глава 8 (1/1)

Я могу преувеличивать, но, по-моему, еще ни разу на своем веку я не спал так спокойно. Едва открыв глаза, я почувствовал то, что просто обязано являться к человеку, когда он находится в приподнятом настроении. И имя тому было ВДОХНОВЕНИЕ. Иногда во мне просыпается дикое желание писать и писать, закрывшись на все замки у себя в кабинете, отгородившись отокружающего меня мира. И именно за такое, вполне естественное желание для писателя, и получаю потом неплохие гонорары. Поворочавшись в постели,я решил, что хороший завтрак и добротная кружка кофе, как ни что иное, подойдет к началу моего трудового дня и пошел на кухню, сетуя на боль в пятой точке и пояснице (все-таки, трахаться в ванной — не самое удачное мое решение), а также пытаясь понять, почему мне приснился Яр, заботливо укрытый моими объятиями…***Ярослав появился только к вечеру, чем-то жутко довольный. Его лучистые глаза светились радостью, и я почувствовал некую родительскую нежность, что было для меня непривычно, но не сказать, что неприятно.Расспросы были излишни, но чрезмерное любопытство из поколения в поколение передавалось в нашей семье, поэтому захотелось все же поинтересоваться…— Малыш, ты сияешь, аки медный начищенный пятак, — начнем издалека, потому что даже этих моих слов хватает, чтобы парнишка обернулся, и щеки его чуть заалели.— Эм, неужели? В принципе, да. День прошел очень хорошо. Превзошел все мои ожидания. И с Лучиком все хорошо, — Яр продолжал мечтательно улыбаться, но не говорить же ему, что он похож на идиота…Влюбленного…. Догадка, осенившая меня, была настолько неожиданной и несвоевременной, что стало даже не по себе.

— Влюбился, что ли? — прищурившись, с хитрецой в голосе поинтересовался я, с удовольствием наблюдая, как расширяются и без того огромные глаза.

— Эм, с чего ты взял? — и он отводит взгляд. Смешной до ужаса. Можно подумать, мне пять лет, и я ничего еще не понимаю в этой жизни.

— Да так, просто предположил. У тебя глаза горят.— Не влюбился. Просто познакомился с хорошим человеком. И весело провел день.

— Ааааа,— обожаю эти продолжительные междометия и звуки. Они всегда ставят точку в разговоре между собеседниками. И сказать уже нечего после такого. И можно удаляться обратно в кабинет и продолжать работу. Даже несмотря на то, что глазные яблоки, кажется, сейчас лопнут от усталости и напряжения….***Я прошел в спальню только во втором часу ночи. Голова сильно гудела, словно от беспощадного количества алкоголя. Глаза слезились, но мой литературный агент, раболепствуя и лебезя, как мне показалось, закапал, должно быть, слюной свою клавиатуру, от переизбытка благодарности, когда получил по почте готовые три главы моего нового романа.Он был там опять. Только не спал, а лежал, уставившись в потолок, заложив руки под голову. И это не то, чтобы напрягало, просто вносило некий сумбур и дисбаланс в мою устоявшуюся ?цинично-спокойную? систему ценностей. Да и в конце-то концов, у Ярослава же есть своя комната. И положа руку на сердце,кровать там куда удобнее. Лично проверял…— Что ты тут делаешь, Яр? — устало спрашиваю я,ложась рядом. Мы можем сейчас даже поболтать, пока я в состоянии лениво ворочать языком и опорно-двигательный аппарат еще не отказал мне, и не отправился вслед за сознанием в сон.

— А нельзя, да? — он поворачивается ко мне, подпирая голову ладонью, и ждет ответа.— Можно, просто у каждого действия есть своя причина, — я уже знаю, что будет дальше, и прекрасно понимаю, что не смогу удержаться.

