I, ?То, что ему необходимо?. Глава 1 (1/1)

Борису Щербине совершенно определенно не нравится Валерий Алексеевич Легасов. Не нравится еще со времени утреннего звонка, когда на переданное распоряжение явиться в Кремль к двум ученый вздумал возразить, что это неразумно поздно, но апогея неприязнь достигает, пожалуй, сейчас.Легасов раздражает его всем.Тем, как несогласно пыхтит и бросает косые взгляды, пока слово берут другие.Тем, как легко и бесцеремонно бьет ладонью по столу, прерывая свернутую было Горбачевым рядовую планерку.Тем, как пропускает хлесткий намек обсудить все напрямую с ним, Борисом, зампредседателя Совета Министров и далеко не последним человеком в этой комнате. В отличие от самого ученого, которого пригласили сюда в качестве говорящей книги по реакторам типа РБМК, а не дебошира, сотворившего из чинного собрания сущий балаган.Тем, как этот неутомимый паникер, начисто игнорируя недоумение сидящих за столом, под тяжелым взглядом Щербины идет ему же наперекор, не давая вставить и слова. И перекрученный галстук, который Легасов все время дергает, поправляя, выглядит так же вызывающе пренебрежительно, как и его хозяин. И, наконец, тем, что, даже осаженный недоверчиво хмурящимся генсеком, продолжает напирать и напирать со своей правдой, которой доказательств?— одна строка в составленном наспех отчете, курам на смех.—?Позвольте выразить мою тревогу со всем спокойствием и уважением… —?голос, до того непозволительно дрожавший от эмоций, сейчас покорно тих. В остальном Легасов все так же твердолобо упрям. А еще умен, потому что меняет стратегию и раскладывает отчет?— его, Бориса, отчет?— по полочкам, вот только тревожно и обстоятельно.Щербина переживает болезненный удар по гордости, но, стиснув зубы, молчит. По прищуренным глазам, по настороженному вниманию генсека, по стойкому чувству неопределенности вместо насмешки над ученым Борис заранее понимает, что проиграл этому человеку, досаждающему уже безо всяких логических причин одним только фактом своего существования. И Щербина почти не удивляется, что со всеми этими своими бесконечными циферками Валерий Алексеевич, в конце концов, оказывается достаточно убедителен для Горбачева, чтобы тот пересмотрел решение о незначительности инцидента на АЭС. Так что в поводы для неприятия добавляется и то, что генсек, пусть и с тенью скепсиса, утверждает срочный вылет в Чернобыль. А заодно и кандидатуру Легасова, вбрасывая беспокойный ученый ум в курируемую Борисом операцию. Щербина обошелся бы и без эмоциональных носов там, где дело имеет сугубо политический оборот, но ему остается только согласно кивнуть, принимая это и затыкая собственное возмущение. Профессор вон тоже вряд ли радуется назначению и вообще имеет весьма бледный вид.Впрочем, стоило ли ожидать чего-то хорошего от дня, начавшегося так бездарно, в полшестого утра? И это в субботу, а скоро майские.Когда в кабинете с Легасовым они остаются вдвоем, Борис тянется к закрытой бутылке с водой. Свинчивает крышку, занимает руки ручкой и показательно не смотрит в отчет. Валерий Алексеевич же, напротив, весьма красноречиво шуршит бумагой, будто надеется поставить еще один нелепый диагноз по стенограмме телефонных разговоров.—?Оставьте это, профессор,?— в конце концов недовольно предлагает Щербина. Видит свой отчет в чужих руках и хмурится. —?На месте вы получите сполна желанных данных, которые обстоятельно изучите.—?Сполна,?— эхом откликается Легасов, сворачивая трубочкой сшитые бумаги, и неловко поднимается с места, запнувшись о соседний стул. Лицо его, до того застывшее, искажается в мимолетной боли. —?Сполна и… практических. Вы правы, это будет достовернее.