Глава 23. Видения (1/1)

Казалось, Танос никогда не спал.Какой бы глухой ни была ночь и каким бы напряжённым ни выдавался день, ей предшествующий, скорее всего, заглянув в покои титана, вы застанете его бодрствующим. Он будет корпеть над очередным проектом или же заниматься какими-нибудь расчётами, а может, лёжа в постели и подложив под голову руки, просто думать о чём-то таком же вечном, как и он сам... Подобные картины, не отличающиеся, по правде говоря, разнообразием, и наблюдали дамы, если по каким-то причинам в экстренном порядке им приходилось вторгаться в личное пространство титана. Но если бы кто-то зашёл к Таносу сейчас, он бы сильно удивился, ведь титан без затей и чисто по-человечески спал.Даже во сне, сквозь пелену привычного сумбурного бреда, мозг Таноса, как, впрочем, и большинства других существ, продолжал обрабатывать и анализировать бесконечный поток разнородных данных, сотканный из мыслей и чувств, пронёсшихся через него за день.За обедом женщины снова говорили о возвращении. И если тогда Танос не придал разговору особого значения, поглощённый мыслями иного, более существенного для текущего положения дел толка, то теперь именно этот маловажный эпизод стал причиной того, почему сейчас Танос то бродил по полю битвы, ища среди гор обезображенных трупов Перчатку, при этом, к своему стыду и ужасу, не помня, как та должна выглядеть, то вдруг почему-то только высаживался меж развороченных взрывами построек, занесённых не по-земному красноватым песком, и ждал всё никак не наступающего сражения. Тишина и пустота, не свойственные битве, в одно мгновение сменились грохотом орудий, многоголосьем криков и лязгом металла о металл. Ощущение какой-то фальшивости происходящего наконец спало, и Танос погрузился в родную для него стихию — войну. О какой бы мирной жизни порой ни грезил он бессонными ночами, вечная битва и беспрестанное кровопролитие слишком прочно вошли в неё, настолько, что в какой-то момент перестали казаться противоестественными. Когда Танос впервые понял это, то ужаснулся собственной деформации и зарёкся, что не будет убивать сверх необходимого. Оттого-то и было так погано на душе каждый раз, когда гибли те, кто, по его мнению, должен был жить.Внезапно Таноса захлестнуло волной бегущих в панике гуманоидов, среди которых он судорожно пытался и никак не мог выхватить взглядом отделившихся, вопреки его запрету, и потому потерявшихся в месиве сражения ещё по прибытии дам. Тисками грудь сдавила липкая тревога, одновременно с которой раздался уже знакомый оглушительный рёв, больше похожий на хлопо?к, и ослепительно-яркая вспышка, болезненно ударившая прямо в глаза, заставила Таноса проснуться.Скорее инстинктивно, нежели осознанно, он вытянул в сторону руку и подхватил оседающую на пол возле кровати Небулу. Сердце гулко гремело где-то у самого горла.***Время летит быстро, хотя порой и кажется, что сутки — одни, затем другие — тянутся вечность. Но стоит оглянуться назад, замереть хотя бы на миг в этой кутерьме событий, значительных и не очень, и становится видно, что дни несутся с немыслимой скоростью, подобно звёздам, мелькающим синими и красными лентами в иллюминаторах Санктуария. Работа над Ускорителем кипела. С каждой вмонтированной деталью материалов становилось всё меньше, и команде приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы получать максимум пользы от имеющихся на руках скудных ресурсов. Обида Шури в скором времени истлела, подобно тому, как тлеет ветхая бумага, а смущение забылось, и любые возникающие в процессе разработки сложности с лёгкой руки принцессы превращались в задачи и решались в лаборатории бок о бок с Таносом. Как и прежде, Шури и Танос занимались мозговым штурмом, а затем в уже привычном порядке делились на две команды и с противоположных концов приступали к Ускорителю. Дроны также успешно выполняли возложенные на них функции, подтверждая верность расчётов и оправдывая все риски, на которые ради их создания пришлось пойти Таносу. И всё бы продолжало течь в привычном русле, мерно покрываясь пеленой рутины от собственной безукоризненности, если бы по неизвестным причинам то тут, то там не начали возникать и накапливаться разного рода неисправности.