1 (1/1)

— Дима, шагай быстрее! —?Алёна тащила меня за руку, ловко перешагивая через громоздкие рыхлые сугробы, а я утопал в них по щиколотку. И снег, сыпавшийся в мои весенние ботинки, надетые совсем не по сезону, холодил до онемения, и вытащить эти слипшиеся комья хотелось больше всего. Её аккуратная ручка, вцепившаяся в рукав моей куртки, была бледной, почти полностью сливаясь с окружающим нас снегом. Темнота, пожиравшая крыши домов, всё ещё тлела кровавой панихидой уходящего солнца, и я бы с радостью насладился ей в тёплой, уютной квартире, но нет. Сегодня в школе нам выдавали билеты на выступление балетного кружка ?Грация?, очередного выходца из нашего Дома Культуры, и Алёна, как настоящая ценительница прекрасного, не могла пропустить такое событие. А мне и на выступление, и на кружок этот плевать с высокой колокольни, но, к счастью или сожалению, не плевать на Алёну и её увлечения, а потому идти пришлось, и вопрос о моём дезертирстве даже не поднимался. Алёна вышагивала в темпе, высоко задирая ноги, и всё выпускала плотные клубы пара; периодически бегло поглядывала на наручные часы, сверяясь со временем. Я плёлся сзади, и сил у меня уже не было: ноги одеревенели окончательно, и шаги по твёрдой поверхности покрывшейся коркой льда земли не чувствовались?— только объёмно ощущавшаяся отёчность в ногах и жгучие укусы за уши донимали мою трещащую голову. Позади нас тоже слышался хруст снега?— значит, не одни мы бросились в ДК пополнять запасы духовной эстетики и культуры, и это не могло не радовать, хоть и хотелось, чтобы никто не пришёл, а выступление отменили. Никогда не понимал танцы, в которых ещё и потаённые смыслы искать надо… То ли дело песни?— там всё словами и по существу. Сердце ухало то в пятки, то карабкалось к горлу, вставая поперёк куриной костью. От этого хотелось блевать, а сухость в ротовой полости только способствовала столь назойливым порывам. Ощущалось отчётливо: глотку мою режут тупым ножом, елозя туда-сюда, и искры из глаз сыпятся блёклыми звёздами, что обычно укрывают небо собой. Я задрал голову, поражаясь тому, как за те несколько минут, что мы шагали по занесённой дороге, темень успела почти полностью поглотить город; вдали виднелась совсем тонкая, словно крысиный хвост, полоска багряного заката, отливавшего в большей степени золотом. Я посмотрел вперёд, на маячившую на расстоянии вытянутой руки Алёну, и ещё раз припомнил себе, на что я променял гулянку с Мухой и ребятами за гаражами с выпивкой. Но всё же… Она моя девушка как-никак, и если она в прошлый раз ходила со мной на хоккей, то почему бы мне не сходить с ней на балет? Равноценный обмен. Наконец замаячившее вдали здание ДК вселило в меня надежду, что мне не придётся лишаться обеих ступней, и оттого в моей душе разгорелся новый огонёк. Я зашагал быстрее, обгоняя Алёну, и теперь уже я тащил её, запыхавшуюся, за собой. Алёна поглядела на меня исподлобья, будто была недовольна тем, что я так рвусь к познанию прекрасного, хотя сама на всех парах мчалась в этот треклятый ДК всего пару мгновений назад. Я сложил губы трубочкой и, сухо чмокнув, послал ей воздушный поцелуй, отчего её нахмуренные брови вернулись в обычное положение, а сама она чуть пугливо одёрнула меня за рукав, прося затормозить. Послушавшись, я сбавил обороты, и Алёна наконец позволила себе убрать замёрзшую руку в карман, сначала просунув её под мою, и прижалась всем телом. Духи, которые я подарил ей на важную дату, ударили в нос, и я невольно улыбнулся от того, что от Алёны с того момента только ими и пахнет?— нравятся, значит. Уже у самой лестницы Алёна резко затормозила, отчего я чуть не поскользнулся на подошве, не предназначенной для такой погоды. Огляделся на неё ошалело, спустя секунду сбрасывая нахлынувшее возмущение,?— Алёна затормозила затем, чтобы поправить причёску, прядки которой прилипли к испарине на лбу. Не удавшаяся сдержанной улыбка растянула мои потрескавшиеся губы в откровенно довольной лыбе, отчего вмиг стало больно, но перестать смотреть на Алёну я не мог?