1. Не вернулся с войны (1/1)

Когда-то у Макса с Германом в их практически семейной жизни всё было хорошо. Но это было давно. Потом страх за Ворожцова начал доводить Максима едва ли не до панических атак. Наверное, впервые это случилось тогда, когда он по военному каналу закрытого доступа увидел, как чёртов Ворожцов-недоделанный-суперсолдат из гранатомёта подрывает вражеский ДЗОТ. Стоя при этом буквально в нескольких метрах: ?Макс, другой возможности могло и не быть, нас пулемётчик оттуда бил?. В чём-то Герман, конечно, был прав, их непрерывно поливали огнём, отряд с трудом удерживал ценой огромных усилий и не одного десятка жизней отвоёванную высоту. Но о количестве разлетевшихся обломков, осколков, кусков железа от треклятого пулемёта можно было и не заговаривать. Германа оттуда за эвакуационную петлю на загривке разгруза вытянули его же парни: окровавленного, дураковатого после торопливой инъекции морфина прямо через одежду, почти не осознающего, что вокруг него происходит. И всё равно пытающегося командовать, несмотря на осколок, вспоровший ему щёку и едва не сломавший челюсть. Макс в живую не видел, как это случилось, хотя бы потому, что не служил. Разнообразного дерьма в жизни ему хватило на годы вперёд ещё за время экспедиции?— причём за добрые процентов семьдесят Герман мог смело брать на себя ответственность. Но Макс видел самого Германа буквально через три четверти часа после взрыва: Ворожцова сразу же отправили вертолётом санавиации в госпиталь, на поле боя за него браться не стали, думали?— не выживет. Максим тоже так думал, когда увидел едва живого Германа, которого прямо с воздуха забрали в операционную: нашпигованного осколками, как пирог изюмом. Но Ворожцов в очередной раз обманул смерть, судя по всему послав старуху с косой в пешее эротическое, как он всегда посылал Максима, вечно требующего от него быть осторожней и не лезть в пекло. Отделался очередными шрамами, парой искусственно сращённых костей, энергичными напутствиями врачей подавать в отставку, пока есть ещё чем писать заявление, и вернулся в строй.Впоследствии Макс не одну тысячу раз благодарил неожиданно быстро развивающуюся в постапокалиптическом мире медицину, такого прогресса вряд ли можно было бы достичь в мирное время, теперь же обстоятельства вынуждали. Без новейших разработок остатки человечества давно бы уже вымерли, причём Герман возглавлял бы список павших. Его с лёгкостью могли бы демонстрировать на различных съездах как пример применения хирургических технологий последнего поколения и полного отсутствия мозгов, как у настоящего экспоната. Макс искренне недоумевал, как Герман вообще существовал на ?Бегущей по волнам? при подобной тяге к войне. Или он впадал в анабиоз и существовал в автономном режиме, настроенном на упорядоченное исполнение протокола и систематическое его нарушение.Лучше бы они были на корабле, честное слово. Как только на радарах показалась земля, а потом и закрытый порт, охраняемый лучше, чем в своё время Форт Нокс, Герману словно вернули оторванную часть души, у него натуральнейшим образом горели глаза. Макс безуспешно допытывался, лез с банальными вопросами ?что?, ?почему? и ?куда ты собрался? и пытался следовать за Германом везде, где бы он ни был, был послан далеко и надолго, чего никогда не наблюдалось за прежним Ворожцовым. Макс позже узнал, насколько широк словарный запас Германа и сильна его любовь к отряду.Кстати об отряде: как только Макс один раз побывал на тренировочном полигоне, он только тихо радовался, что предпочёл мирную жизнь и полную занятость в Центре Молодёжи?— учил подростков некоторым видам боевых искусств. Герман командовал специальным подразделением боевой группы ?Заслон?. Вернее, практически всем ?Заслоном?. Бойцов отряда ехидно называли ?слонятами?, но быстро затыкались, как только видели их в действии. Подготовленные по системе ?Котиков?* солдаты были практически неубиваемыми?— под стать своему абсолютно безбашенному командиру. Тренировки у них были соответствующими. Максим однажды попросил разрешения провести один день вместе с отрядом, дышать их воздухом и понять наконец, почему Германа оттуда не вытащить?— как, впоследствии, и с поля боя.?Заслон? оказался на редкость разношёрстной командой?