Глава 21. Дурочка (1/1)

Шури проснулась на удивление легко. Молодой, не ухищрённый превратностями праздной жизни организм успешно справился с полученной от своей хозяйки прошлым вечером изрядной порцией алкоголя и не мучил её похмельем. Лишь немного кружилась курчавая растрёпанная голова, и хотелось пить. Принцесса в полудрёме пошарила рукой по прикроватному столику и ухватила флягу со столь желанной жидкостью, заботливо оставленную для неё кем-то из соседок. Но стоило Шури сделать глоток, как горло обожгло, будто туда полилось расплавленное железо. Нет, во фляге не было ни спиртного, ни горячего чая — только чистая вода. Но с ней к принцессе бурлящим потоком хлынули с преумноженной яркостью воспоминания минувшей ночи. Бутыль выскользнула из ослабевших враз пальцев и с глухим стуком упала на пол, орошая своим содержимым ковровое покрытие.Шури захлестнуло отчаяние. Обхватив руками голову и вперившись во всё разрастающуюся у ног лужу, она сбивчиво бормотала:– Нет, нет, нет! Только не это… Баст, пощади, пусть это будет сон, пусть будет сон... Но всё произошедшее, к ужасу принцессы, было столь же реально, сколь и она сама. Такого стыда Шури не испытывала ещё никогда в жизни. Последними словами она бранила себя и за то, что напилась: ?Не умеешь пить — не пей! Никогда, считай, и капли в рот не брала, а тут вдруг на подвиги потянуло... Дура!? И за то, что не сумела скрыть чувств: ?Ведь знаешь же, что глупости это всё. Что переболит, забудется. Нет ведь, всё туда же!? А главное, Шури не могла простить себе того, что заявилась посреди ночи к Таносу... ?Да ещё и чёрт знает зачем!..?В голове этим безрадостным мыслям противно вторил гаденький голосок, усугубляя и без того беспросветное положение своей хозяйки: ?Зачем-зачем… Ты к нему приставать пришла — вот зачем!?К горлу подступил комок — от переизбытка эмоций просился наружу вчерашний ужин. Принцесса чувствовала себя как никогда мерзко. Нет, ей не было противно от поцелуя — он был тёплым и невинным — Шури даже подумать не могла, что Танос вообще способен быть таки?м. Ей была отвратительна она сама.Но даже во всей этой скверной ситуации нашёлся плюс — ни о какой влюбленности больше не шло и речи. Все чувства, до этого утра казавшиеся Шури такими сильными, такими долговечными и неподдельными в один миг словно улетучились подобно водяному пару. Но легче ей от этого не стало — надуманная любовь испарилась, а вот осадок остался.Принцесса не понимала, как ей теперь вести себя дальше. Как после такого позора показаться на глаза Таносу? Раньше она не могла представить себе, что мнение титана будет её хоть сколько-то волновать. Но за всё то время, проведённое с ним бок о бок за совместной работой, в которое Танос к тому же обучал Шури всему, что могло быть не только полезно для их общего дела, но и просто интересно и познавательно ей самой, он стал для неё наставником, которого порой так не хватало на Земле, а его авторитет более не подвергался Шури сомнению. И пусть раньше она относилась к Таносу с настороженностью, на что у неё, как и у остальных на этом корабле и за его пределами, имелись вполне небезосновательные причины, то сейчас она была уверена, что на Таноса можно положиться. Да, он не был ?хорошим?, но и мерзавцем его назвать после всего того, чему свидетельницей довелось стать Шури, она не могла. Охваченная чувством, принцесса часто и много думала о том, что же движет Таносом. Почему он делает то, что делает, и как вообще это характеризует его. И то, что изо дня в день Шури наблюдала собственными глазами в стенах Санктуария, никак не вязалось с тем, что она видела на поле битвы и слышала от окружающих: Танос, которого знала она, был спокойным и мудрым, но одновременно с ним существовал и другой титан, ведо?мый одному ему известной силой, способный убивать миллионы, считая это милосердием и руководствуясь совершенно идиотским, по мнению не только принцессы, но и любого здравомыслящего существа, планом. И всё это — один и тот же Танос. ?