Глава 3. Дети чудовищ. (1/2)
Потерянных не ждут,Печальных не хотят.Такие не живут,Их топят как котят…"Тату"Добрый доктор Айболит,Он под деревом сидит.Приходи к нему лечится
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок…(Корней Чуковский)
— Дети, вам помочь?Не отпуская Йазу, Лоз вскинулся всем телом, обернулся на голос.Со склона холма по дороге спускался высокий старик в длинном распахнутом пальто. Солнечный блик остро поблескивал в маленьких очках.— А шел бы ты своей дорогой, мил человек, — хмуро ответил шинентай. Старик выглядел достаточно бодрым, чтобы убежать, а с Лоза было уже достаточно трупов на сегодня.— Я и иду, — незнакомец невозмутимо шагал с холма по направлению к ним. В жесткой ухмылке, легко кривящей широкий рот, не было ни малейшей интонации страха, как будто полудюжина изуродованных трупов вокруг Лоза и голый Йазу в его руках были чем-то совершенно обыденным и привычным в жизни.— Дед, не ходи сюда, — Лоз сам не заметил, что невольно пятится от самоуверенного незнакомца.Тот остановился, чуть кивнул подбородком на Йазу:— Как скажешь, малыш. Не возражаешь, если я посмотрю, как ты без рук будешь ему анус зашивать? Я всегда уважал новации в хирургии.
— Лоз, убей его, — еле слышно прошептал Йазу. И Лозу было страшно смотреть ему в глаза, чтобы не увидеть огромные черные, почти человеческие зрачки.
Все что он мог — только зарычать сквозь зубы.— Успокойтесь, мальчики. Мне вы можете доверять. Я доктор.
Незнакомец подошел уже совсем близко, небрежно наступил на лежавший вниз лицом труп, чуть склонил к плечу голову, и Лоз увидел, как ясно блестят за стеклами узкие темные глаза.
Узнавание агонией поднялось в крови – память крови Сефироса в его жилах.«Беги или убей. Убей или беги немедленно! Это страшнейший из всех людей! Это — твой отец».Но Лоз был так же глух к призывам своей крови, как глух был к песням и снам Дженовы. А в его руках таяло беспомощностью, холодом, черным дымом тонкое тело Йазу.Ему действительно нужна была помощь.— Доктор Ходжо, вы вылечите Йазу?Прохладный ветер шелестел сухой травой у дороги, трепал спутанные пряди Йазу, собственную неухоженную шевелюру Лоза.
Доктор Ходжо подошел ближе, окинул Йазу цепким, оценивающим взглядом.— Что ж, пожалуй, будет любопытно попробовать.
— Спасибо, доктор Ходжо, — расцарапанное грязное лицо Лоза осветила широкая, ясная улыбка.— Хорошо, отнеси его в джип и помоги мне. Незачем оставлять здесь всю эту красоту.Четкие инструкции что делать всегда были панацеей для Лоза. Пока он устраивал Йазу на задних сиденьях, Ходжо обстоятельно обшарил убитых и мотоциклы.
— Отлично, а теперь свали их всех в кучу.
— Мы их сожжем?— Молодец. Догадливый мальчик.Лоз сам не ожидал, что его так воодушевит незамысловатая похвала. Он оттащил всех мертвецов ближе к охромевшему фургону и, не дожидаясь дальнейших указаний, сам облил их топливом, которое так и не успел залить. В это время Ходжо смастерил из одежды убитых жгут, конец которого заправил в бак обреченной машины.
— Если там есть что-то ценное, советую забрать сейчас.Лоз отрицательно покачал головой и выразительно посмотрел в сторону джипа, куда отнес Йазу.Чиркнула зажигалка, пламя весело полыхнуло в стеклах очков доктора, побежало к машине.
— Пойдем.
Доктор развернулся и пошел к джипу, он не обернулся, даже когда взрывом встряхнуло землю у них под ногами.
