пять. нострадамус, моя дочь оказывает вам честь (1/1)

Сильный порыв ветра подкинул светлые тяжелые кудри, всколыхнул юбки. Яркое солнце освещало поляну. Серсея прикрыла глаза, и не услышала, как со спины к ней подошел король-отец.― Ты болела, я слышал, ― сказал Генрих. В руках он держал наполовину заполненный бокал с вином, но не было похоже, что он пьян. Это был один из излюбленных приемов отца: он мог весь вечер протаскаться с бокалом вина, пуская пыль в глаза, что излишне пьян, чтобы при нем говорили громче и смелее. Обычно, он никогда не забывал тех, чьи слова ему не нравились. Что у отца, что у Екатерины были свои хитрые приемы, и этот трюк с ложным опьянением Серсея тоже взяла на заметку.― Мне было нехорошо, но сейчас намного легче.― И все же, не отходи далеко от Нострадамуса. Он сможет тебе помочь, в случае чего.Девушка незаметно для короля вздрогнула, услышав имя прорицателя. Конечно, ночное чтение закончилось тем, что она снова уснула, зато какая-то служанка не постыдилась разнести весть по замку, что прорицатель ночевал в покоях принцессы. Большая часть дворян отреагировала на это с легкой иронией: Серсея не была той, за которой шла слава распутницы, да и все знали, что принцесса приболела, поэтому нахождение рядом с ней фаворита Екатерины мало кого удивляло. И все равно было некомфортно.Серсея тяжело вздохнула и посмотрела на Генриха, хитро усмехнувшись:― Отец, тебе скучно? ― протянула она, не видя другой причины, по которой он решил заговорить с ней о Нострадамусе и о ее болезни. Обычно у Генриха и его дочери находилось много общих тем для разговора, но если он решил заговорить с ней об этом именно сейчас, то значит дела были плохи.― Немного, ― честно признался король, ответив ей такой же веселой усмешке, а потом скользнул взглядом по гостям. Весело взвизгнула Мария, когда Франциск подхватил ее и закружил в танце. ― Я заметил, что ты никогда почти не танцуешь. Серсея незаметно вздрогнула, погладив себя по запястью. Она не видела варианта легко отвязаться от отца, кажется, ему было действительно невесело, несмотря на обилие девушек, готовых раздвинуть перед королём ноги, и несмотря на леди Кенну, фрейлину Марии, которая кидала слишком уж говорящие взгляды на Генриха.― Меня обычно приглашает Франциск, или Карл с малышом Генрихом, ― сообщила она, и Генрих тактично сделал вид, что не заметил отсутствие Себастьяна в списке братьев.Он залпом осушил свой бокал, убрал его в сторону и протянул дочери руку.― Пойдем. ― Ты уверен? ― спросила Серсея, вопросительно изгибая бровь, и на лице Генриха промелькнула улыбка; теплая и знакомая улыбка любящего отца, который боготворит свою прекрасную дочку, который бесконечно ее любит.― Да, радость моя.Серсея была прекрасна в серебристом платье, с красиво собранными волосами, тонкой диадемой с цветами-бриллиантами, с красивой улыбкой на пухлых губах. Несомненно ― Серсея была лучшая из его дочерей, из всех его детей. Горячо им любимая и любящая в ответ, верная и преданная ― королю, Франции, семье. Самой себе, что было невероятно важно.Генрих церемониально поклонился, Серсея изобразила легкий поклон. Ее светлые кудри колыхнулись от движения и красиво легли на висках. Некоторые из гостей обратили все свое внимание на короля и принцессу, даже внимание Екатерины, о чем-то беседующей с Нострадамусом, и Марии с Франциском они смогли привлечь. Разговоры несколько стихли, зато музыка заиграла громче. Генрих бережно взял дочь за талию, Серсея положила руку ему на плечо, а другую король взял в свою большую, теплую ладонь.Самый первый танец с отцом, который Серсея запомнила, был в шесть лет, на дне рождение Генриха. Ей часто рассказывали, что в детстве она не слезала с чужих рук, и сам Генрих часто таскал любимую дочку на руках, когда они гуляли, или на плечах. Король даже позволял себе сыграть с ней в догонялки по замку, после долгих, изнурительных для души собраний ― после такого побегать по замку за дочерью казалось прекрасным решением.