Чужая душа — потёмки. Бейся не бейся, правды не узнаешь?. И потому однажды Шури решилась спросить Таноса напрямую. Но, когда она всё-таки набралась смелости и обратилась к нему с вопросом, не стоит ли попробовать нечто иное, обойтись без убийств триллионов, Танос ответил только то, что он над этим работает, и сменил тему. Намёк Шури поняла и больше об этом разговоре старалась не вспоминать.Но всё это происходило ?тогда?: проекты, дискуссии, — а теперь Шури была более чем уверена, что Танос её презирает. Не может не презирать, потому что даже она сама себя презирает… Принцесса тихо завыла, покачиваясь взад-вперёд на кровати, но следующая пришедшая в несчастную голову Шури мысль и вовсе заставила её нутро сжаться: ?Он, наверное, уже всем рассказал... Окойе…?***Весь день Шури, вопреки стараниям, вела себя даже по её собственным меркам странно: она была тихой, дёрганой, не шутила и не заговаривала ни с подругами, ни с Таносом. Шури наблюдала за окружающими, стараясь понять, в курсе ли они произошедшего, но никто ни жестом, ни словом не выдал, что что-то знает.?Всё-таки не проболтался. Хотя чему я удивляюсь…? Сам Танос также ходил будто ни в чём не бывало, и это вместо облегчения почему-то приносило Шури немало страданий. Но, как бы она ни была уверена, что на её изменившееся поведение никто не обратил внимания, настороженность принцессы не осталась незамеченной. Однако женщины списали эту зажатость на вчерашнюю гулянку: ну перебрала, с кем не бывает, а теперь, наверное, нехорошо, вот и хмурая, — и потому не придали значения. Даже Окойе, тонко чувствующая малейшие изменения в настроении своей подопечной, подобные рассуждения сочла логичными и не стала терзать девочку расспросами. Да и, по правде говоря, на вчерашнем празднестве генерал недалеко ушла от своей принцессы и всё утро страдала похмельем. Всё-таки зря они отказались от предложенного Таносом ?выходного?…День для Шури тянулся болезненно долго, но он прошёл, а за ним вереницей таких же унылых и тяжёлых минула неделя, началась следующая.Шури уже не ощущала стыда так остро, как в тот, первый день, однако переживания её по-прежнему не покидали. Принцесса старалась скрывать их ото всех и даже неплохо преуспевала в этом.Шури боролась со стрессом двумя известными ей способами: ?А? — заедала, что отнюдь никак не сказывалось на её тонкой и гибкой, словно тростинка, девичьей фигуре, и ?Б? — придумывала альтернативные варианты развития событий той злополучной ночи.Один из таких сюжетов даже заставил Шури впервые за несколько дней рассмеяться. Она подумала, а что было бы, поменяйся они с Таносом ролями, и представила, будто не она заявилась посреди ночи пьяная и беззащитная к титану признаваться в чувствах, а напротив, он пришёл просить её о милости. А она бы гордо и мудро отказала несчастному, и тот потом бежал бы по коридору весь в слезах и плакал полночи в подушку… Шури меленько затряслась, чуть ли не прихрюкивая от распирающего её веселья. Шури рассмешили вовсе не возможные душевные терзания Таноса — над подобными вещами для неё смеяться было непозволительно — но образ плачущего титана смотрелся чем-то настолько нереальным, что показался комичным. Остальные тоже порадовались бы вернувшемуся наконец хорошему расположению духа младшей напарницы, если бы её смех не разразился столь спонтанно и совершенно, на их взгляд, безосновательно, нарушая рабочую тишину отсека. ***Шури была уверена, что достигла немалых высот в искусстве конспирации и что никто не замечает изменений в её поведении. И в основном это действительно было так. Но никто — не значит Окойе. Генерал видела, что с принцессой творится что-то неладное: слишком тихая, слишком послушная, и в глазах — вечная тоска, даже если сама смеётся. Окойе решила, что Шури хандрит, потому что скучает по дому. Она и сама скучала. Занятий на Санктуарии, чтобы отвлечься, было не так уж и много, а принцесса, по сути, была ещё ребёнком и нуждалась не только в банальной смене деятельности, но и в развлечениях.?Ещё праздник этот...?