Акт второй. Уничтожение. (1/1)

Джагхед придумал эту сказочку про детскую травму за две минуты. Первую он боролся с воспоминаниями, вторую?— с фантазией. Форсайт жаждал отдать ему люлей, когда узнал, что замешен в этой сказочке антигероем, испортившим психику собственному ребенку, но менять уже было что-то поздно: печальная история мальчика, который чувствовал себя одиноким, приглянулась всем, стоило услышать один заголовок. Особенно Арчи.На деле Сара всегда говорила, что дни рождения?— полная чушь и лишняя трата денег. Нет, это конечно же не значило, что она не праздновала свои дни рождения, но, если быть честным, Джагхед почти подзабыл настоящую дату своего появления. Да и тратить деньги и время на празднование дня рождения мертвого сына Форсайта казалось, конечно, довольно привлекательно идеей, но все еще расточительной. Как вы видите, у Джагхеда было не мало причин забить на подобные праздники.Но пришла Бетти, а Бетти из тех, кто вечно жаждет стать мамулей, сестричкой, подружкой, кто прикроет тебя своим ангельским крылом от невзгод, и, пусть насильственно, на наденет свои излюбленные розовые очки.Бетти, которая не признает ни грусть, ни потерю, и не верит в таких, как Джагхед: сломленных, разбитых одиночек, что вполне довольны своей сломленной, разбитой и одинокой жизнью.Поэтому такие, как Бетти разрушают личность под корень: испепеляют до праха, насыпают в красивую урну, ими расписанную, и носят с собой. За своей миловидной невинностью у них скрывается глупенькая девка, не знающая о жизни, совсем уж неловкая и нескладная, как двенадцатилетние школьницы, но упертая в своем светлом будущем, точно ослица.Такие, как Бетти за два счета убьют талант даже в самом гениальном творце, потому что за гениальностью стоит страдание. Не дай Бог таким, как Джагхед, влюбится в таких, как Бетти.Слава Богу, Джагхед не из таких.Когда она приближалась к нему, подсвечиваемая огнями с торта, где свечей соответственно было не так, как было Джагхеду, когда смотрела на него своими оленьими глазами, и не моргала, Джагхед и вправду поверил, что сейчасон проснется.Его тело парализовало: точно олень перед адскими фарами, Джагхед стал задыхаться. Внутри его черепной коробки болезненно пульсировала череда визжащих, пропадающих фраз, которые панически бились о тяжелый затылок: этонесоннесоннесоннесонон вспомнил свою первую дозу, и огни свечей замелькали огнями ночной автострады,он вспомнил, когда передознулся за мусорным баком и рыдал, потому что верил, что не вернетсяон вспомнил пустоту, которая появляется спустя месяц на солях, после которой ты можешь проснуться где угодно, у дверей очередного дешевого номера или на углу оплеванной подворотни, с зудящим от боли анусом, раскалывающейся головой и в ноющих, как паршивый младенец, кровоподтекахпотому что сейчас в его голове нет ничего,кроме страха зажмурить глаза, открыть глаза и оказаться там.Джагхед сглатывает. Огни с торта, сумрак комнаты, сборище ненавистных, приторных лиц, половина из которых вонзают свои зрачки ему в голову, а другая обхватывают клешнями,?— все это смешивается в один нервный, дрожащий луч, и он не замечает, как оказывается на кухне. Джагхед уже сотый раз неимоверно зол на эту дуру. У Джагхеда набатом бьется в висках: ?реальность, реальность, реальность?. Джагхед, отпуская себя, медленно говорит:—?Благими намерениями устлана дорога в ад.Он терпел ее ровно до того момента, пока не встал на землю прочно. Она была неплохим прикрытием,?— хорошая девочка, которой все поверят, и в лучах которой даже самые отбитые ублюдки становятся припухлыми ангелочками Рафаэля Санти. Джагхед прекрасно знал, что если его поймают раньше, чем он успеет доделать свое важное дело, она с легкостью уверит город в его непорочности. Скажет, что он был обманутым, слабым, напуганным мальчиком, не знающим, что делать, скажет, что в такой семье,?— тут каждый вдруг начнет покачивать головой, с сожалением разглядывая бледного мальчика,?