Однокрылая птица (1/1)
В тот день закат был особенно алым, словно вся кровь, пролитая на поле боя, влилась в светило и кипела там, не желая исчезать в промозглой земле. Холодный ветер, что накануне трепал флаги и знамена испуганно шевелил верхушками деревьев,озадаченно наблюдая за местом побоища. Не боя, нет. То, что происходило тут недавно, нельзя было ни при каких условия назвать боем. Это была резня, бойня, месиво из кровавых тел. Когда-то прекрасные и блестящие доспехи рыцарей были смяты и измазаны не красной, нет, черной кровью. Мечи, что служили своим хозяевам верой и правдой, были сломаны или отброшены сторону. И всюду были тела. Много тел в искореженных позах в лужах крови, и изуродованными частями тела. Но это было не самое страшное. Если бы этим дело заканчивалось, было бы не так жутко находиться на этом несчастном поле, выбранном Злодейкой-Судьбой для решающей битвы. Но стоны боли, крики о помощи, глухие проклятья и плач были куда страшней самого вида. В голосах людей сквозила надежда, отчаянье и безграничная злость, настолько черная, что от одного ее упоминания становиться страшно.
Зашедший на поляну странник оторопело уставился на открывшийся ему вид, удивленно и испуганно наблюдая за тем, как на копьях едва колышутся рваные знамена. Солнце неумолимо кренилось к горизонту, приобретая зловещий ярко-алый оттенок и раскрашивая небесно-голубой в оранжевый и красный. Стоны, крики о помощи, молитвы Богу, что оставил давно этот мир, глухие проклятья – вот, что услышал нечаянный свидетель последствий битвы, развернувшийся под высоким небом.Спасительная тишина, что постоянно была в дороге с путником, пугливо отступила и растворилась в дуновении ветра.Юноша сделал несколько шагов вперед, но испуганно остановился, услышав, как поднялись с деревьев птицы в небо. Много звуков. Слишком много для одного раза.- Помоги, - неожиданно ясно прозвучал чей-то голос, показавшийся кристально-чистым и спокойным посреди всего этого ужаса и страха.- Ч-что? – юноша удивленно обернулся, но никого так и не увидел. Та же тропинка, что привела несчастного к этой поляне, была пуста, а местные пичуги перелетали с дерева на дерево, задорно щебеча что-то о хорошем дне и теплой погоде. Но это было там, в тени леса, а в свете виднелись лишь тела и темная от крови земля. Словно бы это был другой мир с чуждыми обычному пониманию законами извуками. И среди этого хаоса был слышен четко один голос, который властно и строго повторил ?Помоги мне!?.Странник сделал несколько шагов вперед и, наконец, увидел того, кто просил о помощи. Воин лежал под парой тел, облитый чьей-то кровью с ног до головы.Левая рука была переломана, и юноша даже смог увидеть выступающую кость, отчего бедолаге захотелось посетить ближайшие кусты и распрощаться со своим ужином.Правая рука воина уверенно, с мертвой хваткой держала огромный квадратный шит, так же придавленный телами погибших.Порванный в двух местах доспех выглядел картонной пародией на металл. Юноша испугался до икоты, а тело сковал ледяной холод: глядя на герб воина, странник опознал в нем знак герцогства, куда так спешил молодой человек. Вассал проводил рекрутские наборы в рыцари, говоря что-то о необходимости защитить веру и мир от наступающего зла. И юноша, бросив свою мать и сестру, отправился на призыв, согреваемый надеждой, что его подвиги будут не менее героичными, чеми его отца, рыцаря и верного подданного маркиза Востока. Выращенный на принципах веры, на словах и действиях своего отца, мальчишка никогда не задумывался о таких вещах, как ?жизнь? и ?смерть?. Для него существовал только ?Долг? с большой буквы и ?Честь?. Столкновение мечты и реальности произошло еще до самого момента исполнения желаний, и юноша с ужасомсмотрел в лицо вояки, который был ни жив, ни мертв. - Сдвинь их с меня, - голос был приятный у воина, с хрипотцой , но по тому, как говорил вояка, можно было сразу сказать, что он был командиром отряда, как минимум. Он говорил так, словно привык, что его словам подчиняются. Весь его вид, бледный и пугающий, не допускал ни толику сомнения, чтоон привык подчиняться. Нет, ни в коем случае.- С-сейчас,- юноша подчинился прежде, чем сумел что-либо понять и осознать. Он послушно оттащил в сторону пару тел, вытаскивая из этой кучи воина.
То, что он увидел, когда освободил вояку из плена тел, не поддавалось описанию.Его ноги были переломаны в нескольких места, словно по ним танцевала лошадь,наколенникибыли смяты, а броня, до этого момента казавшаяся всего лишь пробитая в нескольких местах, напоминала аристократский сыр, в котором дырок было больше, чем продукта. Воин, пока молодой неумеха оттаскивал его, не проронил ни звука. Казалось бы, словно все, что происходило, было совсем не с ним. И только нездоровый блеск в глазах да рука, судорожно сжимающая никому больше ненужный щит выдавали своего хозяина.Юношу все же вырвало. Он даже не успел отвернуться.Весь тот ужас, все отвращение к происходящему заставляло его снова и снова расставаться с сытным ужином, как будто в подобном было спасение. А воин молчал, глядя, как юнецдо слез на глазах пытается успокоить свое испугавшееся тело.Внимательно следил и молчал, словно в том, что он видел перед собой, был заключен смысл мировоздания.
