Часть 10 (1/1)

Вскоре после заката дверь в их келью внезапно распахнулась, и Сакаки нервно произнёс:— Здесь Цубоми Фудзико!Судя по его голосу, раньше он уже встречался с вампирицей.Хёбу потянулся и неохотно, — так показалось Хиномии, — поднялся с дощатого настила. Они застелили доски плащами, но всё равно лежать на них было одним мучением. Однако же, вставая, Хёбу умудрился выглядеть даже отдохнувшим. Обернувшись к Хиномии, он одёрнул свою куртку и насмешливо сказал:— Не думал, что она окажется настолько пунктуальна. Догоняйте!Маги, схитривший и проведший день в образе волка, просто поднялся с пола и встряхнулся. А потом, как был, длинноногим и высоким чёрным зверем, отправился за Хёбу следом. Наверняка чтобы подразнить доктора Сакаки, — подумал Хиномия, с трудом распрямляясь. Сон на жёстких досках привёл его тело не в лучшее состояние. Кажется, болела каждая косточка; в мышцах угнездилась, да так и не прошла тяжесть. Должно быть, сказывалась общая усталость от их похода. Сейчас, раздражённый на то, что его разбудили, Хиномия ничуть не возражал против выходки Маги: пусть дразнит и злит зверя Сакаки сколько угодно. Зачем было будить их всех от такого сладкого сна?! Кажется, он мог бы провести в постели с Хёбу целую вечность.***Должно быть, он ощутил себя сторонним наблюдателем именно потому, что не включился в беседу с самого начала. Теперь его появление встретили лишь прохладными взглядами и даже никак не прокомментировали, хотя Хиномия узнал смутно знакомых людей, которых Цубоми привела с собой. Оба были людьми. Судья Фидори когда-то рассматривал одно из дел, связанных с подозрением на нападение вампира, и Хиномия участвовал в нём в качестве эксперта и независимого представителя Церкви. Несмотря на то, что обвиняемый был убийцей и насильником, он всё-таки оказался человеком, а не вампиром, да и явную вину его доказать не удалось, так что Хиномия стал скорее его защитником, чем обвинителем, а судья, приглашая неопытного и начинающего послушника, кажется, рассчитывал на обратное. После он даже произнёс фразу, что сожалеет о том, что начинающим церковникам перестали видеться вампиры направо и налево. На что Хиномия, уже год как знакомый с Хёбу, промолчал. Узнав одного настоящего вампира, уже никогда не спутаешь его с выродком из людей. А лжесвидетельствовать даже в пользу торжества добра ему не позволила совесть.Второй человек был...?Старый друг? — обращался к нему Хёбу с неизменной улыбкой. Когда Хиномия вошёл, Хёбу всё ещё держал его в бережных объятиях, и выглядело это для Хиномии подозрительно тревожаще.?Старый друг? Хёбу действительно был стар и почти что немощен, он даже передвигался при помощи трости с набалдашником из большого алого камня, — в их названиях Хиномия не разбирался. Его звали Карло Мальдини, и был он достаточно известным негоциантом.— Итак, нас здесь по трое каждого вида, — сказал вдруг Сакаки, и Хиномия признал его правоту, несмотря на обиду за то, что его доктор всё же посчитал вампиром. Третьим человеком, судя по всему, была Момидзи. Зато себя доктор чистосердечно причислил к оборотням, что не могло не радовать Фудзиуру; мальчишка буквально просветлел лицом. — Чего ты надеешься добиться? Неужели божьего суда?— Божий суд — всего лишь легенды. А я не верю в россказни, легенды и слухи. И хоть упоминание об этом суде не исключили из святого писания, а всего лишь видоизменили в угоду Церкви, это может означать, что он — такая же выдумка, как и всё остальное писание. — Хёбу пожал плечами и продолжил: — Дурак бы я был, если бы действительно уповал на провидение и волю высшего разума.— Но она есть, эта воля, — возразил Карло Мальдини, и взгляд его, взгляд старика, который мечтательно и рассеянно глядит на молодого подростка, сделался вдруг острым и колючим. Слишком острым для обычного негоцианта.