— она была настолько красива; особенно сейчас, когда румяные щёки пылали алым, подчёркивая бездонные глаза. Она, заметив мой нескрываемый сверлящий взгляд, смущённо увела глаза в снег, наконец покончив с причёской, снова взяла меня под руку и изящно зашагала по лестнице. Такая она у меня смешная… Алёнка. В ДК было шумно: все носились из угла в угол в лёгкой панике?— выступление как-никак, и всё должно будет пройти в наилучшем виде. Мы, вальяжно и уже не торопясь, прошли до гардеробной, чтобы сдать верхнюю одежду. Я, как и следовало порядочному джентльмену, сначала помог раздеться Алёне, и только пальто её спало с плеч, как она вся заёрзала, одёргивая платье, приставшее к колготкам. И снова мне не удалось скрыть восхищение ею, такой невероятно воздушной, лёгкой и осанистой, ведь глаза мои блестели,?— было видно по тому, как застенчиво она сторонится моего взгляда. Я даже замер на пару мгновений, так и стоя с пальто в руках, и лишь то, что она прильнула ко мне, обжигая шею горячим дыханием, вернуло с небес на землю. Быстро опомнился, чуть мотнув головой, и сдал её пальто, принимая номерок, а следом на вешалку рядом отправилась и моя куртка. Алёна вложила свою руку в мою, и мы пошли в сторону главного зала. Там находилось намного больше людей, чем внизу: визжащие детсадовцы, менее довольные школьники и совсем пришибленные взрослые с похоронными минами вместо лиц. Я невольно для себя стал вглядываться в столпившийся скоп народу в попытках найти знакомые рожи одноклассников, хотя даже если бы нашёл, Алёна бы не отпустила меня к ним. Из старых динамиков доносилась кряхтящая мелодия, больше похожая на запись того, как кто-то смачно блюёт. От этого хотелось заткнуть уши, но Алёна, присосавшаяся пальцами к моей руке, не давала двинуть ею, а затыкать одно ухо?— дело гиблое. Я сморщился от этого противного звука, хоть голову мою и пронзили довольно веселящие воспоминания, а потому ноюще-крутящая тошнота клубком вилась где-то внизу желудка, не решаясь подступить к горлу. И как эти мелкие могут так под неё отплясывать, будто им Барбариков включили, а не рокочущую рвоту? Алёна была нескрываемо довольна: глаза мерцали, словно жемчуг на солнце, и я улыбнулся, позволяя себе наклониться, чтобы оставить поцелуй на её пшеничных волосах. И настолько она была заворожена предстоящим, казалось бы, совсем ординарным выступлением, что даже не среагировала, так и продолжая глядеть в дверь, ожидая, когда та наконец отворится. Мои нервы начали сдавать позиции?— совершенно дикие дети, оттого что гиперактивные, явно задолбавшие своих родителей, начали визжать на совсем выводящем из себя ультразвуке; стали метаться из стороны в сторону, пробегая меж спокойно стоящих и настолько стремительно, что чуть не сносили с ног. Пошедшая одиннадцатая минута ожидания ударила меня по внутренней стороне колена кричащим ребёнком, и я еле удержался от того, чтобы не упасть и не утянуть с собой на кафельный пол Алёну. Глазами, пылающими злостью к этому мелкому недоноску, я нашёл его родителя?— отец стоял ссутулившись, а в мешки, что образовались под его глазами от недосыпа, можно было спокойно спрятать три трёхлитровые банки. Но я всё же не монстр?— мгновенно проникся и понял, тем не менее с налётом железного стрежня во мне и закипевшей жёлчи схватил прицепившегося к ногам ребёнка за руку. Вывел из-за спины неудобным движением, и Алёна пискнула, когда он врезался в её ноги, а я только сжал челюсти?— ему лишь бы за что зацепиться. Заходившие желваки и грозный взгляд под сведёнными к переносице бровями чуть усмирили пылкого мальчишку, и тот расцепил пальцы, коими впился в худые ноги Алёны. Я же его руки не отпустил, потянул на себя, отходя от Алёны, и, прорываясь сквозь толпу других неспокойных, довёл мальчика до его отца. И только чадо приклеилось к родителю, как тот очень утомлённо вздохнул, и в этом чувствовалась неземная тоска. Я подбадривающе улыбнулся, пытаясь хоть как-то скрасить ситуацию, но это явно не подействовало,?— а я и не особо надеялся, что поможет. Вернулся к улыбающейся Алёне, и мы продолжили ждать.?— Из тебя выйдет хороший отец,?— вправду невзначай выронила она, отчего кровь вмиг отлила от моего лица. —?Нет! Нет! —?она осеклась, понимая, что сказанное ею прозвучало двусмысленно, и постаралась внести ясность. —?