Болотная тропа (Люк/Лея, au Неблагой Двор, часть 2) G (1/1)

Лея возвращалась домой из пансионата для молодых леди, в котором, за исключением праздников, прожила два года. Она готовилась к встрече, но когда за холмами неожиданно открылся вид на родной дом, на стены из желтого кирпича, увитые цепким плющом, она вздрогнула от неожиданной радости.Она пробежала среди высоких белых колонн, улыбалась, как родным, даже тем слугам, которых не любила.В одной из комнат за время ее отсутствия переклеили обои, и Лея остановилась на несколько секунд. Ей было странно, что здесь что-то происходило, пока ее не было. Ей казалось, что мир перестал существовать за пределами ее жизни: время замирало здесь, а она, Лея, продолжала жить, расти, хорошеть, умнеть. Здесь же ничего не должно было меняться?— обои должны были остаться прежними, люди не должны были рождаться и умирать, а на головах у родителей не должно было появиться седины.Она бросилась в объятия отца, поцеловала маму. Они переглянулись друг с другом, найдя, что их дочь выросла в очаровательную молодую леди, оставив все дикарство позади.Герцогиня Брехта сказала ей, промакивая платочком слезы:—?Только посмотри на себя! Доченька, какая ты красивая и взрослая! Настоящая леди! Я уж не чаяла, что доживу…И мама сделала жест рукой?— браслет на ее левой руке колыхнулся. Это был браслет с именами шести старших братьев и сестёр Леи?— все они умерли во младенчестве. Мама в ночной молитве каждый день называла их имена: Колин, Эдвард, Анна, Мария, Элизабет, Джейсон. Она не прекращала о них думать и часто рассказывала одну историю:—?Когда умер твой шестой брат, Джейсон?— не прожил и двух дней, твой отец, наверное, решил, что я совсем помешалась от горя. Я только ходила по углам и плакала. Не ела, не пила, не говорила, только выла от горя?— еле оправилась. Когда я узнала, что жду тебя, я уже даже не радовалась. Я не верила. Ты родилась до срока, такой маленькой и слабой… Был момент, когда акушерка сказала, что ты умерла. Мы потом добились того, чтобы ее исключили из гильдии?— что же, она живого ребенка от мертвого отличить не может… По счастью, к папе по какому-то срочному делу в эту ночь пришел отец Кеноби,?— На этом моменте у герцога всегда становилось такое отчаянное, виноватое лицо,?— Они заперлись с тобой и никого не пускали целый час. Но он вылечил тебя. Он состоял когда-то в монашеском ордене, и умел лечить. Он тебя спас. Он?— святой человек, Лея. Ты ему обязана жизнью.Но сегодня мама не стала повторять свой рассказ, только поцеловала Лею и вздохнула?— о тех шестерых, которым было не суждено вырасти.Лея прошлась по всей усадьбе, ловя восхищенные и полные светлой печали взгляды слуг: ?Вот она бегала по лужам, а теперь совсем взрослая, и скоро станет нашей герцогиней, как мать?.Она нашла Люка около людской. Остановилась на лестнице, ведущей вниз, в маленькую залу, где обедали слуги. Хотела окликнуть его, но задохнулась вдруг от привычного чувства узнавания?— разворот его широких плеч, завитки его давно нестриженых волос.Он заметил ее, а потом молчаливо и отчаянно начал подниматься по лестнице, завороженно глядя на неё.Это была его Лея, которую он хорошо знал, о разговорах с которой он думал, когда вставал, ложился спать. О привычке хмурить брови, об умении лазить по деревьям он вспоминал когда ел свой хлеб и холил господских коней. О чьих завитках на шее, узких белых ладонях, маленькой острой груди грезил в жарких и запретных первых юношеских видениях.Но теперь Лея была взрослой: элегантной молодой девушкой, руки которой прикрывали перчатки, сложная прическа говорила о ее высоком статусе, и богато украшенное платье?