— Ещё скажи, что встретились мы с тобой вновь по воле провидения, — кисло пробормотал Хёбу, и Мальдини раскрыл рот, чтобы ответить, но их спор перебила Цубоми:— В настоящем божьем суде ведьмы тоже должны быть представлены равным количеством участников. Так что на волю высшего разума можете не рассчитывать, никто не придёт и не примет решение за вас. Его придётся принимать всем нам, а Фидори Цейс будет судьёй, который вынесет приговор.Хиномия вновь посмотрел на судью Фидори, и тот кивнул ему. Можно было не сомневаться, решение он будет принимать по всей справедливости, более ярого её поборника Цубоми вряд ли могла бы сыскать. Ну хоть в этот раз Хиномии не придётся лжесвидетельствовать. Вина отца Уолша была налицо.***Книгохранилище под Ватиканом было больше и обширнее, чем Хиномия мог себе представить даже в самых смелых своих мечтах.— Отсюда мы дойдём до покоев отца Уолша под землёй, — сказала Цубоми и в ответ на удивлённый взгляд Хиномии и Фудзиуры только довольно вздёрнула нос.— Библиотека под городом — как ещё один город, — сказал Сакаки. — Я слышал об этом, а теперь смогу убедиться воочию.— Здесь переходов и коридоров больше, чем улиц наверху, — добавил Хёбу. — И почти в каждую церковь есть свой выход. Ну, в путь. Если повезёт, застанем Уолша ещё не заснувшим.— Любого встреченного нами человека нужно привлекать за собой, — сказал судья Фидори. — Только так мы добьёмся справедливого суда. Когда доберёмся до обвиняемого, я оглашу обвинение и далее мы будем действовать так, как заведено по протоколу обычного заседания.— Хорошо, уважаемый. Будут вам зрители, — заверил его Маги, и его волосы хищно шевельнулись. Похоже, он до сих пор был против суда, предпочитая долгому разбирательству короткое и эффективное убийство, но — сдался желанию большинства. Теперь, чтобы отвести душу, он собирался устроить охоту на зрителей, которые требовались судье Фидори....Это было странно и очень подозрительно, но им на пути не встретилось ни одного человека. Ни когда они шли коридорами под землёй, минуя несколько залов с полками и лестницами к ним, ни когда поднялись в собор Сердца Божия перед Епископским особняком в центре Ватикана, ни когда пересекли площадь и прогулочный парк перед особняком.— Здесь его покои, — кивнула Цубоми на вытянувшееся большим полукругом здание в пять этажей. Они стояли на широкой подъездной аллее перед главным входом, и до сих пор Хиномия не заметил ни души. Хотя в окнах Епископского особняка кое-где горел свет, да и в соборе Сердца Божия ещё не погасили свечи и лампады после вечерней службы. Цубоми тем временем продолжала: — На первом этаже для епископов устроены приёмные, на втором — рабочие кабинеты, на третьем у них столовые, четвёртый этаж для омовений, а на пятом располагаются спальни.Хиномия с интересом посмотрел на здание. Во время выбора Папы оно способно было вместить в себя более ста епископов и чуть ли не пятьсот пресвитеров. И что, каждому предоставляется по пять комнат на этаже? Это же как долго им искать нужную дверь, за которой сейчас находится Алан Уолш?! До утра будут ходить!— Я подскажу, куда нам надо идти. Мои люди должны были разузнать всё и оставить мне записку, — сказал старый друг Хёбу, Карло Мальдини.Хёбу поглядел на него с улыбкой, чуть-чуть открывавшей зубы.— Когда-то я думал, что твои люди придут за мной, Карло, — сказал он.Тот пожал плечами и покрепче ухватился за трость. Её рукоять позволяла разгуляться подозрению, что в трости спрятан стальной клинок.— Полно, Кёске. Нам нечего делить. Мы с тобой просто старые добрые знакомые. Мои люди никогда не появятся у твоего порога.