Голубой. (1/1)

Я выстраивал отпрысков Гермеса каждое утро, заставлял их просыпаться, сбрасывая их на пол, обливал водой, водил на трапезу… Это утро было ровно таким же, как и остальные – светящийся солнечный ободок на карнизах, приветливые порывы ветра и ребята, с утра кажущиеся такими недовольными. А на самом деле – донельзя родные. Братья, сестры, конечно.Да. Утро было точно таким же. Переместилось только что-то на душевной кухне – сегодня не хотелось шутливо раздавать подзатыльники своим родственникам, звонко подгонять их, подшучивать… Сегодня хотелось спокойствия. Услышал бы кто из домика Ареса – точно не поверил бы. Лука Кастеллан захотел расслабиться.И Хирон от одного утра к другому не желал меняться. Оповестил о начале нового ?великого? дня, объяснил распорядок и удалился к господину Д. Перси, как и всегда, сидел за столиком Посейдона один – он только улыбнулся, как бы здороваясь, и снова спрятал глаза в затейливых веточках винограда. Именно в тот момент, когда я увидел этот потупленный взгляд и почти тактильно почувствовал сонливость, серебрящуюся под самой поверхностью молочной кожи, я понял, чего мне хотелось – понятия нежности, спокойной тягучести, растекающейся по кровотоку. Я ощутил, как кровь потеплела, начиная от кончиков пальцев и заканчивая мочками ушей. Уж не проделки ли это Джексона? В крови ведь тоже есть вода. Он взял и согрел ее одним своим присутствием, одним своим невыспавшимся и взъерошенным видом. Я вздохнул и принялся за свой завтрак. Вкус молока практически не ощущался, фруктовая мякоть пропадала за миг, оставляя легкую сладость где-то на корне языка. Не хотелось прятаться, скрываться, давить в себе что-то. Я желал только подойти к нему, услышать-таки чуть хриплый ото сна голос, увидеть радостное ожидание в наивных, совсем еще детских глазах. Я просто хотел еще раз заявить свои права на обладание, только и всего. Тренировка отрезвила меня. Когда понимаешь, что надо вновь показывать свое превосходство и преподносить себя снисходительно и гордо, начинаешь думать только об этом – клинок в руке, прорезающий воздух звук совсем рядом, жизнь, бьющаяся в твоих руках. Это забирает все мысли в звездное небо, в первой половине дня такое нереальное и далекое. Это заставляет взять себя в руки и отдаться себе полностью, прислушиваясь только к словам, бьющим по сердцу. ?Кастеллан, ты же лучший, так покажи это еще раз?.И только через несколько часов после обеда затейливая лужица растеклась прямо перед носками моих кроссовок. На полу одиннадцатого домика крохотные капли собрались в одно-единственное слово, будто написанной детской неумелой рукой: ?Скоро??. Я выбежал из здания и увидел Перси, медленно шагающего мимо серебрящихся стен домика Артемиды. Он поднял глаза, радостно улыбнулся и зашагал ко мне быстрее, потряхивая отросшими за лето черными волосами. Я оглянулся по сторонам (мало ли, всякие Клариссы и Аннабет могут крутиться вокруг) и побежал навстречу. Проскользнув мимо Джексона, я прошмыгнул между деревьями, направляясь к поляне. Перси быстро понял, куда я его зову.Солнце уже опускалось на запад, но светило по-прежнему яростно и бойко: оно знало, что еще много-много часов будут принадлежать ему. Оно радовалось собственному безоблачному лету, высоким деревьям и яркой траве с разбросанными по ней мелкими цветочками. Перси догнал меня быстро. Я рухнул на траву и, стараясь не выдать тяжелое дыхание, посмеялся. Шелк черных волос незамедлительно лег на мое плечо, а мягкие ладони уперлись в коленку.Небо над нами было насколько голубым, что казалось вырванным из другой реальности. И именно сейчас я чувствовал, что это не царство Зевса – скорее, наоборот, настоящий дом Перси. Хрустально-прозрачный воздух, словно вода. Темная и насыщенная голубизна, будто целая жизнь в каждой капле. Принц воды, сын Посейдона, вовсе не станет слабее в воздухе. Дело даже не в Зевсе. Он закроет глаза и двинется вверх, в прохладную пучину, потому что Джексон – часть этого чистого цвета. Наверное, гораздо более чистого, чем мой собственный.