14 (1/1)

С Гогой мы распрощались. На душе стало хуже некуда, и кажется?— всё идёт по пизде. Хотя если так подумать, то, что именно я буду стоять за кулисами, даёт только больше шансов на успех. Но как сказать об этом Аркадию? С чего начать? ?Слушай, Аркаш, я тут по уши в дерьме, так ещё и тебя топить собираюсь… Но ты не серчай, всё путём, я разрулю, если руль будет?,?— так, что ли? Интересно, насколько быстро и громко пошлёт меня Аркадий, когда это услышит. Я стал для него всем, чтобы теперь натворить вот такую хуйню, от которой так усердно пытался откреститься. Но не все усердия приносят результат, к сожалению или к счастью. В данной ситуации?— первое. Как бы я ни крутился, как бы ни оттягивал, Гога сам пришёл ко мне. Подниматься обратно домой было сложно. Ответственность за Аркадия, которую я взвалил на собственные плечи, тяготила теперь ещё сильнее. Я действительно ощущал неподъёмную тяжесть чего-то металлического и холодного. Казалось, что оплаканного солёными слезами. Сколько ж их прольёт Аркадий, когда всё успешно всплывёт на поверхность? А оно обязательно на дне отлёживаться не будет. Да и как вынести всё это мне самому, души не чающему в Аркадии, а теперь обязанному и вынужденному, причём по собственной глупости, переворачивать всё с ног на голову? При самом ужасном исходе радовало только одно: я свалю в эту ебучую Москву и больше никогда сюда не вернусь. Никогда и ни за что. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Снова чувствовал себя настоящим придурком. Быть честным, я и не переставал, но в предыдущие минут сорок всё как-то утихомирилось, чтобы сейчас разгореться с новой силой и сжечь меня всего. Да если честно?— похуй на себя, мне жалко Аркадия. Жалко, блять, его простодушие и простое желание быть чем-то большим для окружающих, чем серым тряпичным мальчиком для битья. Я никогда не понимал таких амбалов, растерявших последние крупицы разума, как Гога, и, видимо, никогда и не пойму. Но ясен был единственный и донельзя меткий вопрос: насколько же несчастен Вьюгин, что находит утешение в травле и запугивании тех, кто не то что сдачи дать не может?— даже сопротивляться надругательствам и избиениям не будет? Я остановился, опираясь спиной об стену. Опустошение, взыгравшее внутри, превращало меня в изжившую своё оболочку давно сгнившей души. Такие метафоры и эпитеты, что даже страшно… От Аркадия понахватался. Он так повлиял на меня. Смягчил, раскрыл глаза, заставил ощущать невероятные чувства, доселе мне неизвестные, научил меня состраданию и жалости… А всё для чего? Чтобы я ещё раз доказал ему, что об добрых и слабых людей принято вытирать ноги. Остаётся надеяться только на то, что Аркадий ничего не заподозрит и согласится что-то с этим делать. А с другой стороны?— чего бы ему не соглашаться делать что-то с позором на всю школу? Если бы я узнал, что меня такое ждёт, то носился бы как в жопу ужаленный по друзьям-подружкам. И всё же, я вернулся в квартиру. Она такая убого маленькая, такая тесная и давящая, что становится только отвратительнее. Складывается ощущение, что я снова в клетке, откуда выход?— надругательство над светлыми чувствами ни в чём не повинного мальчика. Но в правилах выхода есть одна закорючка: даже если я не соглашусь на свершение, это всё равно произойдёт, а я мало того, что в клетке останусь, так ещё и камнями до смерти забит буду. В противном случае хоть есть возможность убежать из-под каменного дождя разгневанных и разъярённых очевидцев публичного унижения. Опускаюсь до уровня Гоги?— приплыли, называется. Всю жизнь пытался не стать таким, а по итогу в том же загоне на убой иду. Иронично. Наверное. Но было бы смешнее, если бы не было так грустно.?