Но в тот день рождения короля все было по-другому. Серсея отчаянно зевала, ей ужасно хотелось спать, и она стояла, совсем не по-королевски облокотившись на ноги Екатерины. Королева Франции успевала делать несколько вещей: вести беседу с каким-то знатными дамами, следить за Франциском, который бегал с Себастьяном, за тем, как ведут себя другие дети ― а все ее дети были в зале, на руках няньках или рядом с дальними родственниками ― и поглаживать уставшую Серсею по золотистым волосам, собранными в две косы.Серсея уже думала, что ничего интересного не произойдет, как все разговоры ― даже музыка ― смолкли. Екатерина слегка потянула ее за плечо, и девочка быстро выпрямилась. К ней шел король, папа был необычайно красив в золотисто-красном камзоле, так сочетавшийся с ее персиковым платьицем, с короной на голове. Он остановился перед дочерью, церемониально низко поклонился; Серсея, вышколенная на дворцовый этикет с младенчества, для своих шести лет сделала просто образцовый реверанс, хотя все еще не понимала, что происходит.― Моя дорогая принцесса, не согласитесь ли вы подарить мне танец? ― улыбаясь, спросил Генрих. Ротик Серсеи сложился в букву ?О?, со стороны раздался добрый смешок Екатерины. Обычно король проявлял свою любовь к старшей незаконнорождённой дочери иными путями, не такими публичными. Тогда он впервые публично назвал ее своей дочерью, пусть и не открыто, спрятав за словосочетанием ?моя дорогая принцесса?.Но Серсея не растерялась ― в шесть лет она уже умела держать ?лицо на людях? и вести себя более-менее правильно в необычных ситуациях. Поэтому она улыбнулась, взяла платьице в ручки и поклонилась.― С большой радостью, мой король.Генрих выпрямился, подал ей руку ― в детстве папа казался таким высоким, а она была такой маленькой ― и они вдвоем вышли в самый центр зала. Они еще раз раскланялись, заиграла музыка, и Генрих внезапно подхватил ее на руки и закружился вместе с ней. Серсея весело засмеялась от восторга, и многие гости вторили ей. Наверное, они выглядели невероятно забавно ― король, согнувшийся низко-низко, чтобы держать дочку за маленькую талию, и она, которая тянулась как можно выше, чтобы положить папе ручки на плечах. Это был ее первый танец ― не те танцы, где отец брал ее на руки и просто медленно вышагивал с ней на месте, а именно первый настоящий танец.Счастливое, беззаботное детство.В её уши снова полилась музыка, тихий говор гостей успокоил. Она танцевала, кружилась, и все вокруг хлопали, и хлопали, подобострастно сияя, даря ей настроение и желание жить. Послышались восхищенные вздохи приглашенных при виде лёгких поворотов и грациозных движений рук. И пусть они тысячу раз льстили, она вполне заслужила эту лесть. Она слышала ее с самого детства, и теперь в полной мере понимала свою уникальность. Она была незаконнорождённой, любимой дочерью короля, которую удочерила его жена и любила, как родную. Таких как Серсея больше не было.Но поглощённая в свои мысли, Серсея не заметила, как в глазах отца мелькнули те самые хитрые искры, которые насторожили ее еще в начале разговора. Танец подходил к концу, но не успела музыка закончиться, как Генрих, в очередной раз крутанув ее на месте, подхватил за запястье и потянул в сторону. Серсея, весьма необычным способом вырванная из воспоминаний, пару раз недоуменно моргнула, вздрогнула, а потом увидела перед собой Нострадамуса. Екатерины рядом не было.― Нострадамус, ― Генрих сам подвел ее к прорицателю и протянул ее руку. Мужчина замешкался, а король твердо произнёс. ― Моя дочь оказывает вам честь.