Забираясь на пассажирское сиденье рядом с Ходжо, Лоз чуть было не свалился. У него ноги подкашивались, и перед глазами все плавно уплывало куда-то и слегка двоилось.
— Куда мы теперь едем?— Домой.Мотор взревел и, повинуясь воле Ходжо, джип бодро дал задний ход, пятясь прочь от горящего фургона и мотоциклов.
***Двухэтажная постройка с деревянной верандой хитро затаилась по другую сторону скалы. Никакой дороги туда не вело – фургон еле пробрался через перелесок, пока не вылез на площадку за домом.
В результате, хотя они и проехали, в сущности, не так далеко, Лоз успел чуточку подремать. Ничего не мог с собой поделать, просто вырубился и все.Внутри дом оказался темным и гулким. Если бы не разбросанные повсюду книги и вещи, он, наверное, выглядел бы нежилым. Длинный обеденный стол в гостиной тоже был основательно заставлен: Ходжо критически оглядел его и, отрицательно покачав головой, указал Лозу на низкую софу.— Положи его туда. И жди с ним.Лоз привычно повиновался. Йазу потерял сознание еще в машине. Сделался недосягаем для боли и страха.Уложив брата на спину, Лоз устало садится рядом, устраивает голову Йазу у себя на коленях. Он хочет спать. Так хочет спать. Но сначала надо убедиться, что с Йазу все будет в порядке. Лицо брата совсем белое, разметавшиеся волосы похожи на пепел. Даже страшно к ним прикоснуться. Вдруг рассыпятся?Через открытую дверь слышно, как в соседней комнате гремит и звенит стеклом доктор Ходжо. Шумит вода. Потом почти неожиданно вспыхивает верхний свет. Чуть ли не в лицо Лозу летит сверток. Кухонная клеенка.— Вот, подстели под него.
Сам Ходжо стоит в дверях, вытирая мокрые руки полотенцем. Пальто на нем уже нет, зато появилось нечто вроде кухонного передника. Лоз невольно напрягается, заметив, что доктор успел по полной программе вооружиться медицинскими инструментами. Будто бы изнутри него, из той памяти, которой нет у Лоза, он снова видит этого человека со скальпелем и шприцем в руках. Человека, делающего больно. Видит его глазами совсем еще маленького Сефироса.— Эй! – доктор несильно толкает его ладонью в лоб. – Не трусь так сильно. И застели софу.
— Доктор Ходжо, мы не напачкаем, — сам не понимая, почему его успокоили жест и слова, Лоз неуклюже поднимает Йазу к себе на колени, возится с клеенкой. – Мы с Йазу не кровим. Мы дымимся.
— Это я уже видел. Очень любопытное явление, — оценив его незначительный успех, Ходжо сам расстилает клеенку и помогает уложить Йазу сверху, перевернув его вниз лицом. – А скажи мне, ваша кровь испаряется при контакте с воздухом? Или она постоянно находится в жилах в газообразном состоянии?Лоз не знает, что ответить. Он боится смотреть на то, как доктор стерилизует инструменты, прежде чем приступить к работе, осматривает Йазу.— Да, серьезно его отделали. Того и гляди, мне придется делать первое в истории переливание дыма. Держу пари, что она у вас одной группы.Смешок доктора колкий и сухой. И Лоз гладит бессознательного Йазу по голове, радуясь, что сейчас он совсем далеко отсюда.— Следы у тебя на шее и руке, — не отрываясь от своей работы, спрашивает доктор, — стреляли снотворным?— Думаю, да, — веки совсем тяжелые. И то, что Йазу не чувствует боли, наполняет его собственное тело спокойствием. – Очень трудно не спать.— Спи, если хочешь. Я разбужу тебя, когда ты мне понадобишься.
— Доктор?— Что?— Меня зовут Лоз.— Я в курсе.