— трое местных, светловолосых и голубоглазых, как настоящие арийцы, чудом выживших после конца света и захотевших воевать, знавших эти места, как свой автомат, пять человек из ISPA, когда-то воевавших вместе с Германом: два снайпера, два обычных бойца и опытнейший подрывник, и шесть офицеров, привезённых Германом из других воинских частей. Команду он тщательно подбирал сам?— и это было единственным условием, которое он выдвинул Рутковскому при личной встрече. По крайней мере сам Герман говорил так.Разговоры тоже были отдельной темой: Германа нельзя было ни с какой стороны назвать болтливым, но уж во время тренировок… За всю экспедицию Макс редко слышал от него хоть что-то непродуманное наперед, не сказанное с целью дискредитировать капитана, старпома, даже Ксению. Не для выполнения протокола. Что-то живое, честное. Ночами они мало разговаривали просто потому, что были либо так измучены друг другом, что рот не было сил открывать, либо потому что последние месяцы плавания выдались откровенно тяжёлыми, корабль попадал из одной неприятности в другую. И Макс не мог не видеть, что Герман рад этому, что хоть где-то можно развернуться. Он вызывался добровольцем везде, где существовал огромный риск не вернуться, или вернуться, но потом отправиться обратно в море на доске, накрытым простынёй, под похоронную речь капитана. Соскучился по своей профессиональной деятельности. Герман ни разу не провалился, выполняя приказы капитана, но находясь на своей адреналиновой волне редко замечал вокруг что-то, кроме цели. Под водой он едва не погиб, когда атаковавшие корабль водяные демоны каппы, похожие на павианов с уродливыми мордами, были обращены в бегство, но один из погружавшихся матросов выстрелил вслед, заставив одного из монстров вновь пойти в атаку, а Герман уплывший дальше всех, с трудом смог отбиться. Каппы не могли укусить и вспороть когтями, полагаясь в основном на грубую силу, стоившую Герману порванной селезёнки, которую Ксения всё же смогла удалить, и сломанной, чудом не вырванной полностью кисти руки. Знал бы Макс, что это было только началом, когда он почти в одиночку вытащил мгновенно отрубившегося от шока Германа из воды. А потом были айсберги?— очередное сотрясение у Германа из-за обрушившегося куска льда, минус два метра нервных волокон у Макса, затопленный отель, из-за землетрясения начавший полностью скрываться под водой?— общее переохлаждение и остановка дыхания, Герман был на одном из уже погрузившихся этажей?— Индиана Джонс хренов, и не один флакон корвалола для Макса. Об этом можно было говорить вечно, Герман словно задался целью испытать на прочность свою жизнь. Однако об отряде можно было рассказывать куда дольше.Тренировки не просто заставляли устать, нет, они в буквальном смысле выворачивали наизнанку. Хотя бы потому, что в программу подготовки входила центрифуга. Макс, не без повода считавший себя отлично подготовленным физически, был вынужден признать, что есть и предел его способностям. Один день на полигоне постепенно увеличивался, пока не превратился в каждодневные занятия с ?Заслоном??— по большей части потому, что для Макса это был единственный шанс видеть Германа. Он не собирался воевать, но тренировки захватывали своей невероятной сложностью. А гонял Герман всех и бегал со своими ребятами сам, не делая скидок на возраст, подготовленность и утреннее похмелье. Если ?Заслон? занимался, то Германа было слышно в каждом углу каждому бойцу и не в самых лестных выражениях. Серьёзно, кто бы мог подумать, что достаточно сдержанный Ворожцов настолько хорошо знает ?великий и могучий?. Макс вновь задумывался, как он выдержал экспедицию и проводил занятия по выживанию?— на тренировках он объяснял всё коротко и ёмко, только матом:?— Принцессы, мать вашу, быстро втянули животы и радостно полезли на канат! Как можно было такие задницы нажрать за моё отсутствие, сказано же было?— каждый день тренироваться!?— Дервик, ты зачем на тренировку пришёл? Я тебе руки сейчас оборву, чтобы не болтал, куда попало! Дрочить в казарме будешь, здесь ты учишься воевать!?— Это что, удар? Ты так пистолет выбивать будешь? Он как работает: раз, два и тебя нет.?— Кто дорабатывать будет, почему только до половины поля добежали? Меня впереди увидели, испугались?