— Димка, я список салатов составляю на праздник,?— оповестила мама, сидя за столом, пока я прошёл к чайнику, чтобы налить холодной воды. —?Крабовый делать? Твой любимый.?— Не хочу праздновать. Нет настроения,?— отмахнулся я, ведь действительно не хотел этого.?— Это же совершеннолетие, ты чего? Да и повод с родственниками увидеться, чего б нет? И вообще… Может, они тебя последний раз в жизни увидят. Уедешь ведь, поганец, в Москву свою.?— Вот именно! —?вставил свои пять копеек отец, и я уже было подумал, что перевес совсем не в мою сторону. —?Это со-вер-шен-но-ле-ти-е! Вот пускай и выпьет где-нибудь с Ренатом, по-божески отметит без всех твоих этих… А увидеться?— увидятся ещё не раз. Приезжать будет. Будешь ведь, а, Димка? Я улыбнулся, пытаясь прикрыть лыбу стаканом, пока мама метала молнии глазами. Один-ноль в нашу пользу. Но как бы мне ни хотелось забыть о празднестве, если уж мама взялась, то основательно, и обижать её мне тоже не прельщало.?— Буду,?— кивнул я. —?Давай крабовый… —?и всё же согласился, тут же теряя статус прочного оплота в глазах отца, который, я уверен, хотел присоединиться к нашей с Мухой пьянке, потому как мама следит за алкоголем в его крови строго. Мама просияла. —?Я спать. День?— дерьмо. И несмотря на то, что я был физически вымотан, сон долго не хотел прильнуть ко мне и наконец поцеловать, чтобы я мог забыться в мире цветных картинок. Хотя в последнее время мне снятся только приглушённые, будто мёртвые цвета, от которых так и пахнет сыростью, плесенью и металлом. Со вчера, кстати, никаких новостей по поводу Настасьи Ильиничны не было, и это говорило только о том, что ни меня, ни Аркадия подозреваемыми не считают. А значит?— суицид. Но зачем? Вопрос риторический, а ответ?— простой: деньги. В Залещинске очень трудно реализовывать свои большие мечты и хотелки, поэтому я и собираюсь уехать в Москву, где места больше и мысли вольнее. И в большинстве случаев среднестатистический житель Залещинска хотя бы раз брал быстрые кредиты, а потом еле-еле отдавал. Если вообще успевал. Может, и Настасья Ильинична нахватала, чтобы делать всё лучшее для своих учеников, чтобы обеспечивать одеждой и обувью, но не отдала и решила всё так кончить? А нахватала, потому как денежные запасы Дома культуры весьма истощены ещё с девяностых. На такую задрипанную деревню, как наш городок, никто и не смотрит пристальнее, чем на новый источник дохода?— грубо говоря, хотят выжать у людей последнее, что есть. У нас постоянно открываются торговые центры небывалой величины, зазывающие народ поскорее купить невиданные ранее предметы домашнего обихода, но так же быстро угасают, потому что у народа просто нет денег покупать всю эту навороченную байду за баснословные суммы. У нас царят настоящие, мать их, девяностые. Страшно. Я надеюсь, что в Москве всё будет лучше. Поступлю в какой-нибудь ВУЗ, я же не дурак, мозги имею, оценки стабильно хорошие… Отучусь, работать стану, устроюсь и заживу без страха. Если всё будет хорошо, то Аркадия перевезу. Пусть тоже документы куда-нибудь в Москве подаёт, чтобы рядом был… Не обязательно в тот же ВУЗ, пусть хотя бы в Москве. Мне ничего другого и не надо. Деньги родителям буду высылать раз в месяц, чтобы не выглядеть бесчувственным ублюдком, приезжать стану раз в полгода, всё классно будет. Обязательно. Главное?— верить, главное?