Призрачная глава. Хозяин морей (1/1)

***Наступает самый черный день! Пятница 13, чернее не придумаешь! Поднимайте Веселого Роджер(с)а и приходите на нашу распродажу! Только для вас есть самое горячее пиратское предложение. Три по цене двух, один в ответе за всех и два по скидке! Предложение ограничено только рамками вашей фантазии******Стиву было пора окончательно понять и принять: все дни, которые начинаются прекрасно и не предвещают ничего плохого, обязательно закончатся какой-то гадостью. Как проклятье, начатое когда-то ?Каракатицей?… Признаться, от дня собственной свадьбы он ожидал такого меньше всего, хотя и шутил об обратном.В вынужденном отпуске, в который его отправили на время разбирательств, он чувствовал себя… терпимо. Нашел массу дел?— мелких и крупных?— в имении. Оно последние десять лет приходило в упадок, и чтобы потратить куда-то скопившееся свободное время, он затеял ремонт. Не сказать, чтобы это спасало от тоски. Море снилось ночами, и не только море. Страстно, до боли и искусанных губ хотелось вернуться туда, где соленая вода ласково шептала свою песню белому песку, где в кронах зеленого леса орали яркие птицы, где рядом был кто-то близкий?— если не по крови, то по духу. В снах все это приходило к нему, давалось в руки?— требовало, скалило зубы, травило байки, улыбалось мягко, а главное?— принадлежало ему одному. Вдвоем. Невозможное. Хотелось так, что иногда Стив просыпался от совершенно нестерпимого возбуждения?— острого, жаркого. Но вокруг была старая добрая Англия?— в знакомом саду пиликали пичуги и стрекотали кузнечики. Он уже ненавидел кузнечиков.На собственной большой кровати он проваливался в такие сны почти сразу, а потом до утра не мог сомкнуть глаз. Фиши, который ушел со ?Свободы? к нему денщиком, заявив, что все самое приличное в этом флоте надо держать на виду, сжалился и посоветовал поставить жесткую койку. Мол, за годы на кораблях командор так привык спать на досках, что от перин у него кошмары. Роджерс совету последовал, сны отступили, сжалились и стали являться только под утро. Полегчало. Немного.Разбирательство с губернаторской аферой грозило затянуться более чем на год, но командора Роджерса заранее объявили стороной невиновной, выдали солидную компенсацию и отправили в родные пенаты. Жить.Жить не выходило. За что бы он ни брался, во всем ему виделась тень минувшего, а зимними вечерами тоска грызла так сильно, что впору выть волком, которых уже давно тут не водилось.Ремонт старого дома от тоски не отвлек, городские балы навевали скуку, приглашения на домашние концерты хотелось сжигать не распечатывая. Но он дал слово самому себе, и его нужно было сдержать?— и потому ремонтировал дом, наступал дамам на ноги в танцах и вывихивал челюсть от зевоты, слушая ноктюрны. Легче не становилось. Сны отступили, но не уходили. Хандра по Джеймсу рвала душу, а когда она колола особенно сильно, приходилось признавать, что не только по нему.В марте он понял, что скоро рехнется от одиночества, и начал ходить по борделям. Там было легче, свободней. Вино на время давало забыться, а молодые и упругие тела помогали вспомнить, что он сам еще живой. Ненадолго. Удовольствие было мимолетным, неглубоким и меркло в сравнении с тем, что ему довелось испытать ранее. Все меркло.Юную светленькую мисс ему всучили на одном из раутов буквально насильно?— она трижды споткнулась об его ногу, и пришлось увести страдалицу на скамейку. Как ни странно, страдалица оказалась весьма приятной барышней, тихой, воспитанной, и ухитрилась как-то разглядеть в нем эту неизбывную соленую тоску. А главное?— умела слушать. Ей он мог рассказывать про острова, про то, как устроены пушки, про морские баталии, про пиратов. Он мог рассказать ей почти все, кроме того самого, сокровенного. Но сокровенного ей и не надобилось, она довольствовалась малым. В апреле, неожиданно для себя, он обнаружил, что стоит на пороге ее дома, и понял?— это знак свыше. Пусть ему больше не видать того всеобъемлющего счастья, которое все равно было несбыточно, но уж сделать довольной одну милую девушку он сумеет.Помолвку объявили в мае, когда зацвела сирень. Он выкупил карточные долги ее брата, ссудил деньги ее дядьям на суконную мануфактуру, и внутри что-то отпустило. Только к концу лета он понял что?— он потерял надежду. На то, что все-таки однажды найдет в себе смелость?— и вернется туда, к ним. Хотя бы увидеть. Но потом приходило осознание, что глупо стремиться к тем, кому он не нужен. Надежда сначала горела, потом тлела угольками, а потом тихо и незаметно сдохла, придавленная ежедневной суетой, разговорами с избранницей, делами в поместье. К осени, когда определились с датой свадьбы, почти прекратились сны, внутри стало пусто. Ощущая себя практически семейным человеком, Роджерс перестал посещать бордели, во избежание слухов, закончил ремонт ротонды и выстроил новую конюшню.Когда пришло письмо из Адмиралтейства с предложением через год вернуться на флот и выбрать место службы, он ответил согласием и выбрал Индию. Там тоже был теплый океан и яркие птицы.В августе Фиши, когда они обсуждали покупку очень симпатичной кобылы хорошего племени?— крепкой, с шеей, изогнутой точно скифский лук, и соразмерными, не слишком длинными ногами, неожиданно спросил:—?А мисс Аннет животину-то видела? Как находит?Роджерс на миг замялся, не понимая, о чем его спрашивают и при чем тут какая-то Аннет, когда он собирался покупать лошадь для своей будущей жены. И только спустя минуты некрасивой паузы сообразил, что Аннет?