— выдержит не каждый, и что Джагхед герой, ведь он раскаивается, и он плачет. Но в последнее время Джагхед стал слишком нетерпелив. Бетти говорит:—?Побудь хоть раз нормальным парнем.Джагхед рвано оборачивается, словно его ударили клинком по спине.—?Я не нормальный,?— он говорит обрывочно и грубо,?— я не устроен, чтобы быть нормальным.Он хочет ударить ее, хочет поджечь ее волосы этими проклятыми, цветными свечками, хочет сжечь квартиру дотла. Он чувствует себя подвешенным на дыбе и полностью освежеванным.Но Бетти стоит и молчит, и, кажется, она чертовски напугана и растеряна, потому что за этой простой фразой, кинутой ей в лицо, стояло нечто ужасное, и она чувствовала это.Когда они, спускаясь в гараж Арчи, остаются одни, Джагхед понимает, что момент настал. Он говорит, поворачиваясь к Бетти лицом:—?…Враги повсюду, они охотятся за вами, слабыми, никчемными жертвами. Наш конец близится, Бетти. Наши дни сочтены.* Бетти непонимающе качает головой, губы у нее мокрые, как после отсоса, язык заплетается.—?И что это значит?От Джагхеда до тошноты разит ненавистью и презрением.—?Я не буду твоим очередным проектом, Бетти. Но твоим последним.— Что? О чем ты? Почему ты так злишься? —?спрашивает она,?— это ведь просто вечеринка, Джагг!—?Это не просто вечеринка,?— объясняет Джагхед, как глупому ребенку,?— дело в том, что ты не подумала, что тебе плевать на то, что мне это не нужно. Ты сделала это ради себя, чтобы что-то доказать…—?Что доказать?!Джагхед усмехается, играя голосом:—?Ну, к примеру, что ты хорошая девушка, которая забрала мое тело. Настоящая Святая, не правда ли?—?Что? —?Бетти хмурится: она сбита с толку, и в голове у нее чересчур громко шумит кровь,?— Нет!Голос Джагхеда мрачно, с эхом перебивает ее, заставляя отступить на шаг:—?Нет, Бетти Купер, слушай сюда,?— Джагхед хищно наклоняет голову, смотря исподлобья,?— потому что сейчас настала моя очередь говорить. Ты маленькая святоша, которая готова вечность обмазываться тем, насколько она идеальная и добродетельная, готовая спасти всякую тварь, и готовая принять даже самых убогих. К примеру, как я. И ты прекрасно делаешь вид, что не замечаешь этого. Или я не прав?—?Что за чушь ты несешь! Конечно же ты не прав! —?Голос Бетти срывается, она в прежней привычке пытается подступиться к нему, со взглядом жертвы и желанием обнять и приласкать умалишенного.Джагхеда эти попытки раззадоривают еще сильнее. Перед глазами редкими взрывами мелькают какие-то размытые образы с привкусом прошлого. Его мускулы напряжены до предела, пока мозг пытается сконцентрироваться на реальности.—?Но как же, ты ведь так долго и профессиональная закрывала глаза на то,?— Джагхед стихает, чтобы после сказать громко, ударяя в Бетти, как кулаком, и не сдерживает смешка,?— что мы разные на молекулярном, блядь, уровне! —?Джагхед, все еще смеясь, угрожающе подходит ближе, но его оружие в этот вечер?— всего лишь слова.?— И, ради бога, ты так меня бесишь, Бетти. Я готов вспороть тебе брюшную полость и надеть тебя, как свою кожу, блядина!Перед его глазами лицо Бетти рождает ужасную метаморфозу: из миловидного, сладкого личика в черноволосое чудовище, и обратно, пока картинка не начинает рябить. Джагхед дергает головой, и говорит с приторной, гадкой насмешкой:—?Ты?— типичная соседка из фильмов. Я?— травмированный изгой одиночка из бедных кварталов. И я все равно красивее тебя, подзаборная шлюха!—?Замолчи!Бетти, будто ребенок, зажимает уши руками. Когда помещение в глазах Джагхеда темнеет, и сознание начинает пожирать любой свет, исходящий от ламп, Джагхед скалится.—?Тебя это завлекает, признайся, иметь такой экземпляр. Но ты слабачка. Ты не достойна быть женщиной! Ты не можешь не изменить его, не подмять под себя, потому что одно дело разговаривать с чудиком в странной шапке, а другое?— гулять с ним при людях, не правда ли? Тебе стыдно. За меня, Бетти.—?Уродливая потаскушка!—?