Часть 5 (1/1)

Внезапно перед глазами стали мелькать страшные картинки: языки пламени, охватившие весь салон огромного самолета, по которому в панике мечутся пассажиры. Крики, шум, гам, страшный грохот и скрежет ломающегося металла. Внезапно слух разрезал чей-то пронзительный крик, который вдруг оборвался на высокой ноте, заглушенный оглушительным треском. И чей-то возглас "Вика!..", прервавшийся рыданиями. А я... я выжила или это мой Судный День? Да нет, эта незнакомая мне девушка совсем не похожа на ангела.- Лиза... Быть не может... Ты очнулась... - Ее глаза словно светятся от радости и переполняющего ее счастья.Кто ты? И почему я не могу вслух спросить это? Как и там, среди той сводящей с ума белизны, губы безмолвно шевелятся, не издавая ни звука, а горло при малейшем напряжении начинает жутко раздирать. Что за черт?..- Эй, ты меня слышишь? - Киваю в ответ. А что я еще могу? Пошевелиться сил нет вообще, сказать что-либо я, похоже, тоже не в состоянии. Только и остается что кивать... - Я Саша, помнишь меня?Саша... Саша?! Ага, уже лучше. Теперь я хотя бы знаю, что все-таки долетела до Москвы. Вновь киваю и начинаю пристально разглядывать девушку: светло-русые волосы, тонкая линия губ и такие болезненно знакомые темно-карие глаза. Точно такие же у Аси. Именно после нее у меня пошел сдвиг на такого цвета глазах... У Декстера они темно-карие, у прошлого парня, с которым я и недели не провстречалась, тоже ореховые были. Это странно, да? Возможно, даже смешно, но я на подсознательном уровне обращаю первое внимание на глаза. Если они не ее цвета, то дальше случайного знакомого человек для меня не продвинется. Сдвиг по фазе у девушки, скажете вы. Наверняка, скажете. А мне уже все равно. Я привыкла не обращать внимания на общественное мнение. Меня волнует лишь мнение родителей. Вот то время, когда они шарахались от меня, как от прокаженной, узнав, что я встречалась и даже спала с девушкой, действительно задевало. Особенно мама – человек еще той старой закалки. А ведь начиналось все довольно безобидно – это был день моего совершеннолетия. В тот раз мне было позволено выпить, а у меня стойкая непереносимость алкоголя. Перед тем, как провести прекрасную ночь в объятиях ?фарфорового друга?, я изрядно опьянела от совсем маленького количества вина. Смутно помню, как все происходило, но тогда мы начали о чем-то разговаривать, вспоминать прошлое... ну, вот я и вспомнила. И то время, когда меня презирали в школе, и тот счастливейший десятый класс – все. Родители долго молчали, Декстер (он также присутствовал) – тоже. А можно ли вообще что-то сказать в такой ситуации? Смогли бы вы сразу адекватно среагировать, узнав, что ваша любимая дочь была влюблена в девушку? Слава Богу, у меня хватило ума не признаться, что я ее и на тот момент любила. Хотя и сейчас люблю, что уж таить. Вот они и не среагировали. Как я уже говорила, в комнате воцарилось долгое гнетущее молчание, причину которого я своим не особенно трезвым мозгом не понимала. Но тоже замолчала, глядя на маму, которая медленно багровела от злости. Потом был скандал. Впрочем, недолгий, ибо родители поняли, что в таком состоянии мозги мне промывать не удастся. Они просто ушли, оставив ванную в полное мое распоряжение. Утром, когда я полностью пришла в себя, снова был скандал. На этот раз он закончился моими рыданиями и полным игнором со стороны предков. Они не разговаривали со мной около месяца, кажется. Будто вообще забыли о существовании старшей дочери. Напрочь. Было обидно, знаете ли. Но я понимала, что во всем виновата я сама. Не пей, если не умеешь – хоть лишнего не выболтаешь. Только тогда я осознала это золотое правило... каждого алкоголика. Да шучу я, шучу... С того момента я не пила больше, впечатлений еще тех хватило с лихвой на всю оставшуюся жизнь. Так вот, потом все начало более-менее налаживаться, отец стал нашим с мамой спасательным кругом: всячески пытался нас помирить, найти для нас общие темы для разговора. Он куда спокойнее отнесся к моей ориентации, а этот месяц просто, скорее всего, шел на поводу у мамы.Вообще я знаю немного людей, которые нормально относятся к ?выделяющимся из толпы?. А вот сейчас рядом со мной сидит девушка, которая приняла меня именно такую даже с некоторой доли радости, восхищения. Я, правда, до сих пор не могу понять причины. То ли ее привлекают такие вот ненормальные, то ли она сама такая, то ли просто в восторге от тех, кто рискнул-таки отличиться от серой массы. Черт ее знает.Я заметила, что мышцы лица Саши двигаются – она говорила что-то, но я пропустила это мимо ушей и лишь на всякий случай кивнула. Но, похоже, промахнулась: девушка тут же подскочила и метнулась куда-то. Куда это она? Хотя уже через минуту ?ответ? в белом халате и с планшетом в руках предстал моему взору. Он удовлетворенно улыбнулся и поблагодарил девушку. Подошел ко мне, мельком глянув куда-то вбок и записав что-то.- Хорошо, что вы очнулись. С возвращением, как говорится, - он шутит или что еще может означать его ухмылка? Я вновь кивнула. Чувствую себя собачкой, которую на липучке повесили в машину, и теперь она трепыхается от малейшей встряски.- У нее что-то с голосом. Она не разговаривает, - негромко, но слышно сказала Саша доктору, который тут же нахмурил мохнатые брови и вновь сделал пометку на планшете.- Скорее всего, обгорело горло и повреждены голосовые связки. Но нужно проверить. В ближайшее время переведем девушку в обычную палату, ее жизни больше ничего не угрожает, - он вновь улыбнулся. Однако на этот раз улыбка была добродушной и вселяющей надежду. По крайней мере, в меня. – Можете так и передать ее матери.Мама? Значит, она тоже здесь? Боже мой... Боюсь представить себе ее состояние. Хотя было наивно полагать, что она не прилетит в Россию первым же рейсом, когда я не позвонила ей и когда не ответила ни на один звонок, которых, почему-то я в этом более чем уверена, было неисчисляемое количество.