— Это подозрительно, — возвестил Маги, прерывая обмен любезностями. Хиномия почувствовал благодарность за это. Уж слишком тяготило его отсутствие людей и то, что все как будто не замечали, что им не встретилось ни души до дороге сюда. В вечернее время разве не должны после службы толпиться люди в соборе, ожидая своей очереди в исповедальни и читая молитвы перед алтарями? Разве не должны отцы и послушники прогуливаться по парку, обсуждая текущие дела и слухи? Да и в библиотеке разве не должны были монахи и писари ещё остаться в тех залах, мимо которых они проходили? Дописывать и дошивать, доклеивать книги, перед тем как идти на поздний ужин?— Разумеется, это ловушка, Широ, — согласился с Маги Хёбу. — Но она такая явная, что мне даже смешно. Ну, пойдём? Карло, в расследовании твоих людей нет надобности, я и так чувствую, куда нам надо идти. Зов очень силён.— Ты прав, — промолвила Цубоми. — Она зовёт и меня.Хиномия прислушался как мог, ушами и мысленно — но ничегошеньки не услышал. Ну и какой он вампир после этого? С досадой он сжал кулаки и шагнул вместе со всеми к главному входу Епископского особняка. Створки тяжёлых и массивных дверей были приоткрыты. Как будто кто-то специально оставил для них проход.— Здесь оборудованы подъёмники, они ведут сразу на верхние этажи, — сказал Карло Мальдини, указывая набалдашником своей трости на странного вида сооружение с платформой впереди. Справа и слева от них, от небольшой овальной прихожей, расходился арочный коридор с одноликими дверями. Вдоль стен коридоров кое-где были расставлены скамьи и даже установлены небольшие камины, сейчас чисто выметенные и неразожжённые.— Я бы предпочёл подняться по лестнице, если можно, — пробормотал судья Фидори. Время от времени он косился на своих спутников, особенно неодобрение его вызывал Фудзиура, не постеснявшийся превратить свои глаза в волчьи и теперь посверкивающий ими в полутьме, и Маги, волосы которого вопреки всем физическим и божьим законам шевелились, как под порывом невидимого ветра, а ещё удлинялись и укорачивались прямо на глазах. Зато вампирша Цубоми не вызывала у него никаких тревог, хотя на его месте Хиномия опасался бы как раз полуодетой в неглиже и тонкий халатик прекрасной женщины. Ведь ясно же, что подвох именно в такой неприкрыто демонстрируемой красоте! Хищные болотные цветы точно так же показывают мошкам и мотылькам свои яркие лепестки, дурманят их сладким ароматом, а потом — ловят жертву на липкий нектар и поедают её целиком. Сглотнув и содрогнувшись, Хиномия мотнул головой и отодвинулся от Цубоми Фудзико подальше. Нет уж, подобной мошкой он не будет.Лестницу они нашли шагах в ста от входа, широкую и винтовую. Отсутствие людей тяготило и становилось всё более зловещим. Что ждало их наверху?Откуда Хиномия знал, что идти следует именно на верхний, пятый этаж, он не понял. Возможно, он всё-таки мог улавливать тот самый зов, о котором говорили Цубоми с Хёбу.Когда они с остановками, сделанными из уважения к прихрамывающему Карло и полноватому судье, добрались до конца лестницы и очутились в коридоре более узком, но всё же почти неотличимом от коридора первого этажа, Хёбу повернул и повёл их вперёд.— Нам осталось немного, — сказал он. Явная то была ловушка или не очень, но он в неё практически летел, как тот же мотылёк к болотному цветку. Взволновавшись этой надуманной аллегорией, Хиномия шагнул вперёд, оттеснив остальных, и в открытую ухватил Хёбу за локоть.— Кёске, — сказал он, внимательно глядя ему в глаза, — будь осторожен.Хёбу поглядел ему в лицо. Свет от газового фонаря, чей огонёк едва теплился, создавая тёплый полумрак в коридоре, отразился в его бирюзовых глазах. Хёбу опустил руку и ладонью прижал пальцы Хиномии.— Я всегда осторожен, — ответил он. — Обещаю, что не сделаю ничего, что заставит тебя волноваться.