Задания распределялись таким образом, чтобы каждый был в силах успешно справляться с ними, и потому проверку начали с ботов, обвинив их во всех смертных грехах и один за другим прогнав каждый по нескольку раз на наличие разного рода сбоев. Угрохали на это немало сил и кучу времени, но, как и предполагалось, ничего не нашли — машины работали до неприличия точно. Если проблема не в технике — значит, дело в людях.Несколько дней Танос пристально наблюдал за работой женщин и наконец заметил, что все неполадки возникают на участках, за которые ответственна Небула. Это открытие немало разочаровало его, хотя и не удивило. Танос ощутил вину за происходящее, потому что уже давно ожидал чего-то подобного от недужной дочери и должен был сразу отстранить её от работы, как только в его голову закрались первые сомнения по поводу компетентности Небулы. Но Танос поддался на её уговоры и заверения и позволил ей и дальше заниматься трудоёмкими и точными процессами, за что сам же сейчас и расплачивался впустую потраченным временем и бесценными сгоревшими платами. Танос уже собирался объявить о своём наблюдении команде и в первую очередь поговорить с Небулой, когда та сама пришла к нему с повинной. Она сделала бы это и раньше, но до последнего надеялась, что не в ней кроется причина всех проблем. Несмотря на необъяснимую болезнь, Небула не хотела быть для команды бесполезной и ещё больше боялась стать обузой, и потому, понимая, что поступает безответственно, всё равно продолжала трудиться наравне с остальными, превозмогая боль сквозь плотно стиснутые зубы. Но у всего есть предел прочности, и у Небулы, какой бы закалённой она ни была, тоже. И он подошёл к концу.Таносу пришлось отстранить дочь, которая в этот раз не стала противиться его решению: она понимала, что дальше работать не сможет — не осталось сил. И уже больше месяца команда трудилась над установкой без Небулы, что сильно замедляло процесс. Таносу было невыносимо смотреть на страдания дочери, но и помочь ей ничем, кроме как делать вид, что не замечает столь ненавистной для неё ?слабости?, он не мог. Ни ему, ни Шури не удавалось определить причину всё усиливающихся мигреней Небулы, так как мозг её представлял собой сложнейший механизм, и процессы, происходящие в нём, можно было лишь фиксировать, но никак не отслеживать. Небула всё больше замыкалась в себе. На любые попытки заботы со стороны подруг отвечала чисто механически, говоря, что ей уже лучше, хотя с каждым днём состояние только ухудшалось. В конце концов Небула вовсе перестала выходить на контакт без особой на то необходимости, чаще пребывая в каком-то собственном мире, сотканном из мучений и безысходности, что, хотя и раньше было присуще ей, сейчас приобрело по-настоящему ужасающие масштабы. Остальным женщинам не оставалось ничего, кроме как невольно перенять тактику Таноса и делать вид, что ничего страшного с напарницей не происходит, одновременно с этим терзаясь постоянным чувством вины за своё бездействие.***Шла вторая неделя, как ни на минуту Небулу не оставляли жуткие головные боли. Казалось, ещё немного — и черепная коробка просто расколется от распирающей её изнутри неведомой губительной силы, что, учитывая кибернетическую сущность Небулы, было вполне возможным. И если раньше случались периоды затишья, когда болезнь будто бы наконец отступала (хотя стоило этой мысли робкой надеждой постучаться в сознание киборга, как боль, словно желая ударить посильнее, возвращалась), то теперь мигрень не удавалось глушить даже препаратами. Блокирование ноцицепторов, на которое так рассчитывала Небула и с которым так долго, по?