Серсеи хватило нескольких секунд, чтобы понять, что произошло. Видимо, она недооценила то, насколько скучно было отцу, или он хотел таким образом что-то доказать Серсеи, или наказать за слухи, или… Что руководило Генрихом было неясным, но пауза слегка затянулась. Отказаться было невозможно, и Нострадамус, и Серсея это понимали. Поэтому принцесса улыбнулась и ободряюще кивнула прорицателю. Нострадамус взял руку Серсеи в свою.― Почту за честь, Ваша светлость, ― сказал мужчина ей. Генрих отступил, прорицатель вывел ее на середину полянки.― Музыку! ― крикнул король, и ― одного беглого взгляда было ясно ― сбитые с толку музыканты тут же вернулись к своим обязанностям. Пространство вокруг Серсеи снова заполнила музыка, только в этот раз она сама была напряженная, как струна. Вместо теплых ладоней отца, ее держали крепкие чужие руки, вместо благовоний короля она ощущала запах лекарств, а также сандала и мускуса, которым пытались перебить этот запах. Нострадамус был… другим, совсем не похожим на тех мужчин, с которыми Серсея общалась до этого.И девушке, вместе с тем, казалось, будто это делает Нострадамуса в ее глазах только лучше.?Да, ― подумала Серсея. ― - Дворцовым сплетникам будет, что обсудить? Мелькнула мысль, что хорошо, что Екатерина куда-то отошла, а то ситуация грозилось стать еще более неловкой. Хотя, впрочем, королева недолго отсутствовала ― Серсея успела выхватить ее удивленный и ничего не понимающий взгляд среди других людей.Она тяжело вздохнула и посмотрела на мужчину, который аккуратно вел ее в танце, и слабо ему улыбнулась.― Простите, что вам пришлось участвовать в этом фарсе. Отцу, очевидно, слишком скучно.― Ничего страшного, Ваша светлость. Очевидно хорошо, что я умею танцевать.Серсея хмыкнула, и позволила себе открытую улыбку. В конце концов, люди могли говорить, что хотели, разве Серсея не имела права хоть на каплю веселья?― Очевидно.Нострадамус слышал, что Серсея всегда хорошо танцевала, но на балах такой чести оказывались немногие ― король Генрих, брат Франциск, иногда Серсея в шутку кружилась с младшими братьями. Почти никто чужой не получал согласия, а тут королевская любимица танцевала с обычным прорицателем, пусть и приближенным к ее приемной матери, а все же чужим мужчиной. Конечно, у Нострадамусу не было выбора, когда Генрих подвел дочь к нему, но сама Серсея могла аккуратно отстраниться и уйти, сославшись на нежелание танцевать. Несмотря на это, сейчас он видел, как почти летают ее туфли над полом, без труда вспоминая всевозможные па. Она была маленькой, изящной и грациозной, живо реагировала на самые сложные повороты и смену рук. Ей отчетливо нравилась мелодия, собственная пышная, чуть подпрыгивающая при движении юбка и то, как лежит мужская ладонь у нее на талии. Серсея была близко, настолько близко, что Нострадамус чувствовал запах вина и свежей травы, исходящий от нее; или это был запах винограда и пшеницы, но что-то определено приятное и терпкое. Она была близко, искренняя и улыбающаяся, такая… которая никогда не могла принадлежать прорицателю.Когда музыка закончилась, Нострадамус задержал ладонь Серсеи в своей несколько дольше, но все равно отпустил ее спустя мгновение. Серсея ласково улыбнулась, сделав вид, будто ничего не заметила, сделала шаг назад и сделала реверанс в ответ на поклон Нострадамуса.― Благодарю за танец, Ваша Светлость, ― кивнул мужчина. ― Всегда рада, Нострадамус, ― улыбнулась принцесса. Они кивнули друг другу и отошли в сторону. Музыка снова заиграла, гости вернулись к своим разговорам, но Серсея спиной чувствовала любопытные взгляды, которые неприятно жгли кожу. На несколько секунд мелькнула мысль: понимал ли отец, что своими действиями разжигает интерес людей к жизни Серсеи, развязывает языки сплетникам? Екатерина всегда учила не обращать внимание на зубоскалов, но королевская любимица не часто с ними сталкивалась, и почему-то думала, что навряд ли сможет выдержать насмешки и плевки в спину.