— это и есть его невеста. Которую он так привык про себя называть не иначе как ?избранницей?, ?будущей супругой?, ?леди Роджерс?, что даже не сразу вспомнил ее имя.Фиши точно внутрь его головы заглянул, вздохнул, откашлялся и спросил дозволения уйти на лошадиную ярмарку.Ночью назначенного свадебного дня прежний сон вернулся. Он был ярким, сочным и так похож на правду, что у Стива на языке остался вкус соли, которую он слизал с губ Джеймса, и ворот ночной рубашки пропах табаком и корицей, потому что Брок обнимал его сзади. Еще несколько мгновений Стив плавал в этих волшебных ощущениях, а потом в дверь постучали, и отвратительно-настоящий Фиши принес парадный мундир, в котором предстояло венчаться.Стив заполнил пустоту внутри бокалом кьянти, приказал подать завтрак в спальню и сел разбирать почту от партнеров из Аравии, где последние несколько караванов здорово пострадали от налетов бедуинов. До церемонии он как раз управится с частью.А по дороге к семейной церкви он все-таки подумал, что день для октября выдался удивительно хороший, в такие дни все играет на руку, все удается. Даже не вспоминать утренний сон удалось легко и просто.Церковный неф встретил его смесью воска, ладана и цветов?— священник успел привести тут все в божеский вид, а незаменимая миссис Тэтчвуд даже расставила горшки с розовыми пахучими лопухами везде, где только можно.Стив прошел к аналою, прикинул, что ждать не меньше получаса, и пожалел, что не прихватил с собой деловые бумаги. Хотя хорош бы он был?— к нему от дверей торжественно идет его будущая жена, а он торопливо стряхивает с колен расписки за зерно.Шорох за спиной он списал на сквозняк?— окна по случаю празднества оставили открытыми, чтобы дамы в своих корсетах могли дышать вволю.Когда зашуршало второй раз, а потом что-то звякнуло, Стив уже начал оборачиваться, но не успел?— сильный удар в шею крутанул мир перед глазами, и последнее, что он успел подумать: все прекрасные дни в его жизни заканчиваются как-то не так. Через рыбью задницу, как бы сказал Фиши.Когда Стив пришел в себя, вокруг было темно, пахло рыбой, сыростью и мокрым деревом. Наверняка опустился вечер, потому что откуда-то тянуло прохладой. А вот темнота объяснялась проще?— на глазах у Роджерса была плотная повязка.Сам он лежал на животе. Кажется, на кровати. Точно, на узкой кровати. Руки были скручены в запястьях и притянуты куда-то к изголовью, а ноги перехвачены в лодыжках?— но не так чтоб очень крепко, куда слабее, чем руки. Судя по тому, что неудобства там, где веревки впивались в кожу, он не испытывал?— связали его недавно, но прочно, без изъянов, в этом он убедился, попытавшись пошевелиться и перевернуться на спину. Не тут-то было?— еще один ремень или веревка прочно притягивали его к кровати за поясницу.Роджерс выругался, попытался выкрутиться из пут, не преуспел и остановился на подумать. Вокруг пахло не сильно приятно, но насквозь знакомо?— рыба, дерево, мокрые веревки, специи. Он однозначно на корабле. Судя по мелкой качке?— тут Роджерс замер, прислушиваясь, стараясь поймать ритм?— корабль стоял на приколе.Он снова завозился, но через минуту вынужден был признать?— связали его бережно и на совесть. Теперь следовало дождаться похитителей, чтобы выяснить, что им нужно. По любым бандитским меркам командор был не самым выгодным товаром?— сильный, явно попытается бежать, содержать накладно, если только в бочку закатать, денег за него отсыпят куда меньше, чем неприятностей. ?Намного меньше?,?— мстительно подумал Роджерс, припоминая ухватки будущей тещи, у которой ни одна медяшка мимо кошелька не пролетала.Однако все же зачем и кому его красть?Внезапно за стеной заскрежетала якорная цепь, кровать под Стивом вздрогнула и качнулась?— судно снималось со стоянки. Цепь еще выбрали не до конца, а рулевой уже перевалил штурвал, резко в особой манере?— и Роджерс не выдержал, выругался, потому что эту манеру и этого рулевого он точно знал. Так отчаливал только Фиши, мало того?— так отчаливал Фиши в прекрасном расположении духа.В предательство после года жизни в поместье под одной крышей верилось слабо, хотя из пирата до конца все равно пирата не вытравишь, но тут скорее было что-то другое?— не стал бы Фиши за ради сотни золотом впрягаться в такое, а значит, здесь все проще… Куда проще.И в подтверждение догадки за дверью предположительно капитанской каюты, где располагалась та самая кровать, на которой растянули Стива, раздались очень знакомые шаги?— твердые, но тихие, словно бесшумность была многолетней привычкой.Рамлоу. Стив помнил эти шаги, а если бы и запамятовал?— сны не давали забыть. Напоминали.Потом дверь скрипнула, и Черный Пес вошел в каюту. Закрыл дверь, скинул шляпу на стол, отодвинул низкое капитанское кресло и уселся в него, шумно вытянув ноги. Все это Стив прочитал по звукам, точно знал наперед каждый шаг, словно не было этого странного нелепого года с делами, поместьем, бумагами, свадьбой…Он стиснул зубы, чтобы не застонать от бессилия. То, от чего он бежал, само нашло его. Пришло, когда он уже распрощался со всякой надеждой и даже мечтать перестал.А кровать тут пахла потом, табаком и корицей?— и как он не заметил сразу, а еще солью.—?Рамлоу.Сказал, как руку протянул, ожидая ответное привычное ?командор?, но его не последовало. Рамлоу?— а это точно был он?— продолжил сидеть в кресле и смотреть на беззащитного связанного Стива. И молчать.