Пролог. 1967-1970-1974 (1/1)

1967- Лёлик, поезжай. Не упускай такую возможность.Лёлик с укоризной поглядел на своего тёзку и покачал головой:- Я не могу поехать. Не сейчас. Я обязан помочь вам — помочь нам, поддержать инициативу. Да и в конце концов, разве я не участвую в "Народовольцах"?!Олег миролюбиво опустил поднятую в негодующем жесте руку собеседника:- Да-да, произносишь там одну реплику и многозначительно стоишь у декораций. Не мне тебе объяснять, что ради этого не стоит отвергать предложение Рейша. Ну ты только подумай, Лёлик, играть Есенина! Удивительная возможность! - воскликнул Ефремов одухотворенно, - ты нам ценен, но одним лишним голосом ты ничего не изменишь..."Современник" справится, поверь.- Я знаю, что он справится, - ответил Лёлик спокойно, - и я думал. Меня прельстило обещание новизны и легкой славы, которое давало мне предложение Рейша. Но — и не смейся сейчас, хоть это и может звучать излишне напыщенно— оно взвешено против моего театра. Против моих друзей, моей любви, против меня самого. Принять и уехать — это находиться в волнении и неведении, я этого не выдержу, мне нужно существовать здесь, оставаться с вами единым целым, беспрерывно.Ефремов грустно улыбнулся:- Дурилка ты картонная— пожалеешь ведь ещё...Я понимаю, тебе хочется быть с нами, но подумай о себе...- Я всё решил. Всё обдумано, Олег, - голос Лёлика был холоден и тверд.Ефремов обреченно вздохнул и отвел взгляд в сторону:- Как хочешь. Оставайся, Лёлик, помогай нам отстаивать спектакль, "будь с нами единым целым"; тебе от этого, думается, лучше; я не смею тебе указывать, - в его голосе не было укора, лишь горечь, - мы и так раздули из мелочи слишком большую трагедию.Лёлик смотрел на него непроницаемым взглядом:- Ты думаешь, что мне лучше быть там, у Рейша. Но там нет тебя.- Не придуривайся.В глазах Лёлика мелькнул живой огонек:- Если бы я придуривался, я бы давно уже был в Югославии у Рейша. Ты мне нужен, а я - тебе. "Современник"-то справится с бюрократией. Ты не справишься. Без меня.- Вот иногда просто не верится, что ты здоровый мужик, которому за тридцать. Давно я не слышал столь восхищенно-детских возгласов, - отметил Ефремов, пряча за иронией свою растерянность.Лёлик вскочил со своего стула, уперся ладонями в стол, резко подался вперед:- Причем здесь детство, причем?! - воскликнул он почти отчаянно, - как ещё мне объяснять? Ну люблю я тебя, пойми же, люблю, с первого совместного этюда, и не смей говорить, что тебе это было неясно, тебе это должно было прийти быстрее всего! И разве это недостаточное объяснение моим поступкам?! - он остановился и сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и продолжал уже тише, - ты же не считаешь, что я спал с тобой потому что мне отчаянно хотелось быть чьей-то подстилкой, ну мы же взрослые люди, право...- Не считаю, - Олегу хотелось сказать Лёлику многое, опровергнуть глупые теории о давней любви и при этом утешить и приласкать...но он столь слабо представлял себе, как это осуществить сейчас, и потому отвечал сухо.- Ну хоть это, слава богу, - Лёлик на мгновенье прикрыл глаза, - я уверен, возможности, подобные "Айседоре", у меня ещё будут..а оставить театр, оставить...тебя я не могу себе позволить.Губы Ефремова тронула улыбка:- Если бы я тебя не знал так хорошо, я бы сказал, что ты начитался романтических историй.- Да я сам по себе романтическая история, - усмехнулся Лёлик и опустился обратно на стул.В прихожей Ефремовской квартиры хлопнула дверь. Лёлик вопросительно взглянул на собеседника.- Должно быть, Алла с Мишей вернулись.Лёлик встал из-за стола:- Я тогда пойду. Мы же увидимся завтра в театре?- Ну куда ж без этого.- Олег, вы уже уходите? - добродушно воскликнула Алла, когда Лёлик вышел в прихожую и кивнул в знак приветствия.- Не буду злоупотреблять гостеприимством вас и вашего мужа.- Ну что вы, останьтесь ещё немного. Поиграйте с Мишей, вы ему полюбились. Величает вас "милым дядей Олегом", - Алла нежно усмехнулась.- Как мило, - засмеялся Лёлик, кинув быстрый взгляд на четырехлетнего Мишу, сосредоточенно развязывающего шнурки, - но я всё-таки пойду.-Вы, должно быть, собираетесь к Рейшу?Лёлик мягко покачал головой.- Нет, но это не умаляет количества важных дел, наоборот...впрочем, уверен, ваш муж вас просветит на этот счет, - он улыбнулся своей самой сладкой улыбкой и, цапнув с вешалки плащ, шагнул к двери, - всего Вам доброго. Олег Николаевич, до завтра, - сказал он напоследок вышедшему из кухни Ефремову.- Почему же он отказался от "Айседоры"? - спросила Алла у мужа, закрывая за Лёликом дверь.- "Народовольцы" ему важнее. Хочет биться за них вместе с нами. Благородный шибко.- И почему же тебя так расстраивает то, что он хочет поддержать нашу работу?- Боюсь, как бы он себе хуже не сделал.Алла погладила мужа по плечу:- Не бойся. Лёлик знает, что делает.Олег промолчал, улыбаясь своему сыну.1970Лёлик деловито прошелся по кабинету худрука и в конце концов прислонился к стене.- Надеюсь, то, что ты хочешь мне сказать, действительно важно. Потому что у меня сегодня встреча с Лиозновой, и я не собираюсь опаздывать на неё из-за пустяков.Ефремов тихонько постучал пальцами по ручке своего кресла.- Я тебя надолго не задержу. Мне поступило предложение. Весьма интересное. Возглавить МХАТ.Лёлик усмехнулся:- Чего это они вдруг? Полюбили тебя ни с того ни с сего? Или у корифеев старческий маразм начался?