Я не беременна, если ты вдруг подумал…?— Всё в порядке,?— я пресёк её дальнейшие слова, обещавшие разрастись в громадную речь, и бережно схватил за руку. —?Смотри, запускают,?— я кивнул в сторону массивных дверей, наконец распахнувшихся, и если всего пару секунд назад в коридоре было не продохнуть, сейчас стало пусто и не хватало только перекати-поля. Алёна вздохнула, тряхнув плечами и сбросив с себя пелену дрёмы, накрывшую с головой из-за ожидания,?— удивительно, но даже в такой адовой каше из визгов и музыки Алёна умудрилась словить дзен и расслабиться. Мы прошли в зал, встретивший нас практически гробовой тишиной, это создавало сильный диссонанс с тем, что было в коридоре, и уши словно заложило. Я слегка надавил на них, помассировав парой круговых движений, и давящее нечто отступило, а ко мне вернулась чёткость слуха. Алёна тем временем не растерялась и быстро нашла наши места, к одному из которых я тут же поспешил. Я так давно не был в ДК, если быть честным… И атмосфера тут правда совсем иная, чувствуешь себя другим человеком, когда в нос бьют приятные запахи старости и пыли. Алёна, явно уловившая мои эмоции в потёмках, улыбнулась мне, вкладывая свою руку в мою. Я улыбнулся ей в ответ, до сей поры теряясь не привыкшими к темноте глазами, и понадеялся, что улыбка моя ушла не в пустоту. Алёна, казалось, её и не ждала?— жадно уставилась на сцену, залитую светом, а затем прокатившийся по толпе сидящих шорох перерос в громкие хлопки, и она захлопала вместе с остальными. Публика требовала хлеба и зрелищ.?— С-сегодня… —?на сцену вышел весь красный и блестящий от пота паренёк в классическом костюме, и зал затих. Даже те самые гиперактивные дети. Мальчик боязно оглянулся по сторонам, после чего нервно сглотнул?— боязнь сцены. —?Сегодня мы п-представим в-вам… Балет ?Конёк-Горбунок?! Ус-саживайтесь поудобнее, а мы начинаем! —?и шмыгнул за кулисы настолько быстро, словно мышь, спрятавшаяся в нору от кровожадного кота. Зал снова взорвался рукоплесканиями, и действо началось с появления на сцене главного героя, разодетого в русскую народную одежду. Мы с Алёной сидели близко, и это помогло мне разглядеть парня, оказавшегося на сцене, с ног до головы: он был весь такой неправильно-ломаный и тощий, что мой мозг сразу поставил под сомнение его здоровье и питание; лицо было чуть овальным, но вот вглядеться в него досконально мне не удалось,?— он начал действо,?— только почему-то мне хотелось разглядывать эту скачущую каланчу. Он метался по сцене в стремительных событиях, отчего фигура его казалась мне ещё более неправильной, и я даже подумал о том, что его неплохо было бы накормить; большие и круглые глаза всё же выделялись на бледном лице, но выделялись тёмными пятнами, смешавшими в себе и радужку, и зрачок, и склеру. Не знаю, правда не знаю отчего, но я не мог увести взгляд от этого худого тельца, скачущего по сцене живо и бодро, и всё наслаждался эмоциями на его измождённом движением лице, выбеленном светом ламп. Я думал, что этот поход в ДК пропущу за игрой в телефон или втыканием в потолок, но сейчас понял, что с упоением наблюдаю за происходящим только потому, что там есть он?— этот странный паренёк-дистрофик. И без того долгое время представления длилось для меня вечностью. Но мне нравилось это вялотекущее движение, на деле бывшее довольно лёгким, и я увлечённо глядел на летавшего по сцене в самых изящных позах главного героя этой сказки, и даже для меня, человека, совсем не ценящего искусство балета, это показалось высшей степенью пластики и грации. Я не видел ничего, кроме грёбаной сцены и этой худощавой фигуры жёлто-бледного цвета, мелькавшей то тут, то там, и я дёргал головой из стороны в сторону, боясь упустить взглядом это аляповатое нечто в смешном костюме. Он в зал не глядел?— боялся или нет?— не знаю, но взгляд был вечно где-то в недосягаемой вышине и выглядел одновременно пустующим и наполненным до краёв; всё это было даже несколько пугающе, но в большей степени завораживающе, и я единожды позволил себе допустить то, что парень под наркотой, ведь если учесть и его худобу, всё складывается. Но… не знаю… Лицо у него слишком детское, умильное, не может такой?