Стало неуютно.Цепь выбрали до конца, и качка подсказала, что корабль выходит из плимутской гавани в открытое море?— очень приметные два галса, чтобы обогнуть буи, сигнальный выстрел с пограничной шхуны, разрешающий проход.И все. Впереди только море.Второй раз Стив звать не стал, гордость не позволила, выдохнул, смиряя ярость и проглатывая тысячу вопросов, что вертелись у него на языке, от ?Как там Джеймс?? до ?За каким чертом ты опять рядом??.Минуты текли, Рамлоу сидел и в раздумье похлопывал чем-то. Наверно, Роджерс действительно слишком расслабился в увольнении, если сразу не узнал этот звук. Хлесткий, резкий, с которым кожа встречает затянутое в ткань колено.Ремень, он постукивал по ноге ремнем. Точно.Внутри что-то сжалось в ожидании, но губу Стив упрямо закусил, не давая вопросам вырваться наружу. Тут за штурвалом не он, а значит, Черный Пес сам все расскажет, когда посчитает нужным, потому что…Звук выдвигаемого кресла нарушил течение и без того рассеянных мыслей. Темнота, неподвижность, привычные запахи?— все вместе творило с восприятием что-то странное, жуткое и темное. Слабое возбуждение?— как отголосок тех жарких снов?— снова поселилось в солнечном сплетении, пояснице, а потом скользнуло ниже, и, дьявол, лежать стало совсем неудобно. И постыдно!Но, кажется, Черного Пса чувства Роджерса волновали в последний рыбий хвост: он чем-то звякнул, зашуршал?— вроде бы отстегнул перевязь с палашом, все также молча, чтобы не мешала… Чему?Стив уже догадывался чему. Ощущая, как яркий румянец разливается по его щекам под повязкой, он упрямо напряг руки, стараясь растянуть путы на запястьях, потому что только сейчас сообразил, почему про Пса шутили, что он может связать угря, да так, что тот не заметит. Веревки, стягивающие запястья, сразу стали жестче, но стоило расслабить руки, как узлы расправились и перестали давить.Рамлоу закончил шуршать и теперь наливал что-то в бокал. Стив, в злости и смятении, отвернулся к стене. Святая Мария, ну вот за что ему все это? Только собрался забыть старое, стать как все люди, женить…Это слово ему додумать уже не дали. Словно мысли прочли.Рамлоу подошел к кушетке, сел на край и очень буднично тихо сказал:—?За тобой должок, Роджерс. Небольшой, сдюжишь. Сначала ты мне его отдашь, а потом я объясню, за что ты платишь. И…—?Рамлоу, развяжи… Мы с тобой за все расплатились. И за клятву, и за остальное. Квиты.—?Тшш-ш-ш, ты же помнишь, какие тонкие переборки? И какой острый слух у моей команды. Правда, им сейчас не до нас?— празднуют, что вырвались из этой гнусной дыры. Имеют право. Месяц по лезвию ходили со здешним гарнизоном. Впрочем, вернемся к счетам. А насчет развязать… Ну рано или поздно это произойдет.Оказывается, дорогой шелк парадной сорочки резался кортиком еще проще, чем лен. И как не сторонник полумер на сорочке Рамлоу не остановился, а весьма осторожно, но быстро разрезал бриджи. Тут ткань была плотнее, дороже, лезвие резало не по швам и холодило кожу, Стив вжался в койку и рыкнул:—?Нет! Какого черта?!—?Еще одно громкое слово, и я найду, чем заткнуть тебе рот,?— спокойно пообещал Рамлоу, стянул с задницы Роджерса остатки того, что когда-то было бриджами, не сдержал смешка, увидев полукальсоны, и расправился с ними еще быстрее. —?Какая нынче мода неудобная.Стив напряг руки, в попытке освободиться, и изогнулся, стараясь хотя бы перевернуться на спину или, на худой конец, сдвинуть закрывающую глаза повязку?— но тщетно. Узлы на запястьях опять затянулись, ремень поперек спины помешал перевернуться, а глаза были завязаны на совесть. И он остался лежать?— целиком обнаженный, если не считать остатков рукавов, которые Рамлоу не удосужился срезать, скованный и абсолютно бессильный. Краска стыда быстро перетекла от щек на плечи, захотелось сжаться, исчезнуть, и одновременно с этим на Стива медленно надвигалось абсолютно чистое, белое бешенство. Он рванулся, раз, другой, зарычал глухо, но Рамлоу было этим не прошибить.—?Не спросишь, в чем виноват? —?со смешком поинтересовался он, и Роджерс почувствовал, что тот встал с кровати и смотрит на него. Не просто, а с улыбкой. Это выбесило еще больше, и если у Роджерса остались какие-то вопросы, то все они потонули в бурлящей злости.Он рвался?— узлы и ремни не пускали. Рамлоу стоял и смотрел. Ждал. Дождался, пока Роджерс выдохнется, замрет, судорожно выравнивая дыхание, и сообщил, возвращая обратно когда-то сказанные слова:—?Во мне много ярости, Роджерс. Ты себе даже не представляешь сколько. И да, в отличие от тебя я не стеснителен, поэтому достанется не только спине. Я хочу, чтобы ты, садясь, еще неделю вспоминал, как я тебя…И не закончил. Ударил. Поперек ягодиц, сильно, вынуждая вжаться в пахнущую табаком и корицей койку. Стив не знал, были ли на ремне Рамлоу гербы?— ему хватало и так. От яркой боли он замычал, рванулся, но вместо свободы получил второй удар?— чуть ниже первого, почти внахлест, и короткий приказ:—?Прикуси одеяло.Стив упрямо мотнул головой, стараясь сдвинуть повязку. Получилось, но немного?— появилась узкая щель, в которой промелькнули тени, но тут его ударили третий раз, еще ниже?— по самой границе, там, где ягодицы переходили в ноги, и он коротко выдохнул, сдерживая крик. Зад уже горел, а ведь Черный Пес, судя по всему, только начал. Дьявол бы его побрал!На шестом ударе Стив понял, что все неправильно, что так не должно быть, что это проклятие?