— и назад? Может, вам пугало поставить возле края поля??— Караульные спят со снайперами по очереди, дайте им отдохнуть?— должен же кто-то воевать вместо вас.?— Рукопашный бой?— это вам не балет, не с женщиной дерётесь.?— Отряд ?Заслон?, спите быстрее, до подъёма пять минут, потом?— лёгкая пробежка через горную реку до лагеря условного противника.?— Кто, мать вашу, разрешал пропускать полосу препятствий, дети воскресенья? В отряде тринадцать разгильдяев и Хендрикс, которому хватило мозгов доделать всё до конца. Если вы думаете членом, а не головой, то так и скажите, не будем мотать мне нервы.?— Девочки, взяли яйца в кулак и побежали на зиплайн, или ночевать вы останетесь здесь.И это ещё самое приличное, потому что всё остальное, что в принципе бойцы слышали от Германа, воспроизводить ни в коем случае было нельзя. Однако и Макса Герман особо не гнобил, но и фаворитку короля из него не делал. Однако и не принижал некоторые его умения:?— Пока не начнёте сдавать физподготовку, как Григорьев, воевать будет он один, вам до этих результатов, как на хуй пешком.?— Здесь вам не дисбат, здесь думать надо! Вон, Григорьев снайперские таблицы знает и может использовать, осталось стрелять научить.Тренировки по рукопашному бою могли повергнуть в шок кого угодно: офицеры ?Заслона? знали такие приёмы, что сам Тайсон мог тихо курить в подвале тренировочного центра. Хотя ничего особенного в них не было, Герман отлично знал большинство приёмов бокса и активно учил их применять. Что-то, конечно, переделывал под реалии атак с участием подготовленных наёмников соперника. Макс сначала не поверил, что Герман может продемонстрировать какой-нибудь удар?— на ?Бегущей по волнам? он ни разу не демонстрировал своих знаний. И Григорьев вызвался на ринг против командира ?Заслона?. Коллективный истерический смешок, прокатившийся по залу, заранее подтвердил, что Макс свалял огромного дурака. Можно было догадаться: за полтора часа, полагавшихся на разминку, сам Герман показал несколько практически профессиональных приёмов, достойных преемника МакКоя. Но Макс всё же думал, что и его отменная подготовка и Гильдия Каскадёров за плечами были неплохой базой. Он морально приготовился к каким-то ударам спецназа или уличным уловкам, но приверженность Германа к боксу стоила свеч. Левый хук-полуножницы Нельсона, или краткий ликбез на тему старых, хорошо забытых приёмов, мгновенно выбил из Макса всю самоуверенность. Герман вывел его из строя после первого же удара. Макс сам плохо помнил, что произошло, он только хотел нанести первый, щадящий удар в корпус, как Герман вдруг резко выпрямил левую руку, словно просто не хотел позволить подойти. Очнулся Макс на скамейке возле ринга, рядом сидел врач. Прямой хук чуть выше печени по двум рёбрам свалил даже такого качка, каким был Макс. И Герман аннулировал ему пропуск в Центр и на территорию Штаба в принципе. Калечить партнёра он не собирался ни при каких условиях и гробить на занятиях тоже.Факт отсутствия у Германа режима самосохранения, который, казалось бы, должен быть в наличии у каждого бойца, вряд ли свидетельствовал о чём-то хорошем. Если все остальные после миссий обычно отделывались стандартным набором ?контузило, зацепило, поцарапало?, то Герман не собирался никому подавать пример в выживании. На всех заданиях его неотвратимо влекло в гущу событий, он оказывался там, где было жарче всего, плюя на себя, но жалея своих ребят. Он сам говорил: ?Любая ошибка моих бойцов?— выговор мне, не им. Я уж смогу донести до них так, чтобы и в голову вдолбить и в задницу?. Последний способ запоминания был весьма сомнительным, но за своих Ворожцов горой стоял.А потом они с Максом расстались.Сам Григорьев едва ли помнил, в какой момент он начал чувствовать себя типичной женой военнослужащего, который настолько прикипел к войне, что не мог вернуться к тихой мирной жизни. Наверное, тогда, когда в неизвестно какой раз проснулся в одиночестве на широкой кровати, вторая половина которой была ледяной. Герман по долгу службы, конечно, должен был с утра заступать на базу, но вечернее возвращение домой никто не отменял. Уже не шла речь ни о какой их личной жизни, Макс давно спасался быстрыми разрядками в душе, но о подобной степени бессемейности Герман его не предупреждал. Ему никто был не нужен, кроме отряда. В те редкие часы, которые он проводил дома, Макс редко мог услышать от него хотя бы полслова. Герману было наплевать на простые вещи вроде своего здоровья, но Макса это слишком волновало. В медицинскую карточку Германа он не заглядывал, но провалами в памяти и плохим зрением не страдал, отлично помнил большую часть операций, куда Штаб отправлял ?