Часть вторая. (1/1)

Вопреки своему обещанию вновь увидеться с Джи Мингом вскоре, после знаменательной ночевки в эвкалиптовой роще, Чоу Вей не покидал Южного храма Шаолинь на протяжении трех лет. Убедив себя в греховности собственных побуждений, он старался изо всех сил забыть образ юноши-монаха, способный побудить к совершению всех на свете безрассудств. Главной задачей было: придать забвению ту самую ночь, воспоминание о которой принуждало сердце бешено биться в груди. Чоу заставил себя поверить, что произошедшее, как и неистовая страсть к послушнику Северного храма – наваждение молодости и странный сон. Он твердо решил не думать больше о Джи Минге и в скором времени найти женщину, с которой смог бы построить счастливую семью. Но, не смотря на все усилия, молодой человек продолжал видеть во сне смеющиеся глаза юноши и его задорную улыбку. Самым тяжелым для Чоу Вея после таких снов было каждый раз с горечью признавать, что в грезах, находясь рядом с Джи, он чувствовал себя по-настоящему счастливым, а наяву – опустошённым и жалким.Посыльный, принесший внезапную весточку, донельзя удивил Чоу, который, живя недалеко от отчего дома, не имел родственников, способных писать ему письма. Открыв послание, он с трудом сдержал возглас волнения, поскольку сразу понял, кем была написана записка:"До меня дошли слухи, что все розы в Вашем саду погибли от жажды. Росы нет больше на завядших листьях. Возможно, река могла бы спасти забытые цветы, но, судя по всему, Вы слишком заняты, чтобы спускаться к ее водам. Я очень опечален сим обстоятельством и хотел бы обговорить это с Вами. Таверна "Спящий дракон". Я буду ждать Вас в указанном месте. " Далее обозначались дата и время встречи.Сердце молодого человека стукнуло и замерло. Ошибки быть не могло: послание прислал ему Джи Минг. Чоу, конечно, мог изорвать записку в клочья или сжечь, не обратив внимания на призыв друга, но он не сделал этого. Пару минут молодой человек разглядывал начертанные синими чернилами символы. В воображении предстала бамбуковая кисть, аккуратно выводящая эти символы, зажатая тонкими белыми пальцами. Льняной рукав рубахи, собравшийся в складки у сгиба локтя и предплечья, обвивает сильную руку. Светлые отвороты ворота покрывают выступающие под кожей ключицы. Здесь, немного левее, ближе к плечу скрыто под тканью крошечное родимое пятно. Чоу Вей представлял себе юношу, склонившегося, занятого письмом. Зрением сознания молодой человек разглядывал шею, четкое очертание скул, гладкие щеки, острый взгляд карих глаз, что на свету становились почти желтыми как у тигра… Чоу Вей судорожно вздохнул, сжал письмо в кулаке, поднялся. Он даже не обдумывал возможность отклонить предложение о встрече.Переступив порог таверны, Чоу огляделся, но не увидел ни одного знакомого лица. Пройдя вглубь заведения, он сел за стол у окна. Тут же к нему подоспел услужливый помощник хозяина с целью справиться, не хочет ли дорогой гость заказать себе обед. Чоу Вей отказался, сославшись на то, что ждет тут товарища. Он некоторое время сосредоточенно оглядывал окружающую публику и вскоре, поняв, что Джи Минга здесь нет, устремил взгляд через окно на улицу. Ожидание оказалось томительным. В какой-то момент молодому человеку подумалось, что никто не придет свидеться с ним, но он с тревожным недовольством отогнал эту мысль.Неподалеку от стола Чоу расположилась компания из четырех мужчин. Шумный развязный говор и нелестные шутки раскрывали в них завсегдатаев веселых заведений.- Гляди, какая цыпка! – произнес один из дружков, кивком головы указывая на проходящую между столами девушку.- Эй, красавица! - воскликнул другой. - Не желаешь ли составить нам компанию?Чоу Вей без интереса посмотрел в сторону расшитого узорами алого ишана, украшающего фигуру посетительницы, что обернулась на голоса и стояла сейчас спиной к молодому человеку.