— обходить раскиданные судьбой капканы и задирать ноги. Я вырвусь из всего этого, ещё и Аркадия с собой прихвачу. Ему нужно знать, что есть жизнь безбедная и звенящая спокойствием. Я и не заметил, как уснул. Приятно терять эту грань реальности, размытую сонным состоянием, приятно чувствовать, как расслабляется тело. Но мне казалось, что я спал на чёртовых иголках, а потому наутро проснулся от первого же толчка матери, когда в любое другое время она бы до меня не добудилась. Выглядела она красной от духоты, с кухни пахло варёным картофелем. Готовит, значит, салаты к дню рождения. И главное, что ни слова не сказала мне, только глаза разлепившему, а лишь кивнула в сторону двери и ушла. Разбирайся, сынок, сам. Только в чём? Я встал с постели, даже не надевая штаны, и пошёл в прихожую. Около двери, на спиралевидном проводе, висела трубка домофона. Явно меня, раз мать до сих пор на кухне крутится. Я взял трубку и приложил к уху.?— Доброе утро! —?голос на том конце заставил мгновенно проснуться. —?Я не рано??— Нет-нет… Вовремя. Сейчас спущусь; тебя в подъезд запустить, чтобы на улице не мёрзнуть??— Да, спасибо. Жду внизу. Я нажал на кнопку, открывающую парадную дверь, и, дождавшись мелодии, оповещавшей об этом, повесил трубку. Быстро метнулся обратно в комнату, начав рыскать вещи, которые вчера где-то снял и куда-то закинул. Наконец найдя, надел и отправился в ванную, чтобы привести заспанное лицо в порядок. Встреча, как-никак, надо выглядеть хотя бы живым. Отражение в зеркале совсем не радовало: видны были эмоциональные потрясения и переживания, что мучили меня вчера с утра до ночи. Опять белый, опять осунувшийся, скоро этот вид мой станет повседневным, а не хотелось бы. Я умылся. Холодная вода всегда к месту, пусть я и не чувствовал уже отчётливой сонливости. Покончил с зубами и вылетел из ванной сразу в кухню. Надо что-нибудь в рот положить, прежде чем уходить.?— Куда? —?вскричала мать, ударяя меня по руке, коей я пытался ухватить со стола колбасу. —?Давай поешь нормально, ишь, намылился.?— Не могу,?— сопротивлялся я, отчаянно пытаясь утащить кусок. —?Бежать надо. Мать, закатив глаза, всё же позволила мне совершить кражу и скрыться с места преступления. Я уже надевал ботинки и дожёвывал колбасу, когда часы пробили одиннадцать. Вот это я рано, конечно. Никогда так не вставал, а тут вдруг… Да и причина ясна?— внизу меня ждёт. Чего ж неймётся в такую рань, что пришлось ко мне прийти? Нет, я, конечно, не против, но всё же… Ай, ладно, на месте и спрошу. Попрощавшись, я стал спускаться по ступенькам вниз и чувствовал, как бушует моё сердце. Мне хотелось признаться во всём, но я не думал, что после того, что я сделаю, меня захотят слушать. Наконец оказавшись на первом этаже, я увидел Аркадия, сидящего на батареях. Дворовый, блин, котёнок. Аж приласкать захотелось.?— Ты чего ко мне припёрся ни свет ни заря? —?как-то с наездом поинтересовался я, хотя на деле не хотел говорить в таком тоне. Аркадий спрыгнул с батарей и поправил пальто.?— Извините.?— Да эт-т я сонный. Зла не держу. Аркадий улыбнулся, медленно подходя ко мне и обнимая меня. Но вместо привычного тепла я ощутил гноящуюся тревогу, потому как вспомнил весь вчерашний диалог с Гогой и понял, что до Новогоднего бала осталось три дня.?— Так откуда адрес??— Алёна Сергевна дала…?— Всё выдала, тоже мне, партизанка. Хотя и ты сталкер от Бога. Я даже не сомневался. Чего хотел? Явно ж не обниматься пришёл.?— Меня пронзили, как копья непутёвого рыцаря, Ваши слова о новом занятии. Я всерьёз решил попробовать себя в ?Арлекине?!?— А я обещал тебе пойти записываться вместе.?— Обещали.?— Я слова назад не беру,?— улыбнулся я, вкладывая свою ладонь в ладонь Аркадия. —?Слушай. У меня день рождения завтра, приглашаю. Аркадий опешил и взорвался краской.?— Не могу.?— Дела??— М-м-м… Подарка нет. Нельзя ж без подарка.?— Если ты придёшь?