- У них весьма навязчивая мысль о том, что что я, как это говорится, "сумею вдохнуть новую жизнь в театр".- Они что, и вправду считают, что ты покинешь "Современник" ради них? МХАТ - это, конечно, имя, но...считать, что ты положишь все свои силы на попытки сдвинуть этот мертвый груз - чепуха, ей-богу.- Станешь директором "Современника"?- Я...что?! - глаза Лёлика расширились, - ты согласился?!Ефремов развёл руками:- Как видишь.Лёлик тяжело вздохнул и сполз по стене, опустившись на корточки.- И тебе не жаль?- Я должен попробовать свои силы в чем-то большем, нежели "Современник".- Что может быть больше? Это четырнадцать лет, четырнадцать..."Современник" дал тебе всё, что у тебя есть, ты не можешь его просто так оставить и уйти, даже ради МХАТа! - посреди тирады Лёлик вновь вскочил на ноги, в глазах его загорелся огонь.Ефремов продолжал держаться спокойно:- Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Художественный театр - это совсем другая жизнь, это практически другой жанр театра, это возможность поменять, улучшить свой стиль как режиссера и как актёра. Для меня это уникальное предложение.- Чистый воды эгоизм, простите меня. Вспомни шестьдесят седьмой год, вспомни, - Лёлик шагнул ближе к столу собеседника, - я ради "Современника", ради тебя и твоей работы отказался от предложения Рейша, от перспективы, которую оно мне давало, я об этом не жалел до нынешнего момента!...- Я не заставлял тебя оставаться.Лёлик сдержал вспышку гнева и заговорил тише:- Значит, ты решил сделать то, чего я не сделал три года назад.