— Доктор Ходжо?— Что?— Спасибо.Доверие накатывает теплой волной. И можно рухнуть в сон, будто в яму. Просто больше нет сил. Просто можно наконец-то поверить, что все будет хорошо.Лоз не помнил, как спустя некоторое время, доктор растолкал его и велел отнести Йазу в гостевую спальню на первом этаже. А потом отвел самого Лоза по лестнице наверх. И там тоже была комната с широкой кроватью. И он упал на нее, как падают камни, уже не слыша ворчание доктора и ни на что не реагируя.
Он так устал. Ему было необходимо отдохнуть.***Утро прокралось в ощущения Лоза восхитительной, довольной истомой. Он потянулся всем телом, расправляя плечи и руки, пошевелил пальцами на ногах и довольно зевнул.
Выспаться было чудесно.
Это так вдохновляло. Хотелось дышать полной грудью.
— Поразительно, — прозвучал знакомый голос совсем рядом.
Не чувствуя опасности, Лоз повернулся на бок и оказался лицом к лицу с доктором. Без очков, с растрепавшимися полуседыми волосами, он выглядел заспанным и помятым.
— Кто бы мог подумать, что сегодня я проснусь в одной постели с живым концентратом могущества.Под взглядом его глаз Лоз неловко поежился, хотя никакой угрозы он не чувствовал. Узкая рука уверенно легла ему на лицо, убрала со лба волосы. Так профессиональный дрессировщик может погладить по голове большого, дикого пса.— Феноменальная сила.— Доктор, вы говорите… — не пытаясь отстранится от непривычной ласки, спросил шинентай, — про Маму?— Да, Лоз.Утренний свет падал в окно из-за спины Ходжо. И было так странно говорить с кем-то, кто действительно знал о ней.
— Пожалуйста, доктор Ходжо, расскажите. Какая она?Ходжо близоруко щурится на него из-под отекших со сна век. Короткая улыбка, и длинные пальцы снова уверенно пробегают по его волосам:— О-о-о, она была прекрасна.
Внезапная догадка как вспышка среди спутанных со сна мыслей Лоза:— Вы любили ее?
С минуту Ходжо молча гладит его по голове.— Да.
Лозу и радостно, и неловко об этом слышать. Короткий смешок доктора отзывается внутри теплом и надеждой.
— Неужели не очевидно? Я даже захотел иметь от нее ребенка.Лоз не знает, что он краснеет. Хочется зарыться лицом в подушку и спрятаться.
— Что ты стесняешься? – усмехается над ним Ходжо. – Велика беда. Как будто узнал, в какой именно позе тебя зачали. Хотя на тебя это, я полагаю, не распространяется.
Теперь его гладят по спине. И это хорошо. Можно расслабиться.
Не важно, что доктор говорит такие вещи. В конце концов, он ведь помог им. Помог Йазу.— Думаю, пора вставать, — Ходжо выбирается из-под одеяла, потягивается и чихает. – Кстати, надо подобрать тебе еще какую-нибудь одежду. Здесь бывает прохладно.Лоз послушно поднялся вслед за ним. Рассеянно потер обрубком мошонку сквозь рясу, затем почесал себя за ухом, задумчиво разглядывая проступившую под истрепанной тканью утреннюю эрекцию, и усилием воли заставил ее успокоиться.— Я вижу, ты уже совсем большой мальчик, — ухмыльнулся Ходжо.Лоз решил, что обижаться не будет.На первом этаже было сумрачно, свет плохо проникал в глубину помещения через немногочисленные окна. Но искусственный свет Ходжо зажигать не стал, и Лоз не спросил почему. Для его кошачьих зрачков освещения хватало, и если доктор чувствовал себя в такой атмосфере вполне комфортно, так это его личное дело. Его дом – он хозяин.Завтракали они консервами и какой-то пастой из тюбиков. Вкус Лозу не запомнился совершенно, но есть хотелось так сильно, что это показалось абсолютно неважным.
— Кушай, кушай, этого говна здесь навалом, — доброжелательно подбодрил его доктор Ходжо. – Я запасал на годы. И из расчета как минимум на двоих.
