Часть 23 (1/1)

Я вернулся в комнату со смешанными чувствами: много всего было неясно, и это мне не нравилось. Я чувствовал угрозу, но вот от чего или кого она исходила, я не понимал. В дверь тихо постучали.—?Мандаринки!!! —?страшным голосом провозгласила Моргана. —?Где мои мандаринки?Я невольно заулыбался: пред рождественский гений Савеллы породил наш новый пароль.—?Ну, как тебе? —?весело спросила девушка, когда я открыл дверь.—?Театрально,?— похвалил я. —?Может, устроим концерт на Рождество? —?предложила она. —?Так печально тут. Кстати,?— без перехода продолжила она,?— что-то случилось? Ты вроде какой-то мрачный.—?Тебе показалось,?— улыбнулся я,?— просто немного устал и порядком замерз.—?Это ничего,?— ласково проговорила Моргана,?— это мы исправим,?— она обняла меня, положив голову на мое плечо.В дверь снова постучали.—?Хекс? —?голос Драгона был напряженным и злым.Я встал и открыл ему.—?Что случилось? —?спросила Моргана.—?Что случилось?! —?он скорее выкрикнул, чем сказал это. —?Да ничего,?— парень судорожно перевел дыхание и потупился. —?Ты давно тут? —?меня он игнорировал.—?Минут пятнадцать,?— непонимающе глядя на него, ответила Моргана,?— а что?—?Я тебя искал,?— строго ответил он.—?Почему таким тоном? —?возмутилась девушка.Назревал конфликт, участвовать в котором мне хотелось меньше всего. Я не ошибся. Вскоре разгорелась нешуточная ссора. Суть ее, как я понял, заключалась в том, что Драгон банально приревновал ко мне Моргану, а та, была возмущена несостоятельными, с ее точки зрения, претензиями в свой адрес. Я тихо помалкивал: как известно, встревать в чужую ссору?— себе дороже. Спор прервал очередной стук в дверь. Я обошел Драгона по дуге, стараясь не попадаться оппонентам на глаза, и вполголоса спросил, кто там. Ответа не последовало, но дверь я все-таки открыл… По глазам ударил яркий свет, я закрыл их рукой: мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к столь необычному для мрачных застенков клиники освещению. Меня ждал ?сюрприз?. Я больше не был в стенах лечебницы. Я стоял на открытом пространстве на мягкой зеленой траве… Судорожно осмотревшись, я понял, что нахожусь на кладбище: серые надгробные плиты окружали меня, насколько видел глаз. Чуть поодаль толпилась большая группа людей, среди которых явно выделялась облаченная в траур красивая женщина, ее лицо скрывала черное кружево вуали, но я почему-то ничуть не сомневался в ее красоте, будто знал это. Она безутешно плакала. Рядом с ней стоял представительный мужчина, он трепетно обнимал ее за плечи. Высокий мужчина с орлиным носом и жестким взглядом серых глаз читал что-то наподобие заупокойной проповеди. Священника не было, это показалось мне странным. Кроме пары и чтеца было очень много народу: в основном молодые парни и девушки. Они молчали и казались очень грустными. Девушки тихо плакали, поминутно вытирая покрасневшие глаза платочками. Парни мужественно кусали губы, закатывали глаза и вздыхали. Потом говорили собравшиеся. Я слушал невнимательно и понял только то, что усопший был неплохим человеком, рано ушедшим из жизни.Гроб опустили в яму, первая брошенная горсть земли гулко ударила по крышке… Могилу украсили еловыми лапами и цветами, и люди начали понемногу расходиться. Дольше всех задержалась красивая женщина, мужчина не оставил ее. Он стоял чуть поодаль, пока она аккуратно расправляла цветы в корзине, что-то шепча над могилой и всхлипывая. В корзине пестрели розовые гортензии. В какой-то момент женщина перестала себя контролировать и, упав на плиту, разрыдалась в голос. Мужчина поднял ее и повел прочь.Я приблизился к надгробию. ?Ксандер Баркли?,?— прочел я на плите. Имя резануло по памяти, вызвав мгновенный приступ мигрени. Глаза заволокла дымка, я выставил вперед руки, пытаясь отгородиться от всего этого. Калейдоскопом замелькали какие-то лица, черная вуаль, пестрые еловые венки украшенные белыми и красными гвоздиками, розовые пятна гортензий… Мне стало душно, будто из груди вырвали весь воздух. Я открывал и закрывал рот, словно выброшенная из воды рыба, силясь вдохнуть. В ушах гремел мерный повторяющийся звук?— стук земли о крышку гроба.—?Пожалуйся, не надо! —?выкрикнул я, из глаз хлынули слезы.Я упал на колени, все еще тщетно пытаясь вдохнуть. Капли слез оставляли на плите темные следы. Эпитафия гласила: ?Тебя, как собственное сердце, нельзя забыть или заменить. Любящие тебя?. Я упал на плиту, показавшуюся мне куском льда, даже не пытаясь сдерживать вырывающиеся из груди рыдания.Ксандер Баркли. 1993-2012. Мне было всего девятнадцать…Холод от плиты постепенно передавался мне, сковывая тело и наполняя меня ужасом. Я не пытался сопротивляться этому. Я хотел стать куском этой плиты…—?Беленькая искорка в темном коридоре… Это признак призрака?— Горе! Горе! Горе! —?звонкий детский голосок зазвенел словно колокольчик, разбив мрак безысходности и вечную могильную мерзлоту. Я открыл глаза, глубоко и жадно вдохнув. В груди закололо и заныло, горло перехватил болезненный спазм. Кудряшки Лизы щекотали мне лицо, она улыбалась, кивая головой то влево, то вправо в такт своему стишку. Заметив, что я очнулся, она захлопала в ладоши и, подхватив с пола свою тильду, умчалась прочь из комнаты, мгновенно растаяв во мраке коридора. Чуть повернув голову я идентифицировал Мограну и Драгона, смотрящих на меня распахнутыми от ужаса глазами. Драгон силился что-то произнести, но не мог. Я попытался сесть, ощутив под ладонью холодный линолеум. Это простое ощущение неожиданно принесло мне неимоверное облегчение. По крайней мере, я здесь, а не зарыт в тесном деревянном ящике под двухметровым слоем земли. Наконец, придя в себя, парочка, явно забыв о своей недавней ссоре, помогла мне подняться с пола и сесть на кровать. Моргана постучала по выключателю, чтобы свет горел ярче, это сработало. Они оба молчали, явно опасаясь узнать, что же такое я видел в своем бреду. Я попытался улыбнуться, но это не получилось.—?Побудь с ним,?— попросил Драгон Моргану. —?Я приведу кого-нибудь,?— он быстро покинул комнату.Моргана варварски оторвала от простыни кусок и принялась вытирать мне лицо, только теперь я почувствовал на нем липкую влагу. Ткань неравномерно окрашивалась красным. Я провел дрожащей рукой по лицу: на щеках уже запеклась корка. Кровь сочилась не из носа, как я думал…Подоспевший Доктор долго светил мне в глаза маленьким фонариком, проверяя реакцию зрачков. Мое состояние вызвало у него нешуточное беспокойство. Я отрешенно наблюдал за лучом света, размышляя о своем. Теперь я понимал раздражение испытываемое Слепцом от моих безнадежных попыток выбраться. Я оплакан и предан земле. Я мертв, и в том мире мне не место.