- Я "Современнику" уже не так нужен. Есть ты, есть Галя, Лиля...Вы более чем справитесь.- "Современнику"-то ты, может, и не нужен, хоть я и придерживаюсь другого мнения...а вот мне ты нужен абсолютно точно, - прошептал он почти отчаянно, наклонившись к лицу Ефремова.

- Почему как только дело касается личных привязанностей, ты становишься словно на десять лет моложе, чем есть на самом деле? - вопросил Олег усталым голосом, - а уж если действительно, как ты говоришь, " я тебе нужен"...переходи в МХАТ со мной. Особых ролей, правда, поначалу не обещаю, потом уж как пойдет.Лёлик сделал пару шагов назад, к двери:- Благодарю, мне это не нужно.

- Уже уходишь?- У меня как у директора, кажется, есть обязанности, которыми я должен заняться.Ефремов промолчал.За дверью Лёлик столкнулся с Аллой Покровской. Они поняли друг друга без слов, по растерянным лицам и неровному дыханию.- Когда ему предложили?- Неделю назад. Он всё никак не может сказать обо всём труппе.- Завтра непременно соберет всех и скажет, - мрачно уверил её Лёлик.- Он здесь будет до самой ночи...Олег, поедемте к нам? Вам не помешала бы чашечка чая...а Мишенька весь день порывается вам рассказать о своих успехах в катании на велосипеде, только и слышу от него: "Когда к нам дядя Олег придет?" - Алла тихонько и коротко рассмеялась.Лёлик мягко взял руку Аллы в свои:- Мне очень приятно ваше предложение, но из меня сейчас получился бы отвратительный гость. Так что вы меня, ей-богу, извините, но я лучше к себе домой поеду, и не буду докучать вам своим неудовлетворительным настроем. А Мише передайте от меня привет и скажите ему, что он большой молодец, что катается, - он торопливо пожал Алле руку и заспешил по коридору, позволяя маске учтивости сойти с его лица.

Чистота в собственной квартире давила. Приготовленный Люсей чай казался невкусным. "Мы оба слишком горды", - думал Лёлик, отпивая из кружки, - "Или слишком глупы. Но он никогда не был глупцом."На душе было пусто и гадко.1974

Олег Николаевич не мог избавиться от чувства неудобства, овладевшего им, когда он пришел на юбилейный показ спектакля "Всегда в продаже".Действо, происходящее на сцене, казалось Олегу, ничуть не поменялось за года, что он не был постоянным его свидетелем и руководителем, но смотрел он его совершенно по-иному.Зал реагировал ещё более бурно на появление любимой всеми Клавочки, смех и аплодисменты наполняли помещение благодатным театральным теплом, а Олегу приходилось отводить глаза куда-то в сторону боковых декораций, потому что вид Лёлика, немного пополневшего, но в остальном такого же обаятельного, свободного и...соблазнительного в своей роли приводил к непривычно болезненному уколу в сердце мхатовского худрука.Олег не потрудился спросить себя, откуда к сорока пяти годам в нем появилось столько сентиментальности.Аплодисменты не хотели стихать; Галя после спектакля выходила на сцену и говорила о его истории всё ещё жаждущей представления публике. Олег нашел, что несмотря на тепло и успех, "Современник" теряет семейный уют, который раньше на каждом спектакле распространялся от актера к зрителю.

Ефремов решил не дожидаться окончания зрительских восторгов и, покинув душный зал, завернул в служебные коридоры.Лёлик стоял перед зеркалом в своей гримерке, глядя на уставшее лицо Клавочки."Не так она красива, как была пять лет назад, увы," - подумалось ему. Он глубоко вздохнул, прикрыл на мгновенье глаза, вновь открыл. Теперь перед ним в зеркальной поверхности была не Клавочка, а он сам, с до смешного вульгарным макияжем и изможденным взглядом из-под накладных ресниц.