ходя пытаясь отговорить дочь, пока ещё не поздно, возился Танос, не уверенный, что сможет потом восстановить прежние функции, не помогло: боль не билась в клетках тела, она локализовалась прямо в агонизирующем мозге. В последние несколько дней к мигрени, перекочевав из вязких тяжёлых снов, прибавились галлюцинации. Небуле стало по-настоящему страшно. Не в силах больше терпеть, она покинула общую комнату и медленно, придерживаясь за отрезвляюще холодную стену, пульсирующую от ухающей в висках боли, побрела в единственное место, где ей, как она надеялась, могли помочь — к отцу. ***Танос спал. За последние несколько месяцев постоянных сбоев, часто случавшихся уже после отбоя, когда уставшая за день команда расходилась по комнатам в надежде вкусить хоть немного заслуженного отдыха, Танос привык оставлять дверь незапертой, чтобы к нему всегда был доступ. Ведь каждая секунда промедления стоила дорого, а засыпал он порой крепко, восполняя растраченную за несколько предыдущих бессонных ночей энергию, и тогда достучаться до него, в прямом смысле этого слова, было непросто. К тому же Танос не опасался за свою жизнь: сейчас едва ли кому-то из женщин могло прийти в голову пытаться его убить. Путь до комнаты отца показался Небуле вечностью. Без стука она отворила дверь и беспрепятственно прошла внутрь. Среагировав на постороннее присутствие, зажёгся свет, болезненно ударив по обострённо чувствительным глазам. От оглушающей яркости спазмом перехватило дыхание, и Небула почувствовала, как стремительно покидают её и без того скудные силы. Колени предательски дрогнули и подогнулись... Но удара о твёрдую поверхность быстро приближающего пола не последовало, лишь с силой мотнуло в сторону. От толчка, или всё же от истощения, сознание Небулы, подёрнувшись мутной пеленой, начало таять, и её поглотила чёрная пучина, даруя наконец столь желанное беспамятство.Танос не сразу понял, что произошло. Но стоило схлынуть последним отголоскам сна, как пришло страшное осознание, а вместе с ним вернулась и окутавшая ещё в полночном бреду тревога.Затянув дочь на кровать, Танос навис над ней, пытаясь найти хоть какие-то признаки жизни. Со стороны его действия выглядели уверенно и чётко, но, присмотревшись, можно было заметить, как Таноса бьёт крупная дрожь. Искать пульс или слушать сердце бессмысленно — усовершенствованное, оно работает бесшумно. Но дыхание, хоть и слабое, всё же, пусть и не сразу, уловить удалось, как и заметить реакцию на свет зрачков, аккуратно подняв неплотно прикрытое веко и долго вглядываясь в обсидиановую бездну сплошной радужки.Жива. Танос облегчённо выдохнул. Спустив на холодный пол босые ноги, он стал ждать. Это единственное, что ему оставалось делать.Боль пришла раньше, чем вернулось сознание. Судорожно сглотнув, Небула с трудом открыла налившиеся, будто свинцом, веки и, увидев в образовавшуюся щель размытое очертание спины Таноса, на грани слышимости сипло проговорила:– Отец... Воды…Танос дёрнулся и обернулся. Небула могла поклясться, что никогда прежде не видела выражения, с которым он посмотрел на неё, прежде чем удалился за жидкостью, но отчего-то оно показалось ей смутно знакомым... Промочив пересохшее горло и совершив несколько безуспешных попыток сесть, Небула, почти уткнувшись лицом в подушку, тихо продолжила:– Отец, я больше не могу…Стоявший до этого в нерешительности с пустой тарой в руках Танос опустился рядом с дочерью и мягко провёл ладонью по прохладному лбу. Небула поморщилась. От пускай лишь кажущегося ей жара прикосновения запульсировало в висках. Увидев реакцию дочери, Таноса убрал руку:– Ты совсем плоха…– Мигрень меня убивает... Я уже несколько недель почти не сплю. – Снотворные?– Не помогают… У меня га...цн...Танос и до этого с трудом различал слова Небулы. Она говорила тихо, временами глотая целые куски предложений, но сейчас и вовсе, уткнувшись в подушку, шептала что-то невнятное. – Небула, что ты?.. – Танос осторожно развернул дочь к себе за плечи. Воспалённые глаза её болезненно блестели.– У меня видения. Я боюсь… Мне кажется, я схожу с ума, и… – Веки Небулы мелко подрагивали, то и дело плотно сжимаясь от накатывающих волнами спазмов. Собрав последние силы, трясясь всем телом, она, закрыв лицо ладонями, почти прокричала: – Я не могу больше! Отключи меня!.. Не могу…По спине Таноса, обжигая холодом, пробежали липкие мурашки: насколько должно быть невыносимо больно, чтобы всегда такая сильная Небула — его стойкий оловянный солдатик — попросила её убить?..