Заслон?. И в каком виде Герман оттуда возвращался, тоже прекрасно знал. Даже тогда, когда их отношения не держались на последнем издыхании, Герман крайне редко оставался спать вместе с Максом, да и сам Григорьев, говоря начистоту, выспаться не мог. Потом всё только ухудшилось. И причина была одна?— Герман, если не постоянно, то почти всегда, испытывал боль. В его комнате на тумбочке не переводились охлаждающе-разогревающие гели, мази, снимающие воспаление, обезболивающие суспензии. Из-за этого Макс впервые сильно поссорился с Германом, хотя понимал, почему тот не торопится обращаться к врачу. При подобном состоянии его мгновенно бы списали и отметили непригодным для полевой работы. А лишиться этого?— по сути, всей своей жизни, Герман не мог. Макс только тихо злился, с трудом скрывая плохо сдерживаемую ярость, когда ночью приходил к Ворожцову, заметив включенный свет в его комнате, и заставал очередной болевой приступ. Герман только рычал в ответ и выгонял в коридор. Вряд ли даже самый точный аппарат смог бы указать, где именно кроется причина, у Германа был слишком богатый боевой опыт. У него было и осколочное ранение в позвочник, и огнестрел в живот с повреждением печени и обширным кровотечением, ранение в правое плечо с переломом костей, боевая травма колена очередными осколками?— незначительное повреждение конечности, но крайне неприятный гемартроз сустава и много тех травм, с которыми обычно по полгода лежат в реабилитационных центрах. Печальный список. Последствия каждого из его пунктов преследовали Германа и по сей день, пусть он и пытался скрывать. В аппарате нового поколения, благодаря спасенному доктору Вану из Китая, Ворожцова раз за разом собирали из тех кусков, каких привозили, но минимизировать то, что ждало несчастного выжившего не могли.И Макс больше не мог этого терпеть. Видеть, слышать, в конце концов чувствовать мучения близкого человека, из упорства или упрямства отказывающегося от помощи, но как бы оставаться в стороне?— невыносимо. Когда с очередного задания, связанного с захватом атакованного террористами здания Совета, Германа вместе с тремя из своих ребят внесли в медблок на носилках, Макс не выдержал. Дождался через пару дней выписки Германа?— относительной такой выписки, конечно же, удерживать командира ?Заслона? было себе дороже. И на одном дыхании выдал всё, что накопилось: все свои обиды за отношение к самому себе, за жизнь одной армией и войной. Герман, этому можно было отдать должное, как настоящий солдат выслушал всё совершенно спокойно, лишь изредка едва заметно морщась?— и то было непонятно, то ли от горьких слов, то ли от боли. Этим же вечером забрал все свои немногочисленные вещи за те сорок минут, пока Макса ещё не было дома. Комнату в казарме ему сразу же оформили, необходимая документация о заселении была подготовлена давным-давно?— это должно было случиться, комендант казарм, опытный в таких делах, бумаги на имя ?Ворожцова Г.М? хранил в ящике стола. На минуточку, поголовно все офицеры спецподразделений жили холостяками, даже не пытаясь заводить отношений. После разрыва Макс дал себе зарок, что не будет узнавать, где Герман, что с ним и когда он в очередной раз был ранен. Жизнь это значительно облегчило, постепенно уменьшая и ставшую привычной степень тревоги.После нескольких месяцев более-менее обычной ?семейной жизни? Герман в один момент перестал отличаться от своих ребят. Такой же, какими и были они, только с богатым жизненным опытом, подсаженный на крючок боёв и миссий, так же страдающий от ранений и отсутствия того, кто помог бы сгладить самые острые моменты, одинокий, с ?Заслоном?, заменившим семью. Но иногда Герману особенно не везло.?1?