Борис реагирует даже не на слова, а на тон. Он у Валерия Алексеевича звучит как-то не так, без прежней кипучей энергии и живой надоедливой обеспокоенности. Суховато, ровно. Наверное, мысленно Легасов уже утопает в своих научных расчетах и ужасающих, но далеких от реальности гипотезах. Это же ученые, их полет мысли совершенно неконтролируем.Из кабинета они практически сразу направляются на аэродром, заехав только за наспех собранной сменой одежды. Щербина к аварийным сборам привычен, а вот глядя на поклажу ученого, набитую печатными изданиями, думает, что хорошо, если тот захватил хотя бы пару свежих рубашек, не говоря уже о носках.Когда они идут по взлетному полю к вертолету, Борис замечает краем глаза некоторую нервозность навязанного компаньона: он застегивает пиджак, потом расстегивает, тянется к шее, ослабляет узел галстука, поправляет воротник. Замечать замечает, но списывает на непривычность Легасова к хождению по кабинетам в принципе и ношению костюмов?— в частности.Впрочем, нервозность ученого сохраняется и в полете: он предпочитает смотреть в пол или на собственные колени. Щербина же предпочитает диалог, тем более что замечание генерального секретаря о незнании главой министерства энергетики атомной специфики отрасли его порядком задело. Не так ли всегда бывает с правдой?—?Как работает ядерный реактор?—?Ответ простым не будет,?— откликается Валерий Алексеевич, на короткий миг подняв на Бориса взгляд и тут же вернувшись к светскому созерцанию пола.Его тон, вне всякого сомнения, надменен. Что только подтверждает оброненное утром Чарковым касательно персоны Легасова: "категоричен, конфликтен, себе на уме". Возможно, несмотря на всю проявленную в кабинете для совещаний дурость, ученый имеет и предприимчивую жилку, так что не преминет использовать в своих целях неосведомленность главы ликвидационной комиссии в атомной энергетике. Как рычаг давления.Ну что ж, пусть попробует.—?Перефразирую,?— жестко парирует Борис, которого подобное игнорирование медленно выводит из себя. Он получит свой ответ, притом в доходчивой форме, даже если для этого придется сказаться самодуром. —?Расскажите, как работает ядерный реактор, или вас сбросят с вертолета.Легасов в истинность угрозы верит. Осторожно оглядывается на безучастных солдат и неохотно начинает объяснять. Примитивно так, как школьнику. Впрочем, Щербина продолжает раздражаться не из-за этого, а потому, что все объяснения опять-таки достаются полу. Как Легасов представляет доклады на своих конференциях, интересно, если совершенно не умеет общаться с людьми, даже простой зрительный контакт поддерживать?—?… в нем слишком много нейтронов,?— тем временем невыразительно бормочет ученый, будто отрабатывает скучнейшую лекцию. —?Нейтрон?— это…—?Пуля,?— с неким злорадством прерывает его Щербина, припомнив недавний спич в кабинете.Валерий Алексеевич удивленно приподнимает бровь?— не ожидал, что Борис запомнит? —?и гасит легкую, невесомую полуулыбку прежде, чем та задержится на лице слишком долго. Но Щербина все равно замечает.—?Да, пуля,?— с заминкой кивает ученый, поднимая на него взгляд.И с этого момента Борис делит его внимание только с листом бумаги.***—?Подлетаем к АЭС,?— спустя бесконечно долгое время, в которое каждый из них молчит о своем, оповещает летчик.Легасов заметно оживляется. Вертится на месте, силясь повернуться поудачнее, роняет отчет, обратную сторону которого использовал на манер доски для записей, и вдруг каменеет, сипло выдыхая:—?Что они наделали…Борису за этот день порядком надоедает пустое паникерство, а еще он терпеть не может драм. Бездоказательных драм?— тем более.—?Видно, что внутри?—?