сна. Сон не пускал, вцепившись зубами, но боль брата звала и кричала, заставляя бороться.Он был нужен, а значит, он шел на зов.Боль в собственных выкрученных руках гулким эхом вторит отдающимся в теле страданиям Йазу. Рычащий, звериный звук закипает в груди. Так трудно открыть глаза, так трудно приподняться над забытьем.Серый склон, желтая обочина, жухлые призраки травы дрожат между веками, перечеркнутые темными силуэтами людей. Он не сразу разобрал среди них брата, но когда разобрал…Ярость, нахлынувшая на него, была, наверно, сродни той, что испытывают берсерки. Она выламывала и выкручивала тело, пытаясь сбросить надежные путы.Несколько охотников обернулись на шум. Но они знали, что веревки и узлы способны выдержать и не такое.— Посмотрите, этому гомику тоже хочется. Аж усидеть на месте не может!— Мужеподобные уроды – второй сорт. Пусть ждет своей очереди.Их смех едва проникал в сознание через густую пелену боли Йазу, непрерывно звучащую в нем. Лоз не слышал, а если бы даже и слышал, не смог бы понять их оскорблений, он просто не соображал. Он бился так, что фургон начал качаться.

— Слушай, может, в него еще снотворного вфигачить, чтоб так не рыпался?— Лоз, — не видя, скорее, чувствуя сквозь агонию боли бешенство брата, выдохнул Йазу.— Заткнись, сука! – рявкнул главарь и с такой силой ударил его ногой в плечо, что подкованный металлом ботинок порвал кожу, хрустнули кости. – Пора с тобой кончать.Никто даже не понял, в какой момент Лоз вывернул из-под фургона колесо и, не пытаясь содрать с себя веревки, безоружный бросился прямо на вооруженных людей.Они многое знали и умели эти охотники на людей, но они не знали, на что способен разъяренный шинентай Сефироса. Первые двое вообще не успели понять, как отправились к праотцам.

Чистое желание сражаться – Лоз никогда не ведал жалости в бою, но сейчас он сражался не ради идеи, спасения или даже брата. Он дрался на чистой ненависти. Нет, даже не дрался. Просто убивал.

Сбить с ног и коленом размозжить черепную коробку, а в следующее мгновение уже прыжок, захват обеими ступнями за голову и сломанная шея. Лоз не зря тренировался столько времени каждый день. Он выучил много новых способов убивать без рук.

Два выстрела успели оцарапать ему спину и плечо, одна пуля вошла в живот, но он не замечал таких мелочей. Меньше чем за минуту, все было кончено. И вместе с кожей сдирая с себя надежные веревки, Лоз все еще бесился, топча ногами мертвые тела, в кровавое месиво уродуя лица.

Потом, внезапно опомнившись, бросился к брату, судорожно выдирающему из себя орудие пытки, которым его только что насиловали.

Густые клубы дыма потекли из развороченного паха, и Йазу свернулся в комочек, поруганный и жалкий. Было похоже, что он в любой момент может потерять сознание.Лоз рухнул на колени рядом с ним, подхватил на руки, жадно прижимая к себе.— Пусти, не надо, — слабо попытался отпихнуть его Йазу. – Испачкаешься. Они меня… они… меня… описали…— Неважно, я тебя вымою, все будет хорошо, — Лоз беспорядочно, почти несмело целовал брови, лоб, макушку уткнувшегося ему в грудь брата. – Я всех убил. Мы опять разговариваем. Все будет хорошо.— О, Лозу! Мой родной!

— Не плачь, Йазу, не плачь.

Братья сидели, крепко обнявшись, на земле в окружение обезображенных трупов, и черный дым поднимался над ними к небесам.