Его глаза блеснули, и Хиномия сглотнул, уже взволнованный пристальностью взгляда и тоном голоса, больше подходящим для признаний в спальне, чем разговору при чужих ушах. Сакаки тактично кашлянул, проходя мимо; их маленький отряд взялась вести Цубоми, раз уж Хёбу остановился, отвлечённый разговором.Так и вышло, что в личные покои Алана Уолша Хиномия вошёл последним.Он ждал. Сидя на папском троне в одежде правителя Церкви, он ждал, когда Хиномия переступит через порог. Когда его успели избрать Папой? Правая рука Алана Уолша была свободно опущена на колено, левая лежала на голове черноволосого ребёнка, девочки, что сидела подле него на маленькой низенькой скамеечке. Ребёнок смотрел на Хиномию, не отрывая взгляда, и в больших детских глазах отражалась вся его жизнь, вся неприкрытая правда; от этой девочки нельзя было скрыть ничего.Хиномия перешагнул порог, дверь за ним захлопнулась сама по себе. Перешагнул — и девочка мигнула.Он стоял на эшафоте. Толпа кругом казалась до странности молчаливой; лишь редкие перешёптывания достигали его ушей. На помосте, возведённом выше эшафота, возвышался сидящий Алан Уолш, на одежде его были папские регалии и королевская мантия за плечами, а в руках он держал скипетр. Алан Уолш был властителем всего сущего, мирского и духовного. Девочка стояла подле него, одетая в рубище, с глазами, опущенными в пол. Что-то не так было с её руками. Отчего-то все они были в синяках. Специальный глашатай принялся зачитывать обвинения Хиномии и его приговор. Виновен в своём происхождении и рождении, виновен в сношениях с вампиром и оборотнем, виновен в дружеских отношениях с оборотнем, виновен в сговоре против духовенства, виновен в неподчинении прямому приказу, виновен... Каждое ?виновен? пригибало его к земле, словно ему на плечи повесили корзину и складывали туда тяжёлые камни, под конец он уже не мог стоять с этой корзиной за плечами, ему пришлось опуститься на колени, сгорбившись, будто старик. Перед ним оказалась плаха. Народ у эшафота, море полузабытых людей, что встречались ему во время странствий, теперь стояли и гудели растревоженными пчёлами, перешёптывались, указывая на него своим детям и родным: ?Его глаза. Посмотрите на его глаза. Он лгал. Лжец. Прелюбодей, он спал сразу с двумя. Он нарушал заповеди. Нарушитель. Смерть грязному священнику?.Восходило солнце, и его свет неприятно резал Хиномии глаза и жёг кожу. Он хотел было прикрыть лицо рукой, но не мог этого сделать: руки были по-прежнему связаны. Зимнее солнце, стоявшее низко, выглядывало из-за горизонта и смотрело на него алым продолговатым зрачком. Хиномия смотрел на него в ответ, глаза его слезились, вампирский глаз почти уже ничего не видел, только яркий ярко-красный свет, что застилал всё вокруг. По коленям порыв ветра погнал позёмку, трепля изорванную ткань летней сутаны. Крупицы снега слетели и с плахи. Хиномию толкнули в спину, и он упал грудью и щекой на широкий срез дерева, измочаленный лезвием топора и заскорузлый от чужой потемневшей крови, — ноздри затрепетали, ощутив её запах, ничуть не привлекательный для него.Хиномия поднял глаза вверх в последний раз и посмотрел на девочку, что Алан Уолш держал подле себя. Ребёнок выглядел несчастным. ?Я сейчас умру, — подумал Хиномия. — Умру по-настоящему?. Он слышал за спиной и вывернутыми из-за связанных рук плечами сопение и топот палача. Взмах топора, и всё будет кончено. Что-то внутри Хиномии противилось этому развитию событий. Он не мог вспомнить ни длительного судебного разбирательства над собою, ни пребывания в темнице, хотя что-то настойчиво твердило ему: это было. Он не помнил, как его схватили. Он был не один... Насмешливое замечание о божьем суде внезапно вспыхнуло в его памяти. Их было трижды по трое, звери, люди и немёртвые, а Цубоми сказала, что нужны были ещё и ведьмы...