— о вкусе, умении разбираться в тех вещах, о которых Люк и не подозревал.Он остановился в нескольких шагах, не решаясь подойти ближе.Лея улыбнулась: такие взгляды ей больше не были в новинку, потому что мужчины часто цепенели, увидев ее. Но это был ее Люк, и она была очень рада его видеть. Общее детство иногда соединяет людей сильнее, чем любые другие узы.Они разговорились: ушли в сад, где никто не мог бы слышать их, преодолели первую неловкость после ее возвращения, и по одним им ведомым знакам, читали: я здесь, я с тобой. Но Лея в пансионате приобрела привычку, свойственную всем девушкам ее круга, говорить слегка свысока. Люка это задело, и он сказал ей правду, которую не думал говорить:—?Дядя думает посватать за меня Ками.—?Ками? —?медленно спросила Лея.—?Дочь мельника. Черненькая такая. Веселая. Все время поёт.Повисло молчание. Лея представляла Ками?— разбитную, чуть нагловатую Ками, которая почти в открытую гуляла с мужчинами, и Люка?— ее Люка.—?Но я не хочу. Я хочу отправиться торговцем или поступить в моряки.—?Ты? Торговать? —?неприятно рассмеялась Лея,?— Много ли ты наторгуешь! Прогоришь сразу! Ты же…—?Что я? —?обманчиво мягко спросил Люк.—?Ну, это же ты…—?Я что? Ты хочешь сказать, что я глуп? Не умею считать? Должен всегда оставаться здесь и ходить за лошадьми всю жизнь? —?зло сказал ей Люк,?— Мой отец, будучи выходцем из беднейшей семьи, получил образование и стал священником. Я не хочу всю жизнь жить здесь, я и так слишком задержался. Я бы ушёл раньше, если бы не…—?Если бы не что? —?Лея прекрасно знала, о чем он молчит, но хотела, чтобы он сказал вслух. Хотела услышать, сравнить?— с тем, что говорили ей другие мужчины. Проверить свою власть над ним.Он не ответил.—?Запомни, очень важно не перепутать Красного Колпака и Белую ведьму. У них похожие следы, но ведьма может предстать в виде юной невинной девушки и запутать тебя.—?Зачем мне это знать? Ведь все фейри так или иначе уязвимы перед серебром и боятся меча.Оби-Ван с силой хлопнул ладонью по колену, раздосадованный непонятливостью ученика:—?Издавна два рода фейри были одним. Но после событий, о которых тебе знать необязательно, фейри разделились на два королевских рода. Один из них чтит договоры, которые заключались с людьми в стародавние времена. Они не вредят людям умышленно, и стараются не показываться смертным на глаза. Они правят летом, от Бельтайна до Самайна, от мая до октября. Они не чураются дневного света, и он не вредит фейри Благого Двора, в отличие от их зимних собратьев.Потом Оби-Ван вздохнул:—?Второй род, витязи Неблагого Двора, ненавидят людей, и хотят извести под корень весь род людской. Они могут пощадить красивое дитя или молодую девушку, но лишь для того, чтобы сделать из нее свою рабыню?— до того срока, пока ее красота не отцветет. В их мире правит беззаконие и право сильного. Они называют себя поборниками свободы, но это ложная свобода, Люк.Люк снова махнул мечом. Руки у него уже дрожали от напряжения, но он скорее бы умер, чем дал бы понять Оби-Вану, что устал.—?И именно против них мы должны бороться. И именно от них мы должны защищать людей. Это трудно. Физическая форма важна, но самое главное?— дисциплина ума, Люк. В случае, если тебе придется бороться с ними?— а я боюсь, мой ученик, тебе придется?— как только они поймут, что тебя не так просто одолеть силой на силу, они попробуют прокрасться в твой разум. Не давай им этого делать. Никогда не давай им согласия. Даже просто случайный кивок даст им мизерные, но права на твой разум и твою душу. Будь собран, внимателен и стоек.Старик поднялся со скамьи, и забрал у вспотевшего Люка меч. Он дал понять, что урок окончен. Юноша кивнул, пробормотал благодарность и направился было прочь.