Небула была на грани, но не билась в истерике, не плакала — она ждала, не зная, чего боится больше: отказа отца или его согласия... При взгляде на неё невозможно было догадаться о целой буре разрозненных мыслей и противоречивых чувств, терзающей в эту минуту механическое, но умеющее страдать не меньше, чем любое живое, сердце. Однако Таносу и не нужно было гадать. Он знал, что творится в душе его дочери, потому что в его собственной сейчас происходило то же самое. Танос придвинулся к Небуле и, утопив её в могучих объятиях, аккуратно прижал к груди. Он почти никогда не обнимал ни её, ни Гамору, как, впрочем, не обнимал он вообще никого. Когда вся твоя жизнь — служение на благо Вселенной, не до сантиментов. И оттого порыв его был неуклюж, но так искренен…Из-под тяжёлых век Небула взглянула на отца. Слёзы её, долгое время блестевшие на ресницах, сейчас абсолютно высохли, а глаза потускнели, и поблекший взгляд теперь казался совершенно безжизненным. – Нельзя, родная, – Танос слегка покачивался в такт биению собственного сердца, будто убаюкивая лежащую у него на коленях дочь, – надо бороться.– За что?– За жизнь.Небулу затрясло, черты её заострились, и со злостью, насколько хватало сил, она сжала в кулак бионическую руку:– Это не жизнь! Вся моя жизнь — не жизнь... – Прости меня. Я был слишком к тебе суров… – Танос понял, что повторил услышанное от самого себя. Но это были верные слова.– Ты! – Небула ударила Таноса в грудь, но он не почувствовал боли, так слаба была сейчас киборг. – Ты калечил меня!– На то были причины, дочка... Ты сказала, видения?– Что? – Небула опешила от такой быстрой смены тем. Даже боль, не то что гнев, казалось, стихла.– Видения. Ты сказала, у тебя были видения. Какие именно?Небула задумалась. Описать весь тот поток разнородного бреда, мучающего её, было непросто. Порой, пробудившись, она не могла вычленить из сна хоть какие-то осмысленные образы, лишь продолжала раз за разом прогонять с каждым мгновением всё больше ускользающие от неё отзвуки ощущений. – Сначала я просто видела сны. Там всегда был ты, а я… Мне было больно. И страшно... – Это признание далось Небуле тяжело. Она замолчала, погрузившись в себя. Её рука, так и оставшаяся лежать после удара на ключице Таноса, непроизвольно сжалась, смяв ткань рубашки, и весьма ощутимо прихватила вместе с ней нежную кожу шеи. Танос отстранил кисть дочери, но не выпустил из своей и продолжил машинально перебирать, лишь на первый взгляд, такие хрупкие пальцы... Небула не воспротивилась и впитывала эти непривычные ощущения, теплом и спокойствием разливающиеся по всему телу, даруемые такой редкой отцовской лаской. Собравшись с мыслями, она продолжила: – …а в последние дни появились такие же галлюцинации. Обрывки какие-то, будто из воспоминаний… Но это не могут быть они. Я проверяла.У Таноса от поразившей его догадки перехватило дыхание. Почему он не подумал об этом раньше? Ведь то, что сейчас пришло ему в голову, было единственным не проверенным вариантом. И оттого единственным возможным.– Мне кажется… Нет, я уверен, что могу тебе помочь. Надо в лабораторию. Идти сама можешь?– Да, – Небула качнулась вперёд, чтобы поставить на пол не достающие до него ноги, и едва не упала, потеряв равновесие. В вертикальном положении она осталась только благодаря тому, что её снова поддержали сильные отцовские руки. От резкой смены положения чуть стихшая ранее боль вернулась с новой силой. Небула зажмурилась и замерла, ожидая пока пульсация в висках хотя бы немного стихнет. Танос же не стал ждать, когда дочь придёт в себя. По его прикидке, идти сама она всё равно не сможет. Посадив Небулу на руки, он вышел из комнаты.