Это и не нужно. Активная зона реактора обнажена.Валерий Алексеевич снова ударяется в эмоции вместо четких ответов на вопросы, а Щербине как никогда нужны факты. И фактов этих он не получает. Графит на крыше? С такого расстояния об этом сложно судить наверняка. Воздух светится? Брюханов утром упоминал и об этом?— эффект Черенкова, кажется, при любом уровне радиации?— и это вновь ничего не доказывает.Малиновое свечение даже завораживает.—?Неубедительно. Проведите нас прямо над реактором, отсюда мне не видно. Не увидим?— не узнаем.Легасов рядом с ним возмущенно давится воздухом. Смотрит на зампреда, как на досадную оплошность, непонятно как затесавшуюся в его вертолете, и бесцеремонно обрывает приказ:—?Борис…—?Не по имени!—?Если мы пролетим над открытым реактором, мы умрем через неделю!Глаза ученого напротив предельно серьезны, будто он знает что-то наверняка, но предпочел бы этого не знать. Да и в голосе Легасова звучит такая ярая убежденность, что Борис на секунду теряется. Пока не вспоминает, что имеет дело с впечатлительным человеком, по Москве же еще было понятно.—?Товарищ Щербина,?— напоминает о себе летчик, слышавший переругивания в кабине, но не получивший ни подтверждения указаний, ни их корректировки.—?Летите над зданием,?— гаркает Борис, вцепляясь взглядом в ученого, снова собирающего возразить, и обращается уже не только к летчику. —?Или я вас застрелю.—?Нет, вы сбросите меня с вертолета,?— без улыбки говорит Легасов и, поднявшись с места, поворачивается к Борису, намеренно равнодушный.Щербина к такому не привык: в его присутствии обыкновенно и рта лишний раз не раскрывают, не говоря уже о том, чтобы оспаривать приказ. Беспрецедентный случай.И, пока он находится с реакцией повернее на эту отчаянную смелость, ученый добавляет:—?Но не всех нас на крышу. Мы здесь не за этим.То, что Валерий Алексеевич коротко говорит летчику, Щербина за шумом лопастей винтов не разбирает. Только чувствует наклон вертолета, сильно забравшего вправо, и вес ученого, навалившегося на него при резком развороте, маневренность машины на это не рассчитана. Вопреки желанию оттолкнуть от себя Легасова, Борис осторожно направляет ученого обратно в кресло. И чувствует собственное замешательство. После всего он еще миндальничает с этим паникером? В самом деле?Еще чувствует не находящую выхода злость на то, что слово Легасова против его слова для военного летчика оказалось весомее.Позже Борис почувствует и неуютную благодарность, когда поймет, что ситуация была бы куда хуже, пролети они в самом деле над открытым реактором.***Правда, поймет он это не сразу. И не до конца. Тогда еще нет. Первая ласточка и первые сомнения приходят к нему на земле от слишком уж любезного вида Брюханова и Фомина. Полковник Пикалов, стоящий тут же, рядом с ними, таким вот подобострастным выражением лица похвастаться не может. Равно как его не передергивает смесью презрения и опаски, когда из вертолета вслед за Щербиной выбирается Легасов.А любезный вид с лиц главного инженера и директора станции тем временем смывает, как не бывало. Оба они разом налетают на ученого стервятниками, примериваясь получше, чтобы клюнуть сразу за все: за громкие слова, взвинчивание паники, распространение дезинформации, того и гляди правильную статью припомнят. Кажется, они и фразы друг за другом заканчивают.И Борис, который ни на миг не поверил Легасову в Москве и даже на подлете к реактору, начинает… не верить, нет. Допускать возможность того, что Валерий Алексеевич прав. Тем более, когда тот совершенно не пытается парировать обвинения. Просто смотрит на Щербину спокойным, но малость потерянным взглядом, мол, я же уже объяснил, почему подозрения не ошибочны. И не вступает в стремительно теряющий объективность диалог не потому, что выше пререканий с идиотами, а чтобы не тратить время, которое, судя по быстрым взглядам поверх голов Брюханова и Фомина на дымящий реактор, является более существенным поводом для беспокойства, чем клевета.