Когда истерика прошла, и путник все же смог взглянуть без внутреннего содрогания на воина, он понял, что жизнь покидала этого храбреца. А красавица-смерть уже прикоснулась своими холодными губами лба этого человека, ласково проведя рукой по щеке. Неестественная бледностьи ярко горящие глаза – невероятный контраст, который приводил в священный ужас. Едва разлепив сухие и потрескавшиеся губы, воин твердо, но уже на порядок тише произнес: - Возьми меч, - простые слова, которые были слишком сложны для понимания юноши. Он прекрасно помнил наказы отца: человек, не посвященный и не титулованный, не имел права касаться меча рыцаря. Это был один из священных законов, которые не нарушал никто. И этот достойный , без всякого сомнения воин, доказавший свою верность маркизу Востока, просил его, просто го человека с дороги взять в руки меч.– Возьми меч в руки! – в голосе появились ноты недовольства и злости. Он не привык, чтобы его не слушались.
Юноша, заворожено глядя на лежавший неподалеку меч, протянул медленно к нему руку. Пальцы мелко дрожали от напряжения и страха, но это было не так важно, как цель. Наконец, решившись, путник схватил меч и резко подтянул его к себе. Сталь обиженно зазвенела, скрябая лезвием по камням, града глухо звякнула, когда ударилась о ремешки и заклепки на куртке.Все эмоции отошли на второй план перед великим чувством священного трепета. Мысли стайкой диких птиц метались по голове, словно бы были неспособны медленно думаться. Весь мир потерял свой блеск и очарование перед этим потрепанным,в крови и земле, больших зазубринах мечом. Рукоять была обмотана ленной тряпкой, напоминающей бинт, украшений на мече не было никаких, но юноше он казался целым произведением искусства.Воин, наблюдавший за лицом юнца, лишь скривился, глядя на то счастливое выражение глаз, что было у этого глупца. Не понимал мелкий, на что он обрекал себя, летел как мотылек на огонь. Совсем, как и он сам в юности. Только вот Судьба сломала крылья не так рано, как этому…- Взял? – зачем-то переспросил воин, словно бы глаза его уже подводили, и он не мог видеть истину и правду. Мальчишка усиленно закивал, прижимая меч к груди своей. Ничто не могло сейчас заставить расстаться этого юнца с затупленной железкой, когда-то бывшей мечом.– А теперь, - кашель заставил храбреца почти выгнуться дугой от дикой боли. Странник удивленно и озадаченно посмотрел на человека перед ним: что он может попросить, стоя на смертном одре, - убей меня, - закончил наконец воин, тяжело дыша и опираясь невредимой рукой на землю.
Весь блеск от радости сошел на нет от услышанных слов. Юноша всегда гордился тем, что следовал заветам отца. Неотступно и слепо, как на свет путеводной звезды. И он всегда помнил, что желание умирающего должно обязательно быть исполнено. Особенно, после такого дара, как вверение незнакомцу своего меча.Но и ласковый голос матери, ее теплые руки и добрые слова оставили свой след в мировоззрении юноши: он твердо знал, что убивать нельзя. Никого и никогда, ведь убийство – один из непростительных грехов. Он помнил длинные речи пастыря, что жил в их маленькой и уютной часовенки. И знал, что те, кто согрешат не смогут попасть в рай. И сейчас, глядя в бледное лицо воина, видя свое отражение в яростно горящих глазах, юноша разрывался между долгом и гордостью, честью и совестью. Как поступить правильно? Где правда в этом споре мыслей?
А умирающий цепко следил за своим освобождением от боли и мук.Его сейчас мало интересовало, что думал это юнец по поводу его просьбы-приказа. Воин хотел избавиться от этой дикой и бесконечно долгой боли, терзающей казалось бы саму душу. А была ли она, эта душа у воина, прошедшего немало боев? Скольких он убил лишь по приказу, заслуживая себе доверие и почет? А сколько раз он лгал своей семье, улыбаясьв ответ на их улыбки? Храбрец боялся считать, так как знал, что таких моментов будет много. Много больше, чем можно было простить перед вратами Рая. И, глядя на сереющее лицо юноши, в нем крепла уверенность, что вотв нем он найдет свое спасении. Свой конец. Такой бесславный и тихий, без баллад и подвигов, на поле боя. Никто не обвинит этого мальчишку, ведь тел тут и без него предостаточно. А он спасется, глядя в эти испуганные глаза, наблюдая, как мелкая дрожь начинает колотить странника. Вот так просто и незатейливо умет от своего же меча.