— Все считают, что вы погибли, доктор Ходжо, — уплетая за обе щеки, заметил Лоз.
— И хорошо. Так и должно быть, — старик согласно кивает и смотрит на Лоза поверх очков. – С точки зрения науки, которой я абсолютно доверяю, я без сомнения мертв.
Лоз хмурится.— Я не понимаю.— Вот и не забивай себе голову, — у Ходжо веселые глаза и крупный, подвижный рот. Лоз смотрит на старика, вдыхает его запах и чувствует, как снопы искр сбегают сигналами по его нервам. В этом человеке таится нечто, угрожающее и опасное, но настолько послушное контролю могучего интеллекта, что Лозу не страшно. В Ходжо живет зверь, и зверь сродни им, но это дрессированный зверь.— Дай руку, — приказывает Ходжо.Крючковатые пальцы с крупными суставами покрыты пятнами от работы с химикалиями и реагентами. Там, где они сжимают предплечье Лоза, под кожей разливается жгучее тепло. Зверь нюхает искалеченную лапу другого зверя.
— Исключительно грубая работа.
— Как получилось, — Лоз спокойно пожимает широкими плечами. – Других вариантов не было.Ходжо, только что брезгливо разглядывавший культю, вскидывает жгучий взгляд на лицо Лоза.
— Ты сам это сделал?Лоз кивает. Он почти горд. Даже хвастаться не пришлось, и доктор, похоже, впечатлен.— Вот волчонок! – выдыхает он одобрительно. – И этого, — кивок в сторону гостевой спальни, — тоже ты?— Я.Не ослабляя захвата, Ходжо неосознанно проводит пальцем по его запястью, вплоть до того места, где сквозь рубец проступает осколок кости.— Да, здорово, когда у тебя есть брат. Думаю, ему этого не хватало.
— Кому, доктор Ходжо?Старый ученый умеет смотреть так, что сильному бойцу вроде Лоза хочется скорчиться и уползти в темный угол. Тем более, что он уже понял, о ком речь.Ходжо резко отталкивает от себя его руку. Встает и отворачивается.— Вы двое можете оставаться здесь столько, сколько захотите.Лоз сглатывает. Ему неловко, и он сам не понимает, — эмоция, которая быстрее гонит его кровь в жилах, называется «страх». Страх, доставшийся ему в наследство вместе с кошачьими глазами и холодным серебром волос. А еще благодарность.
— Спасибо, доктор Ходжо. Мы постараемся вас не раздражать. Вы скажите, если мы вам надоедим.— Не сомневайся, скажу, — хмыкает Ходжо и, неожиданно подавшись вперед, хватает Лоза за щеку. – Расслабься. Вы двое, пожалуй, единственная компания, которой найдется место в моем доме. Мальчишки.
— Значит, нам повезло, что мы встретили вас.— Везение – всего лишь миф, Лоз. А вот интуиция – факт. Я купил этот дом через подставных лиц. Очень давно. Еще до того, как начал работать с Гастом. Даже Лу про него не знала. Я не хотел ее волновать тем, что готовлю нам укрытие на случай внезапного бегства. Я живу здесь с тех пор, как я официально скончался. И что-то подсказало тебе, как добраться сюда же, хотя ты ничего об этом не знал. Совпадений не бывает, Лоз. У каждого действия есть причина. Только надо найти ее.
Возможно, Лоз искренне хотел бы оценить все величие момента, но нечто, несомненно, более важное заставило его оборвать монолог ученого.— Доктор Ходжо, мне надо к Йазу. Он только что проснулся.И не дожидаясь какой-либо ответной реакции, он направился на тихий зов очнувшегося брата.В слабом, сером ощущении спальни Йазу сливается со светлым бельем постели. Тень среди теней.