Чувство привычной пост-сценической усталости было приятным; а снимать грим было так же лень, как перед спектаклем наносить его.

Дверь в гримерку открылась тихо и без предварительного стука в неё. Лёлик обернулся и застыл с накладной ресницей в руке.- Ну здравствуй, Лёлик.- Доброго вечера, Олег Николаич, - Лёлик отложил в сторону ресницы и взялся за салфетку, вытирая с губ красную помаду.- Юбилейный спектакль, молодцы, поздравляю, - сказал Олег тихо, прикрыв за собой дверь, и встал посередине тесной, полной ароматных букетов гримерки.- Неужто всё ещё радуем ваш утонченный мхатовский вкус?- Не надо. Тебя давно уже не красит фальшивая язвительность.- А что мне ещё остается в моём положении?Ефремов помолчал несколько мгновений.- Ты не думаешь, что я пришёл единственно из-за спектакля? Который сам ставил, который смотрел десятки раз?Лёлик скрестил руки на груди. "Намек понят", хотелось сказать ему, но, решил он, это было бы чересчур не дипломатично.Ефремов, взглянув на него, впрочем, всё равно догадался.- Ты знаешь, Лёлик, ты с самого моего прихода в эту гримерку знаешь, что я здесь ради извинений...перед театром, перед тобой, перед Галей, перед всеми вами; мы же потеряли друг друга глупейшим образом...- Глупейшим, точнее не сказать...- ...Не перебивай, Лёлик. Именно глупейшим; сами себя лишили необходимого...Нет, я не жалею о том, что согласился на МХАТ, совсем не жалею. Я жалею о том, что сделал людям больно, - Ефремов сделал шаг в сторону, - Прости.Лёлик молчал, спокойным взглядом смотря на собеседника, а потом неожиданно подался вперед и обнял Олега, уткнувшись лицом в его плечо.- Без тебя здесь всё не так, совсем не так...как должно быть.- Мне подобное не показалось...спектакль всё так же хорош, зрителей больше и больше, твоё директорство идет театру на пользу.- Неправильно показалось. Может, оно и идет на пользу театру, а мне? Какая мне польза быть без друга и учителя? - Лёлик непроизвольно всхлипнул и улыбнулся собственной нежданной слабости, - боже, мы похожи на голубков из дешевых мелодрам.Ефремов улыбнулся:- Какое избитое сравнение. Я ожидал от тебя больше оригинальности.- Уж чего-чего, а оригинальности у нас в достатке; хотя бы потому что два взрослых мужика обнимаются в тесной гримерке, при этом один из них— в женском наряде и плачет..ну или почти плачет.Олег взял лицо Лёлика в свои руки и провел пальцем по губам, всё ещё красноватым от остатков помады.- Весьма трогательная ситуация, по-моему.- Со стороны, скорее всего, более смешная, нежели трогательная, - взгляд Лёлика, чуть поддернутый пеленой слёз, светлел, в нем вновь появились любимые Ефремовым весёлые искорки; они, казалось, не менялись с юности и были неизменной чертой коллеги.- Главное, что положительная, - Ефремов не удержался и чмокнул Лёлика в нос, - и не надо говорить, что это было глупо, я это и так знаю.- С тобой я всегда чувствую себя лет на двадцать моложе...оттого, должно быть, всё и глупо.Неотразимая улыбка Ефремова стала ещё шире:- Поедем ко мне? Алла будет рада видеть, что мы...примирились.- И Миша?- Миша ещё больше обрадуется.

- Опять будет называть меня "дядей Олегом"? - усмехнулся Лёлик.Ефремов махнул рукой:- Вырос он уже из этого. Скорее, будет расспрашивать тебя о театре.- А тебя расспросить?- Со мной разговаривать становится, как он говорит, "скучно".- А мне никогда не надоест с тобой разговаривать.- Переодевайся давай, романтик.