— уже подарок будет. Мне достаточно.?— Тогда, ну, если Вам действительно достаточно одного меня… С радостью. Во сколько??— После школы, часа в три. Аркадий улыбнулся мне, крепче сжимая руку, и мы так и пошли в ДК. Я не чувствовал никакого дискомфорта от этого (а должен ли был вообще?), меня не волновало, как на нас смотрели люди, я был счастлив держать Аркадия за руку в, быть может, последний раз в своей жизни. Я не мог и представить, что однажды всему может прийти конец. Я не хотел этого и ни в коем случае не добивался, но Судьба разложила карты такие, что ничего другого и не остаётся. Приходится повиноваться. Но, как говорится, каждый человек?— кузнец своей судьбы, так что и тут я сам виноват в своих проблемах. Только как-то не получается пока их перековать во что-нибудь нормальное. То ли силы не хватает, то ли ума. И что из этого важнее, я не знал. В ДК было тихо. То ли так было всегда, а я не замечал, то ли действительно после произошедшего посетителей поубавилось. И из-за того, что обывателей почти не было, мы без труда нашли преподавательницу актёрского искусства. Она, если честно, выглядела как человек, что совсем заигрался и потерял себя. Трудно было считывать её эмоции и квалифицировать во что-то чёткое. Да и внешность её доверия не внушала: своим осунувшимся видом, серой кожей и тощим телосложением женщина напоминала тех, кто сидит на наркотиках. Если честно, я её за это не осуждаю. Главное, чтобы в петле не кончила. Ещё раз я не вынесу. Аркадий категорично упирался, что один на пробы не пойдёт, но я его успокоил, и уже спустя десять минут он вышел весь просиявший?— зачислен. Мы возвращались домой. Солнце ещё не село, и хотелось просто брести куда-нибудь вдаль, так и держась за руки, потому что казалось, что именно так мы можем преодолеть всё. Если бы. Аркадий был счастлив, улыбался широко-широко, а я не мог налюбоваться его прелестным лицом, ставшим для меня главным идеалом жизни. Я не мог объяснить, за что или почему люблю его, я просто делаю это и не ищу причины тому, что не делает больно. Влюблённость?— как пилюля от всех болей, если абстрагироваться, то помогает, но в моём случае абстрагироваться от пустившего корни в меня пиздеца поздно. И пока я размышлял обо всём этом, Аркадий остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке, а я пошёл дальше и, не заметив замёрзшую лужу прямо посередине площадки, поскользнулся и упал. Вперяя в небо, услышал смех подходящего ко мне Аркадия.?— Смешно??— Если честно… —?складываясь вдвое, шипел Аркадий. —?Если честно, то да… Я азартно улыбнулся, хватая стоящего надо мной Аркадия за рукав, а затем потянул на себя, и он в ту же секунду потерял равновесие. Оказался на мне, а наши лица?— в сантиметре. Я вмиг почувствовал желание податься вперёд, но притормозил?— я не знаю, как на это отреагирует Аркадий, да и место совсем не то… А если бы поцеловались?— это бы только ситуацию усложнило, что мне не нужно. И объятий хватает. Тем более таких. Я действительно чувствую себя словно на седьмом небе, когда обнимаю Аркадия. Сразу представляю себя гигантом, что защищает маленького котёнка, и сразу улыбаюсь. Приятно. Мы лежали. Просто лежали на земле и смотрели в небо. Я не знаю, сколько, но, наверное, долго. Мне не хотелось следить за временем, потому как хотелось провести так целую вечность.?— Эй, шпана, связь с космосом ловите? —?смешливо поинтересовался мимо идущий прохожий.?— Ловим! —?ответил я, глядя на то, как Аркадий смеётся мне в плечо. —?От Вас что-нибудь передать??— Передай! —?смело крикнул мужчина. —?Скажи, что стране нашей пиздец, а мы русские, с нами Бог!?— Обязательно! —?