Сказка о правосудии (1/1)
-То, что произошло с нашим обществом - закономерность Ты многого не знаешь, Джек, но вся планета сейчас приходит к тоталитарному режиму. Как ни прискорбно, но это, пожалуй, преддверие Третьей Мировой Войны.Подстелив под себя сложенную вдвое форменную куртку, Эван сидит на полу, облокотившись на край жесткой кровати и подперев голову рукой. Джек лежит, прикрыв глаза, и шумно сопит - переносица, скорее всего, сломана, и Джек то и дело сморкается в платок кровяными корками. Видеонаблюдение давно отключили, а назойливый ночник завесили полотенцем, и теперь по камере струится приятный золотистый свет. Эван размешивает в металлической кружке сладкий чай и протягивает Джеку. Тот, немного помедлив, принимает ее и аккуратно подносит ко рту: губы сильно разбиты, и пить не очень-то приятно.-Про войну ты мне говоришь, чтобы я типа не расстраивался, да? - произносит Джек, отхлебнув чая и поморщившись. - Ну, вроде как… Не только я скоро умру, но и вы все тоже?Эван забирает из рук Джека кружку и улыбается, хотя ему совсем этого не хочется.-Может, ты и не умрешь, - отвечает он, не найдя ничего более ободряющего. - По крайней мере, то, что зависит от меня, я сделаю.-В том-то и ирония, чувак, - говорит Джек и снова высмаркивается кровью. - Что от тебя ничего не зависит. Думаешь, я совсем идиот и не вижу, что несмотря на весь свой пафос и самомнение, ты просто пешка в системе. Такое же пустое место, как я, только у тебя есть оружие и побольше денег. Когда-нибудь придут и за тобой. Когда ты станешь не нужен или неудобен, тебя так же пустят в расход, как сейчас меня. И, поверь, я не желаю тебе зла, просто говорю то, что вижу.-Все ты правильно говоришь, - глухо отзывается Эван. - Реалисты в этой стране долго не живут. Ты прав, мы расходники, но я не хочу просто сидеть и смотреть на это.-И поэтому ты сидишь и смотришь в мой чай.-Ну, не на морду же твою жуткую смотреть, - усмехается Эван. - И кстати, я убрал Сэмми из отряда.-И что? - Джек закидывает руки за голову и устраивается на кровати поудобнее. - Чего ты этим добился, кроме того, что разозлил его еще больше? Нет, капитан, ей-богу, ты вроде взрослый мужик, а поступки у тебя детские. Ты просто отворачиваешься от того, что тебя пугает. Спрятался под кровать, и нет монстров. Мне отец, знаешь, как говорил? “Если что-то снится тебе в кошмарах, справься с этим наяву, и тебе нечего будет бояться”. Но то, что пугает меня… С этим не справиться.-А мне отец говорил, что лучший способ никого не бояться - это сделать так, чтобы все боялись тебя. Сам он, правда, всю жизнь проработал страховщиком, и его побаивался только наш старый домашний кот. И до сих пор я не могу понять, как так вышло, что у доброго и мягкого человека с безупречной репутацией, выросло чудовище. -Ты не обязан быть копией отца. Он продукт своего времени, ты - своего.Эван молчит и отпивает чай из Джековой кружки. Сидеть посреди ночи здесь, на холодном полу тюремной камеры с парнем, который его чуть не убил, почему-то гораздо спокойнее, чем в собственной квартире. Просто потому, что здесь с ним говорят. Его не боятся, от него ничего не требуют, перед ним не заискивают или, напротив, не пытаются унизить, как это любит делать Шона Фелпс. С ним просто говорят, по-настоящему, как человек с человеком, без форм и протоколов. И остывающий тюремный чай согревает лучше глинтвейна. -Завтра вечером заеду, - говорит Эван, набрасывая куртку. - Закину тебе чего-нибудь пожрать и сигарет. Он уходит темными коридорами, мимо постов и охраны с собаками, погруженный в мысли о том, что теперь он, кажется, готов дописать отцу письмо.***Джеку тоже спокойно и уютно, впервые за последнее время. Безудержно жаль себя, конечно, и щиплет глаза. Но что-то отлегло на душе, будто он простил сам себя за то, что оставил мать и сестру, за то, что не оправдал ничьих надежд. Все это на время потеряло свою щемящую остроту, и сейчас ему хочется просто заснуть и не думать. Заснуть крепко и сладко, как в детстве, как в последний раз.