Я мог бы сказать, что за всем этим скрывается просто зверский стыд за себя, и, может быть, Бетти, на этом бы все и закончилось. Но стоит признать, ты гребаная эгоистка со зверским, твою мать, ЧСВ! —?Джагхед вновь не сдерживает надломленный смех.?— И ты можешь хоть всю жизнь ходить так вокруг меня, ничего не замечая и хвастая перед такими же тупыми, самовлюбленными отбросами, как ты. Но гниешь ты, а не я, грязная сука.Лицо Бетти красное, но даже так оно сохраняет свою детскую, припудренную миловидность.—?И сколько бы вокруг тебя не плясали хороводов, воспевая разросшееся до невъебенных размеров альтруистическое эго провинциальной красавицы, ты с упоением будешь продолжать видеть в людях то, что угодно тебе, тебе! Прекрасная роль Святой, блядь, Мадонны, не правда ли? Думаешь, я не видел…Помещение вдруг полностью чернеет, перед глазами появляется дрожащий образ Сары, и вновь, за плескающейся галлюцинацией?— Бетти, с мокрыми глазами и трясущимися руками.—?…шрамы от ногтей у тебя на ладонях? Бедная девочка, держишь демонов при себе? Хочешь играть роль святоши, пока не вознесут на престол? Да? Великая жертвенница! Вонючая дырка! Спасти всех, принять убогих! Но стоит хоть намеком пронестись перед тобой реальным, ты выбираешь сногсшибательную тактику! Знаешь какую? —?Джагхед вскрикивает, взмахнув рукой,?— Убивать! И я готов поспорить, что стоит тебе остаться одной, ты просто упиваешься этими шрамами.У Бетти вырывается громкий и мокрый всхлип, за которым прорывается настоящая платина истерики. Джагхед удовлетворенно осматривает ее, прибитую к полу.—?Лицемерная, трусливая шлюха, которая в край запуталась в себе?— вот ты кто, Бетти.Бетти рыдает, и свет отрубается.Когда он загорается вновь, мигая в глазах, и когда мир проясняется, Джагхед стоит в прихожей и содрогается. Словно потоп, появляются эти прилизанные дерьмом тинэйджеры, как маркетинговый плевок бога, которые вливаются отвратительной, липкой клоакой в дом, полный недопонимания, неприязни и рыдающей в гараже Бетти. Но все эти тупорылые янки и тупоголовые суки, окружающие его...?— мир, только заимев прежние краски, снова разбивается осколками, тает и смешивается в неудачный трип, отрывки из прошлого и настоящего комбинируются кислотными, болезненными вспышками, и Джагхед, встретивший свиней на пороге, сам не замечает того, как его молчаливые желание выйти из дома превращается в короткую, но громкую драку, в которую приходится вмешаться Форсайту.Форсайт остается единственным среди отморозков, кто не выпадал из кода реальности, и кого Джагхед, обтирая порванную кожу на скуле, еще видел детально.—?Уничтожь им вечеринку, Джон. Сгони их с этого места.Форсайт, стоящий близко и держащий шатающегося Джагхеда за плечо, шикает и долго всматривается в глаза приемного сына. Словно что-то видя в них, он молча кивает и отпускает Джагхеда.Перед тем, как свернуть за угол улицы, Джагхед долго следит за тем, как Форсайт рвано и быстро разгоняет свиней со двора.Они хватаются друг за друга и пьяной походкой идут до дома. Арчи не провожает. Джагхед в детстве ненавидел пьяных взрослых, но вскоре, может быть, со времен Сары, может быть, благодаря Джону, он полюбил это. Полюбил нести его пьяное тело в их общий фургон посреди позднего, свежего вечера и смеяться над хмельным и таким знакомым басом.—?Я всегда хотел спросить тебя, Джон,?— хрипит Джагхед,?— этот твой сын…—?…настоящий Джагхед?—?Ага.Форсайт вздыхает и останавливает Джагхеда.—?Перекур.Ему гиперактивно кивают, выдыхая слишком громко и хрипло. Уже подталкивают к губам мятый фильтр.—?Черт тебя побери, малыш, ты когда-нибудь избавишься от ебучей привычки обкусывать сигареты?Джагхед сдерживает в себе грязную шутку, но бровью все же играет, и Джон ослепляет его похотливой улыбкой. Он разваливается на тротуаре, оглушительно стукнув донышком бутылки об асфальт.—?Так, малец, —?Форсайт бьет себя по коленям. Джагхед падает рядом и стряхивает пепел в ладошку, —?для начала, он мне не сынок. Точнее, не кровный. Как ты понял, история эта долгая.