***Через неделю мне уже было гораздо легче: во-первых, сняли все швы и большинство повязок, во-вторых, мама окончательно успокоилась и почти перестала беспокоиться. Теперь моей жизни уж точно не могло ничто угрожать. Разве что передоз заботы, которой сейчас действительно было как-то непривычно много: заботливые врачи, мама, Саша... Не, реально много. Но мне это нравилось. А, с другой стороны, кому не понравится, когда тебя день и ночь обхаживают, выполняя любую твою прихоть? Хотя с последним я старалась не перебарщивать: сама же прекрасно понимала, что доброта людская не безгранична. И редко когда бывает бескорыстной. Но об этом думать пока рано, ведь мне в этой больнице еще, как минимум, недели две торчать.

Голос почти пришел в норму: связки действительно были обожжены горячим от пожара воздухом. Но сейчас я уже могла разговаривать, только и здесь было свое ?но?: у нас в Германии есть один пьянчужка – Хайнц. Так вот, голос у меня был теперь почти как у него. Мама даже порой поддразнивала, что мы вместе будем у прохожих на выпивку выпрашивать. Но врач говорил, что все восстановится, нужно только подождать. Ничего, потерплю, ведь уже около месяца тут валяюсь. Даже поднадоела эта скука, делать-то нечего. Совсем нечего. Единственное развлечение – телевизор – и тот уже в печенках сидел, потому заставила маму принести мне какую-нибудь книгу. Хотела сначала попросить мобильный, но потом вовремя спохватилась, что вряд ли он уцелел после такого, если даже людей погибло столько. Кстати, о людях. Когда Саша сказала, что о трагедии передавали по телевизору, когда описала, что в первые дни здесь творилось, я даже как-то обрадовалась, что не видела всего этого кошмара. Спокойненько себе сходила с ума где-то в междумирье, метаясь между жизнью и смертью и, не зная, ни как выжить, ни как умереть.Почти каждый день звонит отец. Они там с Декстером уже прилично так успели сдружиться, когда вместе переживали за меня. Папа рассказывал, что парень порой даже у них оставался, развлекал его и Майю, которой вдруг стало не хватать внимания.Та еще привереда растет. А я улыбалась во все тридцать два, слушая беззаботную болтовню отца и радуясь, что мне все-таки посчастливилось выжить. Еще раз услышать бархатный голос отца, успокоить маму, что со мной все в порядке и впредь я буду путешествовать только с ней. Разумеется, с последним я немного приврала. Ей. Конечно же, я не буду отчитываться ей о каждом своем шаге и брать всюду с собой, просто в тот момент было самым важным успокоить ее, а такие мелочи, я думаю, она и сама понимает, ведь я уже далеко не ребенок.

***Вот и прошло, наконец, почти две недели. Не знаю, как можно описать эти бесконечно долгие дни, которые я проводила, уставившись в одну точку за окном. Окружающий пейзаж я успела изучить до мельчайших подробностей только лишь глядя в окно своей палаты. Но это ничего. Еще ничего по сравнению с...В самый мой день выписки, когда я сидела в очереди к врачу, к кабинету напротив подошла измученная женщина лет пятидесяти, ведя за руку тощую высокую светловолосую девушку. Я поразилась тому, насколько эта девушка, еще совсем молодая с виду, ужасно выглядела: кожа противного желтоватого оттенка, впавшие щеки и синяки под... темно-карими глазами... Я узнала ее в тот же момент, когда она мимолетом обернулась ко мне. Причем, не только я узнала. Уже отвернувшись на несколько градусов, девушка внезапно замерла и медленно глянула на меня вновь. Не может быть...