- Смотри, какая скромница! – одобрительно хохотнул самый нахальный из приятелей. - Таким как раз впору быть идеальными женами. Не желаешь ли стать моей седьмой супружницей?Все четверо друзей громко засмеялись. Чоу Вей отвернулся к окну.- Покорнейше благодарю, - заговорив, девушка заставила молодого человека насторожиться: голос показался ему странно знакомым. - У меня нет никакого желания разделить унылую судьбу остальных шести страдалиц – твоих жен.Весьма удивившись смелости барышни, трое мужчин насмешливо покосились на своего уязвленного такими словами друга.- Попридержи свой дерзкий язычок, девчонка! Не то проучу тебя, родная мать не узнает! – крикнул тот.Чоу Вей вновь обернулся. Не слушая гневных слов оскорблённого человека, он разглядывал фигуру в расшитом одеянии: утвердив руки в бока, отчего ткань привлекательно обтянула стан, особа, казалось, не придавала никакого значения только что высказанной угрозе. Длинные черные пряди ее волос были собраны в замысловатую прическу, тонкий лотос из белых и розовых нитей был туанью – вышивкой, украшающей ишан, из под которого выглядывали шелковые таоку.- Хм, - девушка медленно повела плечом, - в таком случае тебе придется сначала иметь дело с моим женихом.- Ты надеешься этим меня испугать? - мужчина, все больше распаляясь, поднялся со своего места. - Покажи-ка мне сего молокососа. Я займусь вами обоими!- Далеко ходить не придется, - отозвалась красавица. Она, не оборачиваясь, указала рукой в сторону вздрогнувшего молодого человека. - Господин Чоу Вей – мой жених!Донельзя удивленный Чоу открыл было рот, чтобы опротестовать такое заявление, но тут девушка обратила к нему свое улыбающееся озорной улыбкой лицо. Слова застряли в горле. Перед ним стоял ни кто иной как облаченный в женское платье Джи Минг.Четверо друзей, завидев, кто был "женихом" дерзкой девицы, переглянулись. За последние несколько лет Чоу Вей в своей провинции стал пользоваться славой отчаянного и искусного бойца, сражаться с которым не спешили даже самые заядлые задиры. Кроме того, он был известен как человек весьма строгих нравственных взглядов. Сплетницы Гуанчжоу - его родного города, считали, что девушка, которая сможет найти благосклонность в глазах Чоу, должна обладать поистине необыкновенными качествами, какие вряд ли имелись у особы, заявившей на него свои права.Джи Минг, оценив всеобщее замешательство, уверенно продолжал гнуть свое: наигранно всплеснув руками, он затараторил:- Ах! Женишок мой милый! Такой стеснительный, бедняжка! Одна мысль о том, что на нас обратили внимание, заставит его теперь, сгорая от стыда, молчать несколько часов подряд! – Джи, состроив скорбную вину, обернулся к сбитым с толку товарищам. - А все из-за вас! Постыдились бы!Джи Минг голосил так, что вскоре все посетители таверны, включая прислужников, прибежали полюбоваться на разыгравшуюся сцену:- Он будет молчать и даже словечка не скажет! Вы все испортили! Что же мне теперь делать!- Да она сумасшедшая, - проговорил один из приятелей, подталкивая остальных поскорее уйти. - Сейчас весь город скличет на нас глазеть.- Пойдем отсюда поскорее, - поддержал его другой.Выходя на улицу, мужчины все еще слышали позади пронзительные крики Джи Минга. А тот, спровадив приятелей таким образом, подхватил оторопевшего Чоу Вея под руку и поволок к лестнице, ведущей на второй этаж, где снял одну из комнат, отведенных для постояльцев.Не успела дверь комнаты захлопнуться за ними обоими, как Джи атаковал Чоу тигриной хваткой. Парируя один за другим выпады, молодой человек видел, что лицо друга исказилось теперь гримасой ярости. Это гневное выражение и сильные, точные удары были таким контрастом с алым ишаном, напомаженными губами и подкрашенными глазами, что впору было рассмеяться, если бы это не грозило серьезными телесными повреждениями, ибо Джи Минг дрался мастерски.