Глава 22 (1/1)

НикитскийВена, сентябрь 1945 г.Я не покинул свой наблюдательный пост в кафе напротив, когда Кузнецов протянул папку Полевому. Видно было, как тот поморщился, но папку взял и начал читать. По мере чтения, выражение лица Полевого изменилось от раздражения до изумления. Оторвавшись от чтения, он заполошено взглянул на Кузнецова и что-то спросил. Тот спокойно пожал плечами и незаметно сделал знак пальцами, давая мне понять, что настал мой выход. Я глубоко вздохнул, расплатился и направился туда, где сидели Терентьев, Кузнецов и Полевой.Едва я очутился перед столиком, где сидели трое мужчин, на меня не мигая уставились полные обиды и недоверия глаза Полевого. Я не знал, что ему ответить на это и просто молчал. Пока играли в ?гляделки?, тихо поднялись и ушли Кузнецов и Терентьев.Я сказал первое, что пришло в голову:—?Может, пройдёмся, Сергей Николаевич?Полевой мрачно оглядел стол, на котором Володя оставил деньги, потом немногочисленных посетителей и понял, что, да, лучше пройтись.—?Хорошо,?— как можно более беспечным тоном сказал он, но едва мы вышли за пределы веранды кафе, резко развернулся, схватил меня за лацканы пиджака и прошипел. —?Какого чёрта?!Ну как вот ему объяснить ?какого?? Так надо было. Я молча отцепил его руки от своего пиджака и тихо сказал:—?Тут недалеко Штадтпарк и там мне будет проще всё объяснить.Полевой кивнул и мы пошли в сторону городского парка, основанного в 1860 году. Когда мы туда добрались, то направились по одной из тенистых аллей. В этот момент Полевой спросил:—?Почему ты мне ничего не сказал?—?Ты задаёшь глупые вопросы, Сергей Николаевич. Как будто ты не знаешь, почему мне нельзя было ничего говорить.Полевой внезапно остановился и бросил:—?Но способ можно было найти.—?Ты ведёшь себя, как ребёнок,?— поморщился я.—?Неужели?—?Ладно, давай присядем и я всё тебе расскажу.—?Всё ли? —?язвительно спросил Полевой, но на скамью сел.Я опустился рядом и, медленно подбирая слова, начал свой рассказ. Но зашёл издалека, с момента взрыва линкора.-Надеюсь, ты помнишь, что после взрыва нашего флагмана мы с тобой оказались в госпитале?—?Забудешь такое.—?Я тоже там был, как ты понимаешь.—?Я видел вас,?— буркнул Полевой, из вредности, называя меня на ?вы?.—?Да я там был и всё гадал: сдашь ты меня или нет?—?Не сдал, как видишь,?— проворчал Полевой и добавил. —?Хватит рассказывать о том, что я знаю.Я пожал плечами:—?Изволь.Севастополь. Ноябрь–декабрь 1916 г.Окончательно мне стало лучше где-то через две недели после взрыва. Господа из комиссии по расследованию взрыва на линкоре подтвердили мне, что капитан второго ранга Владимир Владимирович Терентьев погиб. У меня в голове не укладывалось: как, когда, почему? Я точно помнил, что когда подхватил Володю на руки, он был жив. Сознание я потерял, когда дотащился со своей ношей к месту, откуда эвакуировали людей. Фигура вице-адмирала Колчака, который приказал забрать из моих рук Терентьева, мне виделась, как в тумане, а потом полный провал. Пару раз я приходил в себя в госпитале, но доктора упорно не желали ничего мне говорить. Лишь один раз, словно сквозь вату, я услышал тихий голос, сообщающий мне то, что Володя погиб. Очень хотелось заорать в голос, но мои связки были обожжены и я не мог выдавить ни звука.Я знал, что матрос Полевой тоже выжил. Из осторожных расспросов сестёр, понял, что Полевой так и не выпустил из рук володин кортик и поэтому все решили, что он принадлежит ему. У меня же были ножны, но сейчас не время для всяких тайн, которые так любили в семье Терентьевых. Полевой должен сохранить кортик во чтобы то ни стало. Может, когда закончиться война (в душе я понимал, что ничего хорошего нас не ждёт), я заберу кортик у матроса и там мы посмотрим, что за сокровища прячут Терентьевы.В одну из ночей я зашёл в палату, где лежал Полевой и тихо-тихо прошептал ему на ухо:—?Не потеряйте кортик, матрос Полевой.Тот поморщился во сне, но не проснулся. А я же решил слегка подкорректировать воспоминания матроса. Мы в офицерской среде увлекались всякого рода странными идеями вроде сверх возможностей человеческого мозга. Мне даже показали пару лёгких приёмов для введения человека в гипноз. Ну, я и использовал эти знания на матросе.