еле выговорил я, задыхаясь уже от смеха. Аркадий тоже смеялся. Невероятная теплота пронизывала меня с ног до головы, и я не мог представить, что когда-нибудь буду счастливее.*** Следующий день был наполнен суетой. Я не пошёл в школу, потому как помогал матери прибираться в квартире, получал тысячу и одно поздравление от тех, кто не может приехать, дегустировал салаты и втихую пил батину водку в ванной на пару с ним. Я никогда не чувствовал радости от дня рождения, редко ходил на них к друзьям и даже сегодня никого не приглашал. Ни Алёну, ни Муху. А Муха бы и не пришёл. Заболел, пока на похоронах сидел, поминал ?Весенним? или кутьёй. Алёну и не хотелось звать, если честно. Она бы Вадима притащила, а он, даже несмотря на то, что мы как бы больше не в контрах, мне всё равно не нравится. Я ждал только появления Аркадия, потому как действительно желал увидеть его сегодня. Наверное, единственного из всех приглашённых. Гости стали подтягиваться к нам в квартиру к половине третьего, причём стабильно и компаниями. Сговорились, что ли? И по итогу, к трём дня, то бишь официально назначенному времени начала празднества, в гостиной за широким раскладным столом сидело порядка двадцати пяти человек. Каждый успел потрепать меня за щёки, особо удачливым удалось ухватиться и за уши, подтягивая столько раз, сколько мне исполнилось. Впервые я пожалел, что мне восемнадцать. И конечно, нельзя было каждому не упомянуть мой внешний вид: отглаженные рубашка и брюки, которые мать обещала напялить на меня на мою свадьбу с Алёной, а потом сохранить и передать Витьке. Бедный пацан. И хотя бы сегодня я старался не думать о том, что ждёт меня через два дня.?— А где девочка? —?вдруг подала голос тётя Капитолина, молодая и красивая блондинка старше меня лет на семь. —?В том году была девочка… Алёна, вроде… И когда все обернулись, чтобы посмотреть на меня, мать тут же шикнула на замолкшую толпу, будто бы это могло хоть что-то изменить.?— Мы расстались,?— оповестил я, тут же уходя в коридор, потому как раздался звонок.?— Ну вот чё ты?! —?вскричала мама, но старалась шёпотом.?— Та я шо, знала? —?оправдывалась тётя Капитолина, но я лишь улыбался. Подойдя к двери, я посмотрел в глазок и увидел у двери Аркадия с небольшим подарочным пакетом. Просил же… Я открыл дверь, и весь румяный от холода Аркадий прошёл в квартиру, обнимая меня, а затем вручая пакет. Вышедшая мать кивнула в приветствие.?— Мама, это Аркадий, мой школьный… Друг.?— А как Вас по отчеству? —?вопросил Аркадий, снимая пальто.?— Да что ты, не надо по отчеству… Я пихнул мать в бок и заставил наклониться, чтобы я мог прошептать ей на ухо.?— Мам, ему принципиально. Ответь и всё.?— Борисовна. Людмила Борисовна,?— и протянула руку для рукопожатия, которую Аркадий, точно джентльмен, поцеловал.?— Приятно познакомиться.?— Раздевайся, Аркаш, руки мой, Дима тебе ванную покажет, а потом за стол. Аркадий кивал на каждое слово, периодически поглядывая на пакет в моих руках. Когда мама удалилась, Аркадий чуть ли не прыгать начал. Я явно понял, что ему не терпится узнать реакцию на подарок. Мне, если честно, тоже не терпелось узнать, что там, и я запустил руку в пакет, нащупывая небольшую бархатную коробочку. Когда я достал её и оглядел, глаза Аркадия заблестели сильнее и мне даже показалось, что готовы выпрыгнуть из глазниц. И в тот момент, что я отставил пакет и раскрыл подарок, я обнаружил внутри небольшую, но аккуратную и явно сделанную с любовью брошь. Вытащив из коробочки, я посмотрел на неё, не в силах скрывать улыбку, а затем приколол на грудь, прямо у сердца. Аркадий улыбнулся в ответ.?— Вы стали моим талисманом,?