Лозу нет нужды спрашивать брата, как он. Если бы Йазу испытывал боль, она звучала бы в собственном теле Лоза тягучей пронзительной нотой. Этого нет, а значит Йазу лучше. Или, может быть, все еще действует препарат, который вколол ему Ходжо.— Где мы? – шелест, шепот, сухие листья падают в мертвую траву.— Это дом доктора Ходжо. Вчера он помог нам. И позаботился о твоих ранах.— Ходжо? – Йазу измученно хмурится. – Это безопасно?— Я ему верю. Он любит нашу маму.
Тонкие брови Йазу удивленно приподнимаются.— Не бери в голову. Док в порядке.
Так приятно снова видеть брата, ощущать его присутствие совсем рядом. Неожиданно жизненно важным становится прикоснуться к нему. Лоз подходит ближе, садится на кровать, проводит обрубком по щеке Йазу. И тот сам прижимается к его руке и, закрыв глаза, трется об нее лицом.
Несколько мгновений молчания похожи на блаженство. А потом:— Не плачь, Йазу. Все в порядке. Все кончилось. Я больше никому не позволю до тебя дотронуться. Пожалуйста, не надо плакать.— Лоооозу!
Держать друг друга крепко, прижиматься щекой к щеке, виском к виску, чувствовать срывающееся дыхание в его груди своей грудью.
— Лозу, родной, прости, прости меня! Прости за все. Ты самый лучший. Я так тебя обижал, я так… а ты все равно… Лозу, милый, прости меня. Пожалуйста, прости меня.— Все хорошо. Главное, мы вместе. Я люблю тебя, Йазу. Не плачь, успокойся. Мы вместе.
Лоз тянется поцеловать его лоб, его щеки, нос – что угодно, лишь бы ощутить губами бледную кожу. Йазу поймет, что теперь он в безопасности, что Лоз любит его. И так рад: ведь они снова вместе. Все закончилось.— Лозу, у меня к тебе одна просьба, — брат слабо отстраняется, упираясь обрубком в грудь Лоза, но едва ли в силах хоть немного отстранить его от себя.— Проси все, что угодно!Йазу отворачивается к стене, но, понимая, что это не спасет его, прикрывает глаза и шепчет:— Помой меня.
Лоз замирает. Хмурится.
Молчит, и черты лица его костенеют, застывают. Только возле рта подрагивает, то возникая, то исчезая, незнакомая и какая-то взрослая морщина.— Конечно, — наконец, с усилием выдавливает он. – Думаю, доктор разрешит нам воспользоваться ванной.— Не угадал, — весело прозвучало от скрипнувшей петлями двери. – Доктор не разрешит. Доктор просто-таки даже запрещает.В проеме двери стоял Ходжо, жизнерадостно улыбался и мешал ложечкой чай в стакане. Стакан помещался в антикварном латунном подстаканнике, каких Лоз и Йазу никогда не видели в своей короткой и бестолковой жизни, но это волновало их в последнюю очередь.— О, нет, не надо думать, что доктор Ходжо такой плохой, жадный дядька, и ему жалко для вас своей ванны. Нет, — Ходжо шумно отпил из стакана и продолжил. – Просто доктор Ходжо все-таки врач и считает нецелесообразным купать пациента, наскоро зашитого накануне. Если вы, конечно, не хотите, чтобы швы разошлись.
— Доктор Ходжо, Йазу очень нужно почиститься, — Лоз смотрел на пожилого мужчину взглядом собаки, один раз уже получившей помощь и снова надеющейся. — Может, есть другой способ?— Ну, в принципе, ты на верном пути, мой мальчик, — Ходжо шумно отхлебнул из стакана, почесал подбородок. – Ладно, его можно протереть спиртом. Это почистит и запах отобьет.— Спасибо, доктор Ходжо, — просиял Лоз.
— Мне только интересно, как именно ты собираешься это делать, — за стеклами очков темные глаза сделали круговое движение, — без кистей рук.Смутить Лоза было не просто:— При помощи зубов, доктор.