Где-то ближе к середине ноября я уже мог вставать. Прогуливаясь вдоль коридора на костылях, я вдруг увидел, что у койки Полевого стоят два офицера из комиссии по расследованию взрыва. Неожиданно Полевой, которого спрашивали о том, что он видел до или после взрыва, заметил меня и стал таращиться во все глаза. Я невольно струхнул, потому что не был уверен в том, что гипноз хоть как-то поможет.И тут раздаётся возмущённый возглас:—?Господин старший лейтенант, немедленно возвращайтесь к себе. Кто вам, батенька, подняться разрешил?Я поворачиваю голову. Раздражённый доктор с бородкой клинышком буквально мечет молнии из своих глаз.Невольно слышу, как один из офицеров комиссии, оборачивается, видит меня, а потом, повернувшись обратно, спрашивает у Полевого:—?Узнали одного из офицеров вашего линкора, матрос Полевой?Он молча кивнул, а я понимаю, что Полевому хочется рассказать про убийство в каюте, но он молчит и смотрит на меня, словно на призрак.Громкий голос второго офицера сообщает Полевому какие-то невероятные вещи, хотя я и помнил о них, но мне всё время казалось это сном:—?Его нашли едва ли не последним. Хорошо, что руководивший спасением адмирал Колчак велел напоследок ещё осмотреть палубу перед тем, как окончательно покинуть гибнущий корабль.И тут передо мной буквально вырастает наш вице-адмирал Колчак, будь он не к ночи помянутый. С трудом сдержался, чтобы не послать его куда подальше, несмотря на то, что он спас мне жизнь.—?Валерий Сигизмундович, вы же слышали доктора? —?Колчак решительно разворачивает меня в обратную сторону, держа под локоть. —?Пойдёмте к вам в палату.К вице-адмиралу на помощь пришла подозванная доктором сестра милосердия и меня буквально оттаскивают прочь от палаты, где лежит Полевой.Сев на свою койку, я приготовился к худшему, пока к вечеру не понял, что Полевой так ничего и не рассказал. Неужели сработало?! Или всё дело в володиных ?предсказаниях? о том, что я ?чем-то зацепил матроса Полевого?. Выругавшись про себя, я угрюмо предавался всяким разным мыслям.А вообще, ничего интересного не было. По госпиталю гуляли всякие слухи, которые связывали взрыв на ?Императрице Марии? то с германцами, то (внезапно!) с турками. Самые горячие головы, по моему мнению, валили на англичан. Почему? Зачем? С какой такой стати? Бред, да и только!За время лечения ко мне несколько раз забегала Ксения. Я чувствовал, что она на взводе и хочет мне что-то рассказать, но мне ничего не хотелось слушать: ни про взрыв, ни про похороны Володи. Меня больше занимали метаморфозы матроса Полевого, который продолжал таращиться на меня во время редких встреч на перевязках и молчал, как сторонники Гарибальди.Прошла ещё неделя и как-то в один из визитов, Ксения, запинаясь, сообщила, что сегодня поздно вечером ко мне придёт один очень важный человек. На мой вопрос: ?Кто это??,?— Ксения тихо ответила:—?Узнаешь. Потерпи пока.Легко сказать! Лучше б не сообщала, ей Богу! Я начал нервничать, но оказалось, что слова Ксении?— это ещё цветочки. Ягодки показались часом позже и причиной их появления стал визит ко мне вице-адмирала Черноморского флота. Александр Иванович Колчак пришёл ко мне в сопровождении двух мрачных, как сама смерть, офицеров и чётко сообщил:—?Господин Никитский, я подозреваю вас в организации взрыва флагмана Черноморского флота Его Императорского Величества.Я застыл словно соляной столб. Слава Богу, у Колчака хватило ума сообщить об этом мне одному, а не во всеуслышание.—?Вы в своём уме, господин вице-адмирал? —?не сдержался я.Колчак гордо выпрямился, словно натянутая струна и процедил сквозь зубы:—?Как вы со мной разговариваете, господин старший лейтенант?—?Вы предъявили мне обвинение, господин вице-адмирал,?— ответил я. —?А каковы причины для подобных слов?—?Узнаете позже,?— отрезал Колчак.Он собирался немедленно отвезти меня в казематы, но тут упёрся доктор, которому Колчак сообщил о своём решении. Они долго спорили, но, как говорится, медицина победила и доктор смог выкроить для меня хотя бы пару дней.