Юноша смотрел на воина, ощущая попеременно страх и ужас. Перед ним стояла сложная задача выбора: поступить по совести или так, как велит ему долг.Нельзя было найти компромиссов,невозможно решить эту дилемму, выбрав третий вариант. Либо совесть, либо долг. И он решился.Юноша встал на колени перед умирающим. Руки плохо слушали своего хозяина, но тот крепче цеплялся за меч, боясь выпустить его раньше времени. Птицы испуганной стайкой взлетели с ближайшего дерева, громко переругиваясь. Солнце почти скрылось за горизонтом и набежавшими тучами. Мир с сожалением и интересом замер, наблюдая за развязкой этих судеб. Вытянув руки, парень направил меч острием вниз, а страх вторым кольцом сковал тело, не позволяя дышать. Главное было перебороть совесть и выполнить долг. Крепко зажмурившись, юношасделал усилие над собой и резко опустил меч, позволяя ему проткнуть подставленную цель. Воин, до этого молчавший, прохрипел что-то и затих.- Не могу, - прошептал юноша, так и не раскрывая глаз, из которых текли горячие слезы. Руки все так же крепко сжимали меч, засевшийземле, а сердце билось с удвоенной силой, словно бы желало скорее промотать этот момент в жизни.– Не могу, - глухо всхлипнув, произнес парень, разжимая ладони и падая на грязную землю. Воин ничего не говорил, печально игорько глядя на рыдающего перед ним человека.То спасение, которое он так ждал, не пришло.- Нет никакогоРая,- прохрипел наконец рыцарь, кашляя кровью. - На краю земли вообще ничего нет. Сколько ни иди, все время – одно и то же,- ветер испуганно подхватил слова и унес их с собой. А мальчишка все всхлипывал,мечтая оказаться в другом месте. Мечтая, что все, что происходит сейчас – не более, чем сон. – Одно и то же… - повторил вояка, устало закрывая глаза. Что-то в его тоне показалось неправильным, надломленным, отчего юноша поднял свое заплаканное лицо на человека. – Убирайся, - одними губами прошептал, наконец,человек, не глядя на этого неумеху.– Прочь, - как спасительную молитву тихо повторял воин, не смея больше взглянуть на то спасенье, что слишком поздно пришло к нему. Оно спасло его душу, но не тело, и страх, невиданный ранее сковал рыцаря, стоящего на смертном одре.
Юноша резко поднялся, и, выхватив меч из земли, бросился бежать прочь, оставляя позади все свои мечты и надежды. Сейчас он был опустошен, испуган и разбит. В душе был полный бардак, а в голове все еще звучал этот умоляющий голос человека, привыкшего только приказывать. Все его слова: про Рай, про мир ивремя, – все было жестокой насмешкой Судьбы над наивным глупцом.
Отдышался юноша только спустя несколько верст, когда сердце прекратило так учащенно биться, отзываясь дикой болью. Болело все, к тому же меч больно ударял по ногам, добавив к общему плохому состоянию еще и синяки. Путника опять своротило, но он все же удержался, крепко схватившись за ствол дерева. Листваприятно шумела, позволяя забыть на мгновенье тот ужас и страх, что пережил парень на злосчастной поляне, скрытой от всех высокими деревьями.Внезапно снизу послышалось странное копошение. Удивленно присмотревшись, юноша увидел небольшого встрепанного птенца вороны. Одно крыло несчастного было оттопырено в сторону и изогнуто под странным углом. Серые и черные перышки топорщились в разные стороны, а сам птенец пытался забиться между корнем огромного дерева и землей, чтобы хоть как то спастись от угрозы в лице человека. Юноша ахнул, увидев, что крыло птенца было сломано. - Тихо, глупый, тихо! – стал приговаривать тот, присаживаясь на корточки.На протянутую руку птица отреагировала бурно, начав грозно стрекотать, клюнуть угрозу и пытаться взлететь одним крылом.– Тихо, я не обижу тебя, - шептал юноша птенцу, глотая слезы и обнимая и поглаживая брыкающегося птенца, который не желал находится в руках человека. Отныне птица могла лишь мечтать о небе, наблюдая черными глазами-бусинами за его вечной высотой и бесконечно-печальным цветом.И так, на перекрестке разломанного Судьбой дня, плакал юноша, потерявший свою надежду и веру. Он потерял свою мечту, разрушив раковину наивности, в которую он был закован. Он изменился и стоял на распутье, не зная, куда дальше идти и что делать.И, как у птицы, у него была недостижимая цель, такая манящая и невозможная. Кричал птенец, обиженный и покинутый, пытаясь взмыть в зовущую его синюю даль. Что могло бы еще объединять этих двоих, потерявших по крылу, невозможных лететь к мечте, что пела и звала за собой? Безграничная жажда к жизни, застилающая им глаза на правду. Для них терялся смысл всего, что было раньше. Да, они не могли больше лететь, но ночами, долгими и темными ночами им отныне всегда будет сниться это синее и бесконечно-печальное небо, это желание взлететь выше крыш, выше деревьев, как можно выше, вливаясьв потоки ветра и рассекая застывший воздух.Только так они могли выжить, проживая свои мечты лишь во снах, просыпаясь по утрам с горьким привкусом боли и отчаянья. Судьба сделала свой ход. А им пришлось всего лишь подчиниться.