XXI (1/1)

- Знаешь, Руби, я ведь думала, что это будет совсем по-другому… Что я увижу его издалека… и сразу узнаю… и побегу… и он… Ада сжала губы. За дверью выл ветер.- А мы просто стояли и смотрели друг на друга. И я целилась в него из ружья.Сама не поняла, хмыкнула или всхлипнула.- Охотники на снегу… Есть такая картина. Мы с папой видели в музее, когда путешествовали по Европе. Папе она не понравилась. Он сказал, что она слишком плоская и невыразительная по колориту. Что в ней нет и намека на какой-либо иной мир, кроме этого. А я все ходила вокруг нее. И поняла, что мне она нравится. Нравится именно тем, о чем папа сказал…Поленья стукались друг о друга. Руби сидела перед очагом на корточках. Ада видела только ее узкую, но сильную спину, обтянутую плотной таканью охотничьей куртки – она была ей так велика, что Руби носила ее как пальто.- Прости… Я такие глупости болтаю!Ада перемялась на месте. Под ногами хрустели сухие листья и мертвые жучки. Ада взяла еловую ветку и смела их за порог.- А потом мы шли сюда… Знаешь, как чужие. И я несла ружье и индюшку. И снег падал… Руби, мне так часто снилось это! И снег, и тень на снегу… Только во сне это было по-другому. Во сне мы никак не могли приблизиться друг к другу…Руби чиркнула спичкой.Ада сморгнула слезы.- Я ведь уже почти перестала ждать…Показалось, спина под охотничьей курткой напряглась, но Руби не повернулась.- Пойду принесу одеяла…В хижине, которую они с Руби убирали, в отличие от той, где остались мужчины, двери не было. Она давно слетела с петель и лежала на полу. Лучшее, что можно было придумать – просто прислонить ее к проему. Ада так и сделала.Снег перестал. Костер, который они развели на улице, чтобы приготовить птицу, разгорелся и громко трещал на морозе.Ада вошла на цыпочках. Почти ощупью нашла сваленные в углу одеяла – и снова мысленно порадовалась, что тайком от Руби захватила из дома парочку лишних.В тишине – только тяжелое, свистящее дыхание. И еще другое. Ровное. Легкое.Ада прижала к груди одеяла и, не оглядываясь, вышла обратно на холод.- Он заснул…Руби наконец поднялась – поленья в очаге хрустели. Ее лица Ада по-прежнему не видела.Она кашлянула.- Руби… Я понимаю, это опасно… Но мы сможем укрыть его. И твоего отца тоже. А когда все это кончится… Ведь не может быть так, чтобы война длилась вечно!..Ей послышался странный, похожий на сдавленный всхлип звук. Ада растерялась.- Когда это кончится, мы сможем жить на ферме все вместе… и…Звук повторился.Ада стояла, прижав к себе одеяла и потеряв все слова.- Я очень хорошо придумала, как нам все обустроить, - голос у Руби был незнакомый. - На ферме.Ада шагнула к ней.- Я знаю, Руби…- Мы отлично обойдемся там сами.- Я знаю. - Ты видела, какие у него глаза? Парень не в себе. И уже никогда не будет в себе. Уж можешь мне поверить.- Я знаю.Руби повернулась наконец и взглянула прямо в лицо.- Ну, тогда – другое дело.* * *Костер трещал, и Аде становилось жарко. Мокрые перья липли к рукам. Она не стряхивала их.Солнце показалось из-за серых облаков и светило красными предвечерними лучами, блестело снегом. На пороге хижины мелькнула тень, Ада вздрогнула.Он стоял, привалившись к косяку плечом, и глядел на нее.Раньше она и подумать не могла, что он увидит ее такой. В отцовских штанах и пальто. Рукава закатаны по локоть. Худые пальцы ощипывают индюшку таким же привычным жестом, каким когда-то ложились на клавиши рояля. Ада скользнула взглядом по высокой, тонкой фигуре в сером мундире. Такой тонкой, что она, казалось, растворялась в морозном воздухе, таяла, как снег возле костра. Ада не ожидала этого от себя. Но она усмехнулась. И продолжила работу.А он стоял на пороге хижины и глядел на нее.