—?И Люк…Юноша обернулся. Оби-Ван пожевал губами, как если бы что-то хотело сорваться с его уст, но он успел поймать слова. Потом сухо сказал:—?Ты помнишь мои слова про молодую Органу? Забудь их. Теперь я думаю, что ты слишком сильно ее любишь. Ты не должен быть привязан к ней так. Береги ее от фейри, но береги как сестру. Храни ее как сестру. Она и есть сестра тебе.—?Молочная сестра. Это не истинное родство. Это вообще не родство,?— упрямо и поспешно сказал Люк. Лицо у Оби-Вана сделалось еще более суровым, чем обычно, и он глухо сказал:—?Да. Молочная. Ступай.И пробормотал про себя, не заботясь о том, что Люк слышит:—?О чем только думает Бейл? Ее нужно поскорее выдать замуж и отослать подальше отсюда…Лея знала, знала наверняка, что каждое воскресенье Люк ходит в сторону болот: туда, где стояла на опушке леса одинокая избушка отца Кеноби. Туда, где на излучине реки стояла мельница, и жила наглая, яркая, красивая кузнецова дочь.Когда отец, непривычно запинаясь и слегка краснея, сказал, что пригласил в гости на званый обед лорда и леди Исолдер из соседнего поместья, а также их молодого племянника, Лея не стала отказываться.Она понравилась молодому лорду Исолдеру, и когда ей пришло почтительное приглашение удостоить их ответным визитом, Лея не отказалась.Люк ходил по двору кругами, едва замечая коней, вскидываясь каждый раз, когда слышал топот. Лицо у него было белое и упрямое, такое, как у человека, который ждёт и не может дождаться неминуемой беды. И видно это было всем.—?Что ты изводишься? —?мягко сказала герцогиня Бреха.—?Уже вечереет, а госпожи все нет. Сегодня будет полнолуние…—?И правда,?— задумчиво сказала леди Органа,?— Езжай к ним. Попроси ее вернуться пораньше. Путь проходит мимо болот, а темнеет сейчас рано.Лее передали, что слуга из ее поместья ждёт ее возле чёрного хода. Она вышла не одна: молодой лорд следовал за ней.—?Госпожа,?— сказал Люк, глядя только на неё,?— Ваша мать передает вам, что Вам нужно вернуться, потому что уже поздно.—?Кто это, мисс? —?спросил мягкий голос Исолдера.Люк, наконец, поднял на него глаза. Он был похож на кота, вальяжный, элегантный, красивый, с каштановыми мягкими волосами. Он был высок, выше Люка на две головы, и с легкостью держал железную трость.Он был того же круга, что и Лея. Он смотрел на Лею с почтительным, но оценивающим интересом. Он словно примерял ее к своему дому: как она будет смотреться в гостиной, принимая визиты соседей; как она будет управляться со слугами в людской; какой она будет в его спальне, обитой шелковыми обоями…Перед глазами Люка поплыли красные круги, и он повторил яростно, глядя только на Лею:—?Ваша мать велит Вам немедленно возвращаться, а не гулять допоздна.Лея изящно подняла одну бровь. Бреха и Бейл никогда не приказывали ей. Никто никогда не отчитывал ее и не повышал на неё голос. Она росла вольнее всех. И она ответила Исолдеру:—?О, это всего лишь конюх в нашем доме. Все в порядке, идемте.Она отвернулась от Люка и взяла Исолдера под руку. Он вежливо спросил:—?Если ваша уважаемая мать просит вас вернуться, не лучше ли вам ехать?—?Нет ничего срочного. Пойдемте к Вашей тетушке. Я обещала вам сыграть на пианино.Они поднимались по ступеньками, он предложил ей руку, и она взяла его за локоть. Люк до боли сжимал и разжимал кулаки.Но потом он спохватился?— холод ревности сменился страхом за то, что сегодня полнолуние, путь проходит мимо болот, а Лея, видимо, задержится здесь допоздна?— в том числе и для того, чтобы досадить ему.Облака разошлись, обнажив Луну, которая хищно склонилась над землей, все высматривая кого-то. Ил поднялся на дне всех колодцев в округе, и вкруг болотной тропы засверкали светлячки. Ни он, ни она не знали об этом.