- Лиза... – Она как-то странно улыбнулась, глядя на меня, а я поднялась и подошла к ней.- Ася? – Я не верила своим глазам. Просто не хотела им верить. Что с ней произошло? Почему та цветущая девочка, забравшая мое сердце, превратилась за пять лет в это?..- Мам, посмотри, - Ася все с той же ненормальной улыбкой дернула женщину за рукав, и та устало повернулась ко мне, вмиг просияв.- Здравствуй, Лиза, - я в ответ учтиво кивнула, вежливо улыбнувшись. – А что ты здесь делаешь? Ведь твоя семья переехала.- Слышали о разбившемся несколько недель назад самолете из Берлина? Так вот, я летела именно на нем, - я постаралась сказать это как можно спокойнее и непринужденнее, но лицо девушки исказила гримаса боли.- Было столько погибших... Ты выжила?..- Как видишь. А что здесь делаете вы? И ты... у тебя что-то случилось?- Нет, все хорошо. Лиза, твоя очередь подходит, - внезапно резко отрезала женщина и заволокла Асю в только что освободившийся кабинет, а я осталась в недоумении стоять напротив захлопнувшейся двери.- Девушка, вы будете заходить или нет?! - Раздраженно донеслось сзади. Ах да, а я и забыла, что в данный момент нахожусь в России, где заставить людей ждать – значит распрощаться с собственными нервами. Кивнув, скорее, самой себе, я развернулась и пошла за выпиской.POV АсиНет... Почему?.. За что?..Прямо передо мной сидит она – девушка, чей образ четыре года терзал меня в самых изощренных кошмарах, та, кого я хотела увидеть хотя бы еще один раз. Почему мы встретились именно сейчас, когда я так больна, когда я... Да нет, это глупо. Выздороветь уже нет шансов. Желтуха-то еще излечима, но вот наркомания... нет. Теперь она узнает, что я законченная наркоманка, станет презирать меня еще больше... Вот оно, счастье, блять.Что она делает? Нет, не смей. Не подходи. Не говори. Нет, не надо, зачем? Сделай вид, что ошиблась, что не узнала меня... Но мои губы сами по себе шепчут твое имя. Я брежу? Наверное. Ты так удивлена... Неужели я настолько жалко выгляжу? Хм, вот теперь любуйся. Даже если в тебе осталась хоть капля чувств, то теперь все, сегодня им придет конец. Таких, как я, не любят. Ты свободна, моя девочка...- Слышали о разбившемся несколько недель назад самолете из Берлина? Так вот, я летела именно на нем, - я видела, как Лизе сложно давалось это напускное спокойствие, и от этого становилось еще больнее.- Было столько погибших... Ты выжила?.. – Нет-нет, не может быть... Она перенесла такую катастрофу... Она жива... Сердце вот-вот разорвется от счастья.- Как видишь. А что здесь делаете вы? И ты... у тебя что-то случилось?

Я только-только хотела усмехнуться и сказать ей всю правду, но за меня это сделала мама. Все хорошо, значит? Это ее правда, она сама хочет в это верить, ведь пару дней назад я едва не откинулась. Алик каким-то образом нашел мою маму, вкратце обрисовал мою ситуацию... Сплавил от себя проблемы, короче. А вот теперь мама за баснословную сумму договорилась, чтобы ее дочь-наркоманку приняли в лучшей больнице города. Приняли. Разумеется, я не услышала ничего нового, кроме того, что моя печень долго не протянет. Максимум, еще год. Мама горько расплакалась, услышав это, а я лишь глупо улыбалась. Возможно, хоть тогда я избавлюсь от своих мучений.Когда мы вышли из кабинета, Лизы уже не было. Так хотелось увидеть ее... но в то же время я готова была отдать все, что у меня осталось, чтобы она не видела меня. Ей это ни к чему, пусть хоть она будет счастлива.Придя домой, мне было объявлено, что из квартиры я в ближайшее время не выйду.- Ты понимаешь, что то значит? Насть, ответь мне, ты понимаешь?!- Да.- Да ничерта ты не понимаешь... – Устало изрекла мама. – Пора с этим заканчивать. Ты должна забыть о своем героине, ясно? Ведь тебе только двадцать один, еще жизнь вся впереди...Разумеется, я понимала. Я все понимаю, мамочка. Вот только сделать не могу ничего, Да и не хочу, в принципе. Если еще неделю назад я согласилась бы на любую клинику, на что угодно, только бы излечиться, так сейчас же мне, наоборот, хотелось скорее умереть. Было невыносимо думать о том, что обо мне подумала Лиза, увидев мое состояние. Поняла ли она, что со мной происходит? Нет, вряд ли. Она не похожа на человека, повидавшего на своем веку много наркоманов. Думает, что я больна чем-то ужасным? Ага, да. Я больна тобой, Лизка. Ты – самое страшное и самое прекрасное, что когда-либо могло со мной случиться. Только с тобой я была безмерно счастлива, и только ты уже пять лет подряд делаешь меня самым несчастным человеком на всем земном шаре. Интересно, я когда-нибудь еще успею пережить то воспарение на вершину возможного человеческого счастья, которое дарила мне ты? Нет, конечно же, нет. О чем я только думаю. Пропасть слишком велика, ее уже не перепрыгнуть.