Уходя из госпиталя, Колчак предупредил, чтобы я и не думал о побеге. Да Бога ради! Посмотрим, что там за обвинения есть у нашего главнокомандующего.Важный гость, обещанный Ксенией, пришёл около девяти вечера. Я ждал, как и было оговорено с сестрой, на веранде, в углу, кутаясь в бушлат. Несмотря на промозглый ветер с моря, на удивление не было холодно. В свете луны мелькнула человеческая тень и передо мной возник силуэт мужчины. В горле перехватило, когда я понял, что это Володя. Мне стоило большого труда, не свалиться от потрясения на пол. Подперев спиной стену веранды, я молча достал сигарету и закурил. Володя осторожно усадил меня на скамью и присел рядом.—?Может, пройдём в госпиталь? —?предложил он.Куда?! С ума сошёл что ли?—?Угу! Чтоб тебя там все увидели? —?бурчу я, не чувствуя вкуса табака.Он пожал плечами и ответил:—?Кто меня там увидит?—?Например, господин вице-адмирал,?— злюсь я.Терентьев неожиданно усмехается в отрощенные усы:—?А он меня вспомнит?—?Не знаю,?— уже спокойнее ворчу я, прислушиваясь, как стучит моё сердце. —?Но рисковать не стоит.Упрямый Володя привёл ещё один веский довод:—?Ты же мёрзнешь.—?Вовсе нет. Ты лучше расскажи, какого тебе в голову пришло притвориться мёртвым? —?последние слова я едва не кричу, но Володя аккуратно прикрывает мне рот ладонью.От неё пахнет морем и ладаном.—?Не знаю. Вспомнилось кое-что.—?Что тебе вспомнилось? —?ворчу я, успокаиваясь.Терентьев откинулся на спинку скамьи, уставился в небо, а потом, встряхнувшись, ответил:—?Хорошо, пока ты на гауптвахте сидел, кое-что произошло. Сначала я не придал этому значения, а вот когда ты тащил меня прочь от полыхающих штоков, шальная мысль и закралась в голову.Тяжёло вздохнув, уточняю:—?Жизнь пронеслась перед глазами?—?Можно и так сказать,?— грустно усмехнулся Володя.С моря подул резкий ветер. Я поплотнее закутался в бушлат и твердо произнёс:—?Слушаю.Я должен узнать правду, как бы Володя не скрывал её.ПолевойВена. Сентябрь 1945 г.Едва Никитский доходит до его встречи с внезапно воскресшим Терентьевым, я не выдерживаю и перебиваю его:—?Ну и какого тебе было узнать, что тот, кого ты похоронил в мыслях?— жив?Понимая меня прекрасно, Никитский вздохнул в ответ:—?Хотелось прибить, ты прав, матрос.—?Между прочим, я?— комиссар народной милиции,?— немного обиженно уточняю я и говорю дальше. —?Как ты мог прятаться все эти года? Я же ничего о тебе не знал. Ты исчезал и появлялся, когда хотел, что в двадцатых годах, что в тридцатых. А во время войны? Я узнал лишь то, что в сорок втором ты был смотрителем маяка на побережье Балтики. И то мне об этом Миша Поляков рассказал.—?Вот болтун! —?по-доброму усмехнулся Никитский.—?А потом ты снова исчез! Где тебя носило все эти годы?! —?снова злюсь я.Никитский вдруг вскакивает и шипит:—?Хочешь знать, где я был на самом деле?—?Да,?— озадаченно отвечаю я, удивлённый сменой его поведения.Только что передо мной был спокойный и уверенный в себе человек и тут вдруг такие страсти. Тем временем, Никитский выдаёт следующее:—?Канада, двадцать девятый год. Пожар в одном из пансионов, где погиб всего лишь один человек?— бывший морской офицер британского флота Его Величества.Перебиваю Никитского, силой усаживая обратно:—?Знаю об этом пожаре и я догадывался, что без тебя не обошлось.—?Откуда?! Сегодня прочитал?—?Нет. Мне об этом поведал буквально перед войной, в мае сорок первого, Старков.—?Чего?! —?Никитский ошалело смотрел на меня.Смутившись под таким взглядом, я забормотал:—?Он куда-то уезжал, встретились случайно, ночью, в арбатских дворах. Он что-то спросил про тебя, я был злой и уставший (ловили очередного убийцу), поэтому что-то рявкнул в ответ, несмотря на его погоны и место работы. Старков понял без слов и частично поведал о том, что ты делаешь для нашей страны.Да, была ещё третья встреча со Старковым, но она была столь странная, что я постарался ей как можно скорее забыть.Никитский фыркнул.—?А ему кто рот-то открывать разрешил? Это же государственная тайна.