Болотная тропа (Люк/Лея, au Неблагой Двор, часть 4) R, насилие (1/1)

Беру рыдала от счастья три дня?— дольше, чем тогда, когда думала, что он сбежал. Дольше, чем когда он в пять лет болел тяжелой лихорадкой, и никто не чаял, что он поправится.Гладила его по голове, прижимая к своей широкой груди, как маленького. Все спрашивала, где он пропадал, но он только молчал. Подсовывала ему крынку с парным молоком, свежий хлеб, но он почти ничего не ел, и отводил от нее глаза.Лея, кривясь от своей лжи, сказала, что нашла его у болот, и что не знает, где он пропадал все это время.На третий день после возвращения, когда Лея была в гостях у Ларсов, когда к ним пришел отец Кеноби. Люк поднялся с постели, встал, словно почувствовал святого отца уже у калитки. Священник переговорил кратко с четой Ларсов, сказал, что ему нужно переговорить с Люком и Леей наедине. Нелюбопытные Ларсы удалились в дальнюю часть дома.Лея тоже встала, когда увидела открывающуюся дверь.Один только взгляд кинул отец Кеноби на Люка, и его лицо исказилось яростью:—?Что ты наделала? Кого ты привела с собой из преисподней?Люк сморщил нос, как будто принюхивался. Но он не смотрел в глаза Оби-Вану.—?Это же Люк, святой отец.—?Нет. Нет, это только оболочка. Это оборотень, который сожрал его душу. Он поглощен тьмой. Он дал согласие. Он сказал Тьме ?да?, и от него ничего не осталось.Лея покачала головой, хотя слова священника ранили сильнее, чем она хотела бы показать.Люк, глядя все также в строну, гневно сказал:—?Осторожней, старик. Не угрожай мне или моей Лее, или я приду к тебе ночью и отрублю тебе голову.Оби-Ван не испугался, ответил спокойно и гордо:—?Отродье тьмы, тебе не войти в мой дом без приглашения. Железо ранит тебя, а сила молитв прожжёт твоё тело и заставит кипеть твою кровь. Ты мог бы стать противником мне, но ты пока молод и слаб. Твоя тьма только расправляет крылья и точит когти. Ещё века прошли бы до того момента, как ты смог бы лететь или разрывать людей одним движением руки. Но я не дам тебе окрепнуть. Я выполню свой долг, а потом буду оплакивать того мальчика, который был светел и добр. Того, кого я учил и любил.Но Лея шагнула вперёд и заслонила юношу собой:—?Пожалуйста, отец Кеноби. Вы думали, что я не вернусь из мира зимних фейри. Но вот я здесь, и Люк со мной. Я верю в то, что и он вернётся, станет таким, как был. Дайте мне время. Дайте хотя бы год!Старик посмотрел на неё сурово и задумчиво. Прошло, казалось, несколько минут или лет. Люк так и не смотрел на Оби-Вана, а Лея дрожала. Наконец, священник сказал:—?До следующей зимы, значит? Что же. Хорошо. Но запомни, сын тьмы: если я узнаю, что от твоей руки или через твои дела кто-то лишился жизни, то я приду и уничтожу тебя. И мольбы девушки меня больше не остановят.Однажды, когда лорд Исолдер скакал ночной порой по полю, возвращаясь из гостей, под ноги его коню бросился крупный черный заяц. Конь сбросил седока и умчался прочь. Лорд Исолдер заблудился в поле, блуждал по нему всю ночь, а на утро, усталый, сморенный сном, прилег на пригорок.Ближе к вечеру его нашли привязанным к дереву, живым, голым, с завязанными глазами. Кто-то раздел и повесил его на дерево, пропустив веревку подмышками.Пока его снимали с дерева, растирали затёкшие и почти отмороженные конечности, слух об этом успел разнестись на три окрестные деревни. Его освободили и одели, он как будто забыл, как разговаривать. Он только мелко дрожал, и его красивые карие глаза все закатывались к векам, как будто он не хотел или не мог видеть что-то невообразимо страшное, что так и осталось перед его глазами.