Часть 3 (1/1)

Утро началось с криков и ругани, удивительно крепкой и громкой для лагеря, в котором ночевали церковники. Сквозь сон Хиномия слышал, как Хацуне гонялась за доктором Сакаки, а Ядориги пытался урезонить свою подругу.— В чём дело? — пробормотал Хиномия, выглядывая из своей палатки в одном исподнем — вчера у него едва хватило сил на то, чтобы натянуть его на себя прежде, чем провалиться в сон.— Она не говорит, — простонал Ядориги. — Просто погналась за ним, и всё тут!— Спасите меня от этой бешеной девицы, или я за себя не отвечаю! — кричал доктор, кругами бегая вокруг телеги с гробами. Сценка выглядела до того потешной, что Хиномия с удовольствием понаблюдал за нею какое-то время, совершенно не собираясь встревать. Ревность то была по отношению к Сакаки, или у Хацуне нашлись какие-то новые причины для нападок на доктора, ему было всё равно.Вдруг глянув на него, Хацуне попятилась и по-звериному заворчала. ?На мне запах Маги?, — подумал Хиномия и скрылся в палатке. Не хватало ещё, чтобы любой церковник в отряде с примесью крови оборотня ощущал запах вожака чужой стаи на его теле. С этим ничего нельзя было поделать, только попытаться общаться с ними реже. Что было затруднительно, так как от городка уже к ним направлялись остальные во главе с Ханзо. Похоже, отряду снова пора было отправляться в путь, их краткая однодневная передышка окончилась.***— Нам предстоит долгий путь, — услышал Хиномия, не особо приближаясь к Ханзо и вновь прибывшим. — Он по-прежнему нападает на людей в той же местности. Но нам следует торопиться. Возможно, он вскоре сменит место дневной лежки. Его могут согнать весенние паводки. Или отсутствие жертв, потому что люди уже начинают обходить ареал его обитания стороной. В любом случае, мы последуем за ним куда угодно. Но сейчас наша цель — Брукинберг. Это город среднего значения, если кому-то не знакома география наших южных соседей.С чего бы Хёбу так далеко забираться на юг? Хиномия так и не смог найти ни единой причины, как ни старался.После краткого сообщения о новой цели их маршрута, Ханзо отправился в палатку к доктору Сакаки, и уж тут Хиномия не сумел разыгрывать из себя безразличие и праздность, хотя и старался. Он заглянул сперва в саму палатку, но полог был опущен, тогда он стал прогуливаться возле неё, старательно делая вид, что насмешливые взгляды сестры Мэри и подозрительные — Баррета — его не трогают.— Вы всё ещё упорствуете?.. — услышал Хиномия голос Ханзо.— Я верю, что его ещё можно обратить к свету, — отвечал доктор.— Я отлично знаю, что у вас собственный пример перед глазами, но вы тоже должны понимать, что без силы воли и веры этот мальчишка не справится.— Буду его поддерживать, чем смогу. Этот мальчик раньше был певчим в церковном хоре, так что о вере ему должно быть известно не понаслышке.— Да, мы все слышали, голос у него знатный. Попросите его пока не раскрывать рта.— Мы с ним договорились.— Ну хорошо, доктор. Исключительно потому, что в Ватикане вам доверяют, под вашу ответственность, оставляйте ему жизнь. Хотя я по-прежнему считаю, что затея ваша — пустая трата времени.— И на том спасибо, отец Ханзо. Господь возблагодарит дающего.— Оставьте свои речи для толпы. У нас здесь серьёзное предприятие, а мы начинаем превращаться в балаган, обрастаем пленниками и питомцами.Последнюю фразу Ханзо договаривал, уже откидывая полог и выходя наружу. Он смерил Хиномию ненавидящим взглядом, — впрочем, так он смотрел почти на всё, что его окружало, — и направился к своей лошади, даже не подозревая о том, что его разговор подслушивали. Он не усиливал свой слух и способности вампирской кровью, как остальные молодые послушники, а потому и подозревать об этом не мог.Заметив, что остальные пакуют утварь и инвентарь, Хиномия кинулся собирать свою палатку. Может, он в отряде и нежеланный участник, но он чувствовал, что в дорогу его погонят в любом случае, с палаткой или без, собранного или неодетого, идущего добровольно или в клетке, как Фудзиуру.— Будьте добры, помогите мне с погрузкой, — окликнул его доктор, неизвестно когда подошедший достаточно близко, чтобы высказать свою просьбу. Хиномия не успел сбежать. Он дал себе зарок опасаться именно Хацуне и доктора, единственных людей с кровью и способностями оборотней, и — не смог скрыться именно от него. Доктор был опаснее молодой девушки, к чьим причудам привыкли уже все в отряде и не обращали на них внимания, доктор был полностью разумен и достоин доверия Ханзо. Если тот прислушается к словам Сакаки, то…— Так как? Сможете мне помочь? Мой подопечный вчера хорошо на вас реагировал.— Я... — Хиномия не нашёлся с ответом, и тогда Сакаки просто схватил его за рукав сутаны и потянул за собой. Фудзиура оскалился, когда полог палатки плеснул, впуская их внутрь. Потом метнулся к прутьям клетки и схватился за них руками, прильнул к ним всем телом, стараясь оказаться ближе.— Осторожно, — проговорил Сакаки, обращаясь к Фудзиуре. — Помнишь, о чём мы с тобой говорили? Веди себя прилично.Фудзиура не ответил, он стоял на коленях, и его ноздри раздувались, вдыхая воздух. Вдыхая запах.Хиномия взглянул на него с опаской.— Не буду говорить о том, что не является моим делом, — пробормотал Сакаки, тем временем собирая и пакуя вещи в дорожный сундук и сумы, — но я бы посоветовал вам быть осторожнее.Он знал. Он всё понял. Сердце у Хиномии рухнуло в пятки. Он постарался не подать виду, но из него, в принципе, всегда был плохой актёр. Да и доктору его актёрские способности были без надобности: обо всём ему говорило его обоняние и звериное чутьё.— Если б то было в моей воле, — пробормотал Хиномия, решившись, — ничего бы не произошло вовсе.— Но вы не спешите бежать и рассказывать о нападении, стало быть, покрываете его. А это значит, что вы согласно принимаете свершившееся действо. Не нужно лгать и изворачиваться передо мной, я не стану вмешиваться в любом случае, если это не отразится на нашей миссии.Каким-то образом оно всё-таки отразится. Хиномия бледно и тонко улыбнулся.— Спасибо вам за оказанное доверие, — только и произнёс он вслух.— Вы бережёте плечо, — продолжил свои наблюдения Сакаки. — Что-то серьёзное?— Нет, я просто... — Хиномия увидел, как из только что упакованной сумки доктор достал небольшую склянку с широким горлышком и притёртой пробкой.— Позвольте? — спросил он, приблизившись.Хиномия поглядел на его бесстрастное лицо, на Фудзиуру, сверкающего глазами из-под спутанных волос в своей клетке, на опущенный полог палатки, расстегнул ворот сутаны и распахнул одежду.