***Танос быстро двигался по тускло освещаемым красноватым светом похожим один на другой бесконечным коридорам Святилища. То и дело он срывался на бег, отчаянно желая как можно скорее доставить дочь туда, где он наконец сможет ей помочь. Но тряска даже от шагов для Небулы была мучительна, и, отрезвляемый тихими стонами, непроизвольно срывающимися с её губ, Танос замедлялся. Идти в лабораторию в обход перекрытым из-за обвалов отсекам долго. Но она им и не понадобится — в мастерской есть всё необходимое. И до неё ближе. Вильнув в противоположную от ранее намеченного прохода сторону, Танос, казалось, в сотый раз проклял размеры и сложность организации собственного корабля…Сейчас, пока Танос движется, петляя лабиринтами коридоров, не лишним будет обдумать последовательность действий, чтобы не тратить на это время после, когда его будет катастрофически не хватать. Но мысли, как назло, заняты совсем не тем, и никак не удаётся сконцентрироваться.Танос боится, что ошибся, что надежда, которую дал Небуле, ложная, и что всё это зря. Но отступать, тем более теперь, нельзя. Он должен попытаться всё исправить. Ведь в том, что сейчас происходит, есть и его вина... Танос перебирал в памяти всех известных богов, моля их лишь о том, чтобы успеть живой донести до отсека всё больше слабеющую с каждой минутой у него на глазах Небулу. Моля, чтобы его догадка подтвердилась... И пусть Небула думает, что для Таноса она не более чем умелый воин, удобное орудие в достижении его цели, он не может лишиться дочери совсем по иным причинам. И он обязательно скажет ей об этом. Потом.Танос взглянул на Небулу, прикрывшую отяжелевшие веки и оттого кажущуюся мирно спящей. На его руках она выглядела совсем ребёнком. И от этой мысли Таноса захлестнуло до боли знакомое чувство смятения, и что-то в часто вздымающейся от волнения и быстрой ходьбы груди свернулось в тугой узел... Когда-то очень давно, словно то было в прошлой жизни, он уже носил по этим мрачным коридорам, точно так же больше всего на свете страшась опоздать, всхлипывающую от боли синекожую малышку…Оказавшись наконец в мастерской, Танос не стал медлить и уже отработанным движением подвесил дочь в воздухе и подключил к порту в её голове, расположенному там, где когда-то находился мозжечок, толстый кабель. Без него попасть к глубинным компонентам кибернетического мозга невозможно. Стены мастерской давят, поднимая из самых глубин души чувство какого-то первородного ужаса. С этим местом у Небулы связано слишком много плохого. Внутри от разом нахлынувших воспоминаний всё уже привычно холодеет... И Танос знает, отчего его бесстрашная дочь вся словно сжимается в комок.?Лучше бы она была без сознания?.Но жить Небула хочет больше — и страх отступает, оставляя после себя лишь тягостное волнение. Киборг покорно терпит и ждёт. У неё нет повода не доверять отцу. И в этот раз, даже ?распятая?, она рада, что устройство держит её ослабевшее тело…Танос без труда подключается и погружается в созданную когда-то им самим систему, много лет работавшую без единого сбоя, но всё же оказавшуюся не идеальной. Если не знать, что искать, найти это невозможно. Но Танос знает. Он будет проходить уровень за уровнем, пока не дойдёт до самого глубинного. Именно на нём пишется сама суть Небулы, и именно с него берёт начало её сознание. Проблема, если всё-таки он не ошибся, должна быть там…Раздавшийся внезапно высокий неприятный звук отвлёк титана. Это сообщил о резком ухудшении состояния киборга мониторинг её систем. Танос знает: и для здорового тела то, что он сейчас делает, мучительно, а для измождённого несколькими месяцами нескончаемых страданий — тем более. Нужно ускориться. Но и торопиться нельзя. Любая ошибка может стоить Небуле если не жизни, то как минимум рассудка. Зашкаливающий красным индикатор твердит, что ещё немного — и от боли она потеряет сознание, а затем, если Танос не успеет всё исправить или хотя бы вернуть то, что было, наступит точка невозврата. И титан не нуждается в подсказках компьютера, чтобы знать это. Он слышит, как хрипит, срываясь на крик, находящаяся на грани агонии Небула. Руки предательски дрожат. Но для слабости сейчас нет времени. Больше он не позволит себе отвлекаться. Танос продолжает. Секунды успевают показаться часами, прежде чем...