Глава 46. Преступление и наказание (Вин). (1/1)

Вин проснулся в каком-то тумане: все тело ломило, голова раскалывалась. Он перевернулся на спину?— легче не становилось, еще и замутило от резкого разворота. Солнце било в глаза даже сквозь шторы. Но тень позора, еще со вчерашнего дня нависшая над ним, ощущалась вполне отчетливо, вызывая легкие приступы тошноты. Он не хотел вспоминать о вчерашнем…?— Воды… —?Он поднял голову?— комнату повело. Опираясь на руки, он заставил свое тело подняться?— его сильно шатало; пытаясь не упасть, он побрел на кухню. Дрожащей рукой дотянувшись до стакана, он налил воды. Выпил, проливая на грудь. Налил второй стакан, в спешке расплескивая воду, промахиваясь мимо коварного стеклянного края?— горлышко бутылки постукивало о стакан с раздражающим тихим звяком. Выпил второй стакан, взахлеб. В голове не прояснялось, но мутить стало поменьше. Его член вдруг, почувствовав приятную прохладу, встал. Вин, пьяно удивившись, опустил голову вниз: член стоял. Головка была покрасневшей. Почему-то утренний стояк вызвал у него лишь глухое раздражение, пробуждая смутную тревогу. Но поводов для нее не было…—?Почему я без трусов?!.. —?Первый мутный удар по голове прошел для него почти незаметно: волна тревоги лишь мягко окатила его сверху вниз, но он не понимал причины.Что-то было не так… Что-то было не так настолько, что тревога нарастала независимо от его желаний. Он еще раз посмотрел на член: тот гордо торчал. Точно, трусов не было… Это не глюк… Внезапно нахлынувшее острое чувство наготы пыталось о чем-то ему рассказать… Он тупо развернулся и пошел обратно в спальню.С порога ему предстала кровать с откинутым им же самим одеялом. Все нормально, все как всегда… Что не так? Он медленно оглядывался и не понимал, на что ему смотреть?— тревожный зуммер в мозгу не срабатывал ни на один внешний раздражитель, продолжая тихо непрерывно свиристеть, без резких скачков.Кровать… Застелена как обычно… Спал нормально… Нуу… Как нормально?— в хлам… Одежда сложена… В уши ударил режущий перепонки свист, отключив слух… Вот оно!.. Одежда была сложена как обычно, он ее так всегда складывал… Всегда складывал сам!.. Но вчера он был пьян настолько, что просто не мог этого сделать!.. Она должна была валяться как попало…Он определенно продвигался в нужном направлении, но не понимал, в чем состоит эта нужность. Свист нарастал, не стихая: уши заложило так, что он открыл рот и стоял так, нервно сглатывая, пока сигнал не стал менее интенсивным.Он вышел из спальни и пошел бродить по квартире, пытаясь поймать новый сигнал тревоги. Остановиться и забить он просто не мог?— чувство вопиющей неправильности настораживало его; он искал причины, втягивая ноздрями воздух, оглядывая помещения?— он рыскал в похмельном отупении, пытаясь отвлечь мозг от вчерашнего.Открывая двери во все комнаты, переходя от одной двери к другой, он, на чистом автомате, без всякой, пусть даже нечетко оформленной мысли, раскрыл холодильник. Вспышка головной боли и резко ударивший в уши, оглушивший его, свист дали понять, что он у цели.Невинная, чисто домашняя картина, открывшаяся его настороженному взгляду, вызвала у него дрожь по всему телу. Он не мог понять ее причин и не мог осознать увиденного. Мозг за баррикадами крепких паров сопротивлялся любым попытками пробиться к нему снаружи.Разнообразие закусок… Блюда явно ресторанного приготовления… Торт для двоих… Этому просто не было ни повода, ни причин появляться в его холодильнике!.. Сюрреализм вчерашнего кошмара и сегодняшнего праздничного меню ввел его в ступор. Он разглядывал все эти милые мелочи, издающие изысканные ароматы, и наткнулся на бутылку шампанского… Шампанским он как-то угостил Ньюира, и тому так понравилось, что было даже умилительно наблюдать, как он смакует щекочущее нос и приятно обволакивающий мозг веселый, легкий напиток.—?Малыш…Еще не понимая того, что он делает, на чистом автоматизме, он закрыл дверцу, развернулся и начал заново обходить квартиру, методично и тщательно осматривая все, до чего мог дотянуться.Последним, что он открыл, была дверь в ту самую гардеробную.…Увиденное напугало его настолько, что он задохнулся и оглох: его Малыш лежал на том самом месте, у стены, на голом полу, поджав ноги к груди; руками он стискивал колени. На нем была его старая серая толстовка с капюшоном, и капюшон сейчас полностью закрывал лицо…Поза была красноречивой, но пересилить себя и подойти к нему Вин не смог: ледяной ужас накрыл его с головой, наконец запустив промотку в подсознании, кадр за кадром пролистывая вчерашний вечер… Сначала бар, где он пил; затем такси, в котором он ехал; то, как он с трудом дошел до своей двери, шатаясь и чуть не упав прямо перед ней; его руку, толкнувшую дверь; шум от того, как она ударила о стену… Потом был провал…Но он абсолютно точно понял, что кого-то избил, а потом жестко оттрахал… Почему-то в голове возникло именно это, ненавидимое им, слово, отдающее пошлостью и вульгарностью. Он прижал ладонь ко рту: смутные ощущения в напрягшихся мышцах рук, в костяшках и кончиках пальцев только набросками давали понять примерный ход развития событий: тело не говорило, оно намекало, боясь правды.