Джагхед кивает, неотрывно наблюдая за его профилем.—?Я совсем зеленым был, только сопли с кулака развязывал, как объявилась она. Нура, моя многострадальная женушка. Не смотря на то, что она уже имела при себе пятилетнего отпрыска, роман у нас закрутился пламенный и полный беззакония. Именно Нура, к слову, притащила меня в только зарождавшуюся компашку змей, знаешь, два-три ублюдка на весь город, которым было уже влом шугаться от полисменов на каждом углу. Я и подсел.Джагхед понимающе хмыкает и достает новую сигарету. Сигарета Джона только и делает, что висит над ботинком, уничтожаемая ветром.—?Ее пацан, как я понял, с рождения был ебанутым на голову. И, помню, как-то звонят нам и говорят, мол, ваш отпрыск школу поджег, - та, что южная, поджег, и проходящих облил, то ли соляркой, то ли бензином. Парочку не спасли, там и ребенок был. Мы богатой семьей не знавались, и от спецшколы его спасти не смогли. Хотя что там, от школы одно название, там тюрьма настоящая, ты мне поверь. —?Джон стряхивает пепел и бросает взгляд на Джагхеда. —?Я тебе намекал языком не шерстить, у нас тут городок тихий, все молчат и не спросят, да и про спецшколу знавали от силы два змея. Потому и подумал, что тебе пока знать не особо к делу. Или не прав?—?Тонкий лед, Форсайт, чертовски тонкий. —?Однако, пожав плечами, Джагхед кивает. —?Но да, ты прав. Почти пять лет и ни разу не пропальнулся.—?Ну вот, и я о чем. Я-то, в отличии от тебя, город свой знаю, у нас мало героев. Это сейчас началось, расследования, сосунки не туда лезут, будто право имеют что-то там... Но ты, парень, смотри, даже не вздумай теперь…—?Ну, бля, Форсайт, не держи меня за дебила.Форсайт смеется и, найдя свою сигарету испепеленной, отбирает новую. Подкуривает долго, со вкусом.—?Тогда-то все и пошло. Нуру как ветром сдуло, стоило Джаггу вещички собрать и прямо, в конец. Потом через месяц уехал сам… Помню, уже обустроился, и вдруг по старой памяти решил проведать сынулю, да зря, видно, ехал. Накрылся пацан, и года не продержался. Ну знаешь, как ведь бывает, сказал не то, зашел не туда, а тебе аккуратненько,?— Джон жмет губами,?— заточкой по горлу.Оба молчат. Форсайт, выдувая круг, признается:—?Мне, честно, было насрать. Я этого мальца своим никогда не признавал. Эта Нура с ним нянчилась, да видно донянчилась, идиотка. Но что меня удивило, труп его не нашли. Хотя подозреваю я, что было на деле, там уж легче сказать, что не найден, чем эти ошметки... Я-то ведь знаю, что с ними в тех школах делали, подростки, поверь мне, хуже зверья, ни страха, ни совести. Мой старый напарник там лет восемь провел сторожилой, много что углядел. Дело, в итоге, замяли, в документах знался сбежавшим. Джаггу было…дай-ка вспомнить… то ли восемь... нет, нет, девять. Тут уж без шансов.—?Мда,?— выдыхает Джагхед,?— а потом?—?А не многовато ли историй, пацан? —?Форсайт прижимает его к себе на минуту и отпускает,?— дальше уже и сам знаешь. Новая жена, рождение дочки. Потом и ты нашелся. На мою голову.Они заливаются смехом. Форсайт стихает, когда допивает остатки коньяка. Мажет бычком по ботинку и говорит тихо:—?Ты на него похож, как две капли. Только родинок не было. Да и то… —?хрипло тянет,?— все оно понятно, малец. Был бы не похож, хер нам, а не Ривердейл. Подвернулась удача.Джагхед не знает, что сказать, поэтому говорит:—?Точняк.И, воровато оглянувшись по сторонам, быстро мажет губами по чужим. Форсайт дергает его на себя и вжимается губами крепче. Они целуются некоторое время, пока Джон не отпихивает его и не силится встать.—?Давай,?— подает руку Джагхед,?— стариканище.—?Поблагодри сукина Бога, что я сегодня слишком пьян, чтобы раздавать оплеухи. Джагхед развязно смеется, видя, как по-наглому Форсайт обошел поцелуй.—?Благодарю сукина Бога,?— говорит он.Форсайт все-таки отвешивает ему подзатыльник.Они заваливаются домой, сметая коврик в прихожей и пару пустых бутылок. Джон кричит, подняв голову:—?Бинго!