Легасов снова переводит взгляд на Бориса, будто молчаливо просит помочь. И зампред на эту немую просьбу откликается, роняя с расстановкой:—?Почему я видел графит на крыше? —?а заодно нарочито-спокойно добавляя и пару деталей, которые невозможно ожидать от человека, в атомной энергетике совершенно не разбирающегося.Смятенно сбивчивые и явно отчаянные объяснения про сгоревший бетон его не удовлетворяют, потому Щербина переводит разговор в русло, выгодное ему: предлагает Фомину и Брюханову самим изыскать способ доказать, что Легасов неправ, раз уж у них тут конфликт мнений. Те молчат, не желая даже задуматься, что в глазах Бориса не добавляет им веса.Зато откликается Пикалов, предлагающий подъехать к пожару на оборудованном датчиками бронетранспортере.Легасов задумчиво теребит отворот пиджака и соглашается.—?Нужно понять, идет ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изотопов. Проще говоря, работает ли все еще реактор.Он делает пару шагов вперед, неуверенный, что Щербина прислушается, не иначе как вспомнив ситуацию в вертолете. Но Борис кивает даже раньше, чем Валерий Алексеевич озвучивает для полковника сценарий этой радиационной разведки. Высокомощный дозиметр на капот, защита, свинцовые листы, деактивация отправленного к пожару человека и бронетранспортера сразу по возвращении…—?Поймите, даже свинцовых щитов может быть недостаточно,?— в голос Легасова возвращаются убедительные нотки, соседствующие с извинением.Пикалов, человек по-военному четкий, все это, разумеется, слышит. И решает принять риск на себя.—?Тогда я поеду сам.Щербина успевает заметить короткий сожалеющий взгляд со стороны Легасова, направленный на полковника. Но, посмотрев на безмолвствующее руководство станции, на Бориса, на полыхающее красное зарево и снова?— на Бориса, Валерий Алексеевич почему-то передумывает возникать.***В офицерской палатке Брюханов курит так же суетливо, как до того втаптывал окурок в землю при приближении Щербины. Пепел падает на рукав, рукав нервно теребят, и больше в попытке оторвать, чем стряхнуть пепел. Фомин сидит завидным истуканом, кажется, и дышит-то еле-еле. Оба они, в противовес дивному красноречию на взлетном поле, не сказали с момента отбытия Пикалова ни слова.Сам Борис меряет шагами периметр палатки, и в поле зрения нет-нет да попадает молчаливый Легасов. Который выглядит странно смирившимся, будто никакие данные его уже не впечатлят и не удивят, и этим резко отличается от себя утреннего. От этой перемены неуютно почему-то самому Щербине.А тут еще и вернувшийся на обшитом бронетранспортере Пикалов привносит в понимание подлинной критичности ситуации вторую ласточку. Есть, от чего прийти в восторг.—?Пятнадцать тысяч рентген. И датчики показывают мощное нейтронное излучение.Оправдания дружной двойки Фомина и Брюханова, очевидно, прикрывающей друг другу задницы, Бориса уже не интересуют. Успеть бы разгрести за ними все то дерьмо, о котором благодаря их преступной трусости они и так узнали с задержкой.—?Что значит эта цифра и показания датчиков? —?его гордость уже получила существенную царапину, и Щербина не боится добавить новых, обнажив свое незнание. В конце концов, ученый здесь именно затем, чтобы его компенсировать. —?Реактор разрушен не до конца?—?Не совсем так,?— качает головой Легасов. —?Если там мощные гамма-поля, то нейтронный канал не является достоверным измерителем. Он просто не будет работать в таких условиях.