— чистой воды порча. Потому что нельзя так вожделеть от того, что тебя секут, точно воришку на рынке. На десятом ударе он попросил?— ?Хватит?, не в силах терпеть не боль, нет, а острое возбуждение, которое приходило после каждого соприкосновения кожи с ремнем. Как вспышка, а потом долгое протяжное эхо удовольствия.Черный Пес не остановился, только уронил короткие и тяжелые, точно гири, слова:—?Нет. Мне. Мало.И продолжил.На двадцатом Стиву дали короткую передышку, с четверть минуты, а потом снова двинулись класть ровные полосы ударов, только теперь снизу вверх.На тридцатом ударе он все-таки прикусил покрывало, понимая, что еще немного?— и не удержится, запросит в голос, чтобы с ним сделали то, что в потных странных снах происходило весь последний год, то, что он гнал от себя как святой Фома бесов, его позор, его искушение, его проклятую любовь и совершенно бездонную жажду.Зато тело сыграло против него?— выгнулось дугой, прося еще, чтоб было горячо, чтобы сильнее ударили. Он сжал зубы, понимая, что проигрывает, что проиграл с самого начала, еще год назад… и неожиданно все закончилось.Рядом с виском что-то врезалось в стену?— похоже, пряжка от ремня, и Рамлоу прижался сзади, горячий как походная печка, и даже имеющаяся на нем одежда этого скрыть не смогла?— сквозь нее остро чувствовался жар.Он сразу, без прелюдий, протиснул руку Стиву под бедра, обхватил крепко ствол, дождался короткого стона-разрешения, притерся к заднице собственным стоящим членом и зло, через зубы, прошептал прямо в ухо:—?Мне. Пришлось. Выучить. Эту. Сраную. Латынь. За каждый час, за каждое слово ты мне будешь очень долго и дорого платить. А слов там много, в твоем письме, да, мой маленький лорд?У Стива внутри все замерло от сладкого ужаса, когда дошло, что сказал Рамлоу и для чего ему мог понадобиться мертвый язык, но возбуждение оказалось пуще страха, и пальцы ласкали сильно, но не грубо, вопреки злости в голосе, а потом сместились под яйца, обвели горячую кожу ягодиц, а потом, как когда-то, скользнули внутрь.И все стало как раньше?— он раскрылся, разрешил наглым пальцам растянуть себя для чужого члена. Позволил удовольствию затопить себя, точно был мангровыми лесами в сезон дождей.Выгнув шею, облизал губы, в которые сразу коротко ткнулись чужие, сухие и обветренные, а щеку жестко оцарапало щетиной.—?Долго драть тебя буду. Всю дорогу до Тортуги. А там продолжу,?— хрипло пообещал Брок, навалился на спину, прижимая к кушетке, и почти сразу толкнулся пальцами глубже, грубее. Растянул и добавил третий, а на протестующий и потрясенный выдох сообщил:?— Буду насаживать до самого конца, так крепко, что сняться не сможешь.Он ухватил Стива за узел повязки, закрывающей глаза, и заставил выгнуться, так что спина протестующе заныла, зато в награду он получил поцелуй, смазанный, но горячий?— его приласкали языком сначала нежно, потом, точно опомнившись, прикусили за нижнюю губу и опять с придыханием зализали укус.Стива трясло от остроты ощущений, от собственного бессилия, от слепоты, от беззащитности перед этими руками и губами, которые могли с одинаковой силой и наказать, и доставить наслаждение, от неизвестности, которая ожидала впереди. Хотелось всего и сразу?— и чтобы сняли путы, и чтобы не снимали, и решать самому, и чтобы наконец решили за него, чтобы разрешили. Позволили. Дали отпустить себя.И он не выдержал, дернул тигра за усы, прошептал, раззадоривая:—?Одни разговоры. Стареешь.Рамлоу, рыкнув, сначала сжал его горло, поддаваясь на подначку, потом отпустил, жарко и коротко заметив:—?Ну, свадьба уже была, значит, право первой ночи за мной,?— и с силой раскрыв зад Стива обеими ладонями, протиснулся внутрь, выдохнул на полдороге, прижал обеими руками за плечи к кровати и задвинул до конца.Стив принял на вдохе, зажался сразу?— даже не от боли, а от странности, непривычности происходящего, потом медленно расслабился, сдаваясь, позволяя брать себя так, как того хочет Брок, а тот хотел?— дышал громко и ругался сквозь зубы, еле сдерживаясь.Стив приподнялся, насколько позволяли путы, подставился и шею вывернул, чтобы лучше слышать. Потому что и слова, и резкие нетерпеливые движения внутри в равной доле нагнетали удовольствие.—?Иисус и его свита, как же хочу, чтоб глубоко,?— тихо выговаривал Рамлоу, сбиваясь с ровных толчков на какой-то бешеный ритм и замирая, пережидая, пока удовольствие, подступившее к самому пику, немного схлынет. —?Глубже, чем ты можешь дать. Вот так. Чтоб за весь год вытрахать. За тот год, пока я мог только перед сном о тебе вспоминать, дьявол побери, кулаком. Пока ты там на своих балах и бабах скакал.Он таранил Стива сильно, рвано, терся бедрами о горячие, красные от порки ягодицы и шептал, то зло, то нежно. То давил на спину, не давая пошевелиться самому, то отпускал. И драл как обещал?— жарко, сильно, долго.Наслаждение копилось, скручивалось в тугой клубок, но никак не могло стать полным?— одного члена Брока было мало, хотелось еще его рук. Или своих. Любых, лишь бы получить возможность провести по собственному члену вверх, вниз и выкрутить под головкой, пока чужой ствол внутри раскрывает все сильнее. Долбит, точно прибой.И Стив не выдержал, попросил тихо:—?Развяжи!—?Чтоб ты снова надумал себе и сбежал жениться? Выкуси, Роджерс. Так справишься. Без рук.—?Не могу…—?Ничего, я же выучился этой твоей латыни, вот и ты сумеешь?— может, не с первого раза,?— Брок, показывая всю серьезность угрозы, толкнулся чуть глубже, специально перестав давить там, где хотелось больше всего.