Кстати говоря, о Екатерине ― Нострадамус и Серсея не успели обменяться и двумя словами, как рядом тут же оказалась Медичи. Серсея не сказала бы, что женщина была зла, однако в ней явно читалось раздражение и непонимание. Впрочем, эти чувства у королевы были связаны ― непонимание чего-то вызывало у Екатерины раздражение, особенно когда она не понимала что-то, в чем были замещены ее дети. ― Что это было? ― шепотом спросила она.― Генрих, ― просто ответила Серсея, но королеве этого хватило. Она крутанула головой, выглядывая в толпе короля, а когда нашла, ее зелено-карие глаза опасно сверкнули. ― Что это было? ― подошла Екатерина к Генриху с тем же вопросом, что и к Серсеи.― А что такое? А, ты про Серсею и Нострадамуса. По-моему, ты должна быть довольна. Твоя любимица с твоим любимцем, ― Генрих усмехнулся, пригубил вино из бокала, и снова влился в праздник, как будто ничего и не произошло.Екатерина внимательно вглядывалась в его спину, крепко сцепив руки, потом перевела взгляд на Нострадамуса и Серсею, которые что-то обсуждали чуть поодаль, и тяжело вздохнула. Ей оставалось только надеяться, что супруг не всерьёз увлекся какой-то своей идеей, связанной с прорицателем и принцессой, и в скором времени, он оставит Нострадамуса в покое.Но Екатерина ошиблась ― Генрих не забыл про Нострадамуса. Наоборот, внимание короля почему-то снова и снова обращалось к прорицателю, хотя обычно он вызывал в Генрихе лишь глухое раздражение, злую иронию и полное недоверие. Иногда он даже мог кинуть в адрес Екатерины что-то завуалированно злое, будто обвиняя ее в измене с прорицателем, однако король знал, что жена верна ему как никто.Был праздник ― с приезда Марии торжеств во Франции стало все больше, Генрих старался показать молодой королеве всю прелесть и пышность своей страны. Будто говоря: ?Ты будешь когда-то всем этим править, если будешь хорошей девочкой?. Серсея по большей части не волновали торжества в замке, она относилась к ним ровно безразлично, потому что когда живешь во всем этом восторг превращается в рутину, а праздник ― в обязанность. А вот свадьбы, дни рождения — вот это было бы поинтереснее.Сегодня же был обычный праздник, призванный слегка расслабить и развеселить придворных. И Генриху, как часто, бывало, скучно в это время.Его взгляд прошелся по залу, наткнулся на порицателя, говорящим о чем-то с Екатериной. ― Нострадамус, ― позвал Генрих. Все разговоры мгновенно понизили тон, даже музыка стала играть тише. Серсея, до этого сидящая с фрейлиной Камилой за одним из столов, посмотрела сначала на маму, потом на отца и перевела встревоженный взгляд на Нострадамуса. Мужчина рядом с Екатериной напрягся. ― Поделитесь с нами вашей мудростью.― Я не понимаю, ― аккуратно ответил Нострадамус, смотря на короля. Серсея прищурилась. ― Вы все время говорите о чем-то с моей женой. О чем? ― на этих словах, Екатерина, которая смотрела в сторону Серсеи, будто у нее спрашивая, что нашло на ее отца, резко повернула голову в сторону короля. ― Я слышал, император Максимилиан завел в Праге пророка, который гадает на картах. Какая судьба ждет королеву Марию и ее дом?Судя по тому, как свела брови Мария, ей самой не очень хотелось слушать предсказание о себе, но Серсея понимала ― если отец захотел, он получит от этого хоть какой-то результат, чем бы это не было. Нострадамус подошел к подножью трона и опустился на колени.― Простите, Ваше Величество, я не силен в картах. И не властен над моими видениями, они приходят помимо моей воли. Серсея ободряюще улыбнулась несмотря на то, что Нострадамус не мог ее увидеть. Однако, судя по тому, как повел плечами пророк, он что-то почувствовал.