Через неделю он отбыл на лечение на воды, и Лея никогда ничего о нем больше не слышала.Люк сгребал деревянными вилами сено. Лея остановилась, глядя на его широкую, такую привычную спину, и у нее защемило сердце от того, что он здесь и так близко от нее.Она замялась, потому что ей нужно было задать ему один вопрос.—?Люк… Что-то случилось с лордом Исолдером.—?Я не касался его и пальцем.—?Кому же понадобилось делать это?—?Разбойникам?— пожал он плечами,?— Не знаю. Мне не до этого. Уйди.—?Люк…Он остановился наконец, повернулся к ней и сказал протяжно:—?Так беспокоишься о своём любовнике?Лея против воли вспыхнула. Она почувствовала, как к щекам и лбу приливает кровь, никто не смел говорить ей такие вещи. А Люк продолжил:—?Хотя нет, ты же ещё девица. У него рыбья кровь, у твоего лорда, раз он побоялся тебя трогать. Все они трусы, твои люди. А уж эти напомаженные?— особенно. Что толку сидеть бок о бок…—?Прекрати.Он пожал одним плечом, отвернулся и продолжил работу. Люк, прежний Люк никогда не сказал бы ей таких вещей.Все люди ждут весны, как в последний раз, переживают зиму так, как будто ждут воскрешения из мертвых. И весна каждый раз милосердно наступает. Но в этот год вместе с надеждой и упорством, которые знаменуют молодые, беспощадно сильные побеги, взошли и семена грядущих лишений.Полчища саранчи налетели откуда-то с юга, золотой, стрекочущей оравой с мощными сильными зубами, с острыми тонкими крыльями. Они облепляли собой молодые ростки, а когда снимались с места, то оставляли за собой лишь выжженную пустыню. Их было много, они хрустели под ногами туфель, и домашние кошки даже из забавы не охотились на них.Когда вечно несытое стадо схлынуло, оказалось, что от посевов осталось слишком мало, чтобы не беспокоиться о будущем.И Лея, наполовину по привычке?— они делились всеми горестями, наполовину из надежды?— что он вникнет, ответит на ее беспокойство, станет прежним, пришла к Люку домой, и сказала:—?Отец сделал подсчеты. Даже если мы высеем запасы, и они удачно вызреют, этого едва хватит. Я боюсь, Люк. Людям грозит голод.Он наклонил голову к плечу. И сумасшедшая, недобрая мысль пришла к ней голову. Она видела, какие цветы росли в темном царстве, она знала наверняка, что Люк сохранил свои отношения с другими слугами Князя.—?Может быть, ты мог нам помочь? Ведь ты можешь? Ведь у вас есть волшебство?—?Ты хочешь, чтобы я помог людям? —?сказал он так двигая губами, что было видно клыки.—?Людям. Мне.—?Тебе? —?заинтересованно спросил он,?— Что я получу за это?Лея растерялась.—?Поцелуй меня за это, герцогиня.—?Да я и так поцелую тебя! —?засмеялась она и потянулась губами к его лбу. Но он неожиданно резко отступил на шаг, перехватил ее руки, чтобы они не касались его лица:—?Нет, так мне не надо. Поцелуй меня в счет платы за помощь. Поцелуй в тот момент, когда я скажу тебе.Лея пожала плечами?— ей польстила его просьба, хотя и не понравилось, что он торговался. И она согласилась.Наутро Лея узнала, что кто-то открыл двери овчарни, и огромная стая черных волков со стальными клыками перегрызла всех овец. Что они не рвали их даже, а только ломали хребты, только взрезали глотки, и ни одну не утащили. Что ни одна собака, защищавшая их, не выжила. Что один пастух, всю ночь простоял по колено в овечьей крови, и начал заикаться от страха, а второму отгрызли ногу.