Стив, не выдержав, вкруговую потерся бедрами о жесткое покрывало, но его прижали, лишая желанного трения, и прошептали на ухо:—?Мы сегодня не спешим. Верно? Дай мне глубже, и все будет. Попроси меня выебать тебя?— и я развяжу тебе руки, чтобы ты мог раздвинуть для меня свой зад. Чтобы показал, каким ты умеешь быть. Таким, что за тебя и сдохнуть не жалко, да? И что тебя нельзя отпускать дальше кабельтова от койки…—?Брок…—?Что? —?Рамлоу прикусил его за шею и вынул член почти полностью, оставив внутри только крупное навершие. —?Что, мой капитан? Развязать? Раздвинешь для меня задницу?—?Да.То, что узлы и впрямь были с секретом, Стив понял по тому, что у Брока на то, чтобы освободить его руки, ушло всего мгновение?— раз, и веревки ослабли, а потом и вовсе распустились. Исчезли путы с пояса.Рамлоу замер выжидающе, больше не толкаясь внутрь, а лишь гладил Стива по наверняка красной от стыда и возбуждения шее, потом нагнулся и шепнул:—?Ну же! Дай мне…И Стив сделал, что от него просили?— выгнулся, расправил затекшие плечи, завел руку за спину и разрушил последний бастион стыда, который и без того шел глубокими трещинами.—?Вот так,?— Брок толкнулся внутрь, рыкнул невнятное и поцеловал Стива в губы?— жадно, по-собственнически, потом перехватил вторую руку за запястье, не давая коснуться себя. —?Вот видишь, как с ним надо…Стив не видел, потому что повязка по-прежнему плотно закрывала его глаза, и сначала даже не понял, что говорит Брок не ему, а о нем?— слишком хорошо было, слишком сладко.После всего холодного, бесприютного года, после грызущей тоски, он наконец ощущал себя живым. И нужным. С кем-то.Поэтому второй голос, который раздался откуда-то сбоку, заставил его вздрогнуть и замереть.—?Вижу. Возьми его глубже. Да…Джеймс говорил тихо и сипло, точно был простужен.Стив дернулся, пытаясь выбраться из-под Брока, но ему не дали?— вогнали со всей дури член и с силой прижали за плечи к кровати, а когда он снова взбрыкнул, придавили локтем шею:—?Нет, так дело не пойдет,?— усмешка в голосе Брока была не злой, а какой-то острой. Точно его заводила растерянность Стива. Заводило присутствие Джеймса, то, что он все видел. —?Я еще свое не получил.—?Можно подумать, у тебя кто-то когда мог что-то отобрать,?— теплая усмешка окатила с головой.Теперь голос Джеймса звучал близко, а потом Стиву мягко выдохнули в губы, и он застонал бессильно, распяленный на члене одного любовника и вдыхая запах второго.Джеймс его поцеловал, легко, мимолетно?— как уже тысячу раз целовал в тех самых снах, но теперь все было взаправду и в тысячу раз прекраснее. Стив оставил все на потом и просто разрешил себе быть. С ними и самим собой.Его снова поцеловали?— сначала нежно, невесомо, точно перышком прошлись. Но Стиву было мало, он прошептал:—?Еще! —?разрешая сразу и все. И всем.Его поняли, послушались?— жадно смяли губы, вторглись языком, обхватили за шею, а потом отодвинулись, выдыхая судорожно.—?Джеймс,?— только успел прошептать Стив, и его, точно по сигналу, поцеловали снова. И снова. Не давая вдохнуть, мучая его губы?— своими, теплыми, солоноватыми.Брок отодвинулся, перестал наваливаться, дотронулся легкой лаской до шеи, провел кончиками пальцев по спине и прошептал:—?Баки, у него сладкий рот, да? Ты смотрел?— я тоже хочу смотреть. Видеть, как ты его натянешь… Иисусе и праведники, пусть он сожмет тебя по всей длине, пусть даже стонать не сможет, а я сделаю так, чтобы он попытался.—?Делай,?— согласился Джеймс прямо в губы Стиву и отодвинулся.Брок вздернул его под живот, не снимая с собственного члена, а наоборот?— часто и мелко толкаясь и лишая всякого соображения. Стив послушался, и Джеймс скользнул на кушетку, пригибая его голову к своему паху, лаская пальцами затылок, перебирая короткие пряди.Стив слепо потянулся вперед, повинуясь ласковым рукам, и раскрыл губы. Джеймс толкнулся ему в рот?— жадно, сразу глубоко и замер. Стив прижался к стволу языком снизу и надавил. Наградой ему был тихий вздох, и ласковые пальцы исчезли?— железная ладонь легла на затылок, не давая качнуться назад. Он сжался и сжал в себе обоих?— и Брока, и Джеймса горлом.—?Да, вот так, возьми Баки глубже, он любит глубоко и сильно, так же, как и ты,?— просипел Брок. —?Только так. Не думай, мой капитан, не твое это. Просто пусти нас. Двоих сразу. Будет хорошо. Сладко будет.И Стив впустил, неумело лаская Джеймса языком и губами, давая брать себя глубоко в горло, так что даже стонать не получалось, а тот и не отказывался?— шумно выдыхая через нос и удерживая железной рукой за узел головной повязки. Словно действительно боялся, что Стив непостижимым образом растворится и исчезнет.Брок точно с цепи сорвался?— снова сменил член на пальцы, теперь уже три, надавил там внутри, да так, что Стива выгнуло, а потом прижался губами к его ягодицам, к коже, которая горела уже вся?— сначала от наказания, а теперь от удовольствия, прикусил несильно, лизнул широко и внезапно скользнул языком туда к пальцам. И жадными широкими мазками начал ласкать как раз там, где половинки ягодиц соединялись. Стив бы взвыл, но член Джеймса не давал, глушил жадные стоны. Поэтому он просто глухо мычал?— от каждого сильного толчка внутрь рта и от каждого горячего прикосновения языка. Долго продержаться не удалось, и Брок в который раз оказался прав?— Стив справился сам, без рук. Кончал долго, как давно уже не приходилось, сильно выгибаясь и уже совсем бесстыдно насаживаясь на пальцы и язык, выстреливая семенем Броку в подставленную ладонь.