― Вы уступаете пророку Максимилиана? ― провокационно спросил король.― Оставьте его в покое, Генрих, ― приказала Екатерина, подходя к собственному трону и царственно на него опускаясь. ― Почему? Владеет же он каким-то искусством, раз вы так полагаетесь на его умения, ― в некоторой степени сварливо поинтересовался король. Серсея поймала взгляд Франциска в зале; брат устало закатил глаза ― если кого-то и веселили подобные придирки Генриха, то его семья порядком от них устала, понимая, насколько велика роль Нострадамуса в их жизни. В моменты опасности, часто именно провидец спасал детей, да и Екатерина часто оказывалась спасена лишь его нереальному таланту фармацевта. Случай с переливанием крови ― о котором никто не знал, но о котором Серсея не могла забыть ― был ярким тому подтверждением, и Серсею с Екатериной точно убедил в том, что дар Нострадамуса незаменим. По крайней мере дочь Медичи считала, что мужчина заслуживает лучшего к себе отношения от короля, но все ее аккуратные доводы на этот счет вызвали лишь насмешку короля.У Нострадамуса, как и в случае с танцем, не было выбора ― мало ли что взбредет королю в голову, посмей он отказаться. Поэтому Серсея ― как и все ― с интересом наблюдала за тем, как прорицатель по картам делает предсказания. И, как Екатерина, она смогла отличить настоящие предсказания от ?банальностей?, как их назвал Генрих, которыми мог повеселить любой картежник на рынке. Услышав настоящие пророчества, Екатерина и Серсея переглянулись; королева сжала ладонь в кулак, и только это ее выдало. Но никто этого не увидел ― все были увлечены прорицателем, даже Генрих. Серсея хорошо знала то растерянное и даже болезненное выражение лица, которое исказило Нострадамуса ― так приходили настоящие видения. Его видения бывали запутанными, но всегда оставались красочными, они неизменно представляли собой яркие картины будущего, и причиняли боль. Один раз, будучи маленькой, она осмелилась спросить Нострадамуса об этом. Тот грустно улыбнулся, и сказал, что будто раскалённые иглы втыкают ему в голову.Поэтому, вряд ли Генрих понимал, на какие муки, пусть и краткие, обрекает ни в чем неповинного мужчина. Когда Нострадамус с честью выдержал ?развлечение? короля, и даже получил от него какое-то, пусть и ироничное, одобрение, Серсея не могла сдержать облегченный вдох. Она отвернулась, надеясь, что ее через чур пристальное внимание останется незамеченным, и Камила снова начала мешать карты, надеясь возобновить прерванное раскладывание пасьянса, но то ли вздохнула Серсея слишком громко, то ли Генрих намеревался получить от Нострадамуса намного больше ― следующее предложение обожгло принцессу, как хлыст по спине.— Серсея, дорогая, может, ты тоже вытянешь карту? Нострадамус, предскажите будущее и моей дочери.Серсея резво, раздраженно обернулась, смерив отца недовольным взглядом. В глазах Генриха она рассмотрела уже знакомые искры, которые говорили только об одном: ему опять было скучно. Скучно, как и несколько дней назад на празднике в честь приезда Мадлен. И почему, когда короля одолевало подобное чувство, он пытался столкнуть прорицателя и свою дочь, какой в этом был смысл?— Это лишнее, ― попыталась возразить Серсея, потому что в отличие от танца, тут у нее была возможность отказаться, не навредив никому из забав Генриха. Лучше прослыть принцессой, которая постеснялась ― или побоялась ― узнать свое будущее, чем услышать что-то по-настоящему правдивое, — Давайте, Нострадамус, ― будто не услышав дочь, подначивал Генрих. Прорицатель обречённо приблизился к Серсеи, неопределённо махнув рукой, предлагая ей выбрать карту. Серсея подошла к делу со всей ответственностью ― пораздумав пару минут, она потянулась к одной из карт в колоде, но не успела вытянуть ее, как Нострадамус сказал:— Вы выйдете замуж в скором времени.