Эту историю и сам Герман надолго запомнил, хоть и не любил вспоминать. Его отряд был отправлен на морскую базу врага, пятидесятиметровый боевой корабль, надёжно охраняемый в водах того океана, который когда-то называли Тихим. Руководивший операцией генерал с убийственной вежливостью не выдал на руки командиру ?Заслона? ни план корабля, ни подробное описание самой миссии, хотя у Германа был жёлтый уровень доступа, практически высший, и его были обязаны снабдить необходимой информацией. Пробираться по атакуемому кораблю ?Заслону? пришлось практически вслепую, полагаясь только на команды в наушниках. Это их едва ли не убило. Просчёт в технической обеспеченности врага, недостаточность знаний о планировке судна?— что могло привести к таким последствиям? Никто не знал. Были только голые факты и кадры с видеозаписей: как только большинство бойцов оказалось в главном зале, где находился один из лидеров врага, вентиляционные решётки неожиданно и с громкими ударами упали на пол, а из шахт начал выходить светлый, дымчато-серый газ. Все солдаты, ещё не услышав приказа, как один активировали противогазы, но против такого и они оказались бессильны. Бойцы чувствовали себя охотниками, слаженно загоняющими своих жертв в ловушку зала, но на самом деле они оказались добычей, которую заманивали в силки. План противника был предельно прост: пустить газ, вывести своих и активировать взрывчатку, щедро разложенную по всем возможным местам. Но и враг просчитался?— генерал из Штаба понял, что операция идёт прахом, и выслал резервный отряд. Газ оказался новомодной разработкой химиков, двух из которых не расстреляли на месте, а взяли в заложники. Поражённым этим газам солдатам ?Заслона? от этого легче не стало: остаток дня и следующее утро Герман и все его парни провели, восстанавливая функции слухового и зрительного анализаторов в тёмной комнате и полной тишине, с повязкой, надёжно закрывающей глаза?— несмотря на временную слепоту свет причинял невыносимую боль,?— под капельницей. Газ мгновенно отключал участки нервной системы, отвечающие за зрение, слух, вкус и обоняние?— но благодаря отчасти сработавшим противогазам пострадало не всё. Вход в палату был запрещён абсолютно всем, необходимые манипуляции проводил медицинский робот доктора Вана, не производящий абсолютно никакого шума. Сам Герман после этого несколько дней ходил, держась за стенку, в тёмных очках и специальных наушниках, всем бойцам дали увольнительную по состоянию здоровья. А инженеры разработали новые гибриды шлемов с масками. Повредить кому-то через них можно было только радиацией, рентген где-то в двести двадцать.?2?После другого задания Герман проникся искренней ненавистью ко всяческим подземным полостям, куда мог проникнуть человек. К пещерам, короче. Их чересчур увлекающийся эзотерикой второй генерал по каким-то своим секретным каналам получил сообщение, что в затерянном и забытом подземелье, расположенном там, куда вряд ли заглядывал сам Бог, раз в месяц проводятся собрания повстанцев. И они там действительно были, повстанцы-то. Однако ни ?Заслон?, ни второе подразделение, которое вообще было на подстраховке, до туда не добрались. Впрочем, и бунтовщики оказались похоронены заживо: они предусмотрительно натянули несколько растяжек и нажимных мин примерно в пятнадцати метрах от спуска в шахту, по которой можно было и выбраться наружу и спуститься вниз. Но один из разведчиков, который вызвался идти вперёд, случайно пнул носком ботинка?— предупреждали же, идти осторожно, ног не поднимать,?— кучку мелких каменных осколков, бодро разлетевшихся на добрый десяток метров. Горе-разведчик погиб первым, а тех, кто шёл впереди?— Герман в их числе, двое из ?группы подтанцовки? и трое из ?Заслона?. Пятерых вытащили сразу же, одному бойцу прямо на месте неиспользованным ранее скальпелем отсекли несколько пальцев на руке, держащихся на тоненькой полосочке омертвевшей кожи, другого в полубессознательном виде с переломом позвоночника из-под глыб выцарапывали так, чтобы не свернуть ненароком чудом целую шею. Герман во время спешного отступления отстал от своих ребят по банальнейшей причине?— так не вовремя напомнившем о себе старом ранении в спину, из-за которого бежать, а тем более быстро, было ровным счётом невозможно. Последнее, что он помнил до того момента, как очнулся, хрипящий от забившейся в лёгкие серой пыли и чуть позже присоединившейся пытки?