— Так я и думал, — пробормотал Сакаки, распечатывая склянку. По палатке пошёл травяной смолистый дух. — С подобной меткой даже ваша регенерация сразу не справится, это вопрос не организма, а психологической регуляции тела.— Какой-какой регуляции? — переспросил Хиномия.Сакаки насмешливо коснулся кончиками пальцев своего виска.— Метка не на вашей коже. Она здесь, в голове. Ваше тело запомнило её, приняло и не спешит залечивать рану, потому что не считает её собственно раной. Это знак.Хиномия хмыкнул.— Понятно. И всё же можно было бы как-то помочь мне избавиться от этого знака поскорее? Я не в том положении, чтобы демонстрировать его перед Ханзо, например.Сакаки обмакнул пальцы в мазь и осторожно стал наносить её на кожу плеча и шеи Хиномии. Тот скосил взгляд и в рассеянном дневном свете, проникающем в палатку через плетёное оконце, наконец-то разглядел край собственной раны. След клыков частично был скрыт от его взгляда, но окружающие его ткани, налившиеся синевой и багрянцем, заставляли поёжиться: да как вообще Маги ночью не отгрыз ему голову?!— Не представляю, о чём он думал, оставляя подобный след, — пробормотал Сакаки. — Или это всё-таки она? — уточнил он, хитро прищурившись.— Ну, доктор, — протянул Хиномия, отгибая шею подальше и не отвечая.— Ладно, ладно, мне не интересно, — неубедительно соврал Сакаки, заканчивая втирать мазь. — К сожалению, препарата у меня мало, с собой вам отдать его не могу. Здесь травы и несколько солей, немного очищенной крови. Придёте ко мне на закате и ещё завтра с утра. К тому времени, будем надеяться, регенерация пройдёт успешно.Хиномия тут же запахнул ворот и хорошенько застегнулся. Фудзиура в клетке завозился и чихнул. Видимо, сильный запах трав ему не пришёлся по нраву.— Э-э... Спасибо вам, — неловко поблагодарил Хиномия, продолжая смотреть на Фудзиуру и на то, как доктор убирает свою мазь обратно, а руки протирает чистой тряпицей. Пальцы у него были длинные и красивой формы, с выступающими над кожей венами. И представить было невозможно, что эти руки способны превращаться в лапы зверя. Хиномия отвёл взгляд.— Не за что, — ответил Сакаки и улыбнулся. — Рассчитываю на ответную услугу. Нам с вами нужно погрузить этого красавца на телегу, — и он похлопал по боковине клетки с Фудзиурой. — А ты сиди тихо и не мешай нам, — обратился он к мальчишке. — Иначе следующую ночь проведёшь на холоде, прямо на телеге, накрытый вонючей тряпкой, не пропускающей свет. И не забывай о наморднике. Стоит только Ханзо узнать, что у тебя есть зубы, он заставит меня надеть на тебя эту сбрую. А она любого оборотня введёт в неистовство. Все эти кресты, серебро... Лучше не доводить до греха.Фудзиура смотрел на него сумрачно и хмуро.— Ну так мы договорились? Отвечай.— Да, — сказал Фудзиура и отвёл глаза в сторону.Хиномия благоразумно промолчал, хотя способность Сакаки управляться с диким Фудзиурой его удивляла. Да он и с Хацуне бы смог договориться, — подумалось ему. Просто авторитет Сакаки поставил бы под сомнение главенство над Хацуне Ядориги. А у той парочки было что-то такое, во что нельзя было вмешиваться, это даже Хиномия чувствовал, достаточно далёкий от взаимоотношений оборотней в стае. Ядориги оборотнем не был, кстати. Хиномия понял, что и вампирской крови в мальчишке почти не ощущал.— О чём задумались? — поинтересовался Сакаки, пыхтя и выдвигая клетку. Фудзиура сжался в комок, прильнув к решётчатому полу. Интересно, он так и спал на нём или позднее всё же соизволил завернуться в одеяло, которым поделился с ним доктор? С утра никакого одеяла в клетке уже не было.— За Хацуне я совсем не замечаю Ядориги, — пробормотал Хиномия.— Да, он такой, — ответил Сакаки, улыбнувшись. — Если бы не Хацуне, его способности ушли бы от внимания Церкви. Все говорят о ведьмах-женщинах, но никто никогда не говорит о ведьмах-мужчинах.— Так он?..Хиномия тут же вспомнил о Патти Крю, которая давала им с Хёбу приют в дневное время в подземных катакомбах и о вчерашнем побеге Момидзи. Ведьмы могли быть очень сильны.— В основном, его способности ментального характера. И ещё он просто хороший и послушный отрок. Не то что его подопечная, — тут Сакаки поморщился, изображая недовольство.***За день они преодолели долину и вышли на редко используемый горный тракт. Почтовые кареты и торговые караваны всегда двигались по более пологому и потому более длинному пути, Ханзо же повёл свой отряд по крутому спуску, невзирая на возможный сход весенних селей. Он торопился, и его можно было понять, однако Хиномия не раз проклял его неуступчивость и поспешность.Привязав клетку с Фудзиурой дополнительными цепями и верёвками к арендованной телеге, чтобы та не скользила на сильно наклонной дороге, Хиномия то и дело подскакивал ко второй телеге с более голодным грузом и помогал удерживать его от падения. Один раз они чуть не устроили камнепад, обрушив на тропу-серпантин, по которой им ещё предстояло спускаться, песок и камни: дорога после недавно сошедшего снега была в отвратительном состоянии.— Если они упадут и раскроются, то что тогда? — как-то раз пробормотал Тим, вместе с Хиномией разбирающий очередной завал, чтобы колесо телеги смогло проехать по более-менее плоскому участку дороги.— Просто сгорят, — буркнул Хиномия, ощущая, как мучительно медленно дышит один из их пленников там, за тонкими досками, в цепях и кандалах, ослабленный и не способный сопротивляться.— Но ведь день не жаркий, — продолжал мальчишка-послушник.— Им и рассеянного света достаточно, — ответил Хиномия, внутренне удивляясь: что, его провожатые никогда вампира не упокаивали? Святая вода, серебро, вид распятия, солнечный свет — надёжные союзники церковников против обычных кровопийцев. — Если гроб раскроется, он внутри вспыхнет, как головешка, а дерево даже не успеет заняться, он обуглится за секунду и сразу погаснет. Более старые превращаются в высохших мумий и умирают не сразу, — добавил он, невольно подумав о Хёбу, таком слабом и нуждающимся в чужой помощи. Если бы не Маги, он бы тогда погиб. Если бы не Маги и не он сам, господи…Откуда-то сверху, где они проходили ещё полчаса назад, с дороги сорвалось мелкое крошево камней, поскакало вниз по склону, громко пробарабанив по деревянным крышкам. Ханзо и Мэри заметили это, и в руках у чернокожей сестры оружие оказалось даже раньше, чем Баррет, сидящий на козлах, вообще заметил, в чём дело, и развернулся.— Кто-то едет за нами следом, — сообщил очевидное Ханзо. Потом покосился на телегу с Фудзиурой. Ту мотало и подбрасывало на колдобинах, хотя доктор и старался править лошадью аккуратно.