—?Что вы предлагаете?—?Нужно сопоставить изотопы йода. Сделать радиохимические измерения грунта. Это недолго. Но действовать следует быстро. Машину уже дезактивировали? —?Пикалов кивает. —?Отлично. Мне нужен защитный костюм.На секунду Бориса восхищает эта бесцеремонная смелость. Потом включается разум.—?Я не даю разрешения, Легасов. Этим займутся военные.—?Но…—?Вы?— гражданское лицо, я не могу отправить вас к реактору.Валерий Алексеевич меряет Щербину очень упрямым взглядом и поворачивается к полковнику в поисках поддержки. Напрасно, Пикалов явно того же мнения. —?Но военные?— не ученые,?— терпеливо заканчивает Легасов мысль, на которой его прервали. —?Они не смогут правильно сделать замеры и трактовать результат. А у нас нет времени на бесконечные попытки. Поэтому поеду я.—?Вы нужны мне здесь,?— подавив желание выругаться, отрезает Щербина. —?Надо решать вопрос с пожаром, Москва ждет от нас плана действий по ликвидации.На ученого его жесткий тон совершенно не действует. Валерий Алексеевич Бориса уже и в самолете-то не боялся.—?План действий напрямую зависит от того, мертв ли реактор,?— уже привычно уверенно заявляет Легасов и добавляет безапелляционно. —?Не проверим?— не узнаем.?Упрямый, дерзость на грани хамства, еще и память хорошая?,?— вспыхивают у Щербины в голове несуществующие строчки досье на ученого, которое он с удовольствием бы дополнил лично.Валерий Алексеевич испытующе смотрит на него, будто прикидывая, чем еще крыть. Не находит и роняет короткое, но понятное?— не последний аргумент, а просто итог:—?Я нужен там.Борис с неохотой признает, что в этом есть смысл. И приказывает Пикалову, даже не думая перепоручить Легасова кому-то еще:—?Владимир Карпович, сопроводите товарища ученого. Туда и обратно, пулей. И не задерживайтесь. Только те замеры, которые нужны сейчас.***Возвращения Легасова Щербина ждет с куда большим нетерпением. Он не привык бездействовать, но уверенность ученого в том, что пробы критически необходимы, передалась и ему. Борис больше не считает, что Легасов паникует зря. Более того, в вопросах оценки ситуации с научной точки зрения Щербина в достаточной степени доверяет ему. Но только в этом.Когда Валерий Алексеевич возвращается в палатку вместе с полковником, то коротко отчитывается:—?Реактор не работает.—?Что ж, это хорошая новость. Теперь о пожаре. Как это потушить? —?обращается Борис к Пикалову, решив положиться на практический опыт полковника химвойск.Но Легасов вновь принимается оспаривать предложенный сценарий сброса воды. Как в этом человеке одновременно сочетается скромная нерешительность и такая вот выборочная, неуместная деловитость, возражение на возражении, Щербина понимать отказывается.Средняя скорость горения графита?— тонна в час. В четвертом блоке?— около двух с половиной тысяч тонн графита. Грубым пересчетом выходит свыше трех месяцев, если пожар не локализовать.Борис ненавидит математику.—?Как это потушить? —?нетерпеливо повторяет он, на этот раз уже Легасову, раз уж тот считает, что знает больше прочих.—?Мы имеем дело с тем, что еще никогда не происходило на этой планете. Это вам не сценарий по методичке.Наверное, взгляд Щербины весьма красноречив, как и его убийственное нежелание повторять вопрос в третий раз, потому что Валерий Алексеевич, наконец, переходит от оспаривания к предложениям.—?Нужны поглотитель нейтронов и теплоотвод. Карбид бора и диоксид кремния. Бор и песок. Двести… две тысячи тонн. И железная дробь. Возможно, она есть на местных складах, это расходный материал. Бор тоже должен быть, по нормативам.