Писк замка заставляет Джека вздрогнуть и оглядеть камеру: неужели капитан что-то забыл и вернулся? В дверном проеме, под самый потолок вырастает до боли знакомая фигура, и Джек внутренне сжимается в комок. Что за черт?-Чем порадуешь? - Джек вскидывает голову, стараясь не выдавать страха перед этой машиной смерти.-Поговорить пришел, - небрежно бросает Дизель, проходит в камеру и запирает за собой дверь. - Ты ведь не против?-Мы же вроде и так неплохо пообщались, разве нет? У меня все твои слова на лице отпечатались, видишь?Сэмми Моллиган молчит, но за него говорит его тяжелый взгляд. Ничего хорошего здесь не произойдет, это уж точно. Джек хочет беспомощно разреветься, но вместо этого проглатывает ком, застрявший в горле, и пытается растянуть саднящий рот в усмешке.-Ну говори, раз пришел, чего уж там? Совета, наверное, хочешь, как закадрить девчонку? Ну, во первых, они любят, когда им дают свободу. Знаешь, не надо за них решать, что делать и куда ходить. Во-вторых, надо делать им комплименты, они падки на красивые слова. Ну, у тебя с беседами проблем нет, вон как ты меня уболтал. Ну, и главное. Трахать их надо, чувак, трахать так, чтобы у них больше сил ни на что не оставалось. Сечешь, большой Сэмми? Или тебе про девчонок совсем не интересно?Джек больше не улыбается - чувствует, что попал этому зверю точно под дых, случайно провалился в брешь, тщательно охраняемую пуленепробиваемым титаном.-Безумно интересно, - отвечает Дизель, чуть пружинит с пола, подается вперед, и его стальные пальцы впиваются в шею Джека, давят так, будто намерены сомкнуться. Джек бьется и пытается освободиться до тех пор, пока не закатывает глаза и не начинает синеть. Тогда Дизель швыряет его животом на матрас, наваливается всем телом, и пока Джек старается не выхаркать легкие, защелкивает на его запястьях наручники.-Вот ты мне и покажешь, - рычит Дизель сквозь зубы. - Как с ними надо поступать, с девчонками.Одной рукой Сэмми вдавливает голову Джека в жесткий матрас, другой - стягивает вниз его тюремные штаны.-Больной ты ублюдок… Мразь, - хрипит Джек, пытаясь сбросить с себя сотню килограммов стальных мышц. - Отвали, падла, я тебя порешу, клянусь!Его голос срывается в беспомощный стон, когда Дизель коленом раздвигает ему ноги и толкает в него свой член так быстро и больно, что Джек перестает даже дергаться, а только скулит.-Так их трахать надо, да, крысеныш? Чтобы визжали?Двигается резко, жестко, глубоко, не давая Джеку ни на секунду отрешиться от боли и стыда. Чтобы запомнил, чтобы стер свою самодовольную ухмылку и проглотил свои грязные разговоры вместе с языком. У Сэмми получается: все, что сейчас может Джек, так это размазывать лицом собственные слюни и слезы, пока его позорно вколачивают в койку.Дизель не получает удовольствия, даже не кончает. Снимает наручники, грубо швыряет Джека на пол и пинает тяжелым ботинком под ребра. Джек сворачивается клубком, неловко натягивает штаны, вскидывает голову, рукавом вытирает сопли и сверлит Дизеля отчаянными, полными слез глазами. Не говоря ни слова, отталкивается руками от пола, намереваясь вскочить, но тут же снова получает новый мощный удар ногой под дых.-Не спеши, крысеныш - произносит Дизель, снимает с койки Джека казенную желтоватую простыню и одним резким движением разрывает ее пополам. - Мы с тобой еще не закончили. ***“И если мне вообще суждено стать кем-то другим, то именно сейчас. Кровь с рук не смоешь, пап, и на другую сторону не перейдешь, все предопределено, но можно сделать хоть что-то. Мое сломанное сердце всегда находилось в моих же руках, просто я этого не видел. Мир слишком болен и грязен, и с его язвами в одиночку не справиться, а вот вычистить себя изнутри еще можно. Пора взлететь над дымом войны и посмотреть в небо. Никогда не бывает поздно, пап. Пока ты дышишь, все еще можно исправить.”