Это было дело Люка. Лея узнавала его по почерку, по смрадному дыханию Неблагого Двора, исходившему от таких свершений. Теперь ей показалась безумной сама мысль о том, чтобы просить его о помощи. Теперь ей казалось, что прав был отец Кеноби. Но она все-таки пошла к своему молочному брату, чтобы он мог откреститься от этого дела, оправдаться, оставив ее хотя бы надежду на то, что он может быть прежним.Но он ответил честно:—?Я сделал все, как ты хотела. Мои волки перерезали овец. Теперь их не нужно кормить зимой. Теперь все достанется людям. Теперь люди не будут больше голодать.—?Что ты наделал! Теперь все стало намного хуже.—?Ты совсем измучила меня своими капризами. Ты не хотела замуж - я избавил тебя от назойливого кавалера. Ты просила меня помочь?— мои волки помогли тебе. Кстати, ты мне должна.У Леи потемнело в глазах от гнева:—?Я? Да ты бредишь! Ты вырезал наш скот, и хочешь, чтобы я тебя в ответ поцеловала? Не бывать этому!Его глаза потемнели и пошли золотыми мечущимися молниями:—?Человек! Ты отказываешься от своего слова?—?Ты не выполнил своей части,?— сказала Лея белыми губами, и стремительно пошла прочь, потому что не могла выносить его взгляда, потому что воздух вокруг него сгустился и потемнел.Эта речь была намного тяжелее, чем все разговоры до сегодняшнего дня. Лея никогда не вела таких разговоров с мужчинами. Но она должна была спросить, потому что она отвечала за него. Потому что она привела его из царства зимних фейри. Потому что она взяла его на поруки перед Оби-Ваном. Потому что это был ее Люк, с котором прежде они делили все. Сражались вдвоём против всех.—?Люк?—?Что?—?Я должна спросить… Ками, мельникова дочь…—?Что ещё с ней? —?раздраженно спросил он.—?Она… она… такой позор, Люк. Родители не выдержали позора и прогнали ее из дома.—?Я тут причём? На ней же пробы ставить негде было,?— грубо ответил он, но глаза его смеялись,?— Хороши они, твои люди, не правда ли? Выгнали женщину из дома только потому, что она понесла ребёнка! В темном царстве вообще никому нет дела до того, кто отец.—?Люк,?— резко спросила она,?— Это был ты? Это твой ребёнок?Он пожал плечами.—?Я не сделал никакого зла. Даже по твоим, самым строгим меркам. Она сама была не против.—?Люк… —?прошептала она в ужасе.—?Не знаю наверняка, чей это ребенок. Неинтересно, не приглядывался. Она блудила с многими мужчинами.Лея смотрела на него круглыми глазами.—?Да что ты так боишься? Уже нет никакого ребёнка. Она же не дура. Она сейчас на опушке леса, на солнечной поляне, корчится от боли,?— он прикрыл глаза, как будто мог видеть это,?— Нет уже никакого ребёнка, она добыла отвар и он подействовал. Отлежится и пойдёт в город, искать работу…Лея выбежала прочь, не в силах выносить его хлестких слов и самого его вида.Она шла и представляла, почти против воли, как он наматывает косу Ками на ладонь, как он ее целует, и думала, что ненавидит его.А Люк все стоял и смотрел на будущее Ками, которая найдёт работу прачки, но не выдержит дольше года и начнёт торговать собой. Он привычно дергал все варианты ее жизни, и по всему выходило, что жить ей осталось от трёх до пяти лет?— и жизнь обрывалась кроваво: пьяным клиентом с ножом, подпольным абортом или дурной болезнью.Люк равнодушно пожал плечом и принялся за работу.Она пришла на конюшню, чтобы приказать оседлать ее вороную кобылку.Люк сидел на стоге сена, наклонив голову ниже плеч. Он казался очень усталым, намного старше своих лет. Между бровей пролегла морщинка, и руки, как безвольные плети, лежали вдоль тела. Он смотрел на сумрак конюшни, безучастно и слепо. Лея подошла к нему, влекомая сочувствием.Заметив ее, он встал. Вздохнул, и потер с силой веки:—?