Я пожал плечами, не сообщая Валерию того, что Старков и сам был на взводе, но причины своего настроения он не озвучил, а мне, если честно, было плевать. Я тогда хотел лишь доползти до кровати и уснуть мёртвым сном. Поэтому сжав ладонь Никитского, я уточнил кое-что:—?Старков не был уверен, что вернётся. Собственно, так и произошло. И ещё, я в курсе, что всех вас, из бывших, работавших в ОГПУ-НКВД, поставили к стенке в конце тридцатых.На эти Валерий съехидничал:—?Не всех, не преувеличивай.—?Тебе больше известно,?— отбил я подачу. —?Но мне кажется, потому что многие из вас хотели вернуть старое.—?Какое старое? —?морщится Никитский. —?Вернуть? Вряд ли, Сергей Николаевич. Лично я не хотел. Но самомнения и спеси у бывших царских офицеров и вообще бывших?— много, это верно. Одну такую даму, которая не смогла убить Врангеля в Крыму, в тридцать седьмом расстреляли, а она была уверена?— не тронут.Сказать, что я был изумлён, значит, ничего не сказать.—?С этой дамой-то когда успел познакомиться?!—?Никогда. Я с ней не знаком, только стихи слушал, которые она сама писала и читала. Не забывай, я в двадцатом в Крыму был. А с конспирацией у тогдашних товарищей были небольшие проблемы. Сложил дважды два и вуаля…—?Сообщил в контрразведку Врангеля? —?прошипел я, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в горло Никитского.—?Остыньте, Сергей Николаевич,?— Никитский мгновенно перешёл на ?вы?. —?Там помимо красных, ещё и британцы с германцами ошивались. Была охота встревать в разборки между разведками.—?Не убила, а Врангель сбежал,?— ворчу я, думая о своём.Никитский успокаивающе похлопал меня по плечу:—?Дался вам этот ?Чёрный барон? Врангель, Сергей Николаевич. Ну, сбежал и что? В отличии от Краснова и Гирея Клыч-Оглы, что дожили до Второй Мировой, тот хотя бы скончался от туберкулёза в Брюсселе в двадцать восьмом и не замарал себя сотрудничеством с Третьим рейхом.Что-то в голосе Никитского заставило меня насторожиться. Пожевав губу, я спросил прямо:—?Вы имеете к его смерти хоть какое-то отношение?Никитский воззрился на меня, но я слишком хорошо знал этот ледяной взгляд серых глаз, чтобы так сразу поверить в его обиженное изумление.—?Странные мысли вас, однако, посещают, Сергей Николаевич,?— сказал Никитский, откидываясь на спинку скамейки.—?Ничуть,?— пожал я плечами в ответ. —?Я слишком хорошо вас знаю, Никитский.—?Сергей Николаевич, у нас с вами не было таких отношений, чтобы вы могли хорошо меня узнать.—?Да неужели? —?не удержался я, вспоминая события на гауптвахте линкора.Догадавшись, о чём я думаю, Никитский зашипел не хуже змеи:—?В то утро мне позарез нужно было, чтобы тот офицер не узнал про Терентьева.Я усмехнулся и уточнил:—?Но он всё-таки узнал.Никитский потёр виски и встал.—?Надо нам с вами пройтись. Мы слишком долго сидим на одном месте. Я предлагаю дойти пешком до Шенбрунна. Там очень большой парк и тишина.—?А здесь чем не устраивает? —?поднимаюсь следом.—?Людно, даже для осени сорок пятого.Мы медленно двигались вдоль аллеи, когда я произнёс:—?Валерий Сигизмундович, мне всё-таки хотелось бы увязать притворную смерть Терентьева после взрыва, вашу поездку в Крым в двадцатом, убийство сотрудника ЧК в двадцать первом году в больнице, гибель британского морского офицера в Канаде и ваши постоянные исчезновения.—?Хорошо-хорошо, Сергей Николаевич, но вы же многое прочитали сегодня в кафе? Разве вам мало?—?Мало. Хочу услышать ваш рассказ. Пусть и кратко, но достаточно понятно, чтобы я больше не задавал вопросов.—?Извольте,?— Никитский остановился под развесистым ясенем.По стволу спустилась толстая рыжая белка и уселась под деревом, выжидающе глядя на нас. Никитский достал из кармана пиджака орешки и кинул белке.—?Надо же, стоило только закончиться войне и они тут как тут,?— пробормотал он.Я молчал, сверля его затылок взглядом.—?Слушайте дальше, Сергей Николаевич,?— не поворачиваясь ко мне, продолжил Никитский.Белка, схватив все орешки, вскарабкалась по стволу обратно наверх. Мы двинулись дальше и Никитский продолжил рассказывать.Где-то спустя час, сидя уже в саду дворца Шенбрунн, я чувствовал, что моя голова кругом идёт от обилия мест, людей и событий, которыми сыпал Никитский.