— Может, я просто хочу тебя, — он наклоняется и шепчет мне эти слова на ухо. И меня не надо просить дважды. И не потому, что я озабоченный извращенец. А потому, что я его хочу. Я хочу Яра, и обоюдное согласие помогает мне в этом моем желании…. В эту ночь секс был похож на что-то сладкое и тягучее. И не моей небывалой нежностью. Все-таки, как универсал, я прекрасно понимаю, что партнеру нужно доставлять удовольствие, а не монополизировать его. Просто прелюдия была изощренная и долгая. Я наслаждался стонами Ярослава, прогибающегося в моих руках от каждого прикосновения, его пальцами, царапающими кожу на моей спине. Моему самолюбию всегда льстит такая отзывчивость и открытость любовника. Но в случае с Ярославом может запросто снести крышу, и поэтому не следует терять контроль над собой. Чем я усиленно и занимаюсь, стараясь не сильно реагировать на его поцелуи, горячее дыхание на моей шее и милое неразборчивое бормотание. Он все-таки довольно мил, кажется неопытным и невинным, но это так органично смешивается с его смелостью и самоотдачей, что трудно не потерять контроль….***Мне может казаться, но я чувствую теплое дыхание. С трудом разлепив веки, я поворачиваю голову и вижу блаженно сопящего Яра, уткнувшегося носом мне в ключицу. Отчего-то настойчиво голову долбит мысль, что что-то неуловимо, но вполне осязаемо изменилось со вчерашней ночи в наших ?соседских? отношениях. Но я не склонен к самокопанию. Это чревато. Поэтому, игнорируя его милое спящее лицо, я приподнимаюсь, чтобы отправиться в душ. И кстати, меня не покидает чувство дежа вю…***— Знаешь, дорогой,— Оболенская задумчиво курит, сидя в кресле-качалке на моем балконе.— Ты бы расставил уже приоритеты.Я впервые подавился кофе во время разговора с Жюли. И это, видимо, было таким же сильным шоком для нее, как и для меня, потому что с минуту, пока я откашливался, подруга буравила меня своим взглядом.— Что….прости?— Я говорю, ты определились уже, с кем спать. Либо с Максом, либо с Яром, — она затушила окурок в пепельнице, и не спеша, отправилась на кухню за чашечкой чая.

Я уже который раз радуюсь, что я гей. Видеть рядом каждый день такую проницательную, хитрую и дотошную женщину (и этими чертами обладает подавляющее большинство представительниц прекрасного пола), я бы не смог. Пал бы геройской смертью.— С чего ты взяла, что я сплю с Яром? — стало холодать, поэтому я поспешил присоединиться к подруге на кухне. Яр еще не приходил, и судя по всему, даже не собирался в ближайшее время, поэтому я с удовольствием оставил подругу у себя, пока ее ?вторая половина? работала в поте лица.

— Надеюсь, вопрос был риторический?— Похоже, что да.— Слушай, Клим, — Жюли в ярости, потому что только в таком состоянии она способна назвать меня по имени. — Ну, правда, хватит. Ты мальчишке всю жизнь испортишь. А ведь он хороший. Уж во всяком случае, не чета Максу.— А кто сказал, что я ему жизнь порчу? Он сам лезет! Жюль, ну в самом деле!— А у тебя такой недотрах, что ты и отказать не можешь? — ехидно заметила подруга. Ну не могу я отказать! Ну, кобель я.

— Не могу. Ну, он мне симпатичен, почему бы и нет? И кстати, он такой в постели…— ООО, Клементий! — вот она — точка кипения Оболенской. — Избавь меня от подробностей, и не порть мальчику жизнь. Тем более, что он к тебе неравнодушен.

Подруга сказала эту фразу, но натолкнувшись на мой удивленный взгляд, даже прикрыла рот ладонью, в притворном ужасе, словно партизан, открывший все секреты в стане врага. И мне стало любопытно и интересно. Про Ярослава ли она говорит? Того ли самого, который так спокойно мне говорил на кухне, что все, связывающее нас — секс. И ничего более.—Повтори-ка еще раз, Жюли…— а что повторять? Конечно, неравнодушен….По глазам видно! — сдалась подруга и вздохнула. — Он хороший мальчик. А Макс — прожженный мужик. Так что ты там…Давай сам решай…И я промолчал, потому что благодаря моей вспышке альтруизма одним дождливым днем, жить становилось все интереснее и интереснее….