— Даже если мы убьём мальчишку, она не перестанет следовать за нами, — сказала сестра Мэри, поглаживая своё ружьё, чернёный ствол которого казался продолжением её чёрной руки. — Ещё и отомстить попытается. Это сейчас она опасается подойти близко и следует в отдалении. Давайте убьём его, отец? Надоело ждать!— Сестра Мэри, ну откуда в вас такая жестокость? — воскликнул Сакаки, прекрасно слышавший каждое её слово. — А как же прощение ближних наших?— Пф, оборотни мне не ближние, — отрезала девушка.— Не спорь, — коротко потребовал Ханзо, и она беспрекословно подчинилась, снова убрав ружьё в чехол за спиной.Это могла быть и не Момидзи, — подумал Хиномия. — Это мог быть Маги. Он ведь обещал, что будет следить. Метка после его укуса почти не болела, но плечо пульсировало, напоминая о случившемся.В обеденное время они перекусывали прямо на ходу, а к ночи набрели на горный ручей в широком каменистом русле и пологую поляну подле него. Было видно, что в другие сезоны ручей не стекает со склона тонкой струёй, а срывается с горного уступа вверху яростным водопадом. Пока Ядориги и Тим расставляли для всех палатки, а Хацуне носилась по округе, подстёгнутая внезапно проснувшимся охотничьим инстинктом, Ханзо приставил Баррета кашеварить, а Хиномию отправил за водой, снабдив несколькими мехами и ведром.Поднявшись вверх по склону, Хиномия нашёл заводь ручья, полную ледяной горной воды, и наскоро ополоснулся. Он чувствовал холод, но тот его не трогал, и это ощущение внутреннего жара, не дающее окончательно промёрзнуть, казалось ему чем-то новым. Стоило ему подумать о том, что Маги может наблюдать за ним в этот самый момент, как становилось ещё жарче. Он носил его метку. Вспоминая о ней, Хиномия полыхал, и никакие льды не могли выстудить этот жар из его нутра.Потом он набрал воды и спустился. Потом был ужин и краткое скупое пожелание Ханзо всем спокойной ночи и напоминание, что завтра им рано вставать. Потом Хиномия отправился к Сакаки, как было уговорено с утра.Казалось, мазь пахла ещё более едко, смолистым пряным духом выбивая слезу.— Так это же и хорошо, — сказал доктор, при виде Хиномии, наморщившего нос. — Никто не почувствует на вас чужого запаха.— Да я уже сам ничего не чувствую, — пожаловался он в ответ.— У вампиров слух играет более важную роль, чем обоняние, — утешил его Сакаки. — А вы ведь всё-таки наполовину вампир.— Спасибо, что напомнили, — вздохнул Хиномия.— Не переживайте. Она стала уже гораздо меньше. Купание в холодной воде тоже помогло.— Всё-то вы замечаете…Сакаки обезоруживающе улыбнулся.Фудзиура вёл себя тихо и послушно, хотя Хиномии чудилось в его согбенной фигуре желание распрямиться и размяться. В нём клокотала внутренняя энергия, звериная ипостась ощущалась сгустком голода по движению и скорости, и тем ненормальнее было Хиномии видеть Фудзиуру неподвижным.— С ним всё хорошо? — спросил он, переведя взгляд на Сакаки.— Да, — ответил доктор. — Думаю, я сумел заинтересовать его, так что сейчас он согласен со мной сотрудничать.— Заинтересовать? — переспросил Хиномия.— Это сложно объяснить человеческими словами, — помедлив, сказал Сакаки. И больше ничего не объяснил. — Партию в шахматы перед сном? Хотя, нет. Вы и так с ног валитесь. Пожалуй, сегодня отпущу вас без игры.Было так явно похоже, что его стали выпроваживать из палатки, что Хиномия натянуто улыбнулся.— Конечно, я пойду спать, — ответил он. — Останусь сегодня непобеждённым.Сверкая одинаково фальшивыми улыбками, они с доктором распрощались. Ему просто нужно время побыть одному, — извинял Хиномия Сакаки, направляясь к своей палатке. Или Тим, или Ядориги, установили её в самом дальнем конце лагеря. Может, тем самым они и пытались показать, что не считают Хиномию своим, но он только благодарен им был за этакое пренебрежение. Дальше от остальных — ему же спокойнее.И всё же странное поведение доктора не давало ему покоя. Сделав круг по лагерю, обойдя все палатки, Хиномия кивнул Баррету, клюющему носом возле костра, и осторожно, почти крадучись, направился обратно. Внутрь он пробраться не пытался, но его слух уловил в палатке Сакаки голоса. Один голос принадлежал доктору, а другой — спокойный и речитативный — похоже, Фудзиуре. Псалмы они там что ли читали по памяти? Хмыкнув себе под нос, Хиномия всё-таки отправился к себе.Маги соткался из теней, как только вход в палатку был зашнурован изнутри. Хиномия развернулся и попросту уткнулся ему в грудь. Если бы не крепкие руки, охватившие его плечи, того и гляди упал бы. Несмотря на полную темноту, глаза Маги поблескивали молочно-белым светом. Хиномию мурашки продрали по коже от этого взгляда. Короткое биение сердца он стоял неподвижно, а потом его руки поднялись и принялись расстёгивать ворот сутаны. С каждым мгновением дыхание его ускорялось. Маги коротко вдохнул его запах, очевидно ощутив примесь смолы и травяной пряности. Потом повёл губами по его коже, сперва в том месте, где была метка, потом перешёл на противоположную сторону и поцеловал неповреждённую часть шеи — нежно и бережно. Когда он осторожно сжал зубы на коже, всего лишь намечая укус, из горла Хиномии вырвался короткий возглас. Сразу же ему на губы легла ладонь: Маги хотел, чтобы он сохранял тишину. Хиномия коротко задышал, и воздуха ему сразу же стало не хватать. Сутана и брюки исчезли с него в мгновение ока, его, обнажённого, Маги опять развернул к себе спиной, толкнул вперёд, и Хиномия подумал, что и в этот раз всё случится как тогда — он был готов к этому, но Маги захватил его шею локтем и потянул к себе, заставляя оставаться сидеть на коленях. Нащупав чужие бёдра, Хиномия раздвинул ноги и вздрогнул, когда его коснулись пальцы, чем-то смазанные. Пропустив их внутрь — и всё без звука, молча, кусая губы, — Хиномия зажмурился. Он... Он не сразу заметил, что вцепился в колени Маги изо всех сил, только когда его запястья обернули жгуты волос и пришлось повиноваться их движению и разжать пальцы. Его руки оказались заведены за спину и связаны одна с другой за предплечья, а Маги, до этого упирающийся членом ему в ягодицы, хрипло шепнул на ухо:— Давай сам.