Их вина (1/1)
Черноглазая девушка не выходила из своей комнаты утреннему столу уже почти на протяжении четырех дней. Караджа чувствовала себя не очень хорошо не только морально, но теперь и физически после того дня, как она потеряла сознание за столом. У нее была стабильная слабость, иногда сопровождающаяся мигренью или головокружением. Если бы Караджа была в порядке, она обязательно сходила бы к врачу, однако сейчас нет особой разницы болит ее голова от мыслей и утрат или же это просто мигрень. Все это сливалось в одно, возможно даже имело причинно-следственную связь. Если вначале данной самоизоляции к Карадже еще заходили Саадет и Дамла, один раз даже отец, чтобы принести какую-то еду с кухни, то к четвертому дню приходила уже только Айше. Впрочем Айше приходила даже чаще, чем это требовалось, и Караджа немного недоумевала от такого количества внимания от матери. С каждым днем она видела в глазах свой беспечной матери больше и больше злости, не к ней, не к Карадже, как бывало обычно. На удивление к госпоже Султан, к матери Чукура. Не сказать, что невестки семьи Кочовалы восхищались и восхваляли госпожу Султан, все же они всегда знали свое место, на которое им не забывали указывать в типичной для Султан манере. Поэтому злиться на мать Чукура нельзя, запрещено, невообразимо в голове девчек, выросших в этом районе и ставших по глупости невестками этого дома. Лишь тихо исподтишка ненавидеть за испорченную жизнь и обманутые мечты, на такие чувства были способны невестки госпожи Султан. Нарастающая злость в глазах матери стала отражением накаляющейся обстановки в доме для Караджи, что нисколько не вызвало у девушки эмоций. Ей было слегка любопытно. Может это от того, что она рассказала отцу о безмерной душе госпожи Султан, не давшей ей стать счастливой в день свадьбы. Становилось удивительно, как мать Чукура, упрекающая Айше за неидеальное материнство, поступает так жестоко со своими детьми. Многое стало совсем иным. Привычные границы и роли растворились, окрасившись иными цветами палитры, поступки и действия, не имевшие значения, вдруг стали основополагающими и показательными. Легкое пренебрежение и щепотка гордости начали говорить о человеке больше, чем его неисчисляемые добрые дела. Девушка пыталась прочесть книгу Йылмаза Гюнея, но поток мыслей, перерождающийся в дикую мигрень, не давал ей сконцентрироваться на чтение. Сюжет будто расплывался в ее собственных мыслях и забывался к тому моменту, как девушка возвращалась к нему. Эту книгу она с трудом отыскала у дедушки в кабинете, единственная книга Йылмаза Гюнея в доме, как-то странно было обнаружить ее именно на полке у отца Чукура. Увы, другая книга, она видела такую же в комнате Азера, но это не та самая книга, которую он принес тогда… Он не снился ей после известия о смерти тетушки Фадик, он не снился ей в течение этих чертовых четырех дней…Только тьма, в которую она погружалась раз за разом в надежде на реальность с ним. Забыть его, лишить себя воспоминаний о Азере, о моментах рядом с Азером Куртулуше, для Караджи невыносимо думать о такой возможности. Сны спасали девушку от ужасающей реальности, и они же делали реальность еще более ужасающей после пробуждения. Караджа не сомневалась, что Азер все ей простил бы, и простил, и будет прощать…Странное чувство не покидало девушку, что-то будто стало иначе, осознать и прочувствовать глубже Карадже пока не удалось. От бессилия глаза девушки наполнились слезами. ?Стыд?/ ?Utan?? За это слово в книге зацепились остатки ее разума. Неужели стыдно ей? Только ей? Азеру стыдно смотреть ей в глаза, только теперь…Только после этого… Он знал, Азер Куртулуш знал, в чем его вина. Знал, утаив от черной розы и от собственной матери, подробности убийства Идриса. ?Я хотя бы знаю своего убийцу, а ты в один день умрешь за сердца, в которых тебя нет? снова эхом пронеслось где-то в внутри. Нет, между ними никогда не было стыда, лишь неловкость. Он чувствует вину и стыд перед матерью, перед их матерью, перед Фадик Куртулуш. Но не один Азер погряз в смеси чувства вины со стыдом.. И она интуитивно знала, Караджа тоже чувствовала, ощущала странное, беспокоящее…Ей тоже стыдно перед их общей матерью. Неужели он теперь не придет к ней? Слезы покатились из стеклянных глаз, лицо девушки не выражало ничего. Караджа где-то далеко, не здесь… Огонь немного опалил лисья розы, а она вонзила в него отравленный шип, потушив его навсегда. Смерть Идриса стала лишь одна из стрел в спине Караджи, может самая болезненная, но смерть единственного возлюбленного, ставшая первым убийством девушки, кинжал в сердце. Их вину нельзя разделить, они оба виноваты в своих страхах, толкнувших их на сокрытие тайны и глупое убийство. Их невинность и бессилие перед ситуацией нельзя разделить, они оба ведомы любовью, ставшей их сильнейшей связью и слабостью. И их вину и стыд перед единственной настоящей матерью делить они тоже не станут. ?Seni seviyorum?- сорвалось с едва подвижных губ госпожи Куртулуш. ?Seni seviyorum? - ответил мужчина, выходящий из тьмы. Азер...Она знала.