Цубоми, кто это? Это та красивая тётенька со светящимися глазами, в прозрачной одежде? Хиномия вскинулся и подскочил в ужасе. Плаха, эшафот, зимнее утро, казнь — всё тут же исчезло!Он стоял в небольшой комнате, приёмной с большим окном, распахнутым настежь. Возле него на стуле, больше всего похожем на трон, сидел Алан Уолш. Сидел ровно один в один как в его видении об эшафоте и казни, высоко подняв голову и задрав подбородок, словно и в самом деле вершил суд. Кружевная занавесь, потревоженная порывами ночного весеннего ветра, трепетала у его коленей. Рука Алана Уолша лежала у девочки на затылке, поглаживая тёмные волосы. Так хозяин мог бы поглаживать свою собаку. Руки девочки, выглядывающие из коротких рукавов, были все испещрены точками уколов и расцвечены жёлтыми и лиловыми синяками.Цубоми Фудзико лежала у ног Уолша, корчась, как будто испытывала боль. Все они — и Хёбу, и даже Маги, силившийся сейчас сделаться волком, — испытывали страдание и боль. Алан Уолш смотрел на вампирицу Цубоми и, кажется, не видел ничего и никого кроме неё. Его губы зашевелились в молитве, а рука поднялась, готовая осенить распростёртое перед ним тело крестным знаменем. Глаза девочки наполнились слезами. Она, как неподвижная кукла, стояла возле Уолша и смотрела на происходящее, хотя, несомненно, именно она — да, она! — была причиной того, что происходит сейчас.Хиномия ужаснулся.В два шага он преодолел всё расстояние от входа до кресла и вырвал из под руки Уолша плачущего ребёнка. Ей плохо, — понял он. Ей страшно. Ей не хотелось быть здесь, с этим страшным человеком, в этом неприветливом месте.— Югири! — выкрикнул Уолш, очнувшийся от своих мечтаний о чужой смерти и запоздало попытавшийся схватить девочку и удержать. Его пальцы ухватили пустоту. И всё завертелось.Взрычал Маги, завершая превращение в крупного лесного волка, величиной чуть ли не с медведя; в природе таких гигантов не бывает. Раненой птицей закричала Момидзи. На звук её голоса подняла голову Цубоми — и тут же вскочила, словно разом сбросила с себя пелену волшебного морока. Хиномия увидел, как приходят в себя и остальные: Сакаки, лежащий поверх мальчишки Фудзиуры и обнимающий его своей человеческой рукой, а звериной лапой с короткими когтистыми пальцами, заросшими чёрным волосом, тянущийся к Уолшу, ?старый друг? Карло Мальдини, наполовину обнаживший клинок из своей трости и припавший на одно колено, судья Фидори, с выражением ужаса на лице схватившийся за свои волосы. Не было только Хёбу.Нет. Он был. Хиномия поднял глаза и увидел его, висящего прямо в воздухе, без какой бы то ни было опоры, вцепившись рукой с удлинившимися когтями в собственную шею. Хиномия крепче сжал девочку в объятиях и прошептал скорее для себя, а не для неё:— Всё закончилось. Успокойся, всё закончилось.Алан Уолш вскочил из кресла с возгласом:— Она моя! Отдайте её мне! Это моя!Так можно было бы кричать о кукле или вещи. Но девочка в объятии Хиномии явно была живым человеком.— Ты пил от этого ребёнка, — прошипела Цубоми, толкая его обратно в кресло.— Кто сделал эту девочку вампиром? — спросил Хёбу, отмирая от криков, шума, опуская руку и внезапно становясь собой, самоуверенным, властным и спокойным. Его лицо до этого было наполнено скорбью и одиночеством, и один его вид заставил сердце Хиномии болеть. Он несказанно обрадовался, когда Хёбу вновь стал прежним.— Это всё ты делала? Зачем? — негромко спросил Хиномия у ребёнка, девочки по имени Югири.— Я боялась, — прошептала малышка. У неё оказался чудесный голос. — Отец Уолш сказал, что нас хотят убить. Он объяснил, что я должна показывать. Мы так уже делали раньше. Но я не хотела убивать красивую тётю...— Понятно, — Хиномия через силу улыбнулся, хоть Югири, прижатая к его плечу, и не могла видеть этой улыбки. Красивая тётя тем временем орала бешеной дьяволицей:— Нельзя превращать детей в вампиров! Никогда нельзя!