- Джи! – воскликнул Чоу Вей, отразив очередной выпад. - Почему ты нападаешь на меня? Я пришел не сражаться с тобой!- Тебе придется ответить за свои поступки! – отскочив назад, сбивая стоящий на плетеной тумбе подсвечник, Джи Минг принял "стойку журавля", широко разведя руки. Шелковая ткань ишана разошлась, давая свободу одетым в таоку ногам. - То, что ты сделал, хуже всякого предательства!- О чем ты говоришь?- Ты пришел сюда издеваться надо мной?! – последние слова разозлили Джи еще сильнее, и его "солнцеобразный кулак" угодил в цель. - Я говорю о чистом притворстве, о лжи и умении извлекать пользу из глупцов, подобных мне!Отброшенный ударом к стене Чоу Вей закашлялся, растирая ушибленную грудь. Он прекрасно осознавал на деле, о чем шла речь. Однако, помня, что лучшая защита – нападение, проговорил, через мгновение снова сцепившись с другом:- Оставь в покое мои грехи! Взгляни на себя! Появился на людях разодетым как продажная девица! Да еще и женихом своим меня обозвал! Срам и позор!- Неужели?! Да после всего, будь я девушкой, ты обязан был бы на мне жениться! – Джи Минг блокировал удар "двойного дракона ", отклонился, "клюнул" Чоу в бок изогнутой "журавлиным клювом" ладонью.- Как тебе не стыдно разгуливать в таком виде?! Мужчины пялятся на тебя, обгладывают глазами! – подхватив стоявший у кана дорожный шест Джи, Чоу Вей резким толчком, упирая в грудь, пригвоздил им юношу к стене. Приоткрытые губы, дышащие жаром, оказались в нескольких дюймах от лица молодого человека.- Да, я многим нравлюсь! А какое тебе до этого дело? – дерзко улыбаясь, Джи Минг вскинул нугу, больно ударил Чоу в плечо, оттолкнул его и, освободившись, атаковал вновь.При последней фразе у Чоу Вея кровь застучала в висках. Увернувшись, став у Джи за спиной, он обхватил его обеими руками, сдерживая любые действия:- Не значит ли это, - прорычал Чоу ему в шею, - что ты отдавался другим?! - удвоенная яростью мощь молодого человека сделала хватку будто стальной. - Отвечай!Попытавшись вырваться в первый миг, Джи вдруг почувствовал, что теряет силы. Памятью тела он все эти годы хранил тепло и энергию, исходившую от Чоу Вея, и теперь, снова оказавшись в его объятьях, не смог сопротивляться потому, что больше всего на свете желал снова быть вот так близко с тем, кого все еще любил.- Как ты сумел подумать такое? - проговорил он, задыхаясь от волнения. - Я ведь монах…Чоу ощутил, как друг внезапно ослаб в его руках. Неожиданно в сознании молодого человека с невероятной ясностью всплыли образы ночи, проведенной в эвкалиптовой роще. Вдруг стало столь очевидно, что никто на этом свете ему не нужен. Никто, кроме Джи Минга. Чоу Вей враз забыл и злость, и укоры, и подозрения, он развернул юношу к себе лицом:- Джи, - ладони, сжимающие мгновение назад со всей силы, дрожали от схлынувшего напряжения, судорожно гладили спину друга, нежно привлекали его к груди, - Джи…Чоу уткнулся лицом в складки алого шелка на сгибе, идущем от шеи к плечу, вдохнул полной грудью еле ощутимый сладкий аромат каких-то духов, что сплелся с собственным запахом юноши. Молодой человек порывисто поднял голову, стал целовать его щеки, губы, смазывая контур красной краски, стащил с головы нелепо растрепавшийся во время драки парик, откинул в сторону. Сам Джи Минг нисколечко не сопротивлялся, лишь сжимал пальцами рубаху на груди друга.- Джи, сердце мое, - бормотал Чоу, не переставая касаться губами его лица, - любимый мой.Опустившись прямо на пол, Чоу Вей потянул юношу за собой. Трепещущими теперь уже от желания пальцами он, спеша, распутывал завязки алого ишана, стаскивал таоку разом с ку. Убрав ткань, скрывающую грудь возлюбленного, Чоу касался губами кожи так кротко, будто боялся обжечься о горячее тело.