Нет, Окойе ни в коем случае не винила Пеппер, именины получились замечательные, но как это часто бывает, после яркого и насыщенного на эмоции события жизнь, и без того скучная и однообразная, начинает казаться ещё более унылой, чем была до него. Обо всём этом Окойе хотела поговорить с Шури, но не могла улучить подходящего момента, чтобы остаться с ней наедине, а лезть ей в душу в присутствии остальных было бы просто некрасиво.Возможно, Окойе так и не собралась бы поговорить со своей принцессой, а та сама постепенно переборола все переживания и вошла в рабочую колею, если бы одним утром Окойе ни с того ни с сего ни вспомнилась ночь после праздника. Стоит отметить, что в тот вечер даже Окойе изрядно перебрала — алкоголь был крепкий, чтобы захмелеть много не надо — и корила себя потом за несдержанность. Но главным было то, что, начиная с момента её ухода из кухни, она практически ничего не помнила: ни как добиралась до спальни, ни как ложилась спать... Окойе не смогла бы сказать, что заставило, казалось, навсегда ушедшие образы столь неожиданным образом вернуться, но сейчас она видела происходящее предельно чётко, словно и не было между ними этой бесконечно долгой недели.Окойе вспомнила, что в ту ночь Шури куда-то уходила, что само по себе не было чем-то из ряда вон, но вот вернулась та уже в невменяемом состоянии. Окойе тогда показалось, что она слышала всхлипы и сбивчивые вздохи в подушку, доносившиеся с кровати принцессы прежде, чем та всё же забылась тревожным сном. Почему она сразу не встала и не расспросила принцессу? Что-то подсказывало Окойе, что дело это сугубо личное, а обсуждение обязательно разбудило бы остальных. Утром же, когда все встали, а Шури ещё спала, Окойе, глядя на неё, так и не смогла вспомнить, что же столь страстно желала обсудить с принцессой ночью.Время для Окойе словно остановилось. С каждым часом её тревога нарастала всё больше и больше. От образов и вариантов того, что же могло так расстроить принцессу, любезно подбрасываемых Окойе её же воображением, она не находила себе места. А в том, что и спустя неделю Шури ходит как в воду опущенная именно из-за событий той ночи, она не сомневалась. За ужином Танос остался с напарницами. После праздника он практически перестал избегать их общества в ?нерабочее? время, а дамы, в свою очередь, больше не ощущали прежней натянутости в присутствии титана и не сторонились его. За поглощением нехитрой пищи и лёгкой беседой время пролетало незаметно. Но и сейчас обычно веселая и шумная даже за столом Шури молчала, вяло размазывая по тарелке уже изрядно остывшую еду. Ещё днём принцесса несколько раз вскользь упоминала, что у неё болит голова, и потому теперь никто не донимал Шури расспросами о причинах её угрюмости, лишь трижды, а может, четырежды ей предложили сходить в медотсек... Но Окойе, в отличие от остальных, заверения принцессы не успокоили. Весь вечер она не спускала с Шури глаз и, чего никак не ожидала, внезапно заметила, что та всячески старается избегать Таноса. Окойе не была в этом полностью уверена, потому что не с чем было сравнить, ведь титан до недавних пор приходился нечастым гостем в их столовой компании. Но одно она знала точно: Шури была из тех людей, которые в любых ситуациях ведут себя одинаково искренне, а на празднике она сама села сбоку от Таноса и постоянно вовлекала того во всяческие разговоры, при этом явно не ощущая ни страха, ни неловкости. Теперь же Шури старалась не пересекаться с Таносом даже взглядом. Окойе начала вспоминать, какие ещё странности она замечала в последнее время за принцессой, и поняла, что и всю прошлую неделю Шури вела себя в присутствии титана точно так же. Танос же вида, что что-то случилось, не подавал, но теперь Окойе была уверена, что ему, определённо, известно куда больше, чем ей. В сознание вновь постучалось гнусное подозрение, уже однажды посещавшее генерала и тогда чуть не обернувшееся грандиозным скандалом, но, к счастью, не подтвердившееся. И как бы Окойе ни старалась убедить себя, что опасения такого рода беспочвенны и всё это лишь её разыгравшаяся подозрительность, перешедшая в стадию устойчивой паранойи, однако в порядочность титана отчего-то не верилось, и, как и в тот раз, всё внутри у Окойе похолодело, а ладони предательски вспотели.