— Ужас... Какой ужас... — пролепетал судья Фидори, пытаясь подняться на ноги, но всё падая на одно колено. Наконец Фудзиура попросту вздёрнул его на ноги, взяв за шиворот. Сакаки изучал свою превратившуюся руку; похоже, больше его ничего не волновало. Низкое, горловое и не прекращающееся рычание, исходящее из глотки Маги-волка, нервировало. Казалось, ещё секунда, и он бросится на человека, сжавшегося в кресле.— Это не я, — лепетал человек, и его благообразная внешность, красота, набожная одухотворённость, которая до сего момента казалась Хиномии неотъемлемой его спутницей, приличествующей сану и выдававшая искреннюю чистоту помыслов и побуждений — схлынула безвозвратно, открыв лицо растревоженного безумца. — Не я её сделал! Она уже была такой! Год назад в особняке Гиллиама после упокоения его владельцев обнаружили трёх таких детей! Двое умерли, как только их вывели на свет, но эту девочку я спас!— Спас, чтобы проводить над ней опыты и подпитываться её кровью, — прошипел Хёбу. — Хорошо же ты её спас. Да ты хуже нас, вампиров!— Неправда! Я божий человек! Я имею право! У меня сан! Звание! И обязанности! Изыди, дьявольское отродье! — вскинув руку, Уолш быстро перекрестил воздух перед собой и с торжеством уставился Хёбу в лицо, ожидая какой-нибудь реакции на свои действия. Когда ничего не произошло, он схватился за ручки своего кресла и поглубже забился в него.— Почему же божий человек потворствовал вампирам и отдавал им указания от своего имени? — возвысив вдруг голос, спросил Сакаки. Не справившись со своей рукой, он прикрыл её рукавом мантии и завёл за спину. Перед Аланом Уолшем предстал образцовый церковник в тёмной сутане и с крестом на груди. Взгляд его из-под изогнутых бровей полнился укором. Уолш, похоже, впечатлился этим видом, потому что внезапно начал заикаться, подбирая слова.— Я... я... Это была в-вынужденная мера. Временная! — к сожалению, он быстро справился с собой и вновь изменил тон голоса на пафосный и крикливый. — Я знал, что впоследствии меня поймут! И не осудят. Я всё делал правильно!Хиномия поднялся, не выпуская Югири из рук. Девочка обхватила его руками, а лицо спрятала на груди. Алан Уолш считал, что что-то делал правильно?! Хиномии захотелось зарычать подобно Маги.— Вы не понимаете! Вы все одержимы их кровью! — выкрикнул Уолш.— У нас тут возникло сомнение в том, что вы соответствуете своему званию, отец, — насмешливо проговорил Хёбу. Он наконец-то опустился вниз и встал на ноги. Висящий в воздухе, будто начавший и раздумавший возноситься ангел, он нервировал Хиномию больше, чем безумец Уолш, цепляющийся за своё кресло.— Люди меня поймут! Вы не имеете право меня судить!— Имеем и осудим, — с насмешкой в голосе выкрикнул Карло Мальдини и бесцеремонно вытолкнул вперёд судью, словно выложил на стол главный козырь в карточной игре.Судья Фидори вынул откуда-то из кармана своей мантии судейский колпак, слегка помятый, и водрузил его себе на голову с взлохмаченными волосами.Алан Уолш вскрикнул. Вскрикнул поражённо, разочаровано, горько.— Это сговор! — заявил он, выбираясь из кресла и выпрямляясь во весь рост. Горделиво вскинул голову. — Я не дам вам одержать надо мною верх! — Он рассмеялся и шагнул к окну. — Вы ничего не сможете сделать мне! Ничего! — Его голос должен был бы прозвучать подобно грому, но вместо этого показался Хиномии задушенным и слабым.Словно на прощание, прозрачный занавес, растревоженный ветром, в последний раз мазнул по коленям Алана Уолша. А потом человек в папских одеждах переступил низкий подоконник и — сделал шаг во тьму.