Хиномию выгнуло вперёд, но путы на руках не пустили далеко. Ему пришлось вновь выпрямляться и теперь... Теперь... Почему он это делает? Зачем? С оборотнем? Что это, какое-то остаточное вампирское колдовство Хёбу? Его никогда по-настоящему не влекло ни к женщинам, ни к другим мужчинам, и только Хёбу смог завладеть его мыслями и телом настолько, что он начал отдаваться ему и находить в том удовольствие. Хёбу, а с ним и Маги. И теперь он должен был сам…Если Маги добивался того, чтобы он окончательно пал, то это случилось сегодня. Когда он, изгибаясь и балансируя на коленях со связанными за спиной руками, насаживался на его член, повинуясь движениям чужих пальцев, раскрывавших его вход. Впустив чужую плоть в себя до конца и прижавшись к телу Маги вплотную, Хиномия застыл. Первый толчок заставил его вскинуться — такой плавный и медленный, он приподнял его вверх, заставив напрячь колени и бёдра. Раз уловив ритм и манеру движения, он уже не смог остановиться и принялся двигаться. Ощущение чужой плоти, раздвинувшей его тело, заставляло двигаться, ворочаться, искать что-то лучшее, приятное. Когда по его груди и животу пробежались пальцы и щекотные пряди волос, Хиномия закусил губу сильнее. Как ни странно, эти ласки заставляли его сильнее ощущать, как плотно он надет на член, как натянут. Голова закружилась, и Хиномия мотнул ею, сгоняя дурноту.Маги схватил его за плечи и потянул, привлёк к себе, заставляя откинуться спиной ему на грудь, затылком — на сгиб плеча. Хиномия услышал его напряжённое дыхание, когда развернул голову, увидел едва заметную линию подбородка, сжатые до желваков челюсти, покрытые короткой щетиной. От волос Маги, как и вчера, пахло лесом.Хиномию подбрасывало на волнах его движений, выгибало от каждого проникновенного толчка бёдрами. Он коротко дышал и, не сумев сдержаться, ахнул в голос, когда Маги свои движения ускорил. Его тело будто взбесилось, его руки сжались, его плоть таранила и проникала, и не было ни малейшей возможности сдержать этот натиск — Хиномия расслабился, отдаваясь, и Маги кончил один. Его участившееся дыхание внезапно прервалось, мускулы напряглись и замерли, бёдра коротко дрогнули. Хиномия прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, — его взволновал внезапный чужой оргазм, но не настолько, чтобы испытать сходное чувство. Он разочарованно вздохнул.— Подожди, — шепнул Маги, и он послушно замер, ожидая неизвестно чего. Там, внутри, где теперь было влажно от чужого семени, Маги оставался таким же жёстким и большим. Он не отстранялся, продолжая удерживать Хиномию связанным и безвольно лежащим на его плече.Когда руки прошлись по его плечам и животу, Хиномия прикрыл глаза. Случайно или намеренно, пальцы Маги не касались его плоти, и та изнывала от пульсации крови и напряжения, и не думая опадать. Разочарование оттого, что его оставили одного, только подстегнуло болезненное возбуждение.— Зачем ты следуешь за мной? — спросил Хиномия, высказал волнующий его весь день вопрос вслух. — И зачем... всё это?— Я могу убить любого из них. Кого скажешь. Всех.Он слышал, как в горле Маги заклокотало звериное рычание. Его пальцы скользнули по метке, и Хиномия будто въяве ощутил, как на плече опять смыкаются зубы. Он содрогнулся от этой мнимой ласки.— Не убивай никого, — сказал он.Убивать нельзя, ведь иначе следующая охота придёт уже за Маги, разве он не понимает этого?Маги непокорно толкнулся в его тело, показывая, как ему не нравится этот приказ. Или просьба. Хиномия не знал, как он воспринимает его слова. Меж их телами влажно хлюпнула жидкость, и Хиномия сжался, подавив недовольный возглас. Маги толкнулся снова, заодно заставляя его изгибаться, и теперь Хиномия даже ощутил влагу, истекающую на его кожу. Он дёрнулся отодвинуться, но Маги лишь сильнее сжал путы на его руках, не позволяя шевелиться. ?Разговаривай с ним?, — подумал Хиномия и спросил:— Фудзиура... А ты не собираешься спасать его?Маги застыл.— Нет. Для него это урок. Он сам волен прервать его, когда решит, что достаточно. Пока что он не хочет. У нас не принято вмешиваться в личные дела друг друга.— Ну, по крайней мере, он знает, что ты здесь.— Я здесь не из-за него. А из-за милорда.Хиномия замолчал, вспомнив о неизбежном. Когда их отряд найдёт Хёбу, жизнь церковника Хиномии так или иначе прервётся. Я бы хотел умереть от его руки, — понял Хиномия, вжимаясь затылком в плечо Маги. Он и Хёбу — ближе них двоих с ним никого не было, и он хотел бы, чтобы кто-то из них прервал его существование: так было бы правильно.Он раскрылся, встречая очередное движение, так нужное ему сейчас. Его больше не волновали ни звуки влажных тел, ни вытекающее из него чужое семя, он принимал всё. Маги наконец будто почувствовал в нём эту перемену, полное согласие и смирение. Он вновь ускорил движение, возвращаясь к мерному ритму, волнами возносящему тело Хиномии всё выше и выше к некоей знаковой вершине, достигнув которой, он обязательно падёт в пропасть. Всё ближе и ближе. Так жёстко, что почти больно, но это была приятная боль, Хиномия впитывал её, как неизбежную составляющую звериной сущности Маги и своей собственной двойственности.Ему никогда не сделаться обычным человеком, он не выбирал своей судьбы, он никогда не станет обычным, потому что он попросту не знает, что такое — быть обычным. Он сам по себе, но сейчас он не один.Развернув шею, он сумел коснуться горла Маги губами и почувствовал мелкие давно зажившие шрамы, покрывавшие его кожу. Здесь из него пил Хёбу... Хиномия укусил его, и дыхание Маги шумно сбилось, он застыл на пике очередного движения и вздрогнул. Хиномия будто воочию увидел всё то колоссальное напряжение, что Маги прикладывает к себе, чтобы не сорваться и не превратиться в зверя в ту же секунду. Словно чтобы подстегнуть его, он качнул бёдрами, привставая и вновь насаживаясь на его плоть. Маги возобновил движения, а ещё потёрся щекой о его лоб. Хиномия прикрыл глаза. Это было что-то новое между ними. Почти понимание. Хёбу... Его не хватало им обоим. И Маги пришёл к нему потому, что когда-то они были вместе все втроём. Его тоже бросили? Но почему?Движение рук, алчно оглаживающих живот и постепенно спускающихся ниже, сказали Хиномии, что сейчас явно не время для размышлений, все мысли покинули его, как только ладонь, слепо касающаяся его тела, нашла наконец член и сжалась. Он коротко охнул, встретив, наконец, это долгожданное прикосновение. Другой рукой Маги огладил его бедро и впился пальцами в ягодицы, стискивая их с такой силой, словно хотел расцарапать кожу. Хиномия стиснул зубы, чтобы не закричать, не завыть — не от боли, а от ощущения подступающего звериного безумия. Едва ощутив на себе чужую сильную руку, он возжелал, чтобы она пронзила его насквозь. Он сжал мышцы на чужом члене, и Маги рыкнул, а в следующую минуту втиснул в его проход пальцы, принуждая его снова раскрыться — влажная кожа легко расступилась перед вторжением. Хиномия жадно вздохнул, насаживаясь на Маги, подаваясь бёдрами вперёд, в его тесный кулак и назад, на его член. Он достиг пика внезапно и ярко, задрожал, изливаясь семенем, сжался, ощущая, как и Маги вторично кончает у него в глубине.