Сама того не сознавая, она взглянула на Таноса и неожиданно столкнулась с ним взглядом. Их контакт не длился долго, но Окойе почудилось, что Танос прочитал в её глазах всё. Она не знала, куда себя деть, но понимала, что сейчас затевать выяснение отношений точно не стоит — не при остальных и уж точно не при Шури. Не сорваться и не наброситься на Таноса Окойе позволила лишь её поистине стальная выдержка, которую она вырабатывала годами. Едва дождавшись конца трапезы, Шури всех поблагодарила и выпорхнула из-за стола, сославшись на плохое самочувствие. Следом начали расходиться и остальные. Окойе же вызвалась помочь убрать со стола Хоуп, которая в этот день подвернула ногу и всё ещё изрядно хромала, но от дежурства не отказалась. Стоило всем покинуть кухню, как Окойе настояла на том, чтобы и подруга шла отдыхать и занялась наконец травмой — ноге нужен покой, а она закончит всё сама. Однако мыть тарелки в планы Окойе не входило. Выждав некоторое время, чтобы уж точно покинуть помещение никем не замеченной, она бросилась вслед за Таносом. Но наткнуться на титана так скоро, налетев на него прямо в коридоре, она не ожидала.– Танос! – Губы Окойе сжались в тонкую полоску. – Надо поговорить...– Я догадываюсь, о чём. Не здесь. – И, ухватив Окойе за локоть, Танос повёл её в сторону своих покоев.Петляя лабиринтами коридоров, Танос так глубоко погрузился в собственные мысли, что не заметил, как ускорился, отчего Окойе, едва поспевала за ним. Она находилась в состоянии глубокого шока от стремительности происходящего и напора титана и потому до самой его комнаты не проронила ни слова, лишь покорно старалась успевать делать хотя бы три шага на один семимильный Таноса. Только у дверей Танос заметил, что так и не выпустил из своей руки предплечье Окойе, всё это время буквально волоча ту за собой, и судорожно разжал пальцы. Он открыл широкую дверь, жестом приглашая напарницу:– Входи.Оказавшись в покоях, Танос указал на своё кресло у рабочего стола, предложив его генералу, а сам как-то совершенно не по-хозяйски аккуратно присел на самый край кровати.– Нет, спасибо, я постою. – Откуда взялась эта вежливость, Окойе объяснить не могла, но чувствовала, что так будет правильнее, нежели сразу начать с претензий. Собравшись с духом, она хотела было продолжить говорить, но Танос её опередил.– Ты ведь из-за Шури. Как она?Имя принцессы сработало на Окойе, как триггер, и непредвзятость вкупе с объективностью благополучно её покинули. Генерал захлебнулась от нахлынувших враз ярости и возмущения.– Как она-а?! – Окойе уперла руки в бока и встала в позу прямо напротив сидящего Таноса, так что их лица оказались практически на одном уровне. – А то ты сам не видишь! Что ты с ней сделал?! Говори!– Что? Я думал… – Танос невольно подался вперёд. – Она тебе ничего не рассказала?– Нет, не рассказала! И что тут вообще рассказывать, и так всё понятно! – Окойе выхватила копьё. – Я убью тебя! – О боги, Окойе! Я, по-твоему, похож на… – Танос запнулся, стараясь подобрать наиболее нейтральное слово, но получилось у него скверно, – …растлителя?Озвученная, мысль показалась Окойе ещё более отвратительной. Генерал дёрнулась, будто её окатило кипятком:– Я уже не знаю, на кого ты похож, а на кого — нет! Девочка прорыдала полночи, целую неделю сама не своя… Что я должна думать?! – Окойе трясло, но копьё она по-прежнему не опускала.– Да что угодно, кроме э?