Цубоми посмотрела на то место, где только что стоял Уолш, с выражением недоверия на лице. Хёбу смолчал, и выглядел он при этом равнодушным и ничуть не удивлённым. А вот Маги... Когда Уолш выпрыгнул наружу, Маги наконец-то перестал рычать. Он замолчал, — на чёрной волчьей морде приподнялись брови, — и осторожно подошёл к окну, выглядывая наружу. Миг — и у подоконника, припав на одно колено, стоял уже Маги-человек.— Мёртв, — сказал он. Обернулся ко всем, кто был в комнате, словно искал, не оспорит ли кто-то его слова.— Он был сумасшедшим, — констатировал Сакаки. Его рука, кажется, тоже стала человеческой. Однако Сакаки по-прежнему крепко сжимал её, обернув рукавом сутаны.Фудзиура тоже подошёл к окну, посмотрел вниз и с брезгливым возгласом отшатнулся.— Оставим эти письма здесь, — сказал Хёбу, выкладывая из-за пазухи пакет с письмами Алана Уолша своим исполнителям.— Когда люди узнают об этом, будет разбирательство, — предупредил Маги. — Обязательно проведут расследование. Опросят всех, кого посылали в экспедицию за... За вами, милорд.— Ты плохо знаешь людей, Широ, — покачал головой Хёбу. — Они, — он ткнул пальцем в пол, — будут молчать.— Похоже, он работал именно в этой комнате, — сказал Карло Мальдини, тем временем, пока они разговаривали, осматривающий покои бывшего падре Уолша. — А знаете, что это?Проигнорировав письменный стол и сундучок — из-под приоткрытой крышки которого выглядывали кошели с золотом, — Мальдини указал на невысокий постамент, на котором стояли странного вида книги. Богато украшенные, но без надписей на обложке, широкие и большие. Взрослому человеку пришлось бы положить такую книгу на колени, чтобы раскрыть.— В такие книги вносятся записи обо всех церковниках, что служат Церкви, — ответил Мальдини на свой же вопрос. — О простых и о тех, кто работает тайно под прикрытием. Среди моих людей уже давно сидит кто-то, принадлежащий к церковной братии, иначе откуда временами они узнают о моих делах? Несколько раз нам срывали важные сделки. Дайте мне забрать эти книги с собой. Я обязательно...— Нет, мы оставим их здесь. — Хёбу, внезапно оказавшийся, как он это любил, у Мальдини за спиной, опустил ладонь на его руку, опирающуюся на набалдашник трости. — Неужели ты не понимаешь, что исчезновение книг вызовет ненужные подозрения.— Но... — было видно, как Мальдини не хочется оставлять такую замечательную идею. Он даже с досадой обернулся к окну, словно жалел, что Алан Уолш покончил с собой слишком быстро. Его тело обнаружат раньше, чем он успеет прочесть все книги от корки до корки.— С кротом в твоей семье я тебе и так помогу, — заверил его Хёбу. — Тем более что здесь они записаны под своими настоящими именами, а у тебя наверняка пользуются подложными.— Не обязательно... — слабо возразил Мальдини, но всё же отступил, пожав плечами и признавая правоту Хёбу.— Но кое-что всё-таки сделать можно, думаю, — пробормотал Хёбу, наоборот шагнув к книгам. — Энди, в каком году ты родился?Хиномия чуть не выронил малышку Югири из рук. Он наклонился и осторожно опустил девочку на пол. Та встала на ноги, оправила юбочку и, будто кокетничая, сперва спряталась за его ногу, а потом оттуда посмотрела на Цубоми Фудзико своими большими красивыми глазами. Вампирша посмотрела на неё в ответ, и что-то в её взгляде неуловимо изменилось.— Милорд, — тем временем подал голос Маги, — вы считаете, будет разумно изменять записи? Ведь есть люди, которые ещё помнят...— Обстоятельства рождения? Ты удивишься, но их осталось всего двое, Ханзо и Гришем. Остальные скончались либо от старости, либо от несчастных случаев. Я здесь не при чём.— Что вы там хотите исправить? — Хиномия не справился с собственным голосом, и тот дрогнул.— Уберём из тебя вампира, только и всего, — Хёбу хитро сверкнул глазами. — И все вопросы о тебе исчезнут сами собой, вот увидишь. Никаких больше нападок, придирок и предвзятого отношения. Глядишь, и по карьерной лестнице поднимешься, не вечно же тебе в послушниках носиться и по деревням умертвий упокаивать...