Момент единения ударил по нему с внезапной силой, краткий миг, когда не было ни церковников, ни оборотней, а просто — его тело в близких объятиях; меж ними протянулась некая нить, и Хиномия тянул и тянул за неё, слушая, как сорванно и хрипло дышит Маги, как рвано бьётся его сердце, ощущая запах леса, свежего пота и пролившегося семени. Для него сейчас это был запах возрождения, и на ту же долю секунды Хиномии показалось, что ничего не закончится вскорости, что будет длиться вечно и их связь, и их соитие, и эта ночь, и их путь, а в конце будет ждать Хёбу, который примет обоих…Маги отпустил его руки и разомкнул объятия. Он вышел, отодвинулся, оставляя Хиномию одного, сразу ощутившего ночной холод на разогревшейся и вспотевшей коже. Маги отодвинулся, но нить, натянувшаяся между ними, — осталась. Хиномия обернулся и проводил его вопросительным взглядом: чувствует ли он? Не мерещится ли ему? Он по-прежнему ощущал Маги. Так тихо и призрачно, что это ощущение можно было бы принять за шутку подсознания. Но Маги не казался ни удивлённым, ни растерянным, а, стало быть, всё было только у Хиномии в голове?.. Нет.— Это скоро исчезнет, не волнуйся, — сказал Маги, одеваясь в брюки и тёмную рубашку, так буднично, будто он уже десятки раз делал это при Хиномии.— Но это... Почему?..Маги пожал плечами.— Ты вампир наполовину. Поэтому ты можешь устанавливать связь. Если хочешь. Сейчас — установил.Кажется, или Маги выглядел чересчур удовлетворённым? Хиномия смутился. Ещё бы нет! Он только что кончил дважды и…Он вздохнул и потёр лицо. Губы саднило; похоже, он основательно искусал их, стараясь сохранить тишину. Болели не только губы. Что уж говорить о... Если бы не регенерация полувампирского тела, днём он наверняка не смог бы двигаться как обычно.— Это из-за метки? — спросил Хиномия, касаясь своего плеча.Маги склонился к нему.— Это из-за того, кто ты есть. Если выпьешь моей крови, то сможешь больше.Хиномия отпрянул. Нет. Стать кровопийцей? Никогда.— Как знаешь, — правильно растолковал его движение Маги и отошёл сам. Шаг, другой — и вот он уже неясная фигура среди теней и ткани. Мгновение — и он исчез, и Хиномии показалось даже, что завязанный полог палатки даже не шелохнулся. Откуда у Маги подобные способности, присущие только вампирам, исчезать, как дым? Он покачал головой и принялся, как мог, приводить себя в порядок. Хорошо было бы ещё поспать. Если он сможет.***Утром доктор Сакаки был рассеян и умудрился выронить склянку со своей чудодейственной мазью — та бы наверняка разбилась, если бы Хиномия не поймал её у самого пола. Руки Сакаки подрагивали.— Отлично, — сказал он, массируя плечо этими самыми подрагивающими пальцами, — скоро вы от неё избавитесь.Кажется, ожоги от серебра на его запястьях стали глубже. Они не проходили, а наоборот, как будто разрастались. Наплевав на личное пространство, которое Сакаки, умеющий читать людей и нелюдей прикосновением, чтил так же свято, как любой другой церковник Святое Писание, Хиномия схватил его за руку, поднимая рукав.— У вас всё в порядке, доктор? — спросил он тихо.Сакаки отчего-то метнул быстрый взгляд на клетку с Фудзиурой, но тот даже не пошевелился внутри, с безучастным видом взирая на полотняную стену палатки мимо Хиномии.— Да. Всё хорошо. Я его сдерживаю, — произнёс Сакаки, очевидно, поняв, что Хиномия не отпустит его, пока не добьётся ответа.— Его?— Моего... гм, моего зверя. Сейчас не лучшее время, чтобы говорить о нём, простите…— Это как-то связано?.. — Хиномия не докончил, но прозорливо верно растолковал взгляд Сакаки. Доктор хорошо к нему относился, и ему очень хотелось отплатить ему тем же, вот только как? Если на самочувствие Сакаки повлиял Фудзиура, то не лучше ли будет отпустить мальчишку или перепоручить охрану его кому-нибудь другому, хотя бы тому же Ядориги. Он уже неплохо обращается с одним оборотнем, с Хацуне, от второго, сидящего в клетке, хуже не будет.Свои соображения Хиномия изложил Сакаки, с удивлением замечая, как доктор мрачнеет, а потом пятится, мотая головой. Бледная гримаса на его губах казалась призраком его прошлой улыбки, открытой и светлой.— Нет. Спасибо, но нет. Мне не нужна ваша забота, как вы не понимаете? Мы... Я справлюсь сам.Хиномия сделал вид, что не заметил оговорки. Самым лучшим, если помощь отвергают, было бы извиниться и уйти — что он и сделал. Излишним было говорить, что он ничего не скажет Ханзо и остальным. Хиномия попросту кивнул и вышел, резким взмахом руки откинув полог палатки, где ему больше не были рады.Сегодняшнее утро ознаменовалось ещё одной потерей. Та нить с Маги, которую Хиномия ощущал, засыпая ночью, сейчас уже истончилась и исчезла. Всё, как тот и обещал. Слишком тонкая, чтобы быть по-настоящему сильной. Стоило Маги уйти, как всё исчезло. То единение, которое, — Хиномия не признавался сам себе, но чувствовал, — согревало его, изгоняя привычное одиночество. Оставалось надеяться лишь на одно — и он гнал прочь от себя эти чаяния и надежды, тщетно, конечно, — что Маги придёт вновь и этой ночью, чтобы сделать его своим. Придёт — и связь возобновится.Но Маги не пришёл ни этой ночью, ни следующей. Их отряд спустился на равнинный тракт, и дорога стала более оживлённой. Возможно, присутствие посторонних людей на тракте, — селян, живущих поблизости или возделывающих поля неподалёку, а также купцов, проезжавших днём и ночью небольшими караванами в три-пять обозов, да регулярно следующие туда-обратно ярко освещённые почтовые кареты — возможно, всё это мешало оборотню таиться в тенях и неотступно следовать за их отрядом?Когда они прибыли в Эдвилл, очередную деревушку, разросшуюся до собственной ратуши, гостевого дома и почтовой станции, Хиномия окончательно уверился в том, что Маги его оставил. Тот второй раз был его прощанием — разве трудно было сразу об этом догадаться? Но Хиномия ругал себя вовсе не за чёрствость. Просто... Он вознадеялся, что теперь снова будет не один — и ошибся. Его опять бросили? Возможно.— Остановимся здесь на два дня, так как мы прибыли в Эдвилл раньше срока, — внезапно сообщил Ханзо, собрав их вокруг себя. — Я буду ждать информации по поводу последних нападений Хёбу Кёске, а вы пока можете привести себя в порядок, отдохнуть с дороги и подготовиться к предстоящему убийству богомерзкого кровососа.Баррет почти сразу начал рассказывать Тиму о здешнем оружейном магазинчике, требуя сходить туда и посмотреть изделия какого-то местного мастера. Сакаки еле успел изловить молодых послушников и потребовать, чтобы те помогли ему втащить клетку с Фудзиурой в снятую для доктора комнату в гостевом доме. К Хиномии Сакаки теперь за помощью не обращался, и это было обидно. Фудзиура вёл себя, как шёлковый, и даже Ханзо, кажется, поглядывал на клетку с одобрением. Чего было не сказать о хозяине гостевого дома и его прислуге.