Иногда мне трудно дышать. Полуденное солнце так и пылает, выжигает глаза. Мне трудно различать лица людей… Даже дядю и тетю я порой не узнаю…Он посмотрел на нее долгим и печальным взглядом, и Лея внезапно поняла, что расстояние между ними сокращается, что они оба почти невольно движутся друг к другу.—?Только тебя… Только твое лицо я всегда нахожу в толпе. Оно терзает меня во снах. Зачем оно терзает меня?..Лея часто дышала, когда его тень заслонила солнечный свет. Его лицо было так близко к ее лицу, что она пошла жаром. Он наклонился к ней и нежно коснулся губами ее мягких губ.Она затрепетала. Она надеялась, что все кончится именно так, она верила?— не разумом, но сердцем, в спасающую силу любви, она, как и все, росла на сказках, где поцелуй девушки из чудовища делал принца.Она шепнула:—?Я тебя люблю.И прильнула к нему, и ответила ему со всем жаром, который только был в ней. И тогда Люк неожиданно сильно схватил ее ладонями за плечи и жарко прошептал:—?Так ты этого от меня хочешь? Могла бы просто сказать.Он засмеялся и с неожиданно силой и яростью рванул на ней платье. Раздался треск рвущейся ткани, и ветер внезапно прильнул к Лее через прореху разорванного платья. Она отшатнулась от Люка, и полу-всхлипнула, полу-прокричала:—?Нет!Он снова засмеялся, глаза у него были дикими, яростными, и в тоже время торжествующими.—?Нет так нет. Ты только пригласи, если что.Он вышел, насвистывая из конюшни, а Лея все пыталась совместить края разрыва, как будто надеялась, что они срастутся.Она кралась чёрными лестницами, ужасно опасаясь встретить кого угодно. Когда ей чудились шаги, молилась?— только не мама, пожалуйста, только не мама. Мальчик-трубочист мельком увидел ее, и рассказывал, что она шла в рваном платье, но, к счастью, ему почти никто не поверил.Лея заперла дверь, и, захлебываясь слезами оскорбленной гордости и страха, разрезала платье ножницами и сожгла по кусочку в камине. И пока она кидала обрывки в огонь, она рыдала все отчаяннее, и думала, что сама во всем виновата. Что верила в сказки и силу любви. Что манила Люка. Что позволила пойти во тьму вместо себя. Что изводила ревностью. Что дружила с ним в детстве. Что родилась от Темного Владыки. Что вообще появилась на свет.Когда ее горничная спохватилась, что пропало черное платье, Лея сделала вид, что забыла его в пансионате.Она провела несколько дней, не выходя из дома, избегая те места, где могла бы встретить его. Она ходила по комнате кругами, загоняя себя все глубже в бездну. Она пыталась нащупать дно, чтобы оттолкнуться от него и всплыть. Но дна не было, она бесконечно, тягомотно, бесцельно падала. Ей тяжело было дышать и мысли то и дело возвращались к нему. Лея плакала, потом немного успокаивалась, потом снова плакала. Она потерялась в череде ночей и дней, и еле могла выносить утренние завтраки с семьей?— там говорили о соседях, природе, скачках, ценах на овечью шерсть.Однажды ночью она проснулась, воспрянув от удушающего кошмара, в котором был Князь Вейдер, и сказала себе вслух:—?Нельзя бояться Люка. Нельзя прятаться. Как бы ни было страшно. Своим страхом я обреку и себя, и его. Своим подчинением ему я только истрачу свои силы, но не спасу его. Постепенно он продавит меня, пользуясь моей добротой и слабостью, до того, что я буду закрывать глаза на все его страшные дела. Что я буду отворачиваться, пока он будет убивать людей у меня на глазах, и делать вид, что я ничего не вижу и не слышу. Отец, который меня породил?— чудовище. Отец, который меня вырастил?