—?Много. Скользко будет, хорошо,?— похоже, что Брок без стеснения смазал свой ствол собранным семенем и задвинул его внутрь, в отлизанную задницу. —?Еще хочу… Баки… не выпускай его.—?Не могу…Джеймс толкнулся сильно, в самое горло, и Стив ощутил языком мягкую пульсацию, он сглотнул, понял, что дышать уже не выходит, и качнулся назад, выпуская член Джеймса и насаживаясь на ствол Брока. Остатки наслаждения делали каждое движение глубоким, сильным, на грани боли. Брок, кажется, почувствовал это, со звериной чуткостью, и потянул к себе, меняя угол. Стив отжался от кровати, встал на колени и наконец стащил с головы повязку.Но смотреть ему не дали?— закрыли глаза ладонью. Снова Брок. Прикусил за холку, второй рукой подхватил поперек груди и шепнул:—?Раздвинь для меня зад еще раз, мой капитан. К дьяволу твои приличия, давай!И Стив сделал, что от него требовали: прогнулся, развел руками ягодицы, подставляясь бесстыдно, словно инкуб, и ладонь с глаз исчезла. Смотреть разрешили. Любоваться. Потому что Джеймс сидел в полумраке перед ним, на узкой койке в знакомой капитанской каюте ?Каракатицы?, облизывал темные зацелованные губы и рассеянно ласкал свой крепко стоящий член, на котором еще блестела слюна Стива.—?Хорош, да? —?жадно прошептал Брок, неглубоко и почти нежно толкаясь внутрь. И добавил:?— Мой. Твой. Наш.Уперся лбом в шею и содрогнулся, изливаясь. Помечая изнутри.И Джеймс наклонился, слизывая потеки семени со ствола Стива, и того прошило насухую, не пиком наслаждения, а чем-то более глубинным.…Брок уснул к утру, вымотав, выдоив до дна и себя, и двоих любовников, но даже во сне не разжал хватки у Стива на шее.В капитанской каюте царил полумрак?— снаружи как раз вставало солнце. Через щели в ставнях внутрь проникали тонкие красные лучики, отражаясь от серебряных подсвечников и золотого шитья на портьерах и занавесях, один из бликов скользнул по руке Джеймса, той, которая так и осталась железной, и заплясал на гранях темно-рубиновой звезды на его плече. По-настоящему рубиновой.—?Пришлось прикрыть,?— тихо сказал тот. —?Иначе через рукава рубахи просвечивала как маяк?— в таверне на Тортуге пива попить не давали. Орали: ?Сипакна пришел?. Демон, по-местному. И норовили святой воды плеснуть. А я разбавленное пиво не пью, ты ж знаешь.Стив осторожно провел пальцами по изогнутым в улыбке теплым губам и попытался выбраться из хватки Брока. Не вышло. Тот растопырился кракеном и не пускал: своим привычкам за год не изменил, и смертный грех алчности по-прежнему был с ним. Даже усилился.Стив, смирившись, откинулся на кушетку и улыбнулся:—?Догадываюсь, кто прикрыл. Красиво. Стоимость твоей головы и руки сравнялись?—?Утроились. Я теперь живой, а боятся меня как мертвого?— грех не воспользоваться.—?Ты пугаешь, Пес грабит?—?Иногда мы меняемся. Чтобы не скучать,?— Джеймс глянул тяжело, так что стало ясно?— он сейчас не просто про грабеж караванов говорит, а про всю жизнь сразу.—?Ты его… вспомнил? —?спросил Стив, хотя на деле хотел спросить другое. Холодная бронированная змеюка ревности никуда не делась и даже после такой жаркой встречи ждала, свившись пружиной, чтобы ужалить.—?Нет, узнал заново. Остальному пришлось поверить на слово, хотя слово пирата?— эта такая забавная штука. Он мне трижды рассказывал историю нашего знакомства, и с каждым пересказом ?Каракатица? стреляла все больше, а он становился все храбрее. На четвертый раз я понял, что в истории все, кроме него, стали лишними. —?Джеймс усмехнулся, а потом стал серьезным:?— Твое письмо, то самое, помогло поверить. Хотя разозлил ты меня им здорово. И тем, что взялся решать за меня?— тоже.—?Ты десять лет… был, и ни разу не появился рядом. А я венки на воду кидал. В ноябре. Даже дня точного не знал, когда тебя не стало. Выдумал себе вот, чтоб было когда поминать…Стив прикрыл локтем лицо. Эту рану время не залечило, она все еще кровоточила и щипала, словно в нее непрерывно подсыпали соли.Джеймс перехватил его за пальцы, согрел их дыханием и проговорил, морщась:—?Стив, мертвым не место рядом с живыми. Я боялся. Больше всего на свете страшился того, что не выдержу?— уволоку к себе. Заберу. И будет на ?Сердце? два призрака. Вечно. Боялся, потому что знал?— ты не откажешься, не отступишь, шагнешь за порог. Поэтому гнал себя как можно дальше, не подпускал и остальным пообещал, что глотки повырываю, если рядом с тобой мелькать станут.—?А за него не боялся? —?Стив указал глазами на Брока.—?Нет, наверно. Я ж не помню. Но сейчас бы точно не испугался. Он так крепко стоит ногами на земле, что его сам Сатана не утащит. А если утащит, то пожалеет. Я привыкал к нему. Долго. Принял его, потому что он был рядом. Всегда. Ночью, днем?— не оставлял меня в покое. Я пять раз нож у его горла в волоске останавливал, шкуру спустить хотел. Не спустил. С кем бы я остался без него? А ты ушел. Быстро, с рассветом. Письмо и то через Роллинса отдал. Я, прочитав, только и смог понять, что океаном у меня смыло кусок жизни, а мой единственный друг бежит от меня как от прокаженного.—?Прости, я… хотел, чтобы все было правильно.—?Нет, для меня это было к лучшему. Ты всегда чувствовал, как надо. Весь год я решал для себя задачку, восстанавливал, что пропустил. Вспоминал, как это?— быть живым. Про подвиги свои баек наслушался. Мол, и ?Святого Джона? я потопил, и бури на мысе Горн тоже я вызываю. Корабль себе раздобыл?— тебе понравится, он больше ?Каракатицы?. ?