— Вы его хотя бы через чёрный ход заносите, раз уж вам так надо, чтобы он у вас там в клетке жил, — суетился дородный облысевший Чесмал Такер, хозяин заведения. — А в туалет он у вас как ходит? А кушать ему что подавать прикажете?Сакаки отвёл Такера в сторонку, чтобы обговорить все детали содержания необычного постояльца в его заведении. Хиномия заметил, что из рук доктора в руки хозяина перекочевали два глиняных горшочка, совсем небольшие, но Такер принялся раскланиваться и расшаркиваться перед Сакаки, будто те были набиты золотом. Отца Ханзо, к слову сказать, и его требование предоставить на каждого из послушников отдельный номер Чесмал Такер воспринял более чем прохладно. В этот раз очередь дежурить рядом с телегой с гробами досталась сестре Мэри, а Ядориги и Хацуне, похоже, никогда не останавливались в городах. Хацуне нравился простор, а на тесных улицах в большом скоплении народа она становилась агрессивной и нервной. У Чесмала Такера нашлось пять комнат для церковников, хотя его явно не радовала идея принимать и потчевать их бесплатно. Ханзо морщился от робких причитаний хозяина гостевого дома о том, как он со своей семьёй пойдёт по миру, и говорил:— Напишите мне всё в расписке, я завизирую её своей подписью. Отправите в Ватикан и получите в ответном письме все свои денежки до последней монетки.— Да я всё прекрасно знаю, отец Ханзо. Просто весенняя ярмарка на носу, люди поприедут, а где их селить?— Что-нибудь придумаете. Законом постановлено: церковь — в первую очередь! Или вы забыли уже, как семь лет назад я избавил Эдвилл от пары кровопийц?— Нет, упаси боже, да как бы я мог! — поспешил заверить его Такер. — Такие страхи на всю жизнь запоминаются!— То-то же. Не забывайте, — выговорив это, Ханзо закрыл перед носом хозяина дверь в свою комнату и был таков.Поглядев, как Тим с Барретом поспешно возвращаются из крайней по коридору комнаты, куда они только что занесли клетку с пленником, Хиномия направился туда и постучался. Сакаки открыл тут же и был приветлив и обходителен.— В горшочках было лекарство для его дочери. У бедной девицы по весне бывают аллергические сыпи по всему телу, так что при случае я снабжаю его противозудным и обезболивающим средством.— Бесплатно? — уточнил Хиномия.— Дорогой мой друг, вас что, Ханзо покусал? Откуда такие мысли о деньгах и выгоде? А как же безвозмездная помощь, которую церковь обязана оказывать страждущим?Хиномия вздохнул. Обычно он встречался с тем, что церковь только берёт. То, что Сакаки по-своему расплатился с хозяином Такером, казалось удивительным.— Да нет, вы всё правильно сделали, — ответил он.Клетка с Фудзиурой была всё ещё накрыта полотнищем — под ним он и въехал в Эдвилл, — и Хиномия, поглядывая на него сейчас, спросил:— Всё в порядке?Сакаки обернулся и окинул клетку оценивающим взглядом.— Мне кажется, да. Не волнуйтесь, я уже нащупал подход.— Хорошо, — Хиномия всё ждал, что ему предложат партию в шахматы, но этого не случилось, а напрашиваться самому было мало удовольствия. Похоже, у него образовывался пустой вечер. В обычное время, он провёл бы его так же, как и всегда делал в странствиях раньше: в чтении Писания и в размышлениях или даже, быть может, молитвах, но теперь всё было по-другому. После посещений Маги, с мыслями о предстоящем убийстве Хёбу, у Хиномии не доставало душевных сил вести себя, как должно то делать приличному церкрвнику.— Оставлю вас, — попрощался он с доктором, намереваясь хотя бы прогуляться по деревушке.Выйдя на задний двор и выбравшись из гостевого дома через калитку в заборе, — судя по протоптанной в дёрне тропке, ею пользовались чуть ли не чаще, чем главным входом, Хиномия попал на улицы. По правде сказать, улиц в Эдвилле было всего три, одна центральная и две боковых, идущих параллельно с нею. Четыре ряда деревянных домов стояли на этих улицах вперемешку: одноэтажные хозяйственные постройки соседствовали с лавками, на втором этаже которых жили их хозяева. Отдельно располагалась почтовая станция и вместе с нею — конюшня на десяток лошадей. Ратуша была выстроена напротив гостевого дома, и вместе со станцией эти три здания образовывали своеобразную треугольную площадь в центре Эдвилла.Кажется, именно здесь планировалось проводить ярмарку, и пока ещё ни одной торговой палатки не было открыто, но обозы и повозки некоторых купцов, охраняемые неразговорчивыми сторожами или самими купцами, отгонявшими от своего скарба вечно любопытных мальчишек, уже были расставлены по площади рядами. Хиномия какое-то время понаблюдал за стайкой местных ребят, перебегающих от обоза к обозу, галдящих и орущих и напоминающих ему стайку воробьёв, потом подумал о том, что ещё пару лет назад точно таким же был и Фудзиура, — и направился на соседнюю улицу.Он бесцельно обошёл кругом два дома, лениво разглядывая украшенные резные ставни, выкрашенные коричневой краской, как вдруг рядом с ним тенью появился Маги. Хиномия чуть не подпрыгнул от удивления.— Ты так отчаянно звал меня, — сказал Маги. — Что-то случилось??Да, ты случился?, — чуть было не сказал Хиномия. Он воровато огляделся по сторонам, но, кажется, не заметил никого из своих спутников из отряда.— Не волнуйся, во мне никто не заподозрит оборотня-убийцу, — Маги оскалил зубы в якобы мирной усмешке. Несмотря на то, что сейчас его зубы выглядели человеческими, Хиномию всё равно мороз продрал по коже. Тем более что глаза Маги продолжали смотреть цепко и хмуро; улыбка не добавила им теплоты.— Я не звал тебя, — ответил Хиномия, внутренне удивляясь идее, что они могут вот так просто стоять на улице посреди белого дня и разговаривать, будто два обычных прохожих. Хотя чему удивляться, встречался же с ним Хёбу вечером после заката в зале полной людей. Ещё и морок на себя накидывал.— Ты думал обо мне. И постоянно дёргал поводок. Игрался с ним, — голос Маги звучал обвиняюще.— Какой такой поводок? — не понял Хиномия. Если речь шла о той нити, что связала их, то она пропала очень быстро, он не ощущал Маги более, и пытаться воскресить это чувство было бесполезно. Он признался Маги в этом. Тот в ответ усмехнулся уже более привычной, своей грубой усмешкой.— То, что он исчез для тебя, не означает, что он исчез для меня. Я чувствую тебя по-прежнему, — раскрытой ладонью он толкнул его в грудь, заставив попятиться и упереться в стену какого-то дома. — Мы связаны, хоть ты эту связь и отрицаешь.— Не отрицаю, — вырвалось у Хиномии. — Но это богомерзкое явление, присущее только кровопийцам и оборотням.Маги приблизил лицо к его шее, и волосы его, тёмные, свободно распущенные по плечам и спине, шелохнулись. Он вкрадчиво прошептал:— Ты сам тоже богомерзкий кровопийца.