Часть 6 (1/1)
Мы обязательно встретимся, слышишь меня? Прости.Там, куда я ухожу… Весна…Его больше нет. Красные ошмётки на снегу не в счёт. По ним даже сложно понять, кем был распластанный кашей, и быть может, выйди Дэниэл позже, до последнего отнекивался от самого факта смерти напарника.Друга. Любовника.Роршах говорит коротко и категорично. Как и всегда. Роршах никогда не идёт на компромиссы и больше некому прикрыть спину, уберечь от резкого шага и остановить летящий в спину нож.Дэниэлу остаётся только смотреть и болезненно ждать развязки.Роршах сам шагает навстречу смерти.Он спланировал это? Заранее знал, чем все закончится, и бросил проклятый дневник в ящик замшелой газетенки, что ещё вполне способна раздуть приличный скандал и посеять зерно сомнения в выживших умах?Никаких компромиссов. Да пошли твои компромиссы!У Дэниэла холодеет в груди и свинцом наливаются мышцы. Дэниэл хочет сделать хоть что-то, но Манхэттэн будто и им управляет, не давая сдвинуться с места, не допуская новых, бессмысленных жертв.Серьезно, Джонатан? Его смерть была так необходима или ты просто пошёл на поводу у прихоти?Аморфный кусок дерьма.Его лицо, как издевка. Дэниэл видит его, наконец делая шаг и дрожащий от невысказанных чувств профиль, навсегда врезается в память, ещё много лет спустя являясь во снах самым страшным кошмаром. Он видел те новости, знал его имя, но кожа вживую рябит меньше, и Дэниэлу отчаянно кажется, что телевизионный Уолтер Ковач был лишь призраком самого себя, насильно запущенный в каналы продажного телеэфира.Он последний раз смотрит на высокие скулы, на торчащие иглы рыжих волос, на тонкую линию губ, к которой буквально вчера прижимался отчаянным поцелуем. Последним между ними.Роршах кричит?— давай! Уолтер Ковач больше не хочет видеть этого мира, и тело его взрывается яркой волной кровавого фейерверка, забирая с собой частичку его собственного тела. Ровно половину, вырывая из груди сердце, и Дэниэл кричит вместе с ним, не в состоянии смирится с болью этой утраты.Он не чувствует его стука, ни до, ни после, призраком блуждая по улицам и отчаянно вглядываясь в лица прохожих, в каждый проносящийся по ветру самодельный плакат, в надежде раскрыть очередной виток хитроумного плана.Но план был прост и безупречен в своём исполнении. И Дэн уже не злится на Джона, инструмент, могущественный и так ловко вплетенный в незамысловатую игру длинными стертыми пальцами.Дэниэл умирает каждый день, прижимая к лицу подушку и находя спасение только в редких проблесках снов.В этих снах не бывает смерти, и Хранителей там тоже нет. В этих снах Дэниэл Драйберг просто Дэниэл Драйберг, внештатный корреспондент журнала по орнитологии, иногда выпивающий бутылку пива со старым другом, под крышей уютной мастерской. Уолтер Ковач отлично шьёт, и не редко заходит к нему на чашку крепкого и жутко сладкого чая, а иногда и остаётся навсегда.—?Здесь холодно, Дэни.Старое прозвище звучит болезненно-колким.—?Я жду.Просто отвечает Драйберг, стоя у перекладины причала, отчаянно кутаясь в высокий воротник тёплого пальто. Где-то вдали слышны крики чаек, и волны разбиваются о волнорезы, опрыскивая носы ботинок холодными каплями.—?Он скоро придёт.—?Никто не придёт, Дэни.Рука на плече сжимается мертвенной хваткой.Кошмары всегда любили его куда больше.Они снятся все чаще после посещения кладбища. Под могильной плитой?— ничего. Хоронить было нечего, и Дэниэл не знает, зачем приходит сюда, из раза в раз, стабильно раз в месяц, кладя цветы и комкая в пальцах старую шляпу. Он сам оплатил его похороны. Просто не мог по-другому.Не смог видеть строчки дневника на жёлтых страницах газет и смотреть передачи, перевирающие и выворачивающие личность друга в последнего террориста. Его методы никогда не были совершенны, но непререкаемая справедливость волновала его, больше собственной жизни.Дэни.Хриплый голос зовёт его из глубины темного коридора, но на кухне только два пустых стула, а в холодильнике банка бобов, которые Дэниэл никогда не ест.Я люблю тебя. Просто прими это.Я умер. Просто прими это.Он навсегда остался там. На снегу. Рядом с распластанными ошмётками и витающей в морозном воздухе шляпой. Он вдыхает запах его крови и растворяется в последнем крике, эхом впивающимся в грани уродливой пирамиды.И больше ничего.От них осталась лишь пустота.