Хиномия сглотнул. Хёбу предлагал заманчивый и изящный выход из ситуации. Отсутствие упоминаний о матери-вампирице существенно облегчило бы ему жизнь. И всё же что-то противилось, что-то восставало в Хиномии против этой лжи. Он тяжело вздохнул, тщетно пытаясь избавиться от давящей на него тяжести.— Нет, — твёрдо сказал он наконец. — Не надо.И ему сразу стало легко. Он расправил плечи.Хёбу посмотрел на него с кислой миной на лице.— Ты уверен, Энди? Второго шанса не будет. Когда тело Уолша обнаружат, до этих книг будет уже не добраться. Их заберут... куда-нибудь в хранилище, — он склонил голову к плечу, внимательно разглядывая Хиномию.— Уверен. Не надо, — ответил он. Ужасающе неприятное ощущение, что он совершает глупость, посетило его, и Хиномия прикрыл глаза, стараясь с ним справиться. Грех не смыть с души, попросту затерев пару строк в книге регистров. И пусть сейчас в его окружении никто не считает его двойственную природу грехом, всё его детство ему твердили, что он грешен и должен молитвой и деяниями своими исправлять ошибку, совершённую его родителями. Дитя всегда берёт на себя грех родителей при рождении и...Хёбу отнял руку от одной из книг и обернулся к нему.— Эй, хватит этого, — произнёс он, осторожно дотрагиваясь до плеча Хиномии. — Что на тебя опять нашло?— Ничего, — шепнул одними губами Хиномия. Он не хотел объясняться при таком скоплении народа. Пусть даже женская его часть и была увлечена малышкой Югири, а судья с негоциантом Мальдини наконец получили шанс ознакомиться с главными уликами обвинения, письмами Алана Уолша, что были выложены на стол на всеобщее обозрение и придавлены для надёжности мраморным пресс-папье в форме рыкающего льва. Заметив, как Хёбу переглядывается с Маги, Хиномия вздохнул. Похоже, от его любовников не скроется ни одно изменение его настроения.— Всё потом, ладно? — попросил Хиномия отсрочки, стараясь улыбнуться. Беззаботной улыбки, разумеется, не вышло, особенно под внимательным взглядом Маги.— Как скажешь, — согласился Хёбу, кивая ему. И он прошёл по кабинету, то и дело дотрагиваясь до какой-нибудь тетради или чернильницы, касаясь закрытых ящиков и стопок не отправленных писем. В какой-то момент Хиномии показалось, что трогает их Хёбу неспроста. Но он не успел поймать эту мысль и развить её, всё перебило воркование вампирицы Цубоми:— И кстати, я знаю одну чудесную женщину! Она с радостью возьмёт тебя на воспитание! А мы будем часто тебя навещать. Хочешь?— Ты такая красивая. Мы обязательно проследим, чтобы у тебя были красивые платья, — вторила ей Момидзи. — И тебя больше никто не заставит приказывать людям и заставлять их бояться. Больше — нет!— По вечерам она будет устраивать балы и танцы, будет приглашать музыкантов, поэтов и сказочников!Хёбу, который до этого так явно интересовался ребёнком, что якобы давал советы Алану Уолшу, теперь едва удостаивал малышку Югири взглядом.— Ей нужно нормальное детство, — сказал вдруг Маги, и Хиномия вздрогнул, совершенно позабыв, что тот стоял рядом. — Милорд обязательно заберёт её к себе, но не сейчас, а через несколько лет. Сперва детство, а потом — воспитание.Хиномия кивнул. Он не знал, что ответить. Наверное, девочке-вампиру действительно будет лучше с теми, кто не боится её проклятой крови и её необычных способностей.— Знаешь, она — настоящая принцесса, — рассказывала Цубоми.Хиномия огляделся по сторонам. Фудзиура с постным лицом выслушивал говорящего что-то Сакаки. И говорили они очень тихо, склонив головы друг к другу. Даже вампирский слух не мог разобрать ни слова.— А не пора ли нам уходить? — спросил Хиномия, ни к кому конкретно не обращаясь. Все как по команде посмотрели на него. Да. Уходить было пора.