Эван бродит по супермаркету в куртке и потертых джинсах, с корзинкой в руке. Такой же, как все. Внезапно полицейская форма сделалась ему не в пору, стала казаться слишком тяжелой, слишком тесной. Сигарет и каких-нибудь вкусностей Джеку, бутылку рома себе на вечер. Улыбнуться молоденькой кассирше. Не оскалиться в безумии своем, а просто улыбнуться, потому что так хочется. Быть нормальным, даже если чувствуешь, что ты один против всех. Сломать железный хребет своему чудовищу и выпросить у продавщицы телефон. Задушить в себе садиста и пожелать охраннику магазина хорошей смены. Сесть за руль и в сотый раз мысленно попросить прощения у мертвого Майки Хэнсона. Начать с малого. Расколоть ледяную корку над головой и глотнуть свежего воздуха. Эван приезжает в Уандсворт в половине одиннадцатого вечера. Знает, что Пол Престон уже безотказно ждет и готовит для него пару дежурных фраз и шуточек. Следующее заседание суда уже завтра, и Джек наверняка лежит без сна или нервно курит в окно. Эван решает, что до конца будет верен новому себе. Даже если Шона пригрозит ему ответственностью за дачу ложных показаний. Даже если его разжалуют до рядовых. Неловкая, неумелая попытка спасти человеческую жизнь в кои-то веки стала важнее положения и регалий. Первая попытка спасти собственную душу.Эван шагает по коридору, весело шурша пакетами, нажимает кнопку трескучего звонка, улыбается Полу Престону, и, не обращая внимания на растерянное выражение лица бывшего однокурсника, движется к камере номер сорок шесть. Он слегка замедляет шаг, заметив, что дверь распахнута настежь. В камере пусто, и взгляд выхватывает помятую металлическую кружку на обшарпанной тумбочке, неубранную постель и странный клочок белой ткани на оконной решетке. Эван задерживает дыхание, аккуратно ставит пакеты на пол и медленно поворачивается к Престону.-Не понял…Пол с одышкой семенит по коридору и? поравнявшись с Эваном, мрачно кивает.-Ты так влетел, что я… В общем, вздернулся вчера ночью твой пацан. Не знаю, что уж произошло, я смену сдал. На камерах ничего, только получасовой перерыв в записи. Утром начали поверку, а он висит на простыне… В общем, Эван…-Помолчи. Просто уйди, Пол, дай мне пять минут.Эван входит в камеру и закрывает за собой дверь. Некоторое время он просто стоит у входа и бездумно смотрит на белый узел, грубо срезанный чьим-то ножом. Садится на пустую кровать, берет с тумбочки кружку и долго держит ее в руках. На дне еще остался подернутый мутной пленкой недопитый чай. Эван проводит пальцем по холодному ободку кружки, раз, другой, а затем со всей силы швыряет ее в стену и наблюдает, как золотистые чайные капли стекают по желтой масляной краске. Так бьются все наши надежды, думает Эван, глядя на пустую кружку в пыльном углу. Стена слишком крепка, чтобы пытаться ее разрушить. Эвану хочется взвыть, но внутри он будто оцепенел, и все, что может, это смотреть вперед, не мигая. В воздухе все еще витает запах дыма дешевых джековых сигарет.“Все, что мы делаем, все, чего желаем, пап… Оно так хрупко и неверно. Нет ничего вечного, только эти стены, только эта тишина. Рано или поздно мы сгораем дотла, превращаясь в кучку пепла, и все, что остается от нас - только дым. Дым, папа - это все, что у нас есть.”***В 2045 году капитан Эван Оллфорд был арестован по подозрению в содействии сопротивлению. Полгода он провел в тюрьме Уандсворт, за недостаточностью улик расследование было прекращено, все обвинения сняты, и Оллфорд вышел на свободу. На службу в полиции он больше не вернулся, и, когда в 2047 году границы были снова открыты, уехал к отцу во Францию. Там он занялся автогонками и написанием книги о гражданской войне.После убийства Джека Гилла, Сэмми ?Дизель? Моллиган подал в отставку и уехал в Ирландию. О его дальнейшей судьбе больше ничего не известно.Официальной версией гибели Джека Гилла считалось самоубийство, и только Оллфорд не разделял ее. Но он никогда не инициировал расследования, зная, что оно все равно не даст результатов. Джек был похоронен в Южном Рубеже, рядом со своим отцом.По делу ?Великобритания против Оллфорда? государственным обвинителем выступала Шона Фелпс. Это стало вторым, проигранным ею делом.