– Нашёл! Потерпи ещё немного!.. Но Небула уже его не слышит. ***Блокировки на файлах, к которым доступ есть только у Таноса, потому что именно он ставил их, отчего-то оказались частично повреждены. Вероятно, из-за сбоя в системе после удара обломком во время обрушения. Но сейчас уже не важно, почему. Сейчас уже ничего не важно…Реальность постепенно начинает возвращаться, но боли, такой ядовито-жгучей, Небула больше не чувствует. Она ушла. От этого ощущения кажутся какими-то ненастоящими: Небула успела забыть, каково это — каждое мгновение не испытывать страданий. Но вновь вспоминать это приятно. Дышать становится легче…И всего-то нужно было открыть доступ к архивированным данным. Танос радуется, словно маленький ребёнок, но вглядываясь в лицо дочери, понимает — что-то не так.Монитор вновь надрывно ревёт. Показатели неудержимо рвутся вверх: частота дыхания, пульс, уровень адреналина — всё стремительно растёт.В голове у Небулы каша из разом нахлынувших новых образов, чувств, мыслей… Она не может понять, что это, откуда. Ощущения такие, будто жизнь проносится перед глазами. Её жизнь, но будто и не её, незнакомая. Чужая…Воздушные тиски больше не поддерживают, а душат. Хочется освободиться. Небула дёргается, изворачивается, выгибаясь так, что кажется ещё немного — и не выдержит искусственный позвоночник, переломится. Всё это длится не больше нескольких секунд, но для Таноса время снова будто останавливается, и он успевает подхватить наконец высвободившуюся из мёртвой хватки механизма дочь.Титан держит её, прижимает к себе, желая показать, что всё уже хорошо, что она не одна, но Небула отталкивает его, отворачивается и отходит к стене, упираясь в неё ладонью. Мир вокруг плывёт и подёргивается — без опоры киборг не выстоит.– Дочка? – Танос в нерешительности делает шаг в сторону Небулы, но звук её голоса, ставшего ещё более охриплым от надрывного крика и оттого кажущегося чужим, заставляет замереть. – Что это? Откуда? – Небула говорит чётко, уверенно, словно и не было всей этой мучительной пытки.– Это твои воспоминания…– Почему? Зачем ты скрывал их от меня?– Чтобы ты могла жить.– Я умираю?– Умирала. Сейчас нет. Болезнь отступила, когда тебе было пятнадцать... Когда я установил последний имплант.Танос всё же решился и подошёл к Небуле, аккуратно опустив руки на её напряжённые плечи. Но она снова оттолкнула его. Сама не своя, шатаясь от слабости, Небула взглянула на отца с нескрываемой злобой и на всё ещё плохо слушающихся ногах двинулась к выходу из отсека. Танос последовал за ней, собираясь проводить, а если понадобится, то и донести, но подобный порыв Небула не оценила:– Не надо ходить за мной. Сама дойду. – И она скрылась во мраке дверного проёма.Танос тяжело привалился к стене и медленно сполз по ней вниз. Сидя на холодном полу, всё ещё трясущимися руками он наконец стёр с лица выступивший от напряжения пот. Не так он представлял себе этот разговор.Во что бы то ни стало, он должен будет объясниться. Как только Небула придёт в себя и эта каша в её голове уляжется, у неё появится много вопросов, и на каждый из них Танос готов дать ответ. Но пока Небуле нужно отдохнуть. И ему тоже. Танос смертельно устал. Моральное истощение всегда било по нему в разы сильнее физического. Вставать не хочется, и Танос просто привлекает к себе монитор: нужно проследить за Небулой. Она сейчас слишком слаба, и отпускать её одну в таком состоянии опасно.***Хотя боль стихла, адреналин всё ещё давал о себе знать, и Небула сумела на своих двоих практически без остановок добраться до комнаты. Дверь, сперва с громким скрипом отворившаяся, а затем гулко захлопнувшаяся, разбудила соседок.– Небула? Всё в порядке? – Кэрол первой отреагировала на появление напарницы. Что-то в её облике смущало Дэнверс, но она никак не могла сообразить, что именно.– Где ты была? Что случилось? – Гамору встревожило долгое отсутствие сестры. Небула ещё никогда не пропадала несколько часов кряду без предупреждения.– Ничего. Спите. – Не раздеваясь, Небула рухнула на кровать и безо всяких объяснений отвернулась к стене. Усталость дала о себе знать, и Небула моментально уснула. С тем сумбуром, творящимся сейчас у неё в голове, она разберётся потом, когда для этого появятся силы.