— прошептал он, рдея. —?С Вашим появлением в моей жизни всё стало так хорошо, что даже не верится.?— Относительно. Пробелы ж были.?— Не мешайте! Я такие чувства вываливаю… —?обиженно топнул ногой Аркадий, на что я только умилился. —?И я решил подарить Вам эту брошь, как память обо мне, как талисман, в который я вложил все свои чувства, которые имею к Вам.?— Именно поэтому она у сердца,?— улыбнулся я. —?Спасибо. Давай в ванную и за стол, а то без нас не начнут. Аркадий кивнул, и я проводил его в ванну, после чего мы прошли в гостиную. Все гости с упоением рассматривали такого хрупкого и похожего на куклу мальчика, что прятался за моей спиной, а мне было радостно быть его щитом. За столом мы сидели рядом, Аркадий постоянно жался ко мне и часто даже брал за руку. В такие моменты я думал о том, что было бы, если бы вчера мы всё же поцеловались. После такой близости лиц мне хотелось этого чересчур сильно, но я боялся. Боялся реакции, боялся потерять его. А может, потерять его было бы лучшим решением? Я уже размышлял об этом и пришёл к выводу, что нет. Со мной или без меня это случится, со мной или без меня я стану сволочью. А так хоть больше времени рядом проведу. Но перед смертью не надышишься. К вечеру гости пошли в разнос: были осушены бутылки виски, водки и коньяка. Привезённое вино тоже давно закончилось, но начались пьяные песнопения. Вспоминали всё, горланили до ужаса громко, но уйти не давали и зазывали подпевать. Аркадию пришлось петь какую-то песню Меладзе, причём трижды на бис. Таким красным я его никогда не видел. Но голос у него классный, слушать одно удовольствие. Меня, слава богу, не трогали, потому как всем Аркадий понравился. Они на него накинулись, как голодные львы на тушку антилопы, и меня это даже пугало. Включился какой-то материнский инстинкт, требовавший немедленно огородить Аркадия от всего этого ужаса, завернуть в плед и обнять. Он готов был зарыдать, когда дядя Влад попросил спеть ?Моя бабушка курит трубку? Сукачёва, потому что ну очень голос понравился. И я всё же смог подкараулить момент между заказами, выдернув Аркадия из лавр всеобщего обожания. Так сильно он никогда не держался за меня. Казалось, что его натурально колдоёбит от самого красочного ужаса. Мы вышли из гостиной, надеясь, что за нами не пошлют, как за дезертирами, и на Голгофу, а может на простой эшафот, не пригласят. Песнопения затягивались, когда Аркадий сказал, что хочет немного тишины. Я кивнул, потому как тоже уже не чувствовал завядших ушей, и мы вышли на лестничную площадку. Бедные наши соседи, которым некуда деться. Радовало, что нашей пропажи не заметили и я смог выдохнуть. Уселся на лестницу, приглашая Аркадия сесть рядом, но он наотрез отказался, встав напротив.?— Ты извини,?— произнёс я, доставая сигарету из пачки и закуривая. —?Непривычно, наверное, в таком шуме сидеть.?— Ничего, главное, что с Вами рядом.?— Я вообще всего этого не хотел. Никогда не любил такое количество народу, сосредоточенное в одном месте. Тем более пьяных в дупель.?— А почему Вы позвали только меня??— Муха заболел, а Алёну… просто не захотел. Мне и тебя достаточно. Да и отмечать идея мамкина была.?— Я тогда Вас тоже на свой день рождения приглашаю.?— А когда он у тебя??— В сентябре.?— Обязательно приду. Но был бы он ещё у нас с тобой, этот сентябрь.?— А Вы на Новогодний бал идёте? —?вдруг спросил Аркадий, нарушая повисшую тишину.?— Иду.?— Один??— Если ты не пригласишь.?— Я вот думаю, может, не идти??— Почему??— Мне там не место. Не моё это. И тут я опять вспомнил об уговоре и понял: либо сейчас, либо никогда.?— Слушай, Аркаш, мне надо кое-что тебе рассказать.