— доставания его самого наружу. Из-под камней его откапывали осторожно, как редкую драгоценность, два снайпера, за которых Герман так когда-то боролся. Снимали по камню за раз, стараясь не тревожить командира, который слепыми от боли глазами дырявил потолок пещеры, сквозь отверстия в котором мелькали облака. Когда, наконец, его, чудом не загнувшегося раньше времени, вытащили на расчищенную за время ?раскопок? часть площадки, накрытую поверх золотистой термоплёнкой, Герман понял, что не чувствует ног от нижней трети бедра. Остатков самообладания хватило, чтобы приподняться на локтях и бросить быстрый взгляд вниз. От увиденного он едва не потерял сознание в очередной раз: ноги, страшно изломанные, неправильно вывернутые с торчащими костями, пробившими камуфляж штанов. Раны не кровили только благодаря наложенным жгутам, иначе из-за краш-синдрома мгновенно бы отказали почки. Пока бесполезные конечности, месиво из крови и мяса упаковывали в полевую шину, Герман даже думать не мог о том, что будет с ним по прибытии в Штаб: кости ниже колен превратились в осколки, одна ступня была практически оторвана и держалась на чудом не разорванных сухожилиях и клочках кожи, мягкие ткани были чудовищно повреждены. Герман столько раз выбирался из таких ситуаций, когда ему уже собирались писать надгробное слово и заказывать гроб, но он с таким упорством цеплялся за жизнь, зубами вырывая лишние минуты. Он много раз переживал остановки дыхания, сердце ни один раз запускали заново. Но в тот момент, когда он лежал возле груды едва не похоронивших его камней и видел, как бойцы пытаются зафиксировать месиво, оставшееся вместо его ног, в лонгете, Ворожцов искренне хотел умереть. Весь обратный путь ему кололи недостаточно сильные анальгетики?— аптечки в этот раз медики отказались укомплектовывать морфином, только какой-то препарат на слабой основе промедола?— якобы на задания уходит слишком много ампул. И вновь Герману не позволили покинуть бренный мир, вновь собрали на треклятом аппарате ?Возрождение?, заново восстановив двадцать четыре кости на каждой ноге, плюс нервы, сосуды, связки и мышцы. Списывать и отправлять на пенсию его явно не собирались.?3?Террорист из бывшей Анголы, Ини, своё имя, обозначающее ?сокращающий расстояние?, смог оправдать во время миссии в уцелевшем Буркина-Фасо. Герман входил в здание первым и не успел не издать и звука, когда с выступа над дверным косяком на втором этаже на него спрыгнул худой чёрный парень, который ещё и мускулами успевал поигрывать. Сопляк, которого Герман едва успел сбросить с себя и разрядить в него автоматный рожок. За голову Ини полагались большие деньги. Ему было двадцать четыре по данным внешней разведки, за пять лет из которых он участвовал в совершении более чем семидесяти терактов и провокаций. Изрешеченный пулями Ини едва коснулся пробитой головой пола, как Герман вдруг понял, что справа по бедру под одеждой стекает что-то горячее. Чёртов парень успел дважды ударить его ножом в бок чуть выше левой бедренной кости, в последний раз загнав лезвие едва ли не до основания. Но здание было полностью захвачено, счёт шёл на минуты?— и чудодейственная сыворотка штабных медиков и тугая повязка моментально решила проблему боли, кровопотери и ограниченной боеспособности. Всё это напоминало банальный боевик, но Герман действительно вспомнил о ране только тогда, когда в наушниках сухой голос координатора произнёс ?миссия выполнена?. К вертолёту эвакуации он вышел на своих двоих, и о ранении ему напомнили его же ребята, когда штаны и короткая куртка потемнели от крови. Врач у экипажа ?Апачей? был и необходимую помощь оказать смог, но Герман чудом избежал заражения крови, а сыворотка наконец прошла тестирование в боевом режиме.Воистину, таких историй было много у каждого военного, выжившего и воевавшего после конца света, но Герман всё-таки не был служакой до мозга костей. И в его, казалось бы целиком боевой жизни бывали дни без миссий и спецопераций?— их, конечно, было в разы меньше, чем недель, проводимых в обнимку с автоматом и своей же куртки под головой вместо подушки, чем разрывающих уши выстрелов и взрывов. Герману было что вспомнить. Ведь вся вышеизложенная история не была последней.