того! Да, я совершил очень много того, чем не горжусь, но... – Танос вздохнул. Он договорит, когда будет, кому его слушать. Сейчас же Окойе находилась в невменяемом состоянии. Танос забрал из дрожащих от напряжения рук воительницы её оружие. Сделать это оказалось легко. И не потому, что он был неимоверно силён, просто Окойе пребывала в полной растерянности, пожалуй, впервые за многие годы и не воспротивилась действиям Таноса. По той же причине, когда он вновь опустился на кровать, отложив в сторону копьё, и предложил генералу сесть рядом, она, мгновение поколебавшись, согласилась. – Окойе, у меня две дочери. И пусть сейчас кажется, что между нами лишь ненависть, а наши отношения даже деловыми можно назвать лишь с большой натяжкой, так было далеко не всегда... Я тебя понимаю, – на последнем предложении Танос сделал особый акцент. Некоторое время Танос над чем-то размышлял, попутно крутя в руках сложенное копьё, которое в его ладонях больше походило на письменную принадлежность, нежели на смертоносное оружие. Несколько раз Окойе казалось, что титан вот-вот заговорит, но его порывы затухали прежде, чем он произносил хоть слово. Спустя несколько минут, показавшихся генералу вечностью, Танос, вернув Окойе орудие, наконец обратился к ней: – Не думаю, что Шури обрадуется, если узнает, что я всё тебе рассказал, но-о... – И Танос вкратце пересказал случившееся той ночью, опустив лишь несколько подробностей, которые общей сути не изменили бы, но от него Окойе о них знать было вовсе не обязательно. Если Шури захочет, сама расскажет.Всё время, пока Танос говорил, Окойе сидела, уперев локти в колени и обхватив руками бритую голову. Генерал не знала смеяться ей или плакать: её принцесса влюбилась в их врага. И ладно бы просто врага, но в Таноса — громадного уродливого инопланетянина. Окойе истерически хохотнула:– Вот дурочка! Я не понимаю, ну как можно быть такой умной и такой… – Она повернулась к Таносу, будто ожидая подсказки, и встретилась взглядом с его смеющимися глазами-щёлочками. Окойе поразилась, насколько добродушным он сейчас выглядел.Танос осторожно опустил руку на её плечи, без труда покрывая их оба своей огромной ладонью:– Не переживай, Окойе. С моей стороны никаких проблем не будет, Шури мне как дочь. Да и у неё это скоро пройдет. Это не любовь — психоз. Когда долго находишься на корабле, тем более с непривычки, такое случается. У всех по-разному. Она даже долго продержалась.Ладонь Таноса была тяжёлой и тёплой. И если десять минут назад первой мыслью было бы отрубить конечность ублюдку, то сейчас сбрасывать руку с уставших плеч не хотелось. – Психоз, говоришь... Но у нас-то не случилось. Или к тебе ещё кто-то приходил?– Нет. Уж не знаю, к счастью или к сожалению, – Танос негромко рассмеялся, на что Окойе лишь нарочито укоризненно покачала головой. – Окойе, вы все — взрослые состоявшиеся люди, а она ещё подросток. В ней и без того страсти бушуют, а тут ещё и вся эта ситуация. К тому же она со мной проводит больше времени, чем все вы вместе взятые. Недельку подуется и забудет.– Да уж прошла неделька-то, и всё никак. В любом случае мне надо с ней поговорить.– Не спорю. Я и сам думал об этом, но здесь нужна особая деликатность, женская. У меня, как ты можешь догадаться, с этим проблемы. Спроси хоть у Гаморы с Небулой, они подтвердят. Сразу, как перестанут смеяться.Окойе мягко улыбнулась и, шумно вздохнув, высвободилась из подобия объятий Таноса, намереваясь встать.– Я попробую не говорить Шури, что всё узнала от тебя. Ей не понравится, что я ?влезла?, а тебя она возненавидит.– Возненавидит вряд ли, не в её духе. Но откуда вдруг такая забота? Не ты ли всегда хотела, чтобы ?твоя девочка? была как можно дальше от меня? – В глазах Таноса на секунду блеснула дьявольская искорка ехидства.– А я и не о тебе пекусь, – ударом на удар ответила Окойе. – Вам ещё работать вместе, а для Шури это сейчас единственная возможность не свихнуться в этой пыльной тюрьме. – Немного помолчав, она панибратски хлопнула титана по мощному плечу: – Да и ты, оказывается, не так плох, когда не пытаешься убить половину всего живого.– Ты уверена, что хочешь начать этот разговор?– Не стоит... – Окойе подумала, что это определённо было лишним, и, неловко кашлянув в кулак, двинулась к выходу. Уже на пороге её застал голос Таноса:– Шури повезло, что у неё есть такая наставница, как ты.Окойе широко улыбнулась, обнажая ряд идеальных белых зубов, но Танос этого уже не видел, и покинула комнату. Измученное переживаниями сердце Окойе наконец пело, несмотря на предстоящий непростой разговор.