— А? Да, забавная мысль. Я готов посмотреть. Впрочем, — Ходжо хмурится, смерив Лоза с головы до ног долгим, почти презрительным взглядом, — не очень меня прельщает возиться с тобой, когда ты в процессе по полной программе нанюхаешься спирта.Лоз тоже хмуриться в ответ, не поняв сути претензии, но Ходжо опережает его возможную реакцию:— Ладно, дитё. Помогу вам еще раз. Сейчас все принесу.Лоз благодарно улыбается вслед доброму доктору и снова поворачивается к брату. Его встречает взгляд полный неподдельного, животного ужаса.***— Не позволяй ему касается меня, Лоз! Не позволяй.Пальцев больше нет, так трудно сжимать запястье брата своими обрубками. Но округлившимся от ужаса зрачкам не докричаться до Лоза.— Этот человек… Я не выдержу!— Нет, он хороший. Он поможет. Он сделает все, что надо, Йазу. Не бойся. Так надо.
Йазу дрожит, как пойманная мышь.
— Не подпускай его ко мне… я умоляю тебя…Лоз видит и чувствует, что Йазу почти не осознает себя от страха и отвращения. Но ведь он сам хотел почиститься. Йазу поймет потом, что был неправ. А сейчас Лоз должен быть непреклонен. Это трудно, и все же он не должен поддаваться жалости. Ради блага Йазу он не имеет права уступить.— Йазу, все нормально. Это недолго.Брат в панике пытается забиться в угол кровати. Все против него. Спасения нет!Дверь тихо открывается, шагов доктора тоже почти не слышно…Лоз прижимает брата к кровати предплечьями, пока Ходжо, весело посвистывая, обтирает все его тощее тело спиртом. Иногда он присвистывает особенно выразительно и, хотя никакими комментариями это не сопровождается, Йазу все равно мотает головой и сипит сквозь сжатые зубы:
— Лоз, пожалуйста. Пусть он уйдет.Он такой тощий и изможденный, бледный и жалкий, что Лозу неловко смотреть на его обнаженное тело.А вот Ходжо, похоже, наоборот настроен оптимистично:— Не обращай внимания, — между делом бросает он растерянному Лозу. – У него шок после травмы. Пройдет. Рано или поздно. Сейчас закончу, сделаю ему успокоительный укольчик, и будет спать как младенец.Полные хаоса и страха эмоции Йазу бьются о сознание Лоза, пытаясь прорваться внутрь, но он должен держать их на расстоянии. И спокойный голос доктора помогает. Как опора, как незыблемый ориентир реальности.— Спасибо, доктор.Лозу стыдно и неловко за брата, и ему кажется, что Ходжо видит, но намеренно делает вид, как будто не замечает. Он, правда, благодарен.Потому что чувствует, как Йазу плачет, уткнувшись лицом ему в руку.К счастью, после укола брат действительно быстро засыпает, наполовину забывшись тяжелым пустым сном.
***Они вышли на улицу под ласковые лучи солнца: Ходжо уселся на крыльце, навострив свои неуклюже длинные коленки в сторону озера, достал сигареты и закурил.Лоз подумал сесть с ним рядом, но постеснялся и просто привалился плечом к стене, стараясь выглядеть таким же расслабленным и довольным, как доктор. Яркие блики играли на воде, заставляя его щуриться и морщить лицо. Но при этом Лоз вдруг неожиданно понял, что впервые за много дней ему спокойно.И пусть он не слышал и не чувствовал эмоций и мыслей доктора Ходжо, этот человек все же не был для них таким же чужаком, как все остальные. Доктор был их, вспомнил Лоз нужное слово, прародителем.— Куда думаешь податься теперь? – спросил Ходжо.
Лоз посмотрел на него сверху вниз, помялся, но ничего в голову не приходило:— Доктор Ходжо, а разве нам нельзя остаться?Ходжо хмыкнул, некрасивая улыбка скривила его большой рот:— А ты, однако, хамло.— Я не…— Ладно, оставайтесь, — протянул Ходжо таким тоном, как будто с самого начала знал, что им некуда идти. — Но никаких вольностей себе с братом не позволяй: угробишь мою работу. Спать можешь на кушетке в холле.