— и употреблять… И лишь когда всё было кончено и все действующие лица замерли в ожидании оваций, я смог по-настоящему насладиться тем, на кого откровенно пялился всё это время. Его лицо было счастливое, улыбка сияла от уха до уха, а глаза горели тысячами звёзд… Невероятно. И грудь его вздымалась в шумных попытках ухватить как можно больше кислорода, отчего рёбра проглядывали сквозь натянувшуюся рубаху. Он был на седьмом небе от счастья. Ровно как и я. Зал забурлил аплодисментами и радостными взвизгами. Я даже не заметил, как начал хлопать, и делал это с таким усердием, что руки горели до колкого онемения, и если бы не странная поволока, накрывшая глаза и разум полупрозрачной плёнкой восхищения, я бы давно прекратил. Но мне не хотелось прекращать делать это ровно настолько же, насколько не хотелось уводить взгляд со сцены, пусть перед глазами и плыли тёмные круги. Мне казалось, что этот парень вот-вот повернёт свою зафиксированную в нужном, выгодном и притязательном положении голову и поглядит на меня. И когда выступавшие разошлись, я резко откинулся на спинку кресла, шумно вдохнул, и этот вдох ощутился будто первым моим вдохом в этой жизни?— он больно растянул лёгкие и обжёг горло. Алёна удовлетворённо потянулась, сидя на кресле, и заёрзала на нём, чтобы окончательно привести в порядок затёкшее за время представления тело. А я глядел в одну точку, так и не поняв до конца, что же заставило меня так смотреть на этого парнишку… Ведь он мне никто, пусть и лицо у него довольно знакомое. Алёна потормошила меня за плечо, оповещая о том, что мы уходим, и я быстро мотнул головой, чтобы окончательно обрести ясность разума. Она протянула мне руку, а я потупил с пару секунд на её ладонь, раньше бывшую для меня хрупкой, а теперь казавшейся неказисто-громоздкой на фоне чужой ладони, так ясно отпечатавшейся в моей голове. Чуть взволнованно сведя брови, Алёна наклонилась, чтобы поглядеть мне глаза в глаза, и только я встретился с её серо-зелёными бусинами, как пришёл в себя. Вмиг опомнился, схватил за руку и потащил прочь из зала, боясь, что снова зависну в этой странной трясине, блестящей ровно как улыбка этого парня. Мы вышли в прохладный коридор, и я ощутил свежесть безлюдного пространства, прогнавшуюся по организму. Но этого было недостаточно, мне бы умыться… Тогда точно в порядке буду. Я остановил собравшуюся уйти к гардеробной Алёну и обратился чуть заторможенно:?— Ты… —?слов будто и не подобрать. —?Это… Иди. Я умоюсь и догоню, чего-то не проснуться никак…?— Да ты и не спал вроде,?— она насупилась слегка недоверчиво, но в большей степени с тревогой. —?Ну… Ладно, я буду ждать внизу, с куртками. Не утопись там,?— и рассмеялась звонко, после чего так же звонко поцеловала меня в щёку, что показалось мне странным. Я быстро откинул эти мысли, взглядом провожая удаляющуюся фигуру Алёны, и развернулся в противоположном направлении, надеясь как можно скорее оказаться в туалете и омыть лицо прохладной водой?— обычно это помогает наравне с оплеухой, но бить себя не особо-то и хотелось. В ДК было пустынно до ощущения паники. Всего несколько минут назад тут копошились и дети, и взрослые, а теперь даже уборщиц не встретить. И куда все так скоро? А что, если он ещё здесь? Меня словно ударило током от того, что вдали мелькнула чья-то худосочная фигура, и я зашагал быстрее. К моему удивлению, туалет оказался ровно в том направлении, где юркнуло это нечто, и я кроткой тенью прошмыгнул в приоткрытую дверь, будто боясь, что меня наругают за простое желание ополоснуть лицо. В туалете мигали лампочки, поочерёдно сменяя друг друга и создавая ощущение дискотеки. Это, в какой-то степени, даже расслабляло, и я подошёл к широкому зеркалу, расположившемуся над двумя рукомойниками. Поглядел на себя и в свете бледных ламп сверху не разглядел ничего экстраординарного. Была бы слабость, лицо тут же обескровило бы, как и губы, испарина появилась, в конце концов… Но моё лицо было совершенно обычным, таким, как было и до представления, и мне сейчас были совсем непонятны мои странные чувства. Но ноги подкосились в тот же момент, что я опёрся руками о раковину, и мне пришлось вцепиться в неё до тянущей боли в пальцах, чтобы не поцеловаться с кафелем. Теперь же из зеркала на меня смотрела действительно бледная тень. Моё лицо вмиг осунулось, словно я постарел лет на тридцать в одночасье, глаза помутнели, и опять это тревожащее чувство тошноты заныло в желудке. Я потянулся рукой к вентилю и кое-как провернул его, и чавкающие звуки наполнили туалет. Что-то в его глубине затрепыхалось?