Джагхед вторит, прижимаясь затылком к чужой груди. Джон валится на диван, а в фургоне тишина и спокойствие. Все окрашено в синих, глубоких тонах, заставляя сойти на неторопливый, полный шепота, диалог. Руки Джона скользят по чужой спине перед тем, как тот валится на диван.—?Я лягу здесь, на кушетке, а ты иди на кровать.Джагхед говорит:—?Не стану я занимать кровать, на которой ты трахаешь Глэдис.Джон кидает ногу на колено Джагхеда. Джагхед закидывает к себе и вторую. Джон говорит:—?Для меня тут спать не в новинку.Джагхед начинает развязывать шнуровку, а пальцы путаются в темноте. Джон дышит тяжело и очень привычно.—?Спасибо, малыш.Джагхед кивает и приступает ко второму ботинку. Джон говорит таким же голосом, но Джагхед на один миг ловит сквознувшую в вопросе надежду.—?Ты же останешься на ночь?Он кивает.—?Смотри, не опоздай в школу.Джагхед думает, что Сара была бы от него без ума. Он начинает без устали говорить всякую чушь о том, что все равно перегоняет всех в учебе, говорит о Глэдис и прочем, неважном дерьме, к которому и сам не прислушивается.—?Помнишь, я говорил, что учительница по музыке даст тебе с первой попытки? Я хотел сказать, что такие, как она, не достойны быть женщинами. Но я достоин, Форсайт. Я буду самой красивой дыркой в Америке.Когда он поворачивается, чтобы взглянуть на Джона, то находит его спящим. Сара точно бы потекла реками, потому что Джон спал, как младенец, без намека на храп.—?Эх, Джон, —?говорит Иеремия, поглаживая его ляжку, —?если бы ты пришел в ту забегаловку на неделю раньше, мир оказался бы куда лучше.Он проходится пальцами по его ширинке и перекидывает чужие ноги на диван.—?Не открывай всякому человеку твоего сердца,?— Иеремия накрывает его износившейся простыней,?— чтобы он дурно не отблагодарил тебя?.Он засыпает рядом, свернувшись калачиком на полу.Джагхед прогуливает школу, потому что, проснувшись, не находит на диване Форсайта, но слышит из-за стены громкий, писклявый набор десяти цифр и рваное: ?Глэдис?.Джагхед ночует ?дома? уже два дня, и если бы Джон был мужиком, а не проебавшимся алкоголиком, все бы обошлось прекрасно. Джагхед сидит на крыше школьного здания, смотря, как в главные двери входят ученики, не умеющие заглядывать выше крыш или выше неба, смотрит, как прекрасно они научены заглядываться на своих самцов и самок, и на брендовую одежду, и на крутые, лакированные тачки на школьной стоянке. Но пока они видят бампер, Джагхед видит отблеск лучей на этом бампере.Ему до жжения хочется распрямиться, расстегнуть ширинку и нассать на них.Он свешивает одну ногу с карниза, а другую подгибает под себя, и читает воровски распечатанную в учительской тонкую книжку, с самодельной, цветастой обложкой и липкими следами на новых листах. Он читает эту книжку уже сотый раз, на что Сара только саркастически двигает бровями и фыркает, но особо ничего не говорит ни против, ни за.Джагхеду хорошо здесь, на краю этой раздолбанной крыши, потому что он вновь слышит тихое, грудное дыхание в своих ушах, от которых мурашки, и не чувствует себя растерянно одиноким. Чаще всего Сара красит губы, причмокивая и в пол голоса поносит всех ебырей, которых может вспомнить. Джагхеда ее острые, подобно разбитому стеклу, проклятья не мешают, они для него, как лаунж. Когда он допивает пиво до половины, а снизу слышится приглушенный звонок на урок, Джагхед откидывается спиной на пол, больно ударяясь лопатками, и засматривается на полет черных точек над головой. Его глаза светятся, как первые звезды на небе, и он говорит и говорит, не замолкая ни на минуту:— …мы будем сидеть в забегаловке, знаешь, такой, ретро-красной, с двумя огромными милкшейками, и у тебя будет кровавый след на рубашке, а я подумаю, что это кетчуп, а потом мы будем лежать с тобой на постели в каком-нибудь крутом мотеле, где пахнет освежителем и тем клубничным мылом, в махровых халатах, две светловолосые головы, одна чуть побольше, другая поменьше, прильнувшие к друг другу и смотрящие мультики все выходные, а я буду твоей маленькой дочкой Би-би, а ты моей крутой мамочкой с кетчупом на рубашке, и все будет круто прекруто, мам, я обещаю.