Серсея впервые подняла глаза прямо на него, встретившись с обжигающим, пусть слегка и рассеянным взглядом прорицателя. Он видел, и видел по-настоящему, не в угоду словам Генриха. И он увидел это ― ее замужество. В глазах Нострадамуса будто клубился туман, он смотрел одновременно на принцессу, и вместе с тем ― сквозь нее.Кто-то пораженно ахнул, гости зашептались. Судя по тому, как резко выпрямился Генрих, и как поддалась вперед Екатерина, они оба не ожидали такого. Честно признаться ― вряд ли кто-то вообще ожидал такое. — За кого? ― слегка хрипло спросила Серсея, но в оглушающей тишине ее вопрос прозвучал громко. Она знала, что после видений, Нострадамусу нужно время, чтобы слегка прийти в себя, выстроить последовательность видения ― очнуться, проще говоря. И обычно, Серсея не позволяла себе задавать вопросы сразу, но тут… Это не тоже самое, что предсказание о том, что в десять лет ей подарят лошадь ― говорилось о ее замужестве.Нострадамус вздрогнул, будто только сейчас заметив принцессу, поняв, что обращаются к нему. Мужчина посмотрел прямо на нее и пространственно ответил:— За человека, которого вы знаете всю свою жизнь. Кто-то из вашего близкого окружения.Серсея не успела спросить что-то еще: заиграла музыка, слишком громкая и оглушительная. Девушка вздрогнула, и поняла, что музыканты заиграли по безмолвному приказу Екатерины. Судя по всему, она боялась, что Серсея невольно продолжит развлечение Генриха своими дополнительными вопросами, и к стыду принцессы ― это бы так и случилось, не вмешайся мать вовремя. Она хотела знать.Нострадамус, кивнув ей на прощание, направился в сторону выхода. Ему явно было не хорошо. Серсея мало обратила внимание на разложившую карты Камилу, продолжая наблюдать за Нострадамусом: сначала к нему подошла Мария, и начала что-то выговорить прорицателю с недовольным и даже злым выражением лица, отчего Серсея едва заметно поморщилась. Однако Нострадамус быстро избавился от молодой королевы, и опять направился к выходу.Мария, явно неудовлетворённая исходом разговора, сжала ручки в кулачки, но удерживать Нострадамуса не стала.Зато Серсея не была так великодушна ― раз провидец увидел ее будущее, особенно такие детали, то королевская кобра хотела получить как можно больше. Поэтому, несмотря на аккуратные возражения Камилы, принцесса встала и, аккуратно лавируя между вернувшимся к танцам гостям, направилась вслед за Нострадамусом. К ее удивлению, он не ушел в свои покои, а ждал ― судя по всему, ее ― около выхода в тронный зал. Настроившаяся на настоящую погоню Серсея замерла, недоверчиво прищурившись.― Я не хочу, чтобы вы снова обвинили меня во лжи, ― устало объяснил Нострадамус, которому даже не понадобилось задавать вопрос. Возможно, это было к лучшему ― Серсея не тратила время на пустые вопросы.― Вы солгали? Я не выйду замуж? ― истолковала она его слова по-своему. Сцепив руки в ?замок? ― одна в другой ― на уровне живота, девушка приблизилась к мужчине. Между ними едва оставалось расстояние вытянутой руки, но Серсею это не волновало ― лучше так, чем выставить на всеобщее осуждение то, что Нострадамус не рискнул сказать вслух при всех.― Выйдете, но это будет тот, который скажет, что вы принадлежите ему, ― детализировал свое видение мужчина. Серсея закусила губу, усердно соображая.― Но я знаю его всю жизнь.― Да.Серсея кивнула. Здесь было прохладнее, чем в зале, свежее и просторнее, в коридоре дул сквозняк. Тут, рядом с прорицателем, было куда приятнее, чем в зале среди разгоряченных французов. ― Спасибо, ― улыбнулась она, а потом, вспомнив о своем обращение с мужчиной еще до своей болезни, виновато улыбнулась. ― Я была груба с вами.― Вы хотите, чтобы вам говорили правду, это нормально. Я не обижаюсь, ― улыбнулся Нострадамус. ― Хорошо, я рада, ― выдохнула Серсея.