Усевшись поверх бедер друга, Джи Минг обвил ногами его торс. Ослабив пояс своих штанов, скорее избавившись от преград одежды, удерживая Джи ладонями за талию, Чоу Вей плотно притянул его к себе, резко вторгаясь в тело. Сдавленный вскрик слегка отрезвил молодого человека: он увидел желтые, словно тигриные глаза, слепо глядящие куда-то поверх его головы, застывший приоткрытый рот, размазанную до щеки и подбородка красную краску.Чуть ослабив объятья, в следующую секунду Чоу инстинктивно привстал, вновь крепко прижал друга к себе, заставив того болезненно охнуть, изогнуться, вцепиться пальцами в плечи молодого человека.Обнимая юношу, Чоу Вей приподнимался на коленях снова и снова. Его грудь скользила, соприкасаясь со взмокшим от пота телом возлюбленного. Он жаждал ловить губами вздохи, слетающие с уст Джи, ставшие вдруг непривычно откровенными, протяжными и нежными. Джи Минг расслабился. Он извивался, выгибая спину именно в те моменты, когда Чоу подавался ему на встречу так, что единение тел получалось почти полным.В предвкушении упоительного удовольствия, дыхание молодого человека стало тяжёлым. Заметив это, Джи удержался руками за его предплечья, отклонился назад, впуская в себя полностью, подтолкнув тем самым к краю бездны наслаждения. Чоу Вей гулко вздохнул, содрогнувшись всем телом, закрыл глаза. Мгновение спустя юноша прижался к его груди, затаив дыхание от накрывшей его сладостной истомы.Осторожно привстав и высвобождаясь из объятий, Джи Минг сел на колени рядом с другом, подобрал брошенные рядом таоку, стер ими скользкие следы с себя и Чоу, где тот оказался запачканным, бросил одежду подальше.- Почему ты не сдержал обещания? Почему так долго не давал о себе знать? - спросил он, словив взгляд Чоу Вея.Не умея кривить душей, тот рассказал о своих переживаниях: о том, как его сердце разрывалось от осознания греховности желаний и стремления снова оказаться вместе с возлюбленным.Джи Минг ничего на это не ответил, только понимающе еле заметно кивнул, силясь скрыть досаду. Он встал на ноги, не глядя больше на друга, переоделся в привычную одежду, стер с лица остатки грима. Чоу, следуя его примеру, тоже привел себя в порядок. Однако молодой человек выглядел смущенным и неуверенным, казалось, он обдумывал пришедшую в голову мысль.- Джи, - позвал он, наконец.Юноша обернулся, посмотрел ему в лицо.- Сейчас все получилось иначе, - проговорил Чоу медленно, с трудом подбирая нужные слова, - тебе было хорошо?Джи Минг слабо улыбнулся:- Да. Но стоит ли этому удивляться, ведь я тебя люблю.Чоу Вей покраснел и замялся:- Я имею в виду, что ты вел себя совсем не так, как тогда в роще, - он замолчал в ожидании, что юноша сам поймет его и развеет недоумение. Но Джи молчал.Чоу вскинул голову и молвил:- Ты действовал умело, будто знаешь, что делать. Скажи мне правду: у тебя действительно не было мужчин, кроме меня?Джи Минг заговорил не сразу. Сердце молодого человека сжалось: он вдруг осознал, что это замешательство и было ответом.- У меня был друг, - отозвался Джи наконец, - верный друг, который меня очень ценил.Чоу Вей побледнел, плотно сжал губы. Он порывисто отвернулся, чувствуя сильное желание убить Джи на месте.- В чем причина твоей злости? – воскликнул юноша, правильно оценив его реакцию. - Знаешь ли ты, чего мне стоило ожидание, на которое ты меня обрек? Каждое утро я вставал, надеясь получить вести от тебя! Ведаешь ли ты, какой мукой было, каждый вечер опасаться, что мои надежды напрасны?!- Думаю, тебе стоит отправиться поскорее к твоему другу, он верно с нетерпением ждет твоего возвращения, - сказал Чоу холодно.- Его нет больше среди живых, - голос Джи стал снова спокойным.- Вот как? – обернувшись, молодой человек смерил его презрительным взглядом. - Значит, ты решил спастись от одиночества в моих объятьях, как только твой дружок оставил тебя одного?