Сокол?.—?Сколько пушек?—?Сорок. Но стрелять приходится редко, достаточно выйти на палубу и снять рубашку.—?Наследник Барнсов трясет на море купцов, знал бы твой папаша, чем дело закончится…—?А он знал. И отписал мой кусок верфей сестричке, не посмотрев, что она в юбках и кружевах. И был совершенно прав. Никогда не хотел сидеть в конторе и ждать вестей от посыльных, которые в любой момент могут сообщить, что мои корабли налетели на рифы у Огненной Земли, а груз шелка теперь носят рыбы. Всегда предпочитал тонуть вместе с кораблем,?— Джеймс помрачнел, но не надолго.—?Значит, ты и Брок договорились,?— утвердительно сказал Стив, ощущая тень былой бесприютности.—?Не на словах. На деле. Он плохо умеет такое говорить. Вернее, совсем не умеет. И прирежет того, кто скажет. Да и кто из нас умеет? Но он любит меня. Сильно. И тебя. Не меньше.—?А ты меня? —?почему-то посчитал нужным сказать вслух Стив.Джеймс приподнял брови, прищурился восхищенно:—?А ты?— вымогатель, мой маленький лорд. Черный Пес покусал тебя и заразил своей жадностью?—?Тогда бы я натащил полное поместье серебра, шелка и камней, поставил по периметру мортиры. И выкрасть меня было б не столь просто.Джеймс прижался к Стиву, а потом передвинулся к нему на грудь и улегся сверху, на живот, подперев ладонями голову, точно Стив был теплой нагретой солнцем палубой, а сам Джеймс?— мальчишкой, который целыми днями пропадал на отцовских кораблях. Вот только весил теперь мальчишка столько, что дышать получалось с трудом. Джеймс заметил и чуть сдвинулся, но только чуть?— просто чтоб удобнее было дотянуться до груди Стива и вобрать в рот его сосок, прикусить, полюбоваться результатом и только потом ответить.—?Верно, Брок любит все дорогое. Блестящее. Но при этом спит на матрасе, набитом соломой, и вот этом половике,?— Джеймс указал глазами на покрывало. —?Я пробовал уложить его на перины, не вышло?— если подставляться на них он еще согласен, то спать уходит на пол. Тебе придется привыкнуть.—?Привыкнуть к чему? —?тихо переспросил Стив, чувствуя себя словно птенец в теплом гнезде. Только вот крылья давно выросли и похоже, что с отлетом он припозднился.—?Ко всему. К нему. Ко мне. Брок жалуется, что я храплю.—?Громко?—?Чертовски,?— Джеймс осторожно потянулся, чтобы встать, но был сразу перехвачен двумя руками?— одна была Стива, а вторая Брока, который не просыпаясь пробурчал что-то грозное.—?Тшш, я только возьму табак,?— успокоил Джеймс, и Черный Пес ослабил хватку. Стив последовал его примеру.Получить обратно Джеймса?— вот такого, живого, относительно невредимого, по-прежнему ироничного?— было каким-то дьявольским чудом. Его хотелось трогать все время, каждую секунду убеждаясь, что он не мерещится, не снится. И отпускать от себя не хотелось даже на миг.Но тот посмотрел с укором, и Стив разжал пальцы, чтобы спустя минуту любоваться, как, раскурив короткую трубку, Джеймс с удовольствием затягивается горьким дымом и выдыхает его, иногда пуская кольца.—?Я не хочу возвращаться,?— внезапно для самого себя сказал Стив и ощутил тень той самой поджидающей за досками сходен тоски. Потому что как бы ни была прекрасна сказка, но ?Каракатице? придется вернуться в Плимут, а Стиву?— на службу. А сначала?— в свое поместье. К чужой женщине, которая ни в чем не виновата, просто умеет хорошо слушать. Все оставленное за спиной, выброшенное на эту ночь за борт, никуда не делось, а всплыло, точно раздувшийся покойник. —?Но я должен. Не знаю, как мне...?Как мне уйти от вас?,?— про себя закончил Стив, но Джеймс только бровь поднял, прищурился и губу прикусил?— как в детстве, когда задумывал грандиозную шалость, за которую потом им влетало пониже спины, невзирая на благородное происхождение.—?Я думал, мы доходчиво объяснили, где твое место. Но, видимо, придется повторить. А потом еще раз, для укрепления памяти,?— клуб дыма завитушками устремился к потолку, а Джеймс встал с кровати, на которой они каким-то чудом умещались втроем, и прошел к столу.Стив смотрел на него во все глаза, узнавая заново. И не узнавая совсем. Перед ним больше не было того веселого, гибкого портового забияки, который пошел на ?Холодное сердце?, не было пустого изнутри призрака с мертвого корабля. Джеймс стал кем-то третьим?— изменившись как внутри, так и снаружи. Маменька Роджерса сказала бы ?возмужал?, хотя у Стива на языке вертелось ?заматерел?. Джеймс стал очень широк в плечах, видимо из-за того, что железная рука требовала постоянных усилий и равновесия. Мягкий овал лица приобрел жесткость, скулы стали точно высеченные ветром. Когда-то порочная линия рта обрела покой, ровно до тех пор, пока Джеймсу не приходило в голову облизать губы. Он весь стал каким-то другим, но при этом ухитрился остаться собой.—?Вот,?— Джеймс пихнул в руки Стиву стопку бумаг и уселся рядом. —?Твое будущее, мой маленький лорд.—?Я не могу оставить службу, я дал присягу…—?Ну и где твои манеры? Папенька же учил тебя?— сначала смотреть, что схватил. —?Джеймс улыбнулся неожиданно мягко. Отложил все еще дымящуюся трубку на медное блюдо на низком столике у кушетки и лег обратно, сверху на Стива, не забыв подложить под железную руку кусок покрывала. —?А потом уже хныкать,?— закончил он куда-то Стиву в живот, отчего сразу захотелось сжечь к чертям все бумаги на свете и просто закрыть глаза.И остаться здесь.Но командор Роджерс был прежде всего командором Роджерсом, поэтому он открыл плотный казенный конверт и попытался вчитаться. Сумерки не дали разглядеть написанное, строчки расплывались, и в них мерещилось вовсе не то, что нужно, а то, что желалось.