— Наполовину, — беспомощно, словно оправдываясь, оспорил Хиномия.Маги вдохнул воздух рядом с его ухом и произнёс ужасное кощунство:— Богу всё равно, кто ты есть. Набожный святой, глупый мальчишка или кровавый убийца. Нас судят люди, которые нас окружают. И они же дают нам названия.Мимо с шумом и гвалтом пробежала ватага ребятни. Ни один из них не обратил внимание на двух мужчин, стоящих вплотную друг к другу возле стены дома. Хиномия зажмурился. В голове не было ни одной молитвы, ни одной притчи, чтобы ответить подобающе.— Пусти, — прошептал он, дёрнувшись.Маги отодвинулся и убрал руку.— Так что знай: я продолжаю тебя чувствовать, — как ни в чём не бывало сказал он, будто их разговор не прерывался. Он отшагнул в сторону ещё дальше, и Хиномия, ощупав свою грудь и шею, отряхнул сутану и направился следом. — Милорда я чувствую лучше, но сейчас я... С тобой. Ты важен ему, хоть он это и отрицает. И от тебя многое зависит. От тех решений, что ты примешь.?Ещё бы?, — чуть не сказал Хиномия.— Почему он отрицает? — вместо этого спросил он. — Мы уже видели, что моя кровь делает его сильнее. Скорее всего, из-за серебра и близости к святой воде... Скажи, то, что он сейчас совершает — это правда? Зачем он это делает? В чём виноваты перед ним простые люди? Почему он ведёт себя так, будто сделался обычным кровопийцей, только-только почуявшим свою власть?Маги посмотрел на него, мерно шагая вдоль улицы. Они... прогуливались вместе! Осознав это, Хиномия чуть не споткнулся.— Он вовлечён в безумство, которого ещё доселе не совершал, — проговорил Маги, сделав несколько шагов в молчании. — И не простые люди тому виной, они здесь не при чём, ты прав. Виной всему его собственная гордость. Она не даёт ему принять собственное ?я? полностью. Он вампир, но не хочет признавать тот факт, что вампирам не чужды человеческие слабости. Ваше Писание учит вас, что все демоны когда-то были ангелами, — сказал он задумчиво. Вдалеке раздавались крики детей и их беззаботный смех. — То же самое можно сказать и о нас: мы все когда-то были людьми.Помедлив, Хиномия сказал:— Ты говоришь так... будто в любом демоне осталось добро. Это богопротивная мысль. Сама религия настаивает на существовании абсолютного зла. Добро также абсолютно, и оно есть суть бога и истинной веры.— Нет ничего абсолютного, — с кривой усмешкой ответил Маги. — И даже религия доказывает нам, что есть серое и полутона в её чёрно-белом цвете. Вспомни притчу о блудном сыне, который раскаялся.— Но это хороший пример добра! — удивился Хиномия.— Это пример того, что абсолюта нет, а зло может перейти в добро. Зная людскую природу, можно утверждать и обратное, — Маги довольно кивнул головой. — Вывод тебе: всё добро несёт в себе зерно зла, а зло способно совершить так называемые добрые поступки. И опять же, ?добро? и ?зло? — это понятия и суждения, которые делают люди. А людям свойственно ошибаться.Хиномия засопел, чувствуя искажённость в суждениях Маги, но не могущий никак её выявить. Возможно, отец Гришем смог бы убедить Маги в своей правоте и настоять на торжестве добра, но Хиномия не владел Словом так же хорошо, как его наставник.— Это еретические мысли, — буркнул он.Маги хохотнул.— Не обижайся. Я не заставляю тебя верить всему, что я говорю.Но верить-то как раз хотелось.— Наоборот, — добавил Маги, чуть помолчав, — мне приятно, как ты держишься за свои убеждения.— Да?— С тобой интересно. Ты ходячее противоречие. Неудивительно, что милорд не смог пройти мимо.Хиномии показалось, что порыв ветра, налетевший с конца улицы, слишком холоден. Он запахнулся в сутану плотнее.— Не красней, — сказал вдруг Маги. — Я говорю правду.Хиномия покосился на него в священном подозрении, что над ним насмехаются. Он подпустил этого оборотня так близко к себе, а тот над ним издевался и смущал его веру своими речами!.. И всё же…— Вернёмся, — предложил богомерзкий оборотень, и они перешли на соседнюю улочку, где тоже то и дело стояли распряжённые фургоны, разносился крик детей, ржание лошадей из конюшен и щебет воробьёв, купающихся в дорожной пыли. Улицы Эдвилла были не замощены.Мысли Хиномии перекинулись обратно на притчу о блудном сыне.— Есть один оборотень, — сказал он, — который отринул свою природу и старается быть человеком. Свои способности он теперь применяет, чтобы лечить людей и нелюдей. Для него все едины.— Я знаю, о ком ты говоришь, — кивнул Маги, покосившись на него. — Милорд когда-то давно знал его.— А вы... — может ли быть так, что Сакаки и Маги раньше бегали в одной стае? — внезапным озарением пришла в голову Хиномии мысль.— Я тогда был криволапым щенком, — продолжал Маги. — Та мимолётная встреча оказала на будущее милорда большое значение. Раньше он любил женщину. Она, благодаря случайному участию Сакаки, прознала о природе милорда и о невозможности его существования, как человека, и вынуждена была его оставить. Каору хотела семью и детей и не собиралась становиться бесплодной матерью вампиров.— А... — Хиномию не услышали и, пожалуй, он был рад тому, ведь в голове у него от откровений Маги стало пусто. Речь шла о той самой Каору? Жене Минамото?— Твой доктор тоже... Именно тогда он отвернулся от своей природы и решил направиться к свету. Как он его понимал, этот твой свет. В самоотречении, боли и ежесекундных страданиях. Я считаю, настоящая ересь в том, чтобы увечить и ломать себя ради призрачной цели, внушаемой нам чужими людьми. Идея, заронённая в неокрепший мозг, может быть губительна.— Но он прекрасный человек! — воскликнул Хиномия. — И мозг у него нормальный! И твёрдые убеждения, и вера, и... — он сбавил тон, стараясь не кричать. Они вновь приближались к центральной площади по улице, соседствующей с главной улицей Эдвилла.Маги повернул голову и посмотрел на него искоса, и вновь Хиномию посетило ощущение, что его разглядывают, забавляясь. Так взрослый смотрит на неразумного ребёнка, играющего с тряпичными куклами.— Хочешь увидеть, каков твой доктор на самом деле? — спросил Маги, и от его предложения повеяло настоящим дьявольским ядом. Ещё ничего не видя и не зная, Хиномия уверился, что отравится им, что светлый образ Сакаки помутнеет в его душе.— Я... — он коротко мотнул головой, словно отгоняя от себя призрака. — Не хочу, не надо. Не начинай…— И всё же, — Маги криво ощерился, улыбка изуродовала его правильное породистое лицо, сделав похожим на маску демона.Темнеющий вечер был ему союзником, нагоняя тени между домов, скрадывая привычные взгляду очертания окон и дверей, превращая деревеньку во вместилище тайн и прибежище пороков. Хиномия осознал, что если сейчас останется в неведении, то станет думать о докторе худшее, что сможет о нём выдумать. Одним только предложением, намёком Маги сумел уничтожить, отравить образ человека в его мыслях! Хиномия схватился за голову и потёр лоб, прихватывая пряди волос, зажмурился.И вздрогнул, когда Маги осторожно потянул с его лица глазную повязку.— Только смотреть надо двумя глазами, — шепнул он, завораживая и околдовывая. Один его шёпот делал из Хиномии подневольного бесхребетника. Одно прикосновение.Маги обхватил его за пояс, обнял прямо посредине узкой улочки, внезапно опустевшей и потонувшей в тенях. Их лица сблизились. Вторым глазом Хиномия видел ярче, яснее. Его вампирская природа пробуждалась по ночам и вблизи от демонической ауры звериной ипостаси оборотня. А может, то шептала его собственная мятежная кровь, способная ощущать тягу вампирской жажды и связь между вожаком и его подчинённым в звериной стае.Когда Маги подпрыгнул прямо с места и повис, ухватившись за оконный карниз, Хиномия даже не удивился. Он уже ожидал чего-то в таком духе. Маги без труда держал их обоих на весу. Хиномии показалось, что он даже может стоять, опираясь на тени. Показалось, что ещё немного — и он поймёт, как управляться с вечерним холодом, как скрывать свет звёзд и туманить чужие мысли. Это шептала в нём вампирская кровь, внезапно разбуженная и тянущаяся к неизведанному. Обычно он душил в себе подобные порывы, но сейчас... Маги обнимал его, и Хиномия верил, что может всё. Он не боялся.Они оказались перед окном, тёмным и слепым, но внутри, в комнате, Хиномия чувствовал и видел биение жизни. Там — была жажда, а жажду он понимал очень хорошо. Молодой волк, едва вкусивший своей силы, и старый, матёрый, истерзанный многолетними истязаниями и лишениями, ослабленный, и оба они тянулись навстречу друг другу. От полного единения их разделяла лишь тонкая преграда, и как же хотелось разрушить её одним движением когтей, смять, словно бумагу. Сакаки стоял на коленях, обхватив клетку обеими руками, сжав пальцы на поскрипывающем от напряжения металле. Его запястья тлели, дымились, кожа покрывалась волдырями, серебро старалось загнать его волка обратно под кожу, но зверь всё равно пробивался наружу, не видя тщетности своих попыток. Зверь плакал и стенал в нём и тянулся сквозь пруты металла внутрь. Фудзиура дышал так, будто только что далеко и быстро бежал, его ноздри широко раздувались, вдыхая чужой запах, щёки раскраснелись, пальцы с выступившими когтями царапали пальцы и запястья доктора. Фудзиура вжимался щекой в его плечи, в его шею, тянулся губами к его рту, Фудзиура тёрся о него, словно голодный по прикосновению и ласке зверь — а так оно и было, — их губы сомкнулись и принялись терзать плоть друг друга, языки влажно поблескивали во тьме, а удлинившиеся зубы пускали кровь.— Ты видишь, каков твой доктор? — прошептал Маги, крепко держа Хиномию за пояс. Пряди волос, будто подводные водоросли, щекотали его под одеждой. Нет, это была его собственная дрожь, только и всего, а ощущение прикосновения ему только почудилось. Хиномия судорожно вздохнул, борясь с нахлынувшим возбуждением. — Ты видишь, как он хочет? Фудзиура никогда не оставит его. Раз выбрав, уже не отступится. Они... друг для друга... пара…И всё же Маги ласкал его: голосом, дыханием, теплом своего тела. В груди Хиномии появилось и разрослось странное чувство голодной пустоты, тоскливого одиночества, которое просто необходимо было заполнить. Он оттолкнулся от карниза, истомлённый этой мятущейся пустотой, и Маги поймал его в свои руки, не дал упасть, — и всё это молча, не издавая и звука.Рывок вверх наполнил Хиномию восторгом от кратковременного ощущения всплеска чужой силы, а вид древних звёзд в вышине одарил тоскливым пониманием собственной скоротечности. Когда на его губы пролилась густая солёная влага, он принял её без колебаний, как вино причастия этой ночи, как квинтессенцию жизни, что вечна и никогда не закончится. Маги поил его своей кровью. Сердце Хиномии наполнилось тоской и благодарностью. Ему... Ему было нужно это сейчас. Принять в себя кровь. Успокоить проснувшуюся и терзающую его пустоту. Принять себя.Это было похоже на смерть, от которой воскрешают древними языческими обрядами. Это было похоже на рождение: боль и слёзы таились рядом, и Хиномия предчувствовал их нарастающее приближение, сглатывая судорожно сжимающимся горлом. Пальцы Маги массировали его шею, словно уговаривая сделать ещё глоток, ещё один... Он оторвался от растерзанной раны на предплечье, и та прямо на глазах свернулась, зарубцевалась, истончилась, скрытая гладкой и жилистой кожей. Маги прижал его к своей груди целой, неповреждённой рукой, прижал, будто баюкая. Хиномия схватился за него и запрокинул голову к звёздам. Он не чувствовал своих слёз, пока те не начали туманить его зрение, мешая ясно видеть.— Ты не станешь от этого вампиром, — шепнул Маги. — Ничего страшного не случилось. — Его губы были такими мягкими, лаская кожу на виске, щёку, мочку уха... — Это не страшно, — шептал Маги, словно одними своими уверениями мог унять всплеск его чувств. И, кажется, у него получалось. — Ничего не бойся.Хиномия глубоко вздохнул. Он не понимал, что это было сейчас. И не хотел обдумывать. Это была другая частичка его сущности, которую он всегда отрицал, которой страшился. Сейчас жизнь наполняла его с каждым вздохом, и он более не ощущал грызущего изнутри одиночества, и это было самое главное. Сейчас он ошущал себя целым, без страданий и самоотречений обрётшим мир в своей душе.— Ну? — спросил Маги чуть погодя. — Разве это так плохо?— Это и не хорошо, — буркнул Хиномия, придя к мысли, что ничего не изменилось.— Я не сомневался, что ты так скажешь, — пробормотал Маги, не торопясь опускать руки. Хиномии пришлось дёрнуть плечами, чтобы он наконец разжал свои объятия. — Но я был прав, скажи?Он говорил о докторе, — а, может, уже и нет.— Не знаю. Да. Но это ничего не меняет.Кажется, Маги негромко рассмеялся. Если он вообще умел искренне смеяться, вечно угрюмый и сдержанный.— Ты слышал, что я сказал? — спросил Хиномия, разворачиваясь к нему. — Ничего не изменилось. У каждого из нас свои цели и мы продолжаем идти к ним, невзирая ни на что, ни на какие препятствия.— Я не препятствие тебе, — ответил Маги, проведя пальцем по его губам. — Я помощь.Хиномия отшатнулся от его руки и вытер губы сам. Он не знал. Не знал, что сказать. Настанет время — и он будет должен умереть, потому что не в силах сделать выбор. Быть с вампиром и предать навязанную ему веру, или предать возлюбленного и остаться верным данным обетам? Выбора не было.