- Мой друг погиб около года назад.- Не беда,- Чоу Вей зло усмехнулся, - у тебя не будет никакого затруднения найти себе покровителя.Услышав это, Джи Минг вздрогнул, потрясенный, уставился на Чоу, а миг спустя кинулся прочь из комнаты.Осознав в одно мгновение, насколько ужасны были последние слова, молодой человек выбежал в коридор в надежде остановить друга и попросить прощения за фразу, сказанную в порыве гнева.Джи в таверне уже не было. Не было его и на улице, и Чоу Вею ничего не оставалось, как бросаться то к одному, то к другому прохожему с расспросами, не видал ли кто юношу-монаха.- Да, пробегал, - сказала, шамкая, старая торговка сластями. - Я еще подумала, не стряслось ли чего: несся, как от погони.- Видел монаха, - ответил стоящий в ожидании заказчиков рикша, - низкорослый такой да шустрый как ящерица: враз ограду перемахнул. Во-о-он там, - он указал направление.- Был тут такой, - ухмыльнулся стражник у городских ворот. - Пригожий как девица. Вдоль пашни ушел уже с полчаса тому назад.Проглотив внезапный порыв, угостить стражника парочкой тумаков за подобную характеристику, Чоу Вей миновал городские ворота.Джи Минг был вне себя. Он мчался со всех ног, подгоняемый одной лишь мыслью - убраться поскорее из этого города. Такого удара он не ожидал. Больнее всего было то, что жестокие слова принадлежали человеку, памятью о котором Джи дышал последние несколько лет.Пройдя заставу, он замедлил шаг и брел по дороге, пока не показалось золото солнечных лучей, игравших в стремительных водах реки. Тогда Джи поднялся на холм, поглядел вдаль. Он чувствовал себя раненым зверем, теряющим свою жизненную силу. Юноша сел на колени, закрыл глаза в надежде успокоиться, сосредоточиться, вернуть себе утраченное душевное равновесие. Глубоко вздохнул. Однако, как он ни старался, вместо одухотворённых живительных мыслей в голове то и дело возникали картины прошлого, обрывки фраз, собственных действий и размышлений.Сейчас, как никогда, Джи Мингу была необходима поддержка, доброе слово или просто сочувствующий взгляд. Невольно он подумал о единственном человеке, способном в полной мере дать ему все это. Юноша ощутил, как сильно не хватает ему того самого старинного друга, о котором узнал сегодня Чоу Вей.Вей Фонг был готов почти в любой ситуации принять сторону Джи, помочь словом или делом. И он же, как оказалось спустя почти десятилетие дружбы, страстно любил всей душой. Самые сокровенные секреты Джи Минг доверял другу, зная, что тот сохранит их, даже если для этого понадобится проститься с головой.Джи Минг вспоминал, как, окрыленный переполняющими чувствами, рассказал Вей Фонгу о том, что случилось в эвкалиптовой роще. Тот сделался взволнованным, но, как открылось позже, не из-за серьезности проступка, а потому что ревновал. Юноша стал догадываться о его чувствах, когда однажды ночью, сидя на крыше, спросил:- Думаешь, Чоу вернется ко мне?- Конечно. Если по-настоящему любит, - ответил Вей Фонг, улыбнувшись. - Я бы непременно вернулся. - потом подумал и добавил: - Хотя, я бы ни на мгновение тебя не покинул.Тогда Джи заподозрил, что под этими словами кроется больше, нежели желание дружески ободрить.В один из вечеров, когда подошла их очередь прибирать главный зал храма, Джи Минг стал шутливо задираться, вызывая приятеля на "метелочный бой". Они, смеясь и побивая один другого метлами, навели в зале еще больший беспорядок, чем тот, с которым только что справились. Вей Фонг всегда уступал Джи в мастерстве кунг-фу, и юноше ничего не стоило опрокинуть друга на спину и прижать к полу так, что освободиться стало крайне трудно.