— видимо, кто-то помимо меня здесь всё же есть. Я подставил ладони, сложенные в лодочку, под хилую струю воды и, набрав достаточно, поднёс к лицу. Казалось, что я просто горю?— настолько ледяная вода не чувствовалась на лице, и я потёр его, чтобы привести себя в чувства. Задержался на глазах, растирая до цветастых пятен в темноте сознания, и глубоко вздохнул, еле удерживая себя от того, чтобы клюнуть в раковину носом. Это действительно помогло, и мне стало легче. Тошнота отступила, и мне стало страшно за себя?— если отравился, то всё, капец, а блевать мне не особо прельщает. Но ведь до представления нормально было… Даже живенько так, по-обычному… Может, нанюхался чего в этом зале? Мысли мои прервало очередное шуршание где-то вдали. Я боязно оглянулся одним рывком и, продолжая растирать один глаз, прошёл сквозь арку к кабинам. По очереди подошёл к каждой, прильнув ухом, и слушал?— вдруг нужна помощь. И за одной из кабинок действительно раздался громкий шум, который я не спутаю ни с чем: кто-то звонко и шумно блевал, периодически срыгивая с надрывом. Я не знаю зачем, но я положил руку на ручку кабинки и отворил дверь. Над унитазом склонился он?— тот самый паренёк, на которого я засмотрелся во время выступления. Он, проблевавшись во второй раз, поднял запачканное в рвоте лицо и перевёл на меня блёклый взгляд, выражавший полную потерянность; глядел пусто, безэмоционально, будто действительно под наркотиками. Я почувствовал себя явно лишним в этой идиллии, но что-то внутри меня треснуло, осыпаясь осколками, и даже продохнуть было сложно. Паренёк лениво вытянул свою тощую длинную ногу и пнул меня по ботинку, мол, чтобы я убирался отсюда, но мне было не сдвинуться. Я смотрел на это сгорбившееся тело с выпирающим позвоночником, и его трясло от рвоты, а меня от того, что трясёт его. Наконец он поднялся на ноги. Прошёл мимо меня, задев плечом будто специально, в отместку за то, что я застал его блюющим и не убрался со всех ног куда подальше, как бывает обычно в подобных ситуациях. Я постоял ещё с пару минут на месте, так и не имея возможности оторвать от кафеля ноги, опутанные невидимыми цепями. Из головы не выходило его лицо: слегка асимметричное, лупоглазое, желтушное и дряблое, словно у старика, до дрожи болезненное и обрюзглое. Меня никогда особо не выворачивало от чужой внешности, какой нелицеприятной она бы ни была, но тут… Тут я испытал самое настоящее отвращение и… Желание помочь? Нет, погодите… Действительно, это странное клубящееся облаком чувство растаяло в груди, высыхая до колкой корки, и я ощутил сухость в горле, от которой вмиг прокашлялся. Меня отпустило. Странные приходы я ловлю… Точно где-нибудь траванулся, надо будет угля выпить по приходу домой. Я покинул туалет с клокочущим сердцем и ноющим нутром, а на ботинке так и ощущалось лёгкое давление чужой ноги в балетках. А ДК всё пустовал, мигая лампами. Я так потерялся сейчас то ли в себе, то ли в нём, что путал выдумку с реальностью и полностью потерял счёт времени. Мне казалось, что прошло максимум десять минут, но на часах значилось на целых десять минут больше, чем я ожидал увидеть. Недовольная Алёна сидела на пуфике в гордом одиночестве и прижимала к себе две куртки, оглядываясь по сторонам с нескрываемым волнением. Замаячивший в поле зрения я заставил её порозоветь не то от радости, не то от злости. Алёна кинула куртки и бросилась ко мне, прильнув в объятиях.?— Боже, я думала, ты там правда утопился! —?с нескрываемой паникой выдала она, но голос её скоро сменился на более спокойный. —?Ты в порядке? —?положив две руки на мои щёки, она поглядела точно мне в глаза. Я отошёл не сразу.?— А… Да,?— совсем неуверенно и потерянно. —?Да-да, я… В порядке, но не совсем… Давай домой пойдём. Мне нехорошо.