Лоз кивнул. Подумал и еще раз кивнул.— Ты хороший волчонок. Послушный, — засмеялся Ходжо. – Ты мне симпатичен. Думаю, мы поладим.
***Так они и остались жить в этом доме. Горы дышали свежестью, лес шелестел листвой и пах хвоей, солнце улыбалось с далекого голубого неба.Наслаждаясь почти незнакомым чувством безопасности, Лоз всячески искал способ отработать, быть полезным, как-то проявить свою благодарность доктору Ходжо, но того в большей степени интересовала сама природа шинентай. К тому же, доктору было скучно, а лучшего слушателя, чем Лоз сложно даже придумать. Тем более, что в отличие от религии, которую создал для корпорации Шин-Ра Йазу, рассказы Ходжо действительно вызывали у Лоза глубокий внутренний трепет: ведь он прикасался к истокам, к подлинным фактам рождения Сефироса.Кто бы еще смог им все рассказать? С кем еще, кроме шинентай, Ходжо мог говорить об этом?Хозяин и гость часами проводили время вместе, сидя на крыльце дома или – к вечеру, когда начинало темнеть – в гостиной и просматривая потрепанные архивные папки. По большей части речь в них шла о Матери и о Сефиросе. Лоз осторожно брал сводки на колени и разглаживал обрубком смятые фотографии смутного силуэта матери в большом чане или худого отрешенного юноши с такими же зрачками, как у него. Он ничего не понимал из выкладок и данных расчетов, он просто видел, что в детстве Сефирос был похож на Кадажа. В смысле наоборот. А став постарше, на Йазу.— Нравится? – видя его благоговение, довольно спросил Ходжо.— Мгуу, — не поднимая головы, промычал Лоз. – Он потрясающий. Совершенный, — широкий лоб нахмурился, брови сдвинулись к переносице. – Мне никогда не стать таким. Я даже внешне не похож…— Я совру, если стану с тобой спорить, — ехидно хмыкнул Ходжо и, затянувшись, все же потрепал Лоза по обросшим волосам левой рукой. – Тем не менее, ты – его продукт. Значит, в нем было и то, что составляет твою сущность. Кроме чистой физической силы и скорости, я имею в виду.
Ходжо задумался, выпуская дым к вечереющему небу, Лоз смотрел на его некрасивый профиль, на сальные слипшиеся волосы и думал, что с возрастом Сефирос мог бы стать похож на этого человека.— «Потрясающий», ты сказал. «Совершенный», — прочувствованно произнес Ходжо. – И ты прав. Мой сын был произведением искусства. Шин-Ра хотела получить идеального солдата, а я создал абсолютный идеал человека. Сверхчеловека. Интеллект, харизма, сила, способности, талант, внешняя привлекательность – все, о чем мечтает каждый из нас, у него было, — Ходжо коротко прицокнул языком, покачал головой. – Удивительно, что в нем где-то сохранились доверчивость и преданность, которые я вижу в тебе. Я думал, он эгоист. — Ходжо хмыкнул и снова затянулся, его острые плечи поникли.Над ними по карнизу прыгали вороны, гремели по шиферу когтями. Апельсиновое закатное солнце рисовало золотую дорожку на спокойной воде пруда.— Волосы у тебя на ощупь точно как у него были.
— Вы очень любили Сефироса, доктор Ходжо?Быстрый взгляд, отчетливый, как ожог на лице. От предчувствия близкого зверя у Лоза дрогнули ноздри.
Ходжо отвернулся.Лоз не знал названия для многих эмоций, но он получил свой ответ, и ему просто очень захотелось сказать. И он сказал:— Доктор Ходжо, если хотите, я могу быть вашим сыном.Солнце садится, и вороны черными тенями проносятся над слюдяным блеском озера.Ходжо молчит. Молчит странно, незнакомо. И зверь в нем молчит.И Лоз улыбается. Кто-то когда-то говорил ему, что если человек молчит, значит, он согласен.