У Люка, видимо, было слишком страшное лицо, потому что, когда Лея, наконец, вышла, они заговорили как прежде?— как добрые друзья. Он с беспокойством спросил:—?Может быть, тебе лучше остаться здесь на ночь?—?Это неприлично. Да что с тобой? То гонишь домой, то хочешь, что бы я осталась!Люк медленно сказал:—?В доме есть женщина. Есть леди, тетка лорда. Ты можешь остаться. Это прилично, если есть другая женщина.—?Это могло быть только по их прямому приглашению. Выводи коней!—?Лея, сегодня полнолуние.Девушка посмотрела на него и вздохнула:—?Послушай, нам ведь уже не двенадцать лет. Да, тогда казалось, что мы видели что-то?— но это только казалось. Мы были детьми, с живым воображением, и сказки отца Кеноби так повлияли на нас… Но теперь… Это все суеверия.—?Это не суеверия, Лея,?— холодно сказал он и вывел коней.Они ехали около болот, и Люк все подгонял коня, но темнело удивительно быстро?— слишком быстро для лета. Солнце уже скрылось за горизонтом, но его лучи ещё освещали путь.Лея молча ехала за ним.Громко и протяжно закричала выпь. Повеяло пряным запахом болота, прелой травой, дурманящими цветами. Тропинка вихляла, и никак не хотела превращаться в широкую колею. По подсчетам Люка они должны были выехать на большую дорогу ещё двадцать минут назад.Луна?— круглая, полная, недобрый глаз неба?— нависала над ними, но ещё не вошла в полную силу, пока небо было ещё светлым. Люк обернулся к девушке: его нервировало то, что она едет позади него и он ее не видит, но пускать ее перед собой было бы опасной затеей, а ехать рядом на такой узкой тропинке они не могли. Ему также не хватало меча?— кто мог знать, что он понадобится так скоро?Где-то очень далеко надрывно завыли волки, приветствуя восхождение темной Луны.Совсем стемнело. Луна сияла в небесах, раскидав от себя облака, как истеричная женщина?— одежду. Но света она не давала, Люк не видел перед собой ничего?— даже головы своего коня. Но хуже всего, что он не видел Леи. Он сказал ей:—?Остановись. Слезай. Пойдем за руки, коней?— в поводу.Стоило им спешиться и протянуть руки, наощупь, чудом найти друг друга, переплести пальцы?— как окружающий их сумрак слегка развеялся.Но снова раздался ликующий, злорадный крик выпи?— и их кони, вырвав уздечки из рук, умчались с ржанием прочь. Люк только сильнее сжал ее руку?— и Лея ответила ему тем же.Они шли на ощупь, сквозь пустоту, и пальцы злых деревьев хватали Лею за волосы и платье. Она спотыкалась о кочки там, где спокойно проходил Люк, и с каждым шагом слабела все больше и больше.—?Люк…—?Не бойся. Я с тобой.С ужасающей ясностью он понимал, что его никто не держит: если бы он выпустил ладонь Леи, то скоро бы вышел к деревне. И с такой же отчаянной решимостью поклялся себе: не отпустит, хоть бы все демоны ада встали сейчас перед ним.—?Меня кто-то зовет! Ты слышишь? Лея, Ле-я…—?Нет. Это просто ночные птицы. Никто тебя не зовет по имени. Хочешь, я назову? Лея.Он плохо видел ее лицо, но почувствовал, как она улыбается.Они прошли еще немного, как Лея, следовавшая за ним, вдруг вышла вперед, и потянула его за собой.—?Куда ты нас тащишь?—?Да вот же тропинка! —?искренне сказала Лея. Но Люк видел только зыбкую, лишенную опоры, топь.—?Там ничего нет, Лея. Пойдем в другую сторону. Говори мне, если еще раз увидишь подобное.Некоторое время они шли молча, но Люк чувствовал, как дрожит, как от озноба, ее ладонь. Он попытался успокоить ее:—?Расскажи, что ты будешь делать утром.—?Что?—?Завтрашним утром. Что ты хотела делать?—?Я… Мы с горничными хотели проверить теплые платья на зиму?