Борис оценивает предложенный план. Не идеальное решение, сопряженное с какими-то своими последствиями, о которых Легасов не распространяется, но не грозит испарениями и может сработать. Это все, что ему нужно знать.—?Смесь будем сбрасывать, не находясь непосредственно над реактором.—?Тогда не долетит,?— вскидывается Щербина, наметанным взглядом видя в плане пробоину. —?Или засыплет не все.Валерий Алексеевич кивает, и Борис делает себе мысленную пометку поменять цифры с учетом рисков и нецелевых сбросов. Раза в два. Или в три? Выбить поставку целиком проще, чем проходить всю эту бюрократическую канитель во второй раз.Он все еще ненавидит математику, но перерасчетами заниматься все равно больше некому.—?… с вертолетов постоянно нужно делать температурные замеры, для этого им придется существенно снизиться. До двадцати метров,?— продолжает расписывать картину ближайших действий ученый.?Замеры?— не проблема,?— думает Борис. —?Организуем, проинструктируем?.—?И, конечно, нужно эвакуировать огромную область…Щербина резко поднимает ладонь, призывая к молчанию. Он привык решать проблемы по мере их поступления. И тушение пожара выглядит сейчас куда реальнее эвакуации. Тем более что в последнем уже отказано.—?Сосредоточьтесь на пожаре.—?Я сосредоточен на пожаре,?— цедит Валерий Алексеевич, явно проглатывая ругательства. —?Ветер разносит всю эту радиацию, и чем дальше, тем больше. Хоть Припять эвакуируйте, она же в трех километрах. И Чернобыль?— в двенадцати.—?Это мне решать.—?Так решайте!—?Мне сказали ?нет?,?— все же проговаривается Борис, отслеживая рассеивающийся ветром дым и пепел. И повторяет себе: нет, сначала пожар. Отчитаться о локализации очага возгорания, потом требовать дальнейших мер. Только так. Без результата они не продвинутся дальше.—?Так вы решаете или нет? —?бьет по больному Легасов, о том даже не ведая.—?Будет проще, если вы будете говорить о том, что понимаете, а не о том, в чем не смыслите,?— холодно обрывает этот бестолковый спор Щербина. —?Не мешайте мне.По лицу Легасова скользит странная, больная усмешка. Ему и в самом деле больно, видит Борис, но чувствовать за собой вину отказывается. Ученые, аквариумные рыбки, в политике не плавающие, на мелководье задыхающиеся. Валерий Легасов тоже вот такая рыбка, вон как глаза пучит. Или это широкие стекла очков создают такую иллюзию?—?Не мешать? —?на повышенных тонах начинает ученый, но совершенно не ожидает, что собеседник посередине разговора просто повернется к нему спиной. Потому заканчивает уже беспомощно-растерянно. —?В чем?Щербина даже не оборачивается:—?Не мешать доставать вам песок и бор.Зря не оборачивается, конечно: Валерий Алексеевич смотрит на него так, будто впервые видит. Будто вместо тупого и заносчивого чиновника с ним на одной площадке внезапно оказался человек, отличающий нейтроны от протонов. И плевать, что в качестве источника этих обрывочных знаний выступил сам Легасов, когда зампред не удовлетворился первичными объяснениями азов ядерной физики. Его слушали. И, что гораздо важнее, слышали.—?Профессор,?— внезапно окликает ученого Щербина и размашистым шагом подходит сам. Цепкий, собранный, будто и не было этой вспышки холодной злости. —?Каковы альтернативы, если песка и бора не окажется в нужном количестве либо их доставка будет существенно дольше организации замены?Валерий Алексеевич снимает оправу и задумчиво трет нос. Забавная привычка.—?Давайте, товарищ Легасов. Самый неблагоприятный сценарий.—?Бор лучше оставить, он эффективен при перемещениях топливной массы непосредственно в кратере реактора,?— переходит ученый на такой же деловой тон. Увы, от излишних деталей это не избавляет. Борис бы их даже с любопытством послушал как-нибудь в другой раз, потому что его опыт нефтегазовой энергетики здесь помогает мало, только для лекций времени нет совсем.