Джеймс затеплил от трубки лампадку, все так же не вставая, и обжег дыханием кожу.—?Так лучше?Стив только выдохнул пораженно, потому что в конверте было невозможное?— Стивена Гранта Роджерса, по его же личной просьбе, отправляли на службу обратно во владения Короны, требующие на данный момент наибольшего вложения военной силы?— на Карибы, потому что испанская угроза там сильна как никогда, и очень славно, что пожелания самого командора находятся в полном согласии с планами штаба.—?Погоди, но я же просился в Индию…Джеймс рассмеялся тихо и спустился ниже, к паху Стива, рискуя свалиться с кушетки, потом прижался губами к стволу и проговорил, иногда прерываясь, чтобы облизать коротко сразу потемневшее от прилившего желания навершие:—?Твой денщик, когда отвозил документы в Адмиралтейство, сначала показал их кое-кому в порту, там все подправили. Как надо. Индия, тоже мне выдумал, вот скажи, откуда в такой красивой голове зарождаются такие глупости? Все уже знают: Стивен Грант Роджерс срочно убывает в Порт-Роял, чтобы принять командование над фрегатом ?Мститель?. А так как служба Короне важнее всяких свадебных глупостей, но Его Величество мудр и справедлив, то Аннет, урожденной Вилсон, полагается компенсация. Хотя Брок упорно называет ее контрибуцией, и я не уверен, что он так уж неправ. Твой брачный обет стоил ему торгового каравана с серебром, ну, его эквивалента?— платить за украденного командора обманутой невесте ворованным серебром было бы чересчур. Правда, чтоб замять скандал, пришлось добавить сверху арабских лошадей. Восьмерых. Твоя несостоявшаяся теща?— железного характера леди. Вот на ком жениться надо было. Так что ты обошелся нам дорого, но не слишком,?— закончил Джеймс и сжал Стива там, внизу, губами?— так сильно, что тот не удержался, выгнулся, просясь глубже, и его пустили.Хватка на шее исчезла?— Рамлоу, словно почувствовав, что скучные разговоры закончились, проснулся, мгновенно оценил ситуацию и сполз к Джеймсу, присоединив свои усилия к его, но успел заметить:—?Неа, много дали. Зря. Могли просто забрать. Все равно наш. Но латынь я так просто не прощу.—?Тебя никто не заставлял,?— прошептал Джеймс, и их губы встретились на стволе у Стива, лаская и его, и друг друга. —?Да и письмо ты увидел один раз и то мельком. Я же его сжег.—?Я запомнил все эти закорючки, тоже мне задача. Должен же я был знать, что один мой кретин-любовник написал другому, уходя вдаль с похоронной мордой. А когда другой мне еще заявляет?— я тебя знал, но я пошел, и ты бы тоже сходил на хер…—?Хорошее место для споров,?— вмешался Стив, за что тут же был наказан в два рта?— да так сладко, что встревать в прения захотелось снова и снова.Оставалось только лежать покорно и брать то, что так щедро ему дарили.Впереди ждали штормы, недели трудного пути, теплые Карибы, новый корабль, Порт-Роял, испанцы…И еще тысячи плохих и прекрасных дней, которые могли начинаться как угодно, но хорошо бы им всем заканчиваться так, как сегодняшнему дню, который так отвратно начался.FIN…Огромная белая акула металась на мелководье. Крюк, который она заглотила, был слишком мал, чтобы убить ее, но его величины хватало на то, чтобы она не могла выплюнуть наживку. Люди на небольшой рыбацкой шхуне ждали, пока она выдохнется.Произошло это не скоро. К ночи. Акулу притянули к борту, подвесили, чуть не дав шхуне крен?— слишком огромна была гадина, а потом вспороли брюхо, подставив снизу пустую бочку для требухи.Первыми из брюха вывалились часть военного мундира и сверченный в комок парик, а затем уже появился весь акулий ужин. Ну как весь, ноги они не досчитались, но его светлость Пабло Ральони большей частью оказался собран. Один из матросов засунулся в акулу чуть ли не по пояс, наплевав на вонь мертвечины и акульих кишок.—?Есть че? —?живо поинтересовался его приятель, придерживающий тушу.—?Есть, зацепилась паскуда, щас дерну.—?Нога?—?Да к бесам твою ногу, тут какая-то железка,?— пробурчал рисковый моряк и рванул, выдирая из кишок нечто ими же и обмотанное.—?И чего это за херовина? —?мрачно спросил кто-то из рыбаков.—?Да змий его знает, вроде рог?— вон оковка, тут широкое горло. Отмоем, почистим, спихнем купцу в Варадеро, может, отсыпет серебра.—?Снимаемся? —?проорали с носа. —?Светлость собрали? А то за него пятнадцать дукатов положено. Падре Симон обещал.—?Собрали, собрали,?— рисковый носком башмака спихнул в воду наиболее вонючие потроха то ли рыбины, то ли невезучего испанского петуха, которого сожрали на днях в здешней бухте. —?Уходим. Сегодня удача наша.Шхуна, все еще держа опасный наклон из-за привешенной на крюки громадной туши, начала выходить в открытое море, намереваясь обогнуть мыс и пройти побережьем до самого города. Здешние мели шкипер знал с детства, луна светила ярко, точно золотой дукат, который непременно получит каждый за поимку акулы-убийцы, ветер благоприятствовал.Шхуна скользила вдоль береговых теней, иногда выныривая в освещенные полосы, на палубе рыбаки смаковали одну-единственную кружку с пивом, которая была положена им к концу лова, а ночная мгла позади судна все густела и наливалась чернотой.И когда шхуна, в очередной раз обогнув скалистый островок, вышла в большую залитую лунным светом бухту, за ней хищной тенью скользнула бригантина с огромным орлом на носу и с лохмотьями парусов на мачтах…совсем FIN