— благородный, честный человек. А я такая же, как Люк, хоть и люблю его, хоть и хочу вернуть его к людям. Он?— волк, но и я?— волк. И если он хочет боя, то будет ему такой бой, что вся болотная тропа зальется кровью.И столько сил отняло у нее это решение, что она уснула спокойным глубоким сном?— тем сном, которого она не знала с тех пор, как сожгла разорванное платье.—?Я была к тебе слишком снисходительна. Отныне и впредь, ты будешь делать то, что я скажу. Ты перестанешь творить все эти жуткие вещи. Никого не ранишь и не тронешь. Ничью жизнь не искалечишь.—?Неужели, принцесса?Он просто ухмылялся ей в лицо, но она предполагала такую реакцию раньше?— она была готова ко всему, и ее было не сбить:—?Да. Я?— дочь твоего Владыки. Ты будешь подчиняться мне. Тот Люк, с которым мы росли, послушает меня из любви. А та темная сущность, которая мучает тебя, боится Князя.—?Ты?— не он. Почему же я должен тебя слушаться?—?Потому что он велел тебе беречь меня до следующей зимы.—?Нет,?— сказал просто Люк.—?Он сказал, что будет разочарован тобой, если я не доживу до следующей зимы. Или ты не боишься его разочарования?Лицо Люка чуть потемнело при мысли о неудовольствии Владыки, но потом он посмотрел на Лею и сказал медленно:—?Я не планирую тебя убивать.Повисло тяжелое молчание. Лея не сводила с него своих темных немигающих глаз, и он понял.—?Ты хочешь мне сказать, что угрожаешь мне своим самоубийством? Ты блефуешь.Когда человеку нечего терять, когда он загнан в угол, то он готов на самые отчаянные поступки. В глазах Леи яростно полыхали болотные огни, вытравливая всю человечность, и она все меньше походила на потомка Адама. Люк зачарованно и восхищенно поглядел на нее, а потом сказал:—?Что же. Ты и правда дочь Владыки. Но как же быть? Ты меня вынуждаешь отказаться от моей природы. Твоя любовь очень жестока. Ты вытащила меня из холодных объятий Тьмы и зачем-то привела сюда, где ад для таких, как я. Солнце жарит. Ваши нательные кресты горят через одежду. Здесь растет рябина, ее ядовитые ветви так и тянутся ко мне, чтобы исхлестать до крови. Здесь живут люди, но я не могу их убивать.—?Это не твоя природа, Люк! —?разгневанно сказала она,?— Хватит этим прикрываться. Меня не жжет железо, и мне не тяжек солнечный свет. Я?— дочь Владыки. А ты всего лишь его слуга.Люк подарил ей долгий, насмешливый взгляд, потому что он знал тайну, а она?— нет:—?О да, ты?— его дочь. И все-таки? Я не могу без этого жить. Старик и так ограничил меня до невозможности. Ты же сжимаешь меня в тиски. Я слабею, хирею и уменьшаюсь в размерах без моего волшебства. В один день я не смогу встать с постели. Как насчет того, чтобы разрешить мне малое зло? Я буду делать маленькое, незаметное зло. Договоримся на этом, Лея?Она замерла. Он в первый раз с ночи его возвращения назвал ее по имени, и, хотя Лея не обманулась его покорным тоном, все-таки душа ее доверчиво дрогнула. Ей казалось опасным слишком затягивать веревку своей воли на его шее, потому что она была тонка и могла в любой момент порваться, как осенняя паутина. Но разрешить малое зло? Люк же смиренно продолжал:—?Не напрямую направленное на людей. Скажем, одна овечка заболеет. Одна лента порвется. Один пруд затянет ряской. Маленькие неприятности, правда? Они случаются сплошь и рядом и без меня. Просто дай мне разрешение на это. Дай свое благословение. Позволь мне, княжна Неблагого двора.Это казалось таким безобидным, мелким, невинным, что Лея неосторожно сказала:—?Хорошо. Твори небольшое зло.Он опустил глаза, чтобы она не заметила полыхнувшее в них черное торжество.