- Ты что-то скрываешь от меня, - сказал Джи Минг, улыбаясь и тяжело дыша в разгорячённое дракой лицо Вей Фонга, на недоумение которого он сумел припомнить и волнение от рассказа о Чоу, и недавнюю фразу, и еще множество мелких подробностей, что пришли на ум. Вей Фонг отвечать не хотел, все пытался сбросить с себя Джи и вырваться, но, когда тот стал щекотать, что было уже совсем невыносимо, сквозь смех проговорил:- Да я просто люблю тебя, глупый!Юноша превосходно припоминал, как замер, навис над Вей Фонгом, который покраснел до кончиков ушей. Джи помнил, как дрогнули губы друга, когда он впервые коснулся их своими.Джи Мингу очень нравилось чувствовать азартное волнение от того, что в любой момент они оба могли быть обнаруженными за весьма предосудительным занятием: осмелевшему со временем приятелю вдруг приходило в голову приласкать Джи в банной комнате, где они ненароком задерживались дольше остальных. Вей Фонг взволнованным шёпотом уговаривал быть тише, хотя это не особо помогало. Нередко он приходил к Джи Мингу посреди ночи, устраивался полулежа рядом и еле слышно, чтобы никого не разбудить, почти касаясь губами уха, говорил ему разные приятные вещи.Хотя Вей Фонг не был таким красивым как Чоу, и Джи Минг никогда его по-настоящему не любил, он обладал самыми благородными качествами, какие только может иметь человек. Как бы Вей Фонг не сердился на друга, он никогда не произнес бы тех слов, которые позволил себе сказать Чоу Вей.Сейчас, сидя в одиночестве на холме, Джи чувствовал себя вдвойне горько, поскольку все время мечтал о человеке, который с самого начала повел себя с ним нехорошо. Ведь каждый раз, занимаясь любовью с Вей Фонгом, он представлял себя в объятьях Чоу.Пожар на территории храма вспыхнул внезапно. Вей Фонга, сильно обгоревшего, вынесли из пламени в надежде спасти. Ощущая, что душа вот-вот оставит тело, он просил позвать Джи. Слабо улыбаясь, Вей Фонг сжал пальцами ладонь друга, собрав последние силы, поднес ее к губам. Спустя пару минут он умер.Тогда Джи Минг не позволил себе пролить слез, хоть и ужасно переживал. Теперь же боль утраты накрыла его с головой. Лучи заходящего солнца отразились в двух влажных дорожках на щеках. Джи плакал, опустив голову и даже не вспоминая о том, что это недостойно настоящего мужчины.Внезапно его позвали по имени. Юноше не нужно было даже поворачивать головы, чтобы узнать, кем был настигший его человек.Чоу Вей подбежал, упал на колени рядом:- Прости меня, - проговорил он, обнимая друга. - Я так виноват перед тобой! Прошу, забудь то, что я наговорил тебе!Заметив слезы на щеках Джи, молодой человек ужаснулся, начал стирать их ладонями:- Пожалуйста, прости, я не хотел…Джи Минг не отреагировал, даже глаз не поднял.Чоу схватил его запястья, стал целовать руки, уверяя, что сделает все, лишь бы добиться извинения:- Хочешь, мы уедем отсюда вместе. Никогда больше не расстанемся! Я назову тебя своим братом, никто ни о чем не догадается!- Оставь меня, - молвил Джи Минг устало.- Но, Джи! Прошу тебя…- Чоу, - юноша посмотрел, наконец, ему в лицо, - пожалуйста, оставь меня в покое.В его голосе звучало столько решимости и строгости, что молодой человек не посмел перечить.Джи Минг встал на ноги и не спеша зашагал прочь. Слыша за спиной голос друга, призывающий изменить решение, он даже не обернулся.Много лет прошло с того дня.Чоу Вей - прославленный мастер, возглавивший школу боевых искусств в провинции Фуцзянь, навестил Северный храм Шаолинь, где его приняли с огромным почтением. Кроме прочего, великий учитель справился у послушников о своем старом товарище Джи Минге. Но молодые монахи только качали головами в недоумении. Один лишь седой настоятель припомнил, что когда-то здесь действительно жил человек с таким именем. Однако старик не мог сказать точно, что с ним стало: возможно, он погиб во время страшного пожара или может быть, однажды покинув храм, никогда больше не вернулся.