— не съела ли их моль. Запланировать поездку за тканями с мамой… Написать и разослать приглашения на папин юбилей?— всем соседям…Люк сейчас чувствовал нежность к лорду Исолдеру?— тот был обычным человеком. Тот ничем не угрожал Лее. Она замолкла, и Люк продолжил расспрашивать:—?А послезавтра?—?Люк, тропинка! Она прямо перед нами.—?Ничего страшного,?— бодро сказал Люк, и сделал оборот в четверть круга,?— Мы пойдем сюда.—?Она все еще перед нами! Она такая ровная и широкая… И белая… По краям растут красные цветы. Это наперстянка… Она так и манит.—?Ничего,?— упрямо и яростно сказал Люк, и круто повернулся в другую сторону, увлекая за собой послушную, обессилевшую Лею.Он обнял ее за плечо, и снова повел за собой, уговаривая, как ребенка:—?Ночь рано или поздно закончится. Скоро рассвет, и мы окажемся дома. То-то наплакалась моя тетя, то-то распереживалась твоя мать! А может, нас уже ищут. Нас наверняка уже ищут. Скоро мы столкнемся нос о нос с парнем из деревни, у которого с собой яркий факел и чуткие борзые с нашей псарни…Лея молчала и часто-часто дышала. Она еле передвигала ноги. Люк уже не был уверен, что его слова доходят до ее сознания. Он почти нес ее на руках.Он услышал приторный, зовущий голос, который, казалось, исходил отовсюду: так хлюпало болото, стонала темнота, шуршали деревья и пели сверчки:—?Отдай нам ее. Она наша. Она рождена нашей.—?Нет.—?Люк,?— тихо простонала Лея,?— Мы стоим на тропе. Она повсюду, Люк. Со всех сторон. Нам некуда идти.Он бессильно зарычал, затравлено оглянулся кругом и закричал:—?Возьмите меня вместо нее!Судорога прошла по миру вокруг. А он добавлял, не вспоминая наставления Оби-Вана, но нутром чувствуя, что необходимо выторговать как можно больше:—?Вы никак и ничем не тронете Лею! Она окажется у своего дома, и вы никогда больше не будете охотиться на нее!Мир вокруг застонал, извиваясь в радостном нетерпении:—?Мы согласны!Руки его, в которых прежде была теплая Лея, вдруг объяли пустоту.Он увидел тропинку, о которой говорила девушка: только теперь это была дорога, мощенная лунного цвета камнем. Раствор между кирпичами был красным, как кровь смертного. Над дорогой вились диковинные насекомые, с несуразно огромными, печальными человеческими лицами. Наперстянка росла прямо из камней, достигала роста взрослого мужчины, пульсировала краснотой, как бьющееся сердце. Запахи сводили с ума: так пахло семя, так пахло немытое тело, так пахла падаль, и Люк сам словно пропитался ими насквозь.Люк сглотнул и пошел вперед.Всюду, куда только мог дотянуться его взгляд, были твари подземного мира. Здесь были и рыцари в древних доспехах, и печальные призраки, и прекрасные ледяные ведьмы, и огромные, волосатые тролли. Огромные плачущие младенцы, гномы в красных колпаках с похотливыми улыбками. Кони, совы и псы, из чьих ноздрей вырывалось пламя. Волки с человечьими пальцами, древесные твари, носящие ожерелье из голов новорожденных.Люк остановился, и они окружили его со всех сторон, пока не приближаясь слишком близко. Он выдохнул и закрыл глаза, представляя лицо Леи?— потому что ему не хотелось видеть в свой смертный час эти уродливые, несчастные, голодные морды.Вдруг море чудовищ содрогнулось, как будто по нему прошла стена высокого лесного пожара. Толпа раздалась?— и вперед вышел огромный черный человек в броне, полностью закрывающей тело и лицо. Он шагал, медленно переставляя ноги, и ткань его широкого плаща плавно переходила в ночную тьму. Люк почувствовал, как от одного его присутствия волосы на руках встают дыбом, слабеют пальцы, и мысли замерзают, стукаясь друг о друга.Черный человек сказал скрежещущим голосом?— так, как будто с живого сдирал кожу:—?Здравствуй, сын мой. Добро пожаловать домой.