—?А вот со стабилизацией температуры при распаде сложнее. Внутри разрушенного блока она скорее всего равна температуре горения графита, то есть полторы тысячи градусов, возможно, до тысячи шестисот. Железа может быть недостаточно. Песок, в теории, способен его заменить, тем более что на высоких температурах будет плавиться, перетягивая энергию на себя.—?А нельзя проще? —?раздраженно спрашивает Щербина. —?Бор и песок не меняем, дробь может быть нерезультативна. Так?Легасов ошарашенно кивает. То ли от напора Бориса, то ли от его умения выявлять среди всего этого информационного шума главное, для которого ученая степень не нужна.—?Что вместо дроби или в довесок к ней?—?Горный доломит и свинец. Глина как фильтр сдержит продукты радиоактивного распада от выхода во внешнюю среду. Свинец создаст защитный экран от гамма-излучения, когда застынет. Если только не выкипит раньше.Смотрите-ка, а в температуре, в отличие от веса, он погрешность учел. Борис одобряюще кивает, вслух же сухо констатирует:—?Иными словами, свинец может испариться, что не решит исходной проблемы.—?Верно. Может даже усугубить,?— вот теперь по лицу Легасова скользит тень неуверенности. —?Мне нужно проверить. Не хватало только добавить радиационных паров и свинцового загрязнения.—?Так проверяйте.—?Я бы и рад,?— ученый сердито трясет портфелем, в котором, как Борис и подозревал, в основном сплошь книги?— и только. —?Но такого справочника здесь нет. Если его и в химцехе АЭС не окажется, нужна связь с Курчатовским институтом.Такой Валерий Алексеевич Борису куда симпатичнее. Проверяющий и перепроверяющий все. Это лучше иной необоснованной самонадеянности, хотя ей он, положим, и не грешил. Вот только с институтом…—?Это… нежелательно,?— находится Щербина с характеристикой поизящнее, потому что прекрасно представляет, как в этой стране поставлена система слухов. Пока докладные исправно ложатся на стол генсеку, а реальные последствия видят только они здесь, в Чернобыле, слухи еще можно сдержать. Но когда информация просочится за пределы комиссии… а если Легасов прав насчет Припяти, то она в любом случае просочится…Нет, Борис подумает об этом чуть позже.—?Давайте все же поищем в химцехе,?— предлагает Щербина и идет к выходу. Валерий Алексеевич не отстает.Пикалов, обнаружившийся в соседней палатке, выделяет сопровождающего, однако предупреждает:—?Там кровля горит. Как и у третьего энергоблока, рядом с которым находится цех.Совсем рядом, хотя полковник не упоминает этого, находится и разрушенный реактор. Борису не нужно смотреть на красное, в полнеба, зарево, чтобы знать это. А еще он знает, что в этот раз настаивать на том, чтобы Легасов не совался туда?— бессмысленно: среди них здесь нет других достаточно компетентных химиков. А ведь может статься, что ученый идет в химцех напрасно, и вопрос с Курчатовским университетом все же придется поднимать.Борис хладнокровно напоминает себе, что в данном случае промедление?— это преступление. И еще надеется, что Легасов найдет то, что ищет.—?Товарищ Щербина,?— уже на пороге палатки оборачивается ученый. Мрачно смотрит исподлобья. —?Вопрос с Припятью нужно решать. Никакая локализация пожара не поможет достаточно быстро.Борис на секунду думает, что, будь ученый достаточно гибким, из него вышел бы неплохой политик. Живой, целеустремленный, убедительный, да и упрямство завидное. Но вот гибкости и умения промолчать в Легасове нет совсем и к такому возрасту не предвидится. Так что сидеть ему в ученых.—?Обсудим, когда выясните про свинец. И постарайтесь побыстрее.