**Сара усмехается, и пока Джагхед не видит, обводит его лицо странным взглядом,?— неестественно светлым и мягким, как смотрела Святая мать на свое дитя из Назарета, пока тот рос, и был румян, и был жив. А Джагхед выдыхает и говорит очень тихо:—?Обещаю.Через неделю Форсайт, провожая своего мальчика на вечерний бал, говорит, что хочет уехать. Он устал, этот чертов Форсайт, он чертовски скучает по прошлому, где можно было трахать ящериц на заправке и курить шмаль.Джагхед знает, что в этом прошлом для детей места нет. Сара цокает и вздыхает.— Не люблю бесхребетных. Не мужики, а дрянь.Джагхед ее фразу без внимания не оставляет. Его глаза разгораются нетерпеливыми искрами. - Значит, добро?Джагхед еле сдерживает улыбку, когда Сара кивает. Он прекрасно знал, что Вероника не из тех, кто забывает вражду, и тем более не из тех, кто проигрывает. Когда она пропадает из толпы напомаженных учеников, желая водворить в жизнь свое последнее слово, Джагхед даже не дергается. У Джагхеда перед глазами улика, которую Форсайту стоило спрятать поглубже. На следующий день Форсайт сидит за решеткой, обвиняемый в убийстве богатенького отпрыска, и его дорогой сынок не спасает папочку от решетки. Он говорит дорогому папочке:—?Знаешь, Джон, по-крайней мере у тебя есть опыт в лице Джагхеда. Будешь знать, где хранить заточки и когда не стоит заглядывать в сортир. И еще один совет от меня: научись играть в покер.—?Малолетний сученыш! —?Джон бьется о решетку, его лицо исковеркано в боли предательства,?— Я доверял тебе!—?Доверял? —?Джагхед приближается, больно врезаясь когтями в чужие костяшки,?— Все, чего я хотел…Он рвано отходит, не договаривая. Вытирает глаза и вновь приближается к лицу Джона, осунувшемуся и испуганному:—?Не делай вид, что не был задействован в продаже кинотеатра. Моего кинотеатра!—?И ты хочешь засадить меня за какой-то гребаный кинотеатр?!—?Это было моим местом, Джон, моим. С какого черта мы вообще сюда приехали? Ты и вправду думал, что мы будем примерной, законопослушной семьей?! Я хотел забыть. Я хотел забыть!Джон ничего не отвечает. У Джона трясутся руки и ему пиздецки хреново. Джагхеду кажется, что того вот-вот блеванет на грязный асфальт обезьянника. Джон хрипит, отходя от решетки:— Ты его копия, копия Джег...— Заткнись! — выкрикивает Джагхед, — Дерьмо! Теперь говорю я, теперь всегда буду говорить только я!Он проходится от стенки до стенки, унимая всплеск ярости. Когда Джагхед подает голос, то его сиплое, надломленное эхо ударяет Джона по ушам:—?А я поверил тебе. Тогда, в самом начале. Что ты будешь любить меня и мы начнем жить заново. А потом ты решил меня бросить, кусок дерьма! Хотя ты обещал, что всегда будешь со мной! Ты обещал! Ты такой же трус, как они.—?Ты ведь знаешь,?— говорит Джон,?— что это не я убил того пацана.Джагхед улыбается, но взгляд его пропитан жаждой мести.—?Конечно. Зато ты добил меня.Джагхед почти верил, что уйдет из Ривердейла так же, как пришел?— вместе с Джоном. Но Джон был лишь картонной подделкой, лишь собирательным образом, той самой игрушкой для коронованного, которая дышала и существовала перед Джагхедом только благодаря прихоти Сары и любопытству самого Джагхеда. И когда Джагхед наигрался в любящую семью, картонка начала падать.Джона приговаривают к двадцати годам лишения свободы, и уменьшить срок не получается ни его дружкам-змеям, ни старому, доброму Фреду. Зная Форсайта, его неудачные побеги и увлечение неконтролируемой агрессией под лихим градусом увеличат срок до пожизенного. К тому же, в тюремных сетях удобней мстить, чем через тюремную стену: один мексиканский Король все еще помнил, как один сгусток лживых змей не вернули ему залог.Джагхед знает: проблема Джона, как и всего человечества, в том, что они верят в людей.И они верят в себя.