Не сводя взгляда с неподвижного Ньюира, он пытался пробиться в свои воспоминания, но, почему-то упорно думал о Ханне. Эта тварь вставала перед глазами навязчиво, как дешевая шлюха. Шлюха!.. Он укусил кулак, с силой сжав зубы на пальцах, но боли не почувствовал: теперь он вспомнил…Нет, он не помнил деталей?— автопилот работал, как часы, но, видимо, было все же темно, и в памяти отпечатались только ощущения, картинка же была недоступна; он не понимал, как спутал такого родного Мэя с этой тварью…На правой ладони теперь ощутимо горел след от губ: он зажал кому-то рот, не дав и слова сказать… Все его пальцы вдруг вспомнили, как погружались в чей-то рот и терлись о зубы… Он смутно помнил, как душил эту тварь и трахал, требуя, чтобы она орала и умоляла о пощаде, но совершенно не понимал, как и почему в его руках оказался маленький Мэй…Сейчас он ничего не чувствовал: горе не стискивало его горло; не было ни горьких слез, ни сердечной боли… Не было жизни.Вин осторожно, тихонько прикрыл дверь и вышел.Тошнота рвала желудок мощным позывом, требуя выхода, и он даже обрадовался ей?— боль была противной, сильной?— это правильно, так и надо… Потом его мучительно и долго рвало: сначала тем, что съел, потом тем, что пил, и потом одной желчью, переполнявшей его душу; пока он отдавался процессу, он не мог думать о том, что сделал; боль была в радость и приносила временное облегчение…Окончательно выпотрошив тело, опустошив душу, он, уже все решив для себя, пошел на кухню…Вин взял со стола нож и так же медленно, как когда-то перед его изумленным взглядом Мэй, провел клинком по левой ладони. Резкая, тянущаяся, как толстая нить, боль не сразу дошла до его мозга: он еще успел удивиться тому, что ничего не почувствовал. Но затем боль выплеснулась на него, полоснув по сердцу, отдав куда-то в подмышку; ладонь обожгло?— пальцы судорожно сжались. Боль не помогала… Ее не хватало… Она была слабой…—?Я?— чудовище…В детстве он всегда причинял Ему боль чужими руками. Потом, не узнав Мэя, спас его, но снова сделал больно… Он его избил и изнасиловал… Он был жесток, жесток зверски… Он истязал его, ломая и корежа, как бездушную куклу… Но осознание того, что он тогда не ведал, что и с кем на самом деле творил, долгое время тешило его совесть, не давая сойти с ума. В его мозгу преступления и проступки разделялись четко на две раздельные части.Сегодня впервые он не смог найти себе никаких оправданий… Этому просто не могло быть оправданий…—?Этого мало… —?Вин ощутил в руке нож; не желая останавливаться, пока не доставит себе столько боли, сколько сможет, он поменял руку и полоснул еще раз, уже по правой, нарочито медленнее?— наказание должно быть прочувствовано им до конца, пока с его рук не сотрутся все следы его преступления… Удовлетворения не наступало: наказание было мизерным.Он снова начал резать эту преступную руку, когда новый обрывок воспоминаний о сегодняшней ночи прорвался в его мозг: он, совершенно отчетливо вспомнил, как растягивал рот обеими руками……Боли не хватало, она просто не доходила до его мозга.—?На колени, тварь! —?Он рухнул на пол, ударившись коленями о холодный кафель, размазывая руками кровь по полу. Местами кровь уже начала сворачиваться, и руки из скользких стали липкими. Как бы он хотел зарыдать сейчас!.. Вспомнив, как вгрызался в беззащитную плоть, он ударил себя кулаком по лицу. Боль получилась почти ощутимой… Он ударил снова. Затем снова, и еще, и еще?— он очумело бил, пытаясь заглушить внутреннюю боль, но не мог избить себя до потери сознания…Наказать виновных! Резать эти руки, эти пальцы, выбить эти зубы, разорвать поганый рот… Этого было мало, этого было настолько мало, что он физически чувствовал, как ничтожны его слабые потуги причинить себе боль… Он бессильно уперся скользящими ладонями в пол.Но был еще один виновник, который виноват сильнее всех… Его отчаявшийся взор упал на гордо торчащий багровый, залитый кровью член, и он резко выпрямился, отпрянув от него:—?Это я сам во всем виноват!.. Мне и нести наказание! —?Кажется, решение найдено. И будь, что будет.—?Мне нет прощения…Он снова взял в руки нож…