На темной стороне луны. (1/1)

Печальный клоун смешит кого-то,Ведь быть веселым - его работа.Хочу бежать, но боюсь споткнуться -Глаза печальны, слова смеются.Fleur. ?Печальный клоун?.Формула счастливой и благополучной семьи в глазах окружающих выглядит так: успешный, хорошо зарабатывающий муж плюс очаровательная, приветливая жена, помноженные на красоту и обаяние.

Как раз такую семью, по мнению многих собравшихся на званом вечере, представляли супруги Оксеншерна.

Бервальд, исполняющий обязанности мужа, – талантливый, подающий большие надежды молодой врач-хирург. Первый компонент формулы.

В роли жены: восемнадцатилетний молодой человек, очаровательный и приветливый, согласно второму компоненту формулы, -Тино.

И пара действительно была красивая. Рядом с высоким, сильным мужем юная ?жена? выглядела еще более миниатюрной и хрупкой. Приветливо-улыбчивое, чуть детское лицо Тино выгодно оттеняло (если можно так выразиться) сосредоточенное спокойствие Бервальда, отчего муж очень выгодно казался серьезным, а ?жена? на его фоне – вдвойне очаровательной в своей непосредственности.Родители женили их два месяца назад. В свете поговаривали, что этот брак был очень выгоден для семьи Вяйнямейнен – родителей Тино, имевших некоторые затруднения в семейном бизнесе. После свадьбы дела, разумеется, пошли на лад. Любящие родители Тино подарили им дом, внимательные родители Бервальда – машину, и молодые супруги начали появляться на званых вечерах и обедах. Особо романтичные девушки, бросая быстрые взгляды на не по-мужски маленькую ладошку Тино в руке Бервальда, тихонько и с легкой завистью вздыхали... Появлялись супруги исключительно под руку и до самого ухода неизменно были подле друг друга, чем вызывали восхищение некоторых пожилых дам. Мужчины поглядывали на них молча, не без некоторой иронии.Придраться было ну совершенно не к чему.Такова была внешняя, всеми видимая сторона этого неожиданного брака. Чувствуя, как прохладные пальцы Бервальда легонько сжимают его ладонь, Тино думал, что многие им завидуют. Его покрытые легким румянцем щеки (душно... да, душно в гостиной...) уже болели – от того, что приходилось держать дежурно-очаровательную улыбку и тщательно следить за тем, чтобы она из искренней не превратилась в искусственную.

...Очень хотелось выйти из-за стола, за которым пили кофе и вели светскую беседу, взять небольшую передышку, -но нужен был предлог, и финн никак не мог его придумать. Поэтому приходилось сидеть и улыбаться, чувствовать невесомое прикосновение прохладных пальцев (как же хотелось вырвать руку... но необходимо было ... держать марку), участвовать в скучном разговоре.Со стороны детской раздался вдруг заливистый лай, и Тино даже вздрогнул от неожиданности, невольно сильнее сжав пальцы мужа. Сегодня они взяли с собой маленькую белую собачку, которую им преподнесли друзья в качестве свадебного подарка. Финн очень полюбил ее, назвал необычным именем Ханатомаго и почти не разлучался с ней.

- Прошу меня простить… – негромко произнес он, заливаясь краской, и покинул гостиную.

В детской Тино почувствовал себя немного лучше иостался с детьми, играя и смеясь с ними. И никто бы, наверное, не поверил, если бы он вдруг решил рассказать, как все было.

...Просто однажды, вернувшись из института, он застал в гостиной вместе с родителями совершенно незнакомого серьезного высокого блондина. Мать радостно объявила, что это его будущий муж, и Тино даже ничего не смог на это ответить - настолько он был удивлен, смущен и напуган... Да и что бы он сказал? За него все давно решили, а сам он никогда не обладал достаточной твердостью характера, чтобы отстоять свою точку зрения. Быстро сговорились, быстро сыграли свадьбу, быстро перевезли все вещи на новую квартиру…

Первое время Тино молчал. Рядом с мужем он испытывал не то страх, не то неловкость. Его неприятно поражало, что сосредоточенно-серьезное выражение лица Бервальда почти неизменно, что он никогда не улыбается, говорит всегда коротко и отрывисто, словно приказы отдает. Через пару недель финн начал привыкать, стал реагировать на супруга почти так же равнодушно-сдержанно, но с неизменной вежливостью. Он даже не пытался узнать его ближе, в одном доме они жили словно чужие. Никаких скандалов, ссор, никаких попыток ущемления чужих прав. Два абсолютно незнакомых друг с другомчеловека.

Любовь? Ни о какой любви и речи не шло.И это… даже не огорчало. Утомляло. На всех выездах и вечерах, а также во время визитов родителей, супруги, не сговариваясь, словно мысля на одной волне, изображали счастье и нежную заботу друг о друге. Первое время Тино приходилось туго – он не привык лицемерить. Но его мать, которую он нежно и горячо любил, была просто без ума от Бервальда, и финн старался только ради нее. Ради кого старался муж, оставалось загадкой... но Тино был рад сложившейся ситуации, ибо это избавляло его от каких-либо объяснений и просьб. Со временем молодой человек научился идеально играть свою роль, но начал уставать еще больше. Если раньше ко всему этому театру он относился с завидным равнодушием, то теперь маскарад начал вызывать сдержанное отвращение.

Посреди этого праздника жизни Тино чувствовал себя одиноким, но не делал ничего, что могло бы это исправить – не пытался понять мужа, не заводил романов на стороне. Возможно, тут сыграло свою роль то, что Бервальд с самого начала взял на себя заботу о принятии решений, и Тино никогда этому не препятствовал.

Единственным, что хоть как-то облегчало его жизнь – да, финн считал себя очень несчастным – была музыка. Она спасала от гнетущей тишины в их (их?..) доме. Отвлекала от слишком мрачных мыслей. Придавала сил. Вот и сейчас, пока они ехали домой по освещенным улицам ночного города, Тино слушал плеер, поглаживая шелковистую шерстку Ханатомаго, спавшей на его коленях. Финн мог позволить себе отстраниться от внешнего мира с помощью наушников. Бервальд не попытается с ним заговорить. Спектакль окончен, маски сняты, актеры устали. Гаснет свет. Занавес. Театр погружается в тишину…...Не говоря ни слова, не включая свет, супруги поднимаются на второй этаж и расходятся – каждый в свою спальню. Не снимая наушников, Тино, как был – в одежде, в обуви – падает на постель и поднимает руку, равнодушно разглядывая тонкое колечко из белого золота на безымянном пальце. Все-таки за пару месяцев он немного узнал мужа. Он никогда не видел, как Бервальд готовится ко сну, но представлял, как это должно выглядеть. Вот он включает лампу на прикроватной тумбочке, снимает костюм и осторожно убирает его в шкаф, рубашку откладывает в сторону – ее необходимо постирать, завтра он отнесет ее в общую ванну. Затем он идет в смежную со спальней небольшую ванную комнату, снимает очки и аккуратно кладет их на край раковины, чистит зубы, умывается. Прежде чем вытереться, некоторое время смотрит на себя в зеркало, чуть прищурившись и смешно морща нос, а прозрачные капельки скатываются вниз по его коже – по щекам, подбородку, шее, груди… Наконец, Бервальд насухо вытирается мягким полотенцем, возвращает на место очки, проходит в комнату. Разобрав постель, забирается в нее, осторожно кладет очки на прикроватную тумбочку, выключает свет и устраивается поудобнее – и все это размеренно-медленно, неторопливо. В конце концов, засыпает. Или пишет сообщение любовнице…Тино резко переворачивается на бок, чуть не столкнув пристроившуюся на краю кровати Ханатомаго, и закрывает лицо руками. Он уже не понимает, кого обманывает, путается в своих мыслях, чувствуя, как что-то постепенно выходит из-под контроля. Развить эту мысль не дает тяжелая дрема, заставляющая сознание туманиться и ускользать, и Тино, поудобнее подтянув к себе подушку, закрывает глаза, обещая разобраться во всем завтра…