Как поцелуй (1/1)

— Язык — самая гибкая мышца нашего тела. Подумайте обо всем, что вы можете с ним сделать, — говорит Лайонел, чуть подмигнув в ответ на пристальный взгляд Берти. — Вы можете свернуть его в трубочку как вдоль, так и поперек. Вы можете вогнуть или выгнуть его или сделать плоским.Высунув язык, Лайонел наглядно демонстрирует все его возможности и жестикулирует, будто приглашая Берти подойти ближе, но тот помнит из прошлых уроков, что это всего лишь требование повторить упражнение. Он пытается подражать движениям языка Лайонела и ощущает, как розовеет его лицо. Он краснеет всякий раз, когда Лайонел давит на его диафрагму или поглаживает челюсть, чтобы Берти понял, как сокращаются и работают те или иные мышцы при разговоре.— Вы можете прикоснуться кончиком языка к своему нёбу или зубам, в то время как его задняя часть остается внизу, — для иллюстрации Лайонел издает звуки ?д? и ?т?. — Или вы можете приподнять заднюю часть языка, при этом его кончик будет прижат к нижнему нёбу, например, когда вы произносите звук ?к?. Ну разве это не прекрасно?Берти знает, что смотрит не только на язык Лайонела, но и на форму его губ и разбегающиеся вокруг глаз морщинки, которые свидетельствуют о том, что их владелец улыбается даже в тот момент, когда занят преувеличенно четким артикулированием. Румянец ползет вверх по шее Берти.— М-мой язык не п-п-проблема, — заикается он.Влюбленность Лайонела в звучание слов сразу бросается в глаза. Он влюблен не только в родной язык или драматические монологи из пьес Шекспира, которые обожает цитировать, но и в сам процесс речи: как воздух проходит через голосовые связки и, обработанный на своем пути языком, челюстью, носом и губами, превращается в звук. Лайонел не стесняется своего австралийского акцента, который даже не пытается скрыть, и Берти слышит его обрывистые гласные, над которыми потешается прислуга во дворце, хотя их собственное произношение вряд ли бы пришлось по вкусу учителям Берти.Абсолютно ничего не стесняясь, Лайонел любит играть со звуками. Он одинаково искусен в подражании приглушенным крикам голубого пингвина и визгу тасманийского дьявола. Берти никогда не видел ни пингвина, ни этого дьявола, ведь они обитают в той части Британской Империи, где родился Лайонел и куда Берти вскоре отправится нанести королевский визит по воле своего царственного отца.— Произнесите звук ?к? с улыбкой и сразу почувствуете, как расслабился язык, — предлагает Лайонел.Берти знает, насколько нелепо он при этом выглядит, однако обнаруживает, что может выговорить слово ?король? без запинки.— Но я не могу гримасничать во время публичной речи! — возражает он чересчур резко, хотя Лайонел этого не заслужил, однако гнев помогает произнести все слова гладко.Лайонел понимает. Он всегда понимает.— Вам не придется проделывать это каждый раз, но это полезный опыт, — настаивает он. — Теперь попробуйте звук ?п?. Сложите губы вот так…Прислонившись к Берти, он вытягивает губы, словно собираясь для убедительности поцеловать его. Берти заставляет себя сидеть неподвижно и не откидываться назад, как это бывало на первых занятиях, когда пальцы Лайонела оказывались на его шее или подбородке, вынуждая сердце учащенно биться.Берти прекрасно знает, что приходит на занятия каждый день не только потому, что уроки дают свои плоды. Помимо этого, он жаждет получить те восхитительные ощущения, которые дает ему Лайонел во время занятий. Все, что тот делает, чтобы научить Берти контролировать дыхание и расслаблять челюсть, заставляет его дрожать, и приятная истома охватывает не только мышцы лица или горла. Она начинается и в тех местах, которые не имеют никакого отношения к речевому аппарату. Берти уверяет себя, что это просто реакция организма. У него, непривычного к прикосновениям других людей, даже легкое касание вызывает дрожь.Когда Берти женился на Элизабет, в первые дни после свадьбы выяснилось, что они по-разному воспринимают прикосновения. Невинные проявления нежности — легкое поглаживание или пожатие руки было для Берти знаком согласия последовать в постель. На самом же деле Элизабет просто привыкла постоянно трогать своих сестер и подруг, и это не означало ровным счетом ничего. Она находила пылкость Берти чрезвычайно вульгарной. Тот научился сдерживать себя, не показывая, что ее дежурные поцелуи причиняют ему боль, поскольку иначе рисковал остаться вообще без поцелуев.— Ну что, попробуем? — Голос Лайонела завлекает и завораживает, он совсем не похож на нежные, но решительные отказы Элизабет, столь частые с тех пор, как родилась дочь.Берти проще смириться с отказами, чем лишиться последних крох ее расположения. Несомненно, Элизабет права, глупо с его стороны желать большего в династическом браке.Он поджимает губы так, как показывает Лайонел.— Куриная гузка, — говорит Берти саркастическим тоном, чтобы скрыть смущение.Слова выходят легко, как звуки гласных. Как объяснял Лайонел, произносить гласные намного проще, потому что при формировании звука воздух не встречает сопротивления языка или челюсти — будто стон наслаждения.— Красавчик! — тепло улыбнувшись, произносит Лайонел. — Теперь попробуйте произнести ?публика?, ?президент? и ?принц?.Слово ?принц? вечно доставляет неприятности Берти, хотя ?королева? и ?король? могут дать ?принцу? фору. Берти думает о пальцах Лайонела, которые касаются его горла и заставляют почувствовать, как смещаются кожа и мышцы, когда он выталкивает из себя звуки. Невольно Берти расплывается в улыбке, и его нижняя челюсть расслабляется.— Принц, — говорит он, вытолкнув воздух нижней губой. — Подожмите эти прелестные